Анатолий Субботин
Поэты сидели в овраге
У БАШНИ СМЕРТИ
У башни смерти мне уже не страшно.
Терять себя и дом свой я привык.
Четвертый час сменяется на страже,
в железных латах. И дома мертвы.
Канавы ждут, и все впадают в Лету,
чтоб скоро вынести туда мой труп.
Я видел свет, но я не верил свету,
и мне не легче станет поутру.
Пропитанного холодом и тьмою
никто не впустит – даже не стучи.
Подруга руки, как Пилат, умоет:
она боится гостя из ночи.
Я на неё ничуть не обижаюсь.
Я сам себе кажусь уже давно
покойником, из гроба убежавшим,
разбуженным медведем-шатуном.
Пустынен город, как ночная пристань.
Коробки каменные снов полны.
Доставил их сюда корабль-призрак,
и выгрузили дети сатаны.
Как из трубы, летят из башни тучи.
Летит луна меж ними – сытый гнус.
Мне этот сон хронический наскучил,
но я спокоен, зная, что проснусь.
2000 г.
ГРИМ
Актер ушел, не доиграв спектакля.
Ему наскучил этот балаган.
Слова и жесты у него иссякли.
Он позабыл себя и стал собой.
Он наконец-то не на сцене, – дома.
И неподвижностью смертельно пьян.
Но нет ему покоя от знакомых
и от родных, ввалившихся гурьбой.
Серьезности его не принимая,
они ему накладывают грим.
Они и тут комедию ломают:
играй хоть так – лежи, не говори.
И он себя играет отрешенно,
последнюю насильственную роль.
И страшен грим, как мир умалишенный,
как маска, прикрывающая ноль.
2001 г.
Я думал: дождь ночной просплю
Я думал: дождь ночной просплю.
Проснулся только в полдень,
а он идет, как долгий блюз,
как дятел, землю долбит.
За что мне эта казнь тоски –
по капельке на темя?!
Мне снился отрешенный скит,
где отступило время.
А дождь поет: “Ты – дуралей!
Пробыл на небе день я.
Твой скит находится в земле –
учись, учись паденью”!
2002 г.
На излете уральского лета
На излете уральского лета
позолоту теряют дни
и по бедности носят они
только серого цвета жилеты.
Пронеслась золотая карета.
Тучи-девки о принце ревут.
С головою зарыться в траву
безработного тянет поэта.
На скамье перочинным ножом
нацарапано имя господне.
До конца ли ты в путь снаряжен?
Может, самое время сегодня?
Заразителен мошек пример –
в щель забившись, уснуть беспробудно…
Дождь – мистический примет размер,
и конца его песне не будет.
2002 г.
Превратилось озеро в лужу
Превратилось озеро в лужу.
Не идут по нему корабли,
даже лодки сидят на мели,
только щепки его утюжат.
Где вчерашнее поле волненья?
Где вчерашнее зеркало неба?
В этом мутном осколке шагрени
отражается только нелепость.
И тревога, рожденная ветром,
не волною, а рябью идет.
Здесь ни птица, ни зверь не живет,
лишь тоскует камыш на полметра.
То не снимок природной глуши.
Это повесть погибшей души.
2002 г.
Дни проходят кадр за кадром
Дни проходят кадр за кадром –
черно-белое кино.
Их растущая эскадра
в памяти идет на дно.
Штормы водятся и мели
в море памяти моей,
чтоб его не засидели
мухи черно-белых дней.
2002 г.
Ветка, ветка, ты на свете
Ветка, ветка, ты на свете
не одна.
Пусть ломает тебя ветер
дотемна.
И когда совсем в глазах
почернеет,
на себе увидишь птах
закоченевших.
2002 г.
Как курица яйцо, стихотворенье
Как курица яйцо, стихотворенье
высиживаю несколько часов.
Но то ли птенчик склонен к подозренью
и не желает пищей быть для сов,
то ль скорлупа крепка, как наши танки,
то ль курица, как рыба, холодна, –
яйцо не кажет творческой изнанки.
Но мука и сама собой княжна.
2002 г.
Сухая кожа. Штаны трещат
Сухая кожа. Штаны трещат.
Последний слабый души разряд.
Вода засохла, вода легла,
вода сухая белым бела.
Упала ртуть. Застыла кровь.
Полярный воздух, как бык, здоров.
Плебейский крепкий стоит сезон.
Душа-дворянка впадает в сон.
2002 г.
