Анатолий Субботин
Поэты сидели в овраге
К жизни претензий все меньше и меньше
К жизни претензий все меньше и меньше,
так как желаний все меньше. Не надо
мне уж ни славы, ни денег, ни женщин
(хватит одной, что давно со мной рядом).
Жизнь, как жена, что казалась до свадьбы
то ли принцессою, то ли богиней;
после разделась в обычную бабу.
Но ничего, мы ее не покинем.
Нам обещали за нею полцарства.
Или мы это придумали сами?
И поплатились за наше гусарство –
юность прошла, мы очнулись с усами.
И намотали на ус, и не просим
много. Плесни нам за ужином щей,
да иногда рюмкой водки согрей –
мы и довольны, как скромные гости,
ибо мы гости у жизни своей.
И сериал заоконный, стабильный,
в коем то дождик идет, то прохожий,
то воробьи пролетают обильно,
то самолет упадет, как нарочно, –
это кино, что нам скучным казалось,
нынче вполне представляется сносным.
Мы в него чаще сигаем глазами,
чем в новогодний рязановский опус.
Жизнь дрессирует и нежно и больно
(церковь ей в этом плохой конкурент),
чтоб оставались мы в рамках арен.
Вот я смирился. Ну что, ты довольна?
Здесь, на краю моего же обрыва
я осознал, уподобленный Будде:
больше не будет безумных порывов,
но и полета, конечно, не будет.
2009 г.
ПУСТЯЧОК
Плюнув раза три через плечо
(не из страха, так, на всякий случай),
полюблю я в жизни пустячок.
Пусть меня он нежности научит.
Не успел сказать – и вот уж я
стал короче муравы зеленой,
где, понятно, встретил муравья,
что тащил соломинку влюблено.
Как в своем труде он величав!
И соломинка его таких размеров,
что субботнее бревно с плеча
ленинского кажется химерой.
Или тараканов и клопов
взять. Они из города исчезли.
Мы ответим к ним за нелюбовь,
ибо нету тварей бесполезных
для Творца… Я нежен был, пока
детвора, которая постарше,
весело, посредством кулака
не утерла эти сопли наши.
Этот мир я в хамстве обвинял.
По заслугам. Но хочу проститься
с ним тактично, как зверьё и птицы,
уподобив детству свой финал.
В. Астафьев, в злобе уходя,
одного не уяснил момента,
что земля полнее человека,
как бы тот не лез из доходяг.
Потому у жизни на краю
я смотрю не в небо, а под ноги,
и простых козявочек пою,
неосознанно живущих в боге.
2009 г.
Земную жизнь пройдя на семь восьмых
Земную жизнь пройдя на семь восьмых
(подсчет интуитивный и примерный),
мы очутились в сквере на скамейке
и кое-что достали из сумы.
Земную жизнь… А дальше? Ад и рай?
Но эти, так сказать, постройки явно
соорудил наш брат, к тому же пьяный,
в попытке зло отрезать от добра.
А Бог любил коктейли и мешал.
И мы божественно мешаем пиво
с водярой, конструируя ерша,
чтоб рыбакам жилось не так тоскливо.
Пока мы не сошли еще с ума,
и наша не совсем пуста сума,
пока тюрьма над нами ржет, как мерин, –
нам не сказать чтоб скверно было в сквере.
Пред нами Ленин. Он окаменел,
улицезрев медузу коммунизма,
которая кричит ему: «Ко мне»!
А он, исполнен странного каприза,
ни с места. И с чего бы это вдруг?..
Он, к Опере (читай: культуре) задом,
куда-то указует нам на юг.
Там хорошо, но мне туда не надо.
Пока цветы гуляют по газону,
листва щебечет, девушки цветут,
покуда сквер не обернулся в зону, –
нам хорошо и тут.
Лови момент, мой друг, и не гадай:
что будет завтра? Завтра будет осень.
Мы пожелтеем и себя не сносим,
и ветер перебросит нас в «Китай».
2009 г.
Не жалею, не зову, не плачу
Не жалею, не зову, не плачу:
мол, иначе надо было жить.
Наша главная теперь задача –
мимо боли как-то проскочить,
что стоит у входа, будто стражник,
в ту страну, где кончится кино,
напоследок делая нам страшно,
перед тем, как станет все равно.
2009 г.
