Андре Моруа
История Франции
IX. Столетняя война (II)
1. Одна из добродетелей монархии состоит в том, чтобы являть народу неоспоримого вождя. Если легитимность короля не подтверждена достаточно достоверно, то монархия перестает быть жизнеспособной формой правления. Несчастье Франции заключалось в том, что в самый драматический момент ее отношений с Англией законность и авторитет французских королей вызывали много сомнений. Когда умер Карл V, Карлу VI было только шесть лет. Несовершеннолетие короля влечет за собой регентство, опеку, конфликты; дяди короля, и в частности Филипп Бургундский, подвергли королевство разграблению. Репрессии вызвали бунты. Когда король достиг совершеннолетия, он проявил благие намерения и созвал дряхлых советников своего отца, которых прозвали «les marmousets» (уродцы, рожи): так назывались гротескные фигурки на дверных молотках дома. К сожалению, Карл женился на чувственной и опасной иностранке Изабелле Баварской. Он любил ее, создал для нее жизнь, пронизанную атмосферой праздника, имел, вероятно, основания для ревности, постоянно тревожился, переутомлялся и, будучи слабым от рождения, потерял в результате рассудок. Иметь сумасшедшего короля – это тяжелое бедствие для страны, а иметь короля, безумие которого перемежающееся, – это наихудшее из бедствий. Потому что невозможно ни уважать его, ни сместить. В окружении несчастного Карла VI его власть постоянно оспаривалась его дядей, герцогом Бургундским, и его братом, герцогом Орлеанским. Людовик Орлеанский был молод, образован, находился под обаянием искусства Италии, потому что был женат на Валентине, принадлежащей к дому Висконти Миланских. Его оргии шокировали окружающих, и поговаривали даже, что он был любовником королевы Изабеллы, своей невестки. Иоанн Бесстрашный, став герцогом Бургундским после смерти Филиппа III Смелого (1404), убил своего орлеанского кузена (1407). И тогда разразилась одна из тех гражданских войн, яростных, непонятных и бессмысленных, которые так часто раздирали Францию. Орлеанская и бургундская партии восстали друг против друга. Первую возглавил Бернар д’Арманьяк, потому что его дочь вышла замуж за нового герцога Карла Орлеанского. Иоанн Бесстрашный заручился поддержкой Парижа, где в силу прихотливого союза студенты Университета и мясники провозгласили себя «бургундцами», потому что Сорбонна была признательна герцогу за то, что он занял одинаковую с ними позицию в деле папского раскола и поддержал папу римского против папы авиньонского; а мясников Бургундец привлек на свою сторону подарками и милостями. Но этот «ученик чародея» очень скоро раскаялся, когда увидел, что народное волнение, которым он не мог уже управлять, пошло на спад. Но злоупотребления имели свой обычный результат: и горожане, и Университет, почувствовав отвращение к своим жестоким союзникам, перешли на сторону Арманьяков. Однако к этому времени ситуация уже вышла за рамки внутренней проблемы.
2. Гражданская рознь отдает страну на милость врага. Когда в 1415 г. Генрих V Английский понял, что Франция раздираема распрями между орлеанской и бургундской партиями, а управляет ею от имени сумасшедшего короля молодой дофин, лишенный друзей, то вновь цинично выдвинул старые претензии Эдуарда III на французский трон. Будучи очень отдаленным наследником Плантагенетов, он не имел на это никакого права, но потребовал в жены Екатерину Французскую, дочь Карла VI, а вместе с ней и самые прекрасные французские провинции. Эти требования были слишком абсурдны, чтобы их удовлетворила даже такая несчастная страна, какой была в тот момент Франция. Война стала неизбежной. Можно подумать, что какое-то стойкое наваждение подталкивало Генриха V повторить военную кампанию своего прадеда. Как и тот, он высадился в Нормандии. У него было только 2500 вооруженных рыцарей, их свита и 8 тыс. лучников. Всего со слугами и обозами не больше 30 тыс. человек. Несмотря на отчаянную оборону, он овладел Арфлером, большим арсеналом, расположенным на западе, а затем, послав вызов дофину, решил идти на Кале и пересечь Сомму в Бланш-Таш через тот же брод у Креси. Это был рискованный замысел, но французское дворянство оставалось разобщенным; вероятно, они предоставили англичанам ту неделю, которая была им необходима, чтобы дойти до Кале. «Самым главным было не вызывать недовольства населения по пути следования. Поэтому король выполнил совершенно буквально те прекрасные ордонансы Ричарда II, которые касаются соблюдения дисциплины: под страхом быть повешенным запрещается насиловать женщин и грабить церкви; под страхом отсечения головы запрещается призывать к резне (та же казнь ждет того, кто обворует купца или маркитанта); подчиняться капитану; под страхом быть арестованным и лишиться коня приказывается размещаться на ночлег только в указанных местах…» Брод оказался под защитой, и тогда Генрих V поднялся выше и там при Азенкуре встретился с французской армией. Произошло ужасное сражение, во время которого французская кавалерия, смелая, но ничему не научившаяся и не сделавшая никаких выводов из уроков Дюгеклена, подверглась стрелам лучников и была искромсана в куски воинами английского короля. В этой битве (1415), одной из самых кровавых за все Средневековье, погибло 10 тыс. французов.
Генрих V Английский. Около 1520
3. Несмотря на эту победу, Генрих со своей маленькой армией не смог бы овладеть Францией без французского пособничества. Но когда в 1417 г. англичанин захватил Нормандию, а ее жители воззвали к королю Франции, то коннетабль д’Арманьяк ответил, что он занят борьбой с бургундцами. А Иоанн Бесстрашный склонял жителей Руана договариваться с англичанами, с которыми был тесно связан в силу интересов своих фламандских подданных. Происшедшее в Париже восстание, которое сопровождалось тысячами жертв, отдало город в руки бургундцев. Дофин был вынужден бежать, и в тот момент, когда примирение между Бургундией и Францией, кажется, было еще возможно, Танги дю Шатель, друг дофина, убил Иоанна Бесстрашного на мосту Монтере (1419). Позднее один дижонский монах, показывая Франциску I продырявленный череп Иоанна Бесстрашного, сказал: «Сир, вот та дыра, через которую англичане проникли во Францию…» Париж и бургундцы клялись теперь никогда не признавать дофина. В договоре в Труа (1420) Изабелла, сообщница бургундцев, принудила своего душевнобольного супруга отдать в жены Генриху V Английскому их дочь Екатерину и сделать его регентом Франции, а потом и наследником королевства. А дофин, устраненный, изгнанный, непризнанный, был вынужден защищаться на пространстве между Сеной и Луарой. Нищета Франции была ужасающей. Волки бродили даже по улицам городов. Вся страна, говорит Ален Шартье, превратилась, кажется, в некое море, «где каждый имел столько прав, сколько у него было силы». И все же французы не собирались становиться англичанами. В 1422 г. с промежутком в три месяца умерли Генрих V и Карл VI, и герольд Франции провозгласил в Сен-Дени: «Да благословит Бог долгой жизнью Генриха VI, Божьей милостью короля Франции и Англии!» Но народ оплакивал несчастного сумасшедшего короля, который худо-бедно, но все же олицетворял национальную независимость.
4. Никогда еще положение в стране не было столь удручающим. Франция почти перестала существовать в качестве свободной страны. Английский регент герцог Бедфорд правил в Париже. Приверженность к двум властям раздирала нацию. С одной стороны, десятимесячный ребенок Генрих VI, который не был французом, с другой – новый король Карл VII, которого все еще называли дофином или «королем из Буржа»,[14] потому что он не был помазан. Карл VII был набожным и нерешительным. Навязчивое сомнение лишало его всякого мужества в борьбе за свое наследство: был ли он подлинным наследником дома Франции? Беспутство его матери Изабеллы вполне оправдывало такие сомнения. У него было мало денег и мало солдат. Но его поддерживала воля французского народа. Когда этот народ ощущает справедливую цель, то для победы готов пожертвовать всем. Тогда по всем деревням страны право короля обретает дотоле безвестных друзей. Тщетно Бедфорд старался завоевать доверие французов, выказывая себя «пристойным и добрым управителем». Что бы он ни делал, он оставался англичанином. Французы с трогательной горячностью выражали желание иметь французского короля. Но что могли они сделать? Бедфорд, хозяин севера Франции, предпринял завоевание центра и осадил Орлеан. Но город защищался тем более героически, что Карл Орлеанский, его сеньор, находился в английском плену, а по феодальному праву большим преступлением считалось нападать на феод, оставшийся без своего сеньора. По этой причине жители Орлеана надеялись, что Божий суд будет на их стороне и что они будут освобождены. Но кем? Вот тогда-то и появилась Жанна д’Арк.
5. В марте 1429 г. девушка, пришедшая в Шинон из Лотарингии, попросила встречи с дофином. Она была «крепкая, немного загорелая, незаурядной силы, но обладала скромными манерами и женским голосом». Крестьянская дочь, «пастушка», она гоняла на пастбища скот своего отца. В деревне Домреми все вокруг нее сожалели, что королевство Франция захвачено врагом; но, несмотря на поражение, народ все еще не терял надежды. Предсказывали, что Франция, погубленная женщиной (королевой Изабеллой), будет спасена девственницей. Жанна была очень набожной; однажды, когда она пасла стадо, услышала голоса и увидела, как появились в «ярких потоках света» архангел святой Михаил, святая Екатерина и святая Маргарита, которые повелели ей пойти к дофину и освободить Орлеан. «Раз так повелел Господь, то так тому и быть», и в конце концов она добилась, чтобы ближайший к ним королевский капитан из Вокулера снабдил ее военными доспехами и отвел в Шинон, где тогда находился Карл. Удивителен уже тот факт, что деревенская девушка сумела убедить бывалого солдата, но вся история Жанны д’Арк – это бесконечная вереница самых удивительных чудес и вместе с тем такая же бесконечная череда самых разумных политических действий. Непосредственные задачи, которые ставила перед собой пастушка из Лотарингии, были самыми насущными и неотложными. Она хотела: а) вернуть дофину уверенность в законности его происхождения – и она могла в этом преуспеть, потому что сам дофин был очень набожным и верил в небесные голоса; б) освободить Орлеан, потому что эта символическая победа вернула бы французскому народу веру в свои силы; в) короновать дофина в Реймсе, потому что елей из святого сосуда с миррой обеспечил бы в глазах всех верующих законность новой власти.
6. Всем хорошо известна история Жанны: как она была приведена в замок, как тотчас обнаружила короля, который прятался среди своих придворных, и, обратившись к нему с приветствием, назвала его «любезный дофин». Необходимо помнить, что Карл был благочестив, знаком с предсказаниями, а потому был крайне взволнован, когда Жанна уверила его в законности его происхождения: «От имени Господа нашего говорю тебе, что ты есть подлинный наследник Франции и сын короля…» И с этого момента Карл уверовал в миссию Жанны, «потому что нужно верить ей, чтобы верить самому себе». Сама Жанна никогда не сомневалась в том, что слышала голоса, а потому она, такая слабая, потребовала от мощной английской армии очистить Францию: «Король Англии и вы, герцог Бедфорд, который называет себя регентом Франции, верните Девственнице, посланной Богом, ключи от всех добрых городов Франции, которые вы захватили и разграбили… И если вы, король Англии, этого не исполните, то я, военный предводитель, где бы я ни нашла ваших людей во Франции, заставлю их уйти, хотят они того или нет…» Она получила от дофина маленькую армию, вошла в Орлеан и освободила город под пение Veni Creator. Она приказала вышить для себя штандарт: на косых треугольниках орифламмы были помещены слова «Иезус Мария» и королевские лилии. Королевские лилии и христианство – с безошибочным инстинктом Жанна опиралась на две эти силы, которые воссоединили Францию. Ненавидела ли она англичан? Нет, для этого она была слишком хорошей христианкой. «Но я точно знаю, что они будут изгнаны из Франции, кроме тех, что здесь умрут и останутся». Итак, никак нельзя сказать, что она ненавидела англичан, она их даже приглашала объединяться с французами для нового Крестового похода. Но английский регент не мог допустить, чтобы какая-то святая девица вмешивалась в замыслы Англии. Бедфорд заявляет – и сам верит в это, – что она колдунья. Однако она поступает как благонравная француженка. Понимая, что все несчастья королевства проистекают от неутихающей злобы, она молит о всеобщем прощении французами друг друга. Она пишет сначала герцогу Бургундскому: «Если вам нравится воевать, то идите на сарацин», а потом – постоянно колеблющемуся и чего-то опасающемуся Карлу: «Наш дофин, не нужно стольких и таких долгих совещаний! Следуйте за мной и придите в Реймс, чтобы получить причитающуюся вам корону… Почему вы сомневаетесь?» Но время уходило на «приготовление пира»; Ла Тремуйль, профессиональный воин, враждебно настроенный против Жанны д’Арк, старался настроить против нее и Карла и расстраивал все ее замыслы. Но Девственница не переставала твердить, «что она продержится только один год» и что нужно спешить. Ее поход на Реймс начался с взятия Труа и оказался просто военной прогулкой. Во время коронования (17 июля) она со своим стягом в руках стояла возле короля. Свою миссию она выполнила за пять месяцев. «Любезный король, – сказала она, – ныне исполнилась радость нашего Господа, который возжелал, чтобы вы пришли в Реймс для вашего достойного коронования, показав, что вы и есть истинный король и тот, кому должно принадлежать королевство». В этот торжественный день Жанна была мрачно грустна. «Я хотела бы, – сказала она, – если угодно то будет Господу моему Создателю, чтобы дозволено мне было отказаться теперь от ратных дел и вернуться к отцу моему и матери моей, дабы служить им и пасти их овец вместе с сестрой моей и братьями моими, которые возрадовались бы, увидев меня вновь…»
Жанна д’Арк
7. В глазах англичан и бургундцев Жанна была колдуньей и еретичкой. Как иначе, если не с помощью дьявола, могла она так быстро и без большой военной силы победить англичан? Теперь она вознамерилась отвести короля в его столицу. Но во время атаки в сентябре 1429 г. Жанна была ранена в бедро. Тогда советы ла Тремуйля, призывавшие к выжидательности, задержали Карла VII, ни в чем не уверенного и трусливого по природе. Жанна вернулась к армии и была схвачена под городом Компьень, потому что за ней, возможно из-за предательства, были закрыты ворота города. Захваченная в плен бургундцами графа Люксембургского (23 мая 1430 г.), она была продана англичанам, которые предали ее церковному суду. Хотя Девственница и была обречена заранее, суд длился целых пять месяцев. Пьер Кошон, епископ Бове, который руководил допросами, собрал вокруг себя в церковном суде вице-инквизитора, каноников и аббатов Руана и более дюжины адвокатов. Некоторое количество магистров Парижского университета выполняли обязанности заседателей. Семьдесят пять судей собрались для того, чтобы своими вопросами привести в замешательство девушку, закованную в цепи. «Англичане, – говорит Ковиль, – приписывали этому событию огромное политическое значение; если бы она была осуждена Церковью, то ее завоевания стали бы святотатством, а английское дело было тесно связано с делом Церкви». Священники и светские лица, англичане и французы, сговорились отправить Жанну на костер. Так как осуждения требовали государственные мотивы, то было совершенно очевидно, что оно было предрешено уже до того, как начался процесс. Вызывающие восхищение ответы Жанны д’Арк, которые превратили этот допрос в документ величия духа, убедили бы непредвзятых судей в ее истинной вере и в патриотизме. Необразованная девушка, почти ребенок, нашла ответы столь прекрасные и столь невинные, что даже этот зловещий трибунал был иногда ими смущен. Но тем не менее она была приговорена к костру и 30 мая 1431 г. сожжена живьем в Руане, на площади Старого Рынка. Ей было 19 лет. Карл VII ничего не сделал для ее спасения. И выжидал еще пятнадцать лет для ее оправдания.
Войско под предводительством Жанны у стен Парижа в 1429 г. Французская миниатюра. 1440
8. Великие мира сего, вознесенные на высокие посты усилиями других людей, легко верят в то, что только их личные заслуги принесли им победу. Неблагодарность – это свойство, присущее королям. После смерти Жанны Карл VII – le Bien Servi[15] – нашел для освобождения Франции других хороших солдат: Ришмона, Ла Гира, Сентрайля и Дюнуа, Орлеанского бастарда. Но те никогда не достигли бы цели, если бы Жанна не вовлекла их в это освободительное движение. Она создала духовное единство Франции. В 1435 г. Филипп Добрый Бургундский подчинился королю. Окончилась гражданская война. В 1436 г. Париж примкнул к королю, который торжественно вступил в свою столицу, но задержался в ней недолго. Карл VII не любил этого города, «который навевал на него неприятные воспоминания». Провинция за провинцией, все королевство было отвоевано: в 1450 г. – Нормандия, в 1453 г. – Гиень; не оставалось больше англичан и в Гаскони. Они были изгнаны из Франции, и в их владении оставался только город Кале.
Карл VII. Рисунок XVI в. с оригинала Жана Фуке
9. Жанна д’Арк навсегда осталась для французов символом самого святого патриотизма. Этому способствовало все: ее молодость, ее смелость, ее вера, безнадежное положение, в котором находилась страна в тот момент, когда она взялась за ее спасение, чудо ее успеха, вся эта победа пастушки над торжествующим врагом, но особенно, конечно, костер и ее мученическая смерть. Из-за этой несправедливой казни в народном сознании она оказалась приобщенной к христианским святым. Как и они, Жанна д’Арк была ниспослана Богом; она предстала как самый яркий символ той защиты, которую Христос оказывал дочери своей – Церкви. Как сказал Наполеон, она доказала, «что нет такого чуда, которого не свершил бы французский дух в обстоятельствах угрозы национальной независимости». Она так глубоко воплощала образ национальной героини, что в тот день, когда новые арманьяки и новые бургундцы вновь разделили Францию, они настаивали на том, что Жанна олицетворяет именно их партию: левые приписывали ее образ себе, потому что это дочь народа, а правые – потому что на ее знамени были начертаны королевские лилии. Анатоль Франс, свободный антиклерикальный мыслитель, который видел в Жанне д’Арк всего лишь невротичку, подверженную галлюцинациям, и простенькую душу, управляемую священниками, написал тем не менее о ней такие слова: «Ей пришла в голову мысль восстановить дофина в правах наследства. Ради этой идеи она отдала свою жизнь. И как раз этим она и послужила своему делу, а ее преданность осталась в веках бессмертным примером. Это было то мученичество, без которого люди не могли бы создать в этом мире ничего величественного или полезного. Города, империи, республики покоятся именно на таких жертвах. А потому справедливо и с полным основанием Жанна превратилась в символ вооруженного отечества…» Она представляет собой самый удивительный пример чуда, которое может свершить воля при поддержке веры.
X. О том, как Франция восстановилась и расширилась после Столетней войны
1. Столетняя война разорила страну, ослабила короля, оживила надежды крупных удельных вассалов, которые создавали государства в государстве. Для восстановления Франции Карлу VII хватало ума, но недоставало характера. Ему хорошо служили, что доказывает, по крайней мере, его умение хорошо выбирать своих слуг. Прежде всего следовало реорганизовать армию и финансы. Были уничтожены шайки разбойников, грабившие страну на дорогах. У короля появились ордонансные роты, которым он платил жалованье; феодальное рыцарство превратилось во вспомогательный резервный отряд. По примеру Англии любой церковный приход королевства должен был поставлять от каждых пятидесяти дворов одного лучника, который был избавлен (или был волен) от налоговой тальи, зато был обязан в назначенные сроки проходить период сборов. Эти вольные лучники образовывали второй резерв. Артиллерия, будучи полностью на содержании короля, обеспечивала силу, необходимую в борьбе против донжонов крупных вассалов. Чтобы тренировать эту постоянную армию, в 1439 г. Карл VII добился от Генеральных штатов постоянной тальи в 1 млн 200 тыс. ливров. И здесь расходятся политические пути Англии и Франции. Англия, дорожащая своими свободами, чувствующая себя в безопасности за преградой морей, с момента принятия Великой хартии заявила своим королям: «Нет обложению налогом без объяснений!» Франция, всегда находившаяся в опасности и только что избежавшая угрозы исчезновения, соглашается на предоставление своему королю армии и постоянных налогов. Разве могла бы она отказать? Прежде всего необходимо, чтобы она была защищена. У Карла VII были, конечно, свои недостатки. Он открыто жил со своей любовницей, красавицей Агнессой Сорель, владелицей Фроманто и замка Боте, от которой у него было четыре дочери. После смерти Агнессы он являл малопоучительное зрелище похотливого старика. Он проявил черную неблагодарность по отношению к некоторым из своих лучших советников. Но он оставил после себя счастливую и сильную Францию.
Щит с изображением химеры. Нидерланды. 1550–1560
2. Вызывает крайнее удивление та быстрота, с которой король из Буржа вновь стал не только королем Франции, но и одним из самых сильных европейских суверенов. Когда у Франции появился шанс, ее быстрый подъем и жизненные силы поразили весь мир. Всего через несколько лет после скитаний в роли почти непризнанного дофина Карл VII предстал как арбитр Европы. Владислав Венгерский писал ему: «Ты – столп христианского мира». Благодаря деятельности одного крупного негоцианта из Буржа, Жака Кёра, который, начав с нуля, сумел обогатиться на торговле ценными металлами, а потом основал торговые конторы по всему Леванту, нельзя было увидеть «в Восточном море ни одной мачты, которая не несла бы флага, украшенного королевскими лилиями». Крестовые походы рыцарей не сумели обеспечить Франции защиту святых земель; ее обеспечили походы купцов. Жак Кёр, капиталист и торговец, был финансистом, затем королевским послом вплоть до того момента, когда лживые обвинения и зависть, вызванная происхождением его богатства, привели его к неминуемой опале. Заключив союзы за рубежом, Карл укрепил свое положение для неизбежной теперь борьбы против «сиров королевских лилий», то есть крупных вассалов королевской крови. Этот параллельно существующий феодальный мир (Бургундия, Анжу, Бурбон, Бретань, Альбре и т. д.) не считался с королевским авторитетом. Герцоги Бургундские, «великие западные герцоги», владели практически целым королевством, и им не хватало только титула королей. Помимо Бургундии, которую Филипп Смелый получил в апанаж от своего отца Иоанна Доброго, герцоги через брак владели Фландрией и всеми Нидерландами вплоть до Соммы. В столице Дижоне у них был двор, при котором французская культура была представлена в те времена лучше, чем в Париже. Под боком у Франции создавалась самостоятельная страна, новая Лотарингия. Герцог Бургундский основал (1429) орден Золотого руна, рыцарское братство, авторитет которого достиг европейских масштабов. На призыв Карла VII приехать заседать в качестве пэра Франции Филипп Добрый (Бургундский) гордо ответил: «Я приеду, но с сорока тысячами человек». Из осторожности король Франции освободил его от этой чести. Это был опасный сосед. В 1440 г. крупные вассалы подняли против короля мятеж, получивший название Прагерия – намек на Гуситские войны в Праге, – к которому присоединился и дофин, будущий Людовик XI. Непокорный королевской и отцовской власти, дофин Людовик укрылся у Филиппа Бургундского. «Мой бургундский кузен сам не знает, что делает, – с горечью заметил Карл VII, – он выкармливает лиса, который съест его кур». Отец слишком хорошо знал своего сына; он подозревал, что тот отравил Агнессу Сорель. Хотя Карл и считал Людовика способным на отцеубийство, но тем не менее оставил ему безупречное наследство. Король подавил в себе обиды простого человека.
Жан Фуке. Заседание французского парламента времен Карла VII. 1459–1460
Король Людовик XI в окружении рыцарей ордена Св. Михаила. Французская миниатюра. Около 1525
3. Людовик XI известен в истории по двум причинам. Первая заключается в том, что он был странной, необычной личностью, вызывавшей любопытство историков и вдохновлявшей романистов и драматургов: Вальтера Скотта, Казимира Делавиня, Теодора де Банвиля. Вторая причина заключается в том, что, несмотря на свои ошибки, он был великим королем, успешным и реалистичным политиком. Лишенный каких бы то ни было рыцарских и феодальных черт характера, он не держал данного слова и не верил клятвам других. Будучи плохим сыном, он опасался и своих собственных детей. Он полагал, что «каждый человек имеет свою цену», и, когда было нужно, платил эту цену. Он давал 10 тыс. экю в месяц своему врачу, чтобы тот был заинтересован в продлении его жизни. Зная «склонность англичан к войне против этого королевства» и опасаясь создания нового англо-бургундского союза, он пообещал английскому двору выплачивать настоящую дань – 50 тыс. экю королю и 16 тыс. министрам плюс подарки в виде серебряной посуды. Такими торгами он окончательно завершил Столетнюю войну, которая под пеплом все еще продолжала тлеть (договор в Пикиньи от 1475 г.). Он стерпел, что король Англии Эдуард IV именует себя королем Франции, и когда писал ему, то называл себя просто принцем Людовиком. Он всегда был готов унижаться, если ощущал себя более слабым, но жестоко мстил, как только вновь обретал силу. Попав в плен, он обещал повиновение, освободившись – потребовал покорности. Но он любил достойных людей, требовал, чтобы его обо всем информировали, и обладал здравым смыслом. Опасаясь людей знатных, он окружал себя представителями буржуазии и простыми людьми (Оливье ле Дэн, Тристан Л’Эрмит). В конечном счете он стал ненавистен и феодалам, с которыми боролся, и мелкому люду, с которого взимал «большие и тяжелые налоги», ибо к моменту своей кончины он собирал ежегодно 4 млн 700 тыс. ливров для нужд артиллерии и прочих подобных надобностей. Но ненависть народа была несправедливой, потому что король не наживался сам: «Он не накапливал деньги в казне, а тратил все, что собирал. Он вел широкое строительство для укрепления и обороны городов и крепостей королевства». Даже «когда он отдыхал, его ум продолжал работать… Когда он вел войну, то мечтал о мире или перемирии, но когда добивался мира или перемирия, то тяготился ими…» (Ф. де Коммин).[16] Его сравнивали с пауком, он и вправду сидел в центре своей паутины – в Париже или в Плесси-ле-Тур, – готовый бежать по своим паутинкам и схватить неосторожную мушку, а нанеся удар, возвращался в центр своей сети.
4. С момента восшествия на трон он создал врагов, грубо выгнав советников своего отца. Знатные люди королевства создали против него лигу, названную Лигой общественного блага, «чтобы привести все в порядок и защитить бедных людей». Если бы герцоги Бургундии, Бретани и Берри объединились, то с помощью англичан они смогли бы поставить под угрозу существование королевства. Но у англичан шла в это время гражданская война, а Людовик XI унаследовал после своего отца спасительную регулярную армию. «Король Франции всегда начеку», – с сожалением говорили мятежники. И однако, Людовик, которому с трудом удалось отстоять Париж, решил «навести покой». Он надавал обещаний своим врагам, затем внес раздор в их ряды, чтобы забрать свои обещания обратно. Самым опасным из крупных вассалов был, как всегда, герцог Бургундский Карл Смелый. Людовик XI согласился встретиться с ним в Перроне, чтобы «обсудить свою шерсть и свою шкуру». И там лис попал в ловушку. Тогда король, пленник герцога, пообещал все, что тот потребовал, однако, оказавшись на свободе, стал все отрицать, угрожать и запугивать. Мы уже говорили, что он никогда не чувствовал себя связанным клятвой. «У кого успех, тому и честь», – говорил он.
5. Он добивался успеха хитростью, но, кроме того, ему сопутствовала удача. Карл Смелый был побежден швейцарцами при Грансоне, а годом позже убит в битве при Нанси. Его двадцатилетняя дочь Мария Бургундская унаследовала его личное состояние и земли империи.[17] Следовательно, французские провинции, отданные некогда в апанаж, за неимением наследника мужского пола возвращались короне. Таким образом, благодаря счастливому стечению обстоятельств в 1477 г. Людовик вернул себе Бургундию и Пикардию. Чтобы вернуть и остальное, он попытался женить своего сына, которому было в то время семь лет, на Марии Бургундской. Попытка оказалась тщетной. Мария вышла замуж за Максимилиана Австрийского, который обеспечивал ей поддержку императора. Но во всяком случае, Бургундия становилась отныне прекрасной французской провинцией, а не королевством-соперником. Франция счастливо избежала страшной опасности: получить у себя под боком возникновения новой Лотарингии. Однако в этом деле оставалась одна трудная проблема – проблема Фландрии. Герцоги Бургундские превратили Брюссель в свою столицу и офранцузили часть Фландрии. Принеся эти земли в качестве приданого Максимилиану, Мария способствовала началу долгого соперничества между Францией и империей. Северная граница Франции будет оставаться и до наших дней одной из тех болевых точек, где завязываются европейские кризисы. На этих границах Франция остается опасно уязвимой: немцы страстно желают получить эти земли, потому что там впадает в море Рейн; Англия ревниво за ними следит, потому что Антверпен расположен совсем близко от ее побережья. Столкновение всех этих притязаний создает опасный водоворот. В 1482 г. Мария Бургундская умерла, упав с лошади. У нее остался сын (Филипп Красивый) и двухлетняя дочь (Маргарита Австрийская). Людовик XI добился, чтобы эта крохотная девочка была помолвлена с его сыном, дофином Карлом (будущим Карлом VIII). Было оговорено, что она получит в приданое Франш-Конте и Артуа. Это была большая победа. И еще одна бескровная победа: в 1480 г., после смерти Короля Рене и его племянника Карла Анжуйского, Мэн и Анжу вновь отошли к Франции. Людовик XI одного за другим хоронил своих соперников: это самый надежный способ одерживать над ними верх. Можно сказать, что он «складывал в свою корзину фрукты, которые созревали в его саду».
