Андреа Милано
Женщина и любовь в Библии
Не будет безосновательным преувеличением утверждать, что в этих немногих, но существенных деталях в Бытии подчеркивается принципиальное равенство в различии женщины и мужчины и вместе с тем сила и благородство их влечения друг к другу. Женщина создана не из земли, как Адам, а из «ребра», что значит из средоточия его существа. Вот почему при виде первой женщины первый мужчина, пьянея от счастья, восклицает: «Вот это кость от костей моих и плоть от плоти моей!» (Быт 2:23; ср. 29:14)
Как уже отмечалось, впервые лицом к лицу перед человеком-мужчиной как индивидом оказался не Бог, но женщина. И мужчина «своим первым ликующим возгласом приветствует женщину, а не Бога. Так человечество, двойственное и единое, предстает пусть разделенным, но близким к Богу»[93].
Первые слова, произнесенные Адамом на заре мира, обращены к Еве. Библия почти напрямую говорит нам, что появление женщины было необходимо для того, чтобы человек впервые воспользовался языком. Поразительно, что в данном случае это язык эроса, язык любви: на нем мужчина выражает самого себя как раз тогда, когда обнаруживает в женщине другое я, заставляющее его проявить себя таким, каков он есть.
Спустя несколько столетий после окончательной редакции Книги Бытия «премудрость» Израиля вновь подтвердила – конечно, не так поэтично, но с той же убежденностью: «кто нашел женщину, тот нашел счастье» (Притч 18:22).
Необычайный «радостный возглас» Адама в Книге Бытия звучит как одно из самых возвышенных и ярких выражений любви, когда-либо произнесенных на земле, как настоящее ликование влюбленного своей возлюбленной. Похоже, что Библия хочет показать, как с самого начала в мире возник и расцвел эрос. Это слово, разумеется, не библейское: оно намеренно исключено из греческого перевода еврейской Библии, вероятно, чтобы отойти от сильных языческих импликаций. В дальнейшем (гл. 11, п. 1) мы попытаемся глубже рассмотреть этот вопрос, а пока позволим себе использовать его с тем, чтобы помочь читателю лучше понять, какого рода любовь имеется в виду, когда говорится о сексуально обусловленной любви между мужчиной и женщиной.
Итак, согласно свидетельству Книги Бытия, как и других библейских текстов, для веры Израиля эрос – это не излияние силы какого-то божества, полубожества или демона, принадлежащего к политеистическому пантеону, имманентному космосу, священному как таковой. Наоборот, можно и нужно помнить, что для Библии эрос имеет божественное происхождение: он возникает по воле единого Бога, абсолютно иноприродного, но вместе с тем – Создателя всего существующего в природе. Эрос имеет «тварную» и поэтому «естественную» направленность, вытекающую из глубин человеческого существа, и обусловливает различие между мужским и женским началом; он, как взрыв, проявляется в состоянии, именуемом влюбленностью.
Учитывая тщательное построение текста и строгий отбор лексики в Бытии, следует помимо прочего отметить, что Адам как собственное имя человека мужского пола употребляется в связи с появлением женщины – другого человека, теперь женского пола (Быт 2:24; 4:25; 5:1–2). В свою очередь, первая женщина получит имя Ева (Hawah) только после рассказа о драме грехопадения (Быт 3:20). Это имя даст ей Адам, теперь объявляя таким действием, что по отношению к Еве он становится первым – прежде на это не было и намека.
Но не будем торопиться и вернемся к Быт 2. Здесь нужно принять во внимание одно немаловажное обстоятельство: древнееврейское слово adam имеет преимущественно собирательное значение и обозначает человеческий род, как и латинское homo: в большинстве случаев его следует переводить как «человечество», «люди». Так что в Бытии слово adam до появления женщины обозначало не индивида мужского пола, а человечество вообще, к тому же не дифференцированное по признаку пола. Только с бытием женщины возникает и бытие мужчины, и наоборот. Adam, т. е. человеческое существо, становится конкретным индивидом-мужчиной лишь когда оно оказывается лицом к лицу с другим конкретным индивидом-женщиной. Значит, Бог так любит мужчину, что сделал его таковым, дав ему женщину, и так любит женщину, что сделал ее таковой, дав ей мужчину – этот постулат нам представляется отнюдь не дерзким.
В следующем стихе, во время «радостного возгласа» – сразу после чуть выше процитированных слов («Вот это кость от костей моих и плоть от плоти моей!») – Адам продолжает: «Она будет называться женою ('issaâ): ибо взята от мужа ('îs) (Быт 2:23)».
Мысль о производности 'issaâ от 'îs – это народная, а не научная этимология. Но нужно обратить внимание на то, как упорно в этом стихе проводится мысль, что мужчина и женщина, с одной стороны, индивидуальны и различны, а с другой, относительно близки и по своей природе совместимы. Тот и другая существуют только тогда, когда пребывают во взаимосвязи, когда один выступает вместе с другой и наоборот. Предполагаемое сходство слов 'îs и 'issaâ – это как бы намек на то, что они равны по природе и достоинству. Эти же слова значат «муж» и «жена»: в Книге Бытия они отражают полноту человечности в человеке. «Человек» – это всего лишь абстракция: реально существуют только «мужчина и женщина», «муж и жена», как чуть раньше было сказано в Быт 1:27, а позднее будет повторено в Гал 3:28.
«Одна плоть» (basar) (Быт 2:24) – вот нежная и сильная формула, определяющая единство мужчины и женщины, которое образуют узы эроса; она утверждает и открывает для влюбленных путь в будущее и даже помогает выйти из прежних семейных отношений, где рождается и живет в детские и юные годы каждый индивид. Согласно Книге Бытия, мужчина «несовершенен» без женщины, как женщина «несовершенна» без мужчины. Они должны интегрироваться и образовать гармонию, став поистине «одной плотью», чтобы каждый и каждая стали теми, кто они есть, чтобы каждый человек стал уникальной и неповторимой личностью, действующей в атмосфере обоюдной, солидарной, радостной со-причастности. Согласно Книге Бытия, мужское и женское существа, став супружеской четой, исполнили волю Бога-Творца: дарованная Богом сексуальность и приносимое ею наслаждение, но также и налагаемая ею ответственность были и остаются под Божиим благословением.
Безусловно, «рассказы о сотворении» мира и человека не раскрывают своих богатств вне старательного и упорного исследования. Но заключенные в тексте намерения не спрятаны слишком глубоко: проникнуть в суть стихов Бытия, содержащих среди прочего предписание моногамии и благословение продолжения рода, не так уж сложно. Сексуальность, супружество, плодовитость – следствия принципа «одной плоти», вполне согласующиеся с ним. Они святы именно потому, что их пожелал и сотворил Бог. Не будет натяжкой и утверждение, что в эпизоде, где Бог представляет женщину мужчине, содержится намек на ритуальное представление супруги супругу. В «радостном возгласе» первого мужчины при виде первой женщины можно распознать своего рода «формулу бракосочетания», как вовсе не случайно в V в. до Р. Х. ее истолковал пророк Малахия (2:14–16; см. гл. 6).
Мужчина и женщина следовательно не осуждены быть по отношению друг к другу препятствием, противостоянием, бичом, а благословлены быть друг другу поддержкой, помощью, спасением. Вспомнив аристотелево замечание, примененное св. Августином к тринитарной христианской теологии, можно сказать, что согласно Книге Бытия мужское и женское начала, мужчина и женщина являются «относительными» понятиями: одно не существует в себе безотносительно к другому[94]. Нет и не может быть мужественности вне конститутивной коррелированной и солидарной взаимосвязи с женственностью, и наоборот. Относительно Адама, взятого из праха земного, и Евы, созданной из его ребра, вечно великий Августин прекрасно сказал: «Бог не сотворил каждого из них отдельно, соединив потом как чужих, но сотворил одну от другого, и бок мужчины, из которого была извлечена и создана женщина, должен указывать на силу их союза. “Бок о бок” – это объединяет идущих вместе и преследующих одну цель»[95].
И все-таки нужно честно признать: воспринимая Быт 2–3 строго буквально, нам будет трудно найти явное и, особенно, последовательное утверждение абсолютного равенства полов. Следует лишь согласиться, что там проросло зернышко персонализма и – в силу этого – феминизма. Не будет абсурдным и утверждение, будто это зернышко «является на самом деле первым в истории человеческой цивилизации голосом, поданным в защиту прав женщины»[96].
Если к единому Богу творения и спасения восходят вселенная и история, то к архетипической чете Адама и Евы – единство человеческого рода. По отношению ко всему миру Адам и Ева суть «великое исключение». Этот статус, эта единственность и достоинство по отношению к любому другому творению (см. Быт 5:1 сл., 9:6 сл.) заключается в их бытии перед Богом и в их особенных отношениях с Богом – Он их друг. Поразительно, что эта мысль, высказанная в Бытии, проходит затем через все библейские писания. Это уникальный феномен в истории всех человеческих культур, и он «представляет собой одно из величайших свидетельств универсализма древнего Израиля»[97].
3.3. «По образу и подобию божию». Герменевтический ключ к библейской антропологии
По сравнению с рассмотренным выше рассказом, полным впечатляющих образов, где на сцену выведена самая первая супружеская пара – Адам и Ева (Быт 2–3), самый настоящий incipit[98], первая глава первой книги Пятикнижия и, значит, всей Библии Израиля, а впоследствии христиан, представляет творение в совершенно особом стиле. На первый взгляд оно может показаться довольно абстрактным. На самом же деле описание дел Бога в Быт 1 – энергично, ритмизованно, логично; оно развивается в темпе крещендо и полагает всё творческое божественное деяние в рамки одной недели, завершающейся субботним покоем.
В этой удивительной увертюре, поражающей мощной, торжественной, ослепительной красотой, каждая деталь готовит нас к кульминации, которой станет сотворение человека, фактически объявленного не менее как завершением вселенной:
И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему (b'salmēnū), по подобию Нашему (bidmūtēnū); и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека (adam) по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину (zākār neqēbā) сотворил их (Быт 1:26–27).
Вот «Великая хартия человечества», как назвал этот фрагмент Карл Барт[99]. Вот герменевтический ключ к «рассказам о сотворении мира» Книги Бытия и, в конечном счете, – вся библейская антропология. Вот смысл превосходства человека над всем прочим творением, превосходства существа, находящего в связи с Богом. Как сказал Эмиль Бруннер (Brunner) и повторил фон Рад, оно заключено в этой «грандиозной фразе, столь лапидарно простой, что трудно отдать себе отчет в том, что с нею на наших глазах рушится весь мир гностических мифов и спекуляций, цинизма и аскетизма, обожествления сексуальности и сексуального томления»[100].
Феминистка Сьюзан Нидич с не меньшим энтузиазмом добавляет: «Для феминисток, читающих Писание, нет более интересного и краткого заявления во славу природы человека и природы Бога. Мужская и женская природа внутренне присущи первоначальному человечеству и являются отблеском Бога»[101].
В Быт 1:26–27 многие вещи поражают. Например, множественное число «сотворим» и «нашему» об «образе» и «подобии», которое употребил Божественный субъект слова и дела. По всей вероятности, это не множественное число maiestatis (Его величества); не создается впечатления, что Бог говорит здесь как царь, желающий утвердить свою верховную власть или обнародовать свое решение. Множественность скорее наводит на мысль, что Бог принимает решения совместно со своим небесным «двором». Однако вне всяких сомнений ясно, что Бог сам заявляет о желании создать человеческую природу как «мужчину и женщину». Еще важнее то, что это мужское и женское человечество Бог желает сотворить по Своему образу и подобию.
Выражение «по образу Нашему» (b'salmn) подтверждается и вместе с тем истолковывается выражением «по подобию Нашему» (bidmūtēnū). В отличие от распространенного в традиционной экзегетике утверждения, слова «образ» и «подобие» в библейском тексте весьма близки по значению. Подобное словоупотребление, по-видимому, имеет целью подтвердить и усилить тезис о достоинстве человека посредством соположения родственных понятий. Здесь, разумеется, нельзя и помыслить о невозможном, кощунственном равенстве с Богом, но лишь о том, что человек в чем-то подобен Богу. Из контекста (Быт 1:28) можно заключить, что человек понимается как вовлеченный Богом в господство над природой, порученное ему по праву соработника. Человек поставлен представителем, поверенным Бога в делах управления миром, дабы взять на себя заботу о нем в качестве хозяина, но не тирана, дабы употреблять его богатства на пользу, но не злоупотреблять ими и тем более не уничтожать их.
В стихах 1:26–27 заключено также торжественное императивное свидетельство о безусловном равенстве и равном достоинстве мужского и женского пола. В выражениях «сотворим человека» в 1:26 и «сотворил Бог человека» в 1:27 слово adam имеет, как мы уже знаем, собирательное значение: здесь говорится о всем человечестве, обо всех людях. Внутри этой тотальности существуют мужское и женское начала, образуя его сущностные и необходимые компоненты. Но поскольку мужчины и женщины одинаково созданы «по образу и подобию Божию», то отсюда следует заключить, что Бог-Творец, о Котором повествуют эти главы, любит не только мужское начало мужчины, но в то же время и так же сильно – женское начало в женщине: тот и другая сами по себе и оба вместе суть высшее Божие создание, конечная цель всего творческого акта. Они нужны не для чего-то внешнего по отношению к ним, а для самих себя.
«Мужчина и женщина» – это икона, образ Божий. Но отнюдь не наоборот: Бог – это не образ человека. Мужчина – как мужчина, женщина – как женщина, мужчина и женщина – как супружеская пара: все они объявляются и являются «образом и подобием» Бога, потому что в них Бог может увидеть отражение самого Себя и, значит, может с ними говорить и установить отношения дружбы и союза.
Естественно, всё это покоится на предположении, что всякое человеческое существо позиционировано как субъект самопознания и поэтому способно познавать и самоопределяться по отношению к себе, к миру и, главное, к Богу. Но это и означает, что перед высшей Личностью, Богом, женщина является человеческим индивидом и, следовательно, личностью женского пола – точно так же, как мужчина является человеческим индивидом и, следовательно, личностью мужского пола. Женщина и мужчина «сотворены» – каждая/каждый из них, взятый/ взятая отдельно, и в то же время по отношению к другому/другой как личности. Если бы они были не-личностями, то как о них можно было бы сказать «сотворены “по образу и подобию Божию”»? Как могли бы они тогда быть слушателями и собеседниками Бога, обращающего к ним Свое слово? Идея личности – не противоправная и не преждевременная вставка в «рассказ о сотворении» Книги Бытия (Быт 2–3), или в его аутентичную интерпретацию в Быт 1 (не случайно при окончательной редакции Пятикнижия она поставлена в начало книги).
Различными, но весьма сходными способами в Быт 2:2–3, как и в 1:26–27, очерчивается контур антропологии и дается определение человечества: оно состоит из личностей и сотворено Тем, кто на протяжении всей Библии говорит о Себе «Я», т. е. говорит как личность. Он твердо заявляет о Себе «Аз есмь» и поэтому является в высшей степени личностным существом (Исх 3:14). Если человечество вошло в мир «по образу и подобию» этого Бога и реализует себя в различии и взаимосвязи мужского и женского, то это означает, что «я» человеческого рода, симфоническая взаимность «я» и «ты» и, значит, «нас», а в конечном счете и все мужчины и женщины являются отражением божественного «Я». Мужчина и женщина предстоят перед Богом как личности, дабы слушать Его и повиноваться Ему как в своей единичности, так и во взаимности. В сущности, через призму персоналистических построений, обильно рассеянных в Книге Бытия, угадывается основа неповторимого своеобразия рода человека, которое отличает его от всех существ, обитающих в великолепии космоса.
Продолжая внимательно всматриваться в библейскую картину, особенно в Быт 1:26–27, мы заметим, что в единении женщины и мужчины достигается вершина межличностного союза – эта пара, возможно, символически изображает вершину общения Бога с человечеством. Как мы увидим далее, это со всей очевидностью утверждали пророки Израиля, прежде всего Осия, Иеремия, Иезекииль, так называемый Третьеисайя и, особенным образом, – Новый Завет (гл. 4; гл. 11, п. 6).
Спустя столетия после последней редакции Книги Бытия тот же пресловутый сын Сирахов, толкуя «рассказ о сотворении» и проводя параллель между ним и историей избранничества и союза Бога с Израилем, будет взволнованно и восхищенно прославлять великое Божие дело. Вновь возвышаясь над приписанным ему «мужским шовинизмом», он напишет, что образ Божий в человеке запечатлен именно в самосознании и самоопределении, характерных для человеческого рода вообще, не исключая, разумеется, и женщин:
Господь ‹…› определенное число дней и времени дал Он им [людям] и дал власть над всем, что на ней [земле]. По природе их облек их силою и сотворил их по образу Своему. ‹…› Он дал им смысл, язык и глаза, и уши и сердце для рассуждения. Исполнил их проницательностью разума и показал им добро и зло. Он положил око Свое на сердца их, чтобы показать им величие дел Своих. ‹…› Он приложил им знание и дал им в наследство закон жизни. Вечный завет поставил с ними и показал им суды Свои. (Сир 17:2–3, 5–7, 9-10).
Если во многих культурах и религиях женщину охотно ассоциируют с землей, то Бытие связывает ее с жизнью: ее имя по природе – Ева (Hawah), «Живая», «Матерь всех живущих» (Быт 3:20). Так навсегда устанавливается материнское основание прихода в мир всякого человека. После грехопадения женщина, однако, передает жизнь в муках (3:16), но в конечном счете она торжествует над смертью, и сохранение вида – ее заслуга. Одна представительница ее потомства раздавит голову смертельного врага как самой женщины, так и всех людей, главу «змея – старейшего врага, именуемого дьяволом или сатаной». Через много веков эта победа в полном соответствии с Быт 3:1 будет провозглашена в последней книге христианской Библии – Апокалипсисе (Откр 12:9) (см. гл. 10).
Подводя итог высказанным выше догадкам, можно предположить, что именно представленный в Книге Бытия женский символ Евы парадоксальным образом опровергает тезис о внутренне присущей Библии вражебности к de dignitate mulieris[102] – естественно, если не закрывать глаза, чтобы не видеть, и не затыкать уши, чтобы не слышать. По меньшей мере, для тех времен, когда составлялись библейские тексты, Ева, т. е. изначальный образ всякой женщины, приходящей в мир, отражает женоненавистническую позицию в несравненно меньшей степени, чем можно было бы ожидать. В этом отношении говорить о якобы свойственном Библии «животном» антифеминизме просто невежественно.
3.4. Потерянный рай, или об истории человека
Можно сказать, что приведенные выше рассуждения односторонни или верны только частично. В самом деле, в Книге Бытия наряду с похвалами есть тексты, очерняющие женщину: ей приписывается, в первую очередь, пагубная роль в рассказе о грехопадении, о т. н. первородном грехе. Поскольку, согласно очевидному маскулинизму библейского автора, Адам не мог сам попасть в ловушку искушения, не мог сам поддаться соблазну змея, который был «хитрее всех зверей» (Быт 3:1), то значит, соблазну и обману могла поддаться только женщина, настолько она наивна и легкомысленна. Тем не менее, есть основания утверждать, что подобная характеристика женского начала не ставит целью внушить, будто женщина как таковая небогата умом и, напротив, богата пороками, будто у нее меньше достоинств и больше коварства, чем у мужчины. По логике игры, показанной в Бытии, женщина видится просто более любознательной, способной довериться кому угодно, даже «лукавому».
Если – согласно такому распределению ролей – женщина из соблазненной делается соблазнительницей, то, следовательно, главное действующее лицо она, а не мужчина. Одна известная феминистка довольно проницательно заметила, что в Бытии женщина не легкая и глупая добыча демона-искусителя, а человек, приступающий к действию, выбирающий познание, и поэтому именно она является носительницей культуры:
Речь идет о весьма важном вопросе, а именно, как важно понять, что быть любознательной личностью, т. е. такой, которая ищет знаний, испытывает его пределы, значит быть самой квинтэссенцией человеческой природы, находиться в рядах многих героинь и героев – носительниц/носителей культуры, породившей Книгу Бытия[103].
Представление Богом женщины мужчине, восторженные слова первого мужчины перед первой женщиной, перспектива стать «одной плотью» вызывают ликование, сопряженное с признанием друг друга различными и одновременно созданными друг для друга, с влюбленностью, брачным пиром, радостным ожиданием потомства. Но в символико-поучительном повествовании Книги Бытия должно было найтись место для «этиологического» объяснения того, как и почему между мужчиной и женщиной в реальной жизни не всегда сохраняется «райское блаженство». Наоборот, слишком часто отношения между ними омрачают ссоры, насилие, непонимание, и иногда кажется, что этого даже больше, чем «блаженства».
Объяснение, предложенное в Бытии, не наивно, а реалистично: человеческая история разворачивается не так, как хотел Бог, и не так, как в сущности хотели бы мы сами. Беспорядок и смятение, которыми мы окружены, не зависят об божественного плана, а берут начало в мятеже против Бога, вспыхнувшем в результате поражения подвергшейся испытанию свободы человека. Это поражение повлияло и на отношения между мужчиной и женщиной. Грех, совершенный совместно, не сближает мужчину и женщину, а скорее отдаляет, делая их даже врагами. Если, согласно Книге Бытия, мужчина не признаёт своей ответственности за то, что поддался искушению, и обвиняет женщину, якобы склонившую его к злу,
то мужчина перед Богом в какой-то мере отступает от того, что он сказал о своих чувствах к женщине в начале, когда получил ее от Бога (Быт 3:12). ‹…› Так между мужчиной и женщиной складываются отношения иной природы. Они, можно сказать, вступили в силу после слов Бога, обращенных к женщине (3:16). В этой новой ситуации женщина попала под власть мужчины[104].
Строго говоря, в Быт 1–3 не сополагаются два «последовательных» состояния, из которых одно, изначальное, сотворено в невинности, а другое, падшее, принадлежит истории. Цезура, разделяющая изначальное и историческое, сделана не в тексте рассказа – она отделяет канву событий, содержащую запрет, искушение, нарушение запрета, осуждение, от всей истории неповиновения, вмененной в дальнейшем Израилю и «языкам».
Мы склонны считать изгнание из Рая переходом от изначального творения к истории и, значит, тем событием, в результате которого и возникла история со всеми своими нестроениями. В результате этого перехода изначальный прекрасный мир со всеми его тварями, отданный во владение счастливой чете «мужчины и женщины», мир, о котором сказано «увидел Бог все… и вот, хорошо весьма» (wajjār' elōhīm kî tōb) (Быт 1:31), был ввергнут в кризис: ничто уже не было таким как «в начале». Отныне в космосе и внутри каждого человека обнаруживается некая внутренняя уязвимость. Не следует, конечно, смешивать вместе неверность и коварство, смертность и вину, но эти понятия всё же логически связаны и даже близки. Эта с трудом осязаемая, но реальная сфера пересечения, где парадоксально перепутались провал и успех, – она и есть свобода человека. В реальной истории изначальная гармония действительно дала трещину, распространив повсюду господство мужчины над женщиной: «к мужу твоему влечение твое (tešûkah), и он будет господствовать над тобою (Быт 3:16)».
Иисус Назарянин не зря безоговорочно отвергнет одно из самых прискорбных правил о возможности отвержения женщины, предписанного Торой, поскольку мужчины имеют «жестокосердие» (σκληροκαρδία) (гл. 7, п. 2). Только Он осмелится выступить против этого правила, напомнив, что «сначала ('απάρχης) не было так» (Мф 19:8).
Но тогда уже речь пойдет о том, чтобы привести в действие новое начало, которое сделает возможным вторжение в мир «Царства Божиего», исцеляющего и освобождающего, возвещенного Иисусом. Когда откроется горизонт спасения, тогда история Начала и «рассказы о сотворении мира», одним словом «протология», изложенная в Бытии, будет раскрыта по-новому – как возвещенная «эсхатология», т. е. прообраз будущего во главе с Иисусом. Это будущее окончательного «нового творения» «уже» началось, но «еще не» свершилось.
История о первом творении не завершается, однако, объявлением о безысходной катастрофе. Напротив, будущая заря после мрака ночи, гарантированная суверенным обещанием Бога, – это таинственная борьба и победа, которые совершатся именно под знаком женщины. Змею, проклятому «перед всеми скотами», предсказано: «вражду положу между тобою и между женою и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту» (Быт 3:15).
По меньшей мере удивительно, что этому будущему, неминуемо драматическому, но в конце концов торжествующему, предшествует осуждение женщины, а оно в свою очередь предшествует осуждению мужчины. Последовательность трудов и дней, где жизнь женщины как супруги и матери сопряжена с угнетением и страданиями, размыкается на горизонте конечной славы. Не оставляет ли потерянный Рай по крайней мере намека на то, что его можно обрести вновь?
Библия, несомненно, говорит много больше того, о чем до сих пор мы рассуждали. Например, нарушение запрета Адамом и Евой – это «первородный грех», но вместе с тем и прототип всех грехов, которые совершали люди во все времена. Адам и Ева – это все мы, творения, созданные «по образу и подобию Божию»: данное звание ничто не сможет у нас отнять. Однако мы остается падшими, слабыми, раненными. Это состояние запечатлено в нашей плоти, оно есть часть того, что определяется как «природа» человека. Найдется ли что-то более очевидное, нежели mysterium iniquitatis[105]: испорченность человека, пропасть зла, углубляющаяся день за днем, множество палачей и жертв, проекты истребления и ставшая привычной череда ужасов?
В отличие от какого-либо манихейского или гностического дуализма и в противоположность ему, в Книге Бытия и во всей Библии провозглашается, что мужское и женское начала, плоть и эрос, материя и дух, равно как и всякая другая реальность в мире и в жизни – все они сами по себе не дурны. Поедание плода с «дерева познания добра и зла» (2:17) открыло людям глаза и привело к смерти не потому, что оно было каким-то абстрактным и вымученным прометеевым «познанием», но потому, что было добровольным «непризнанием» «тварного» характера человечества.
Экзегеты развернули широкую гамму толкований, порой противоречащих друг другу, относительно смысла выражения «познание добра и зла», употребленного в Бытии. Иногда познание отождествлялось с божественным всеведением, иногда с элементарной способностью различать добро и зло, иногда даже с познанием сексуального характера. Вероятно, не слишком расходится с намерением Библии предположение, что это самое «познание добра и зла» означает не просто «знание, что есть» добро и зло, но скорее желание «самому определить», что есть добро и что есть зло.
Но, если дело обстоит именно так, т. е. если человек действительно сам устанавливает, что есть добро и зло, ничуть не «слушая» Бога и потому не «слушаясь» Его, то из этого вытекает устранение границ между добром и злом, которые всё же должны существовать. Если бы человек обладал неограниченной властью над добром и злом, то он мог бы постановить, что зло есть добро, и наоборот, что добро есть зло. Или, что еще хуже – человек мог бы провозгласить: Ничто есть добро, или Ничто есть зло. Поставив себя таким образом вне добра и зла, т. е. вне трансцендентной и определяющей инстанции, каковой является Бог, человек в результате сделал бы себя Богом; человек стал бы божеством человека и мира. Поэтому Книга Бытия добавляет такие слова: «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло» (3:22).
Что же происходит в тот момент, когда человек делает себя божеством, противоправно ставя себя на место Того, кто есть Бог живой? Извращается сама истина вещей и освобождается от оков безудержная темная сила зла. Появляется homo abyssus[106]: изничтожая Бога, человек изничтожает человека. Отменяя себя как человека, человек неотвратимо саморазрушается. Кто обвинит Книгу Бытия в том, что она прямо смотрит на то, что во все времена происходило на глазах у всех? Какие слова нужны, чтобы у нас возникло хотя бы смутное представление о горах преступлений, реках крови, морях страданий, подавляющих, наводняющих, пропитывающих землю только по вине человека – по нашей, человеческой, вине?
Как Адам и как Ева, все мы, мужчины и женщины, становимся теми, кто «знает добро и зло». Хозяева вселенной и творцы истории, мы свободны принять решение: с Богом или против Бога – и от этого выбора берет начало наше спасение или наша гибель. Самый глубокий корень зла – желание стать Богом и поставить себя на место Бога. Согласно Библии, насилие происходит, в сущности, от гибриса, горячки всемогущества, с неистовой и извращенной свободой. Именно в таком обособлении и искажении Библия видит зло, а следовательно, и страдание, ставшее одним из главных объектов критики цивилизации.
Наконец, Адам, представитель мужского пола, и Ева, представительница женского пола, «узнали они, что наги» (Быт 3:7).
Счастливые, они только что радовались открытию, что созданы друг для друга, созданы быть вместе. Теперь они ощутили стыд от того, что стоят друг перед другом. Утрата невинности означает переход от предыстории к истории и, как следствие, начало непрерывной цепи горестей и страданий. Нарушен мир с Богом – значит, расстраивается и согласие между людьми. Супружеская чета изгнана из Рая, закладывается господство мужчины над женщиной, начинается насилие также и мужчины над мужчиной – Каин проливает кровь Авеля (Быт 3:16; 4:8).
