Андрей Александрович Ильин
Сказка – ложь
О Царской ватаге, да казне
Сзывает Царь-Батюшка Бояр. Денег требует.
– Так нет их, – вздыхают Бояре, – Ни полушки.
– А где они? – дивится Царь.
– Здесь, – протягивают Бояре бумаги с печатками.
– Ну так меняйте их на монету хоть медну.
– Никак не получится. Не отдают иноземцы. Говорят, не было такого уговору.
Вскинулся Царь, черней тучи грозовой.
– Кто, так вас растак, сей приказ дал, кто казну как метелкой вымел?
– Вы, Царь-Батюшка.
– А исполнил кто?
Вытолкнули бояре Казначея царского.
– Ты, сукин кот? Почему деньги отдал, да взад не возвернул?
– Так, политик. Не отдают они. Говорят, у вас бумаги имеются, которые им замена.
– Не дают?.. А ты ямы угольные да рудные и кузни с пасеками, что им отписали, забери. И корабли, что мехами набиты, верни. Чай тогда сторгуешься.
– Никак не получится. Они культурный народ, обхождения требуют, теперь обидятся и после уж не придут. Опять же у них на все дохтументы имеются с печатками. Ежели мы теперь все обратно возвернем, позор выйдет. Нынче нас, Царь-Батюшка, уважают, вон и Биржа у нас есть. Отберем все – не будет нам иноземного товара. Привыкши мы поштанники и камзолы иноземные носить, со стеклышек есть да пить и на телегах с кованными колесами кататься. Бабы наши в бархаты заместо суровья обрядились, на железные горшки ночью ходят. Не охота обратно в зипуны да валенки и из кадушки ковшом деревянным черпать.
Кивают Бояре, ручки у всех в перстеньках с камушками, на ногах сапожки с пряжками, а кто-то в моноклю стеклянную зрит.
– Чем войско и народишко кормить станем? – вопрошает Царь, – Чего в закромах имеется?
А в закромах стены да мыши голодные туда-сюда шныряют.
– Где – пашеничка и овес, чтобы лошадкам задать, которые пушки тягают?
– Так мы иноземцам продали. И репу с брюквой. Вот и бумаги они нам выдали с вензелями, которые в рост. Говорят, лет через десять мы все расходы покроем и с приварком выйдем.
– Возвернуть все!
– Да как же – нельзя со свиным рылом в калашный ряд, – вздыхает Казначей, – Нельзя всю экономик порушить.
– Точно, нельзя, – вторят бояре, – Мы если все возвернем, они нашу пеньку да мед покупать перестанут. У нас сто кораблей, с трюмами набитыми, туда-сюда каждый божий день шастают. Я вот пеньку продаю, они деготь, а те лес на мачты. Так можно всю торговлю извести. Мы же в казну по полкопейки с пуда золота несем!
– А корабли чьи?
– Казенные, Государь, но иноземцам в откуп отданы. Мы теперь им за них мзду платим.
– Так не платите!
– Нельзя, они, супостаты, к себе только те корабли пущают, которые все нужные бумаги имеют от их адмиралтейства. А ежели наши, да без откупа, то ни в жизнь тех бумаг не получить. Такая беда.
– А дорого ли платите?
– Ох, дорого, Государь – туда-сюда сплавал, новый корабль построить можно.
– Кто сии бумаги подписывал?
– Тот, кого ныне нет. Он теперь у них в Адмиралтействе сидит и бумаги нам выправляет. Совсем иноземец стал, знаться не желает, нос платочком от духа злого прикрывает и в ноздрю флакончик сует, как мы придем.
Ножкой топнул Царь-Батюшка!
– Вы что тут все!.. Триста кадушек злата, да еще корабли ваши! Ужо я всех вас голов лишу!
И уже тащит палач колоду да топор точеный – виданное ли дело, триста кадушек злата! Счас – головы смахнет, как капустные кочаны.
– С кем останешься, Государь? – шепчут Бояре, лбами о пол стучась, – Другие хуже будут, мы теперь сыты, а те голодными придут, да втрое больше нашего проглотят. Нас-то ты знаешь, мы хоть и воруем малость, да преданы тебе по гроб. Пропадешь без нас.
И то верно. Насосавшийся комар жужжит, да столько не выпьет, как тот, что с пустым брюхом. А тащить все одно – каждый будет, за всеми не уследишь.
– А я вот по стране пошукаю, да честных сыщу, – пугает Царь, – Держава велика, всяк народишко в ней водится, может, и бессеребреники сыщутся, чтоб вам злодеям мошну растрясти.
– Может и так, – соглашаются бояре, – Токма они вначале нас по миру пустят, а после в твой карман сунутся, чтобы рублики перечесть. Те, которые не воруют, они шибко злобные, потому как нищие. Мы может и тащим что из казны, зато тебя как зеницу ока бережем – не будет тебя, и денежки наши утекут. Отчего веры нам во сто крат больше, чем которые чистые. Вот и рассуди Государь, кто тебе вернее служить будет!
Верно толкуют. Все они друг-дружку знают, все в един узелок сплетены.
– Ладно, черт с вами, вздохнул Государь, – прощаю. Чай не обеднеем.
Вздохнули Бояре облегченно. А пуще других Казначей.
– Только где деньги теперь брать станем?
– Так с мужиков, много их, если с каждого полушку потянуть так можно и четыреста кадушек набить.
– А не помрут они с голодухи?
– Все не помрут. Живуч мужик, аки собака. Уж как его не колоти и есть не давай, а он жив. Последнее забери, так он исхитрится, шалашик из веток сплетет, корой березовой прикроется и лопухи да лебеду есть станет. А через год, глядишь, посеет чего, да соберет. Тут мы и поспеем.
Это верно – мужик с полушки не помрет, а царству прибыток выйдет.
– Вот ты, – тычет Царь перстом в Казначея, – Сии полушки соберешь и в сундуки пустые сложишь. А коли народишко роптать станет – объяснишь, время ноне тревожное, не о своем брюхе думать надобно, а чтобы пределы защитить. А кто ту полушку утаит, того на кол, чтобы иным неповадно было! Как по полушке соберешь, после еще по две взыщешь. Не для себя мы стараемся – для отечества. А вы, Бояре, – глянул грозно, так что шапки на головах затряслись, – что б с каждого пуда золотого не по пол, а по целой копейке в казну несли! Такое мое Царское слово! Ноне нам не медовуху пить, но супостата воевать!
И стали к той баталии готовиться.
Сказ третий. О тайных людишках и промыслах их
Позвал Государь людишек тайных, которые в канцеляриях его подъедались, и молвит:
– Надобно нам выведать, чего там у соседа творится, велика ли дружина, да будет ли с нами смертным боем биться или задружиться захочет. От того зависит, сколь нам воинов готовить и сколь пушек с пищалями ладить. Ясно ли?
– Ясно, Государь! Только сие дело больших денег потребует. За просто так никто нам ничего не обскажет – мелочные людишки ныне пошли, жадные, за каждое слово копейку просят, а то и полтину. Без денег ничего не узнаем.
– Хорошо, – Говорит Царь-Государь, – Берите, сколько унести сможете, только выведайте все.
– Сделаем, Царь-Батюшка, – молвят люди тайные, злато по карманам рассовывая, – Не впервой чай.
Только людишки те тайные на противной стороне в шинках засели и стали пить-есть в три горла, да девок за ляжки щипать. Платили они щедро, из карманов серебряные рубли по столам рассыпая. Подзовут двух фройлян, покажут рублики, поманят:
– Вот вам по монете, коли теперь ублажите нас и еще две, ежели напишите, чего знаете.
– Так мы не знаем ничего.
– А этого нам и не надобно – про то мы за вас напишем, а вы токма печатку пальцем поставьте.
А сами фройлян за грудки щупают и слюну на воротники пускают. Хороши девки заморские, не чета своим, которые сквозь навозом, да потом пропахли – их тока на перины положи, они враз засыпают. А эти гладкие да игривые, подолами крутят, ляжками мелькают, грудями трясут.
– Ну чего, согласны ли?
«А чего не согласиться, – думают фройляны, – Чтобы таких боровов ублажить это семь потов сойдет, да все зубы об них источишь, а палец приложить – дело плевое».
Много шинков, много девиц, много бумажек с печатками пальчиков. Но не все так просто – кто-то и цену заламывал.
– Я вам пальчик большой, а вы мне средненький? Так не пойдет.
– А ты как желаешь?
– Половину вам, половину мне. Чего жалеть, деньги по всему у вас казенные и счету не знают.
– Чего это половину? Мы тут здоровье по кабакам тратим, колики себе наживаем, так что с горшков не слазим, болезнями разными нехорошими заразились, а тебе всего пальчик припечатать! Не пойдет! Вот ежели ты еще десять приятелей своих приведешь, тогда другой счет. Тогда сторгуемся…
И пошло дело. Привезли тайные люди целые возы бумаг с печатками.
– Все, – говорят, – мы выведали, про все узнали, страна та хлипкая, воевать не станет, потому как тебя, Царь-Государь, уважают и боятся. Да и воевать им нечем, у них только дреколье, да пики ржавые.
– Да точно ли? – сомневается Царь-Батюшка.
– Как есть, – божатся посланцы, – Мы же там сто кадушек серебра раздали, народишку языки развязывая. В каждую щель непотребную носом сунулись, заболели вот от трудов ежечастных. Чуть живота не лишились. Нет у них ничего. Колупни их самый чуток они и рассыплются, как гнилой пень. Всех мы подкупили, всем денежки раздали. Верь нам.
Поверил Государь.
Но только снова озаботился – а ну как иноземцы в сию драку встрянут?
А иноземцы улыбаются, поклоны бьют и говорят:
– Ну что вы, нам то царство-государство всяко без интересу, у нас реки молочные, берега кисельные и на деревах булки с маком растут, а в ручьях масло течет, еле-еле сами кушать справляемся. Нам бы только пеньку, мед, да рыбку икорную от вас получать, а боле ничего не надобно. Давайте, воюйте себе на здоровье, а мы в сторонке постоим.
И опять поклоны бьют и улыбки строят. Оно верно, завсегда лучше в сторонку от драки отойти, глядя кто кого одолеет.
– А не обманете?
– Как возможно, наше слово крепко! Мы есть очень правильный народ, не в пример вашему злому да вороватому. Иди, Государь, воюй свою баталию, то дело хорошее, да верное – новой землицы к себе прирезать. Мы-то вот уже не можем, потому как все давно поделили, а тебе в самый раз. Прирастет твое царство-государство и станешь ты всем люб и всеми обласкан.
Такие сладкие речи молвят, что сахаром-сиропом в уши течет.
– Только уговор, – добавляют иноземцы, – Ты, когда баталию учинишь, обозы наши не трогай и корабли с мехами не топи. У нас договоры с печатками и слово твое Царское. А мы за то тебе никак мешать не станем, а напротив поможем советом добрым.
– Ну вот, – говорит Царь-Батюшка, – Слыхали, воеводы? Никто к нам в драку не сунется и преград чинить не станет, потому как медок все кушать хотят. Так что, ступайте и готовьте баталию, да медалек поболе в обоз насыпьте, наше воинство за подвиги ратные награждать! Сперва вы пойдете, а следом я подоспею, парады принимать.
И пошел кафтан парадный мерить, коим пред ратью своей красоваться будет.
