Андрей Александрович Ильин
Сказка – ложь
Сказ о военных баталиях пятый
Долго ли коротко, а кому в самую пору, сызнова явились Воеводы к Царю рапорты говорить.
– Дела наши, Государь, самые радостные – супротивник ратниками нашими побит и шибко быстро от нас прочь побёг. Только он стороны перепутал, отчего часть наших ратей, отступая, стоптал и нам теперь, для окончательной победы надобно их догнать и сокрушить. Так что, виктория саму малость откладывается.
Кивнул Царь. Да спросил:
– А иноземцы в сию баталию не встревают?
– Нет, Ваше Вашество! – рапортуют Воеводы, – Иноземцы по домам сидят, кофию хлебают и в сию драку нос не суют. Так, подбросили супостату малость пик да сабель, а сами ни-ни. Хлипкие они супротив нас в драку лезть. Вот, правда подков для коней нам не дают и в провианте отказывают, отчего ратники сильно голодуют.
– Как не дают, коли ране давали?! А ну сюда их, злодеев!
Притащили иноземцев, стоят они, головами качают, ручки врастопырку разводят.
– Вы чего нам, злыдни, провианту не даете?
– Нельзя, – ответствуют иноземцы, – Мы бы всей душой, но никак невозможно. Вдруг вы кофием нашим и сосисками станете ратников да Воевод подчивать? Мы обещали в вашу баталию не соваться, значит и провианту дать не можем.
– А супостату пики даете? – ярится Царь-Государь.
– Натюрлих. То есть совсем старый договор, который мы блюсти должны, чтобы свой лицо в грязь не терять. Коли мы теперь будем от него отказываться, то к нам злая бумага придет с неустойками.
– А когда сей договор истечет?
– Когда мы все старые пики и самострелы сбудем, которые нам ломать и плавить шибко дорого выходит.
Ну не подлецы ли?!
– Нам, значица, – кукиш, – складывает Царь три пальца в кучку, – А вам меха, мед, да лес?
– Я-я! – радостно кивают иноземцы, – Мы ране бумаги писали, печатки на них шлепали и теперь вы исполнять что там писано должны. Баталия сия торговле помеху строить не может. Нам без меду вашего никак нельзя, у нас его народишко кушает, и пряники печет, и даже мухи к нему липнут крепче, чем к нашему.
– А наши людишки кушать не хотят?
– Ваши сильно хотят, так, что кору с деревьев дерут.
– Ну так дайте, хоть даже за меха и деготь по уговору. Вдвое заплачу.
Зашептались иноземцы пальцы загибать стали.
– Вдвое хорошо, но мало. Цены из-за баталии вашей теперь иные вышли. Не можем мы себе в убыток торговлю вести. Только если вдесятеро.
– Ладно, черт с вами, берите деньги из моих сундуков, что у вас стоят, да провианту нам отпустите.
– Найн! Опять невозможно. Те сундуки на замки замкнуты и печатями запечатаны, потому как – особые времена, что в договоре прописаны. Коли война или холера с чумой, отдавать их нельзя. После, милости просим, пожалуйста.
– Мне опосля не надо, они мне теперь нужны! То мои деньги!
– Ваши. Натюрлих. Вот и пусть лежат до лучшее время, которое не за горой. Мы всего-то и берем с них за хранение, и чтобы мыши золото не погрызли.
Ну ты смотри – нету с ними сладу!
– Не отдадите?
– Найн.
– А вот я вам за то, баталию объявлю, замки поломаю и сам то золото заберу, – стучит посохом о пол Царь-Батюшка, – Нам не впервой к вам в гости хаживать.
– Сие так, – кланяются иноземцы, – Только у тебя, Царь-Государь, ныне ни пищалей, ни пушек в достатке нет, и кормить ватагу боевую нечем. Мы это верно знаем.
Ну еще бы не знать, когда они сами руду копали, в кузнях плавили и пушки лили. В каждую дырку проклятые свои ручки поганые засунули и чего там было начисто выгребли.
– Не получится у тебя, Государь, с нами баталию затевать, потому как воевать нечем и купить никакой возможности нет – золото твое у нас лежит, и мы на него много-много можем пушек отлить и самострелов сладить.
Эк вывернули! Да ведь так и есть – пустили мыша в погреб, чего теперь горевать, что он там все припасы погрыз! Всё так, да не так!
– А раз так, то я на вас царь-бомбу брошу, которую еще прадед мой сладил! – в досаде пригрозил Царь, – Вы – так, а я – так! На всяку вашу хитромудрую хреновину у меня своя фиговина с вывертом имеется. Вот я теперь прикажу ту бомбу прадеда с подвалов приволочь, да фитиль в нее ввинтить.
– Так она отсырела поди? – надеются иноземцы.
– А это мы ужо поглядим, – грозит Царь-Государь, – Я ее брошу, да гляну, чего дале будет. Коли она отсырела, то вам и бояться нечего, а вы вона как побледнели и ручками затрясли.
И то верно, бомба та не пищаль какая-нибудь, сила в ней, поболе, чем в ста дюжинах бочек пороху пребывает. Думают иноземцы, мерительные линейки в уме к картам прикладывают. Страны их махонькие, одним пальцем припечатать можно, прилетит бомба, где им после жить?
– И даже не сумлевайтесь, – грозит пальцем Царь, – Я свой народец в сортирах мочил, а вас уж точно не пожалею! Пусть даже мне обратно отскочит!
И державкой, как булавой машет.
Грозный Царь, этот – может. Не привыкши иноземцы к такому обороту, они все более умом да подсчетом живут, а этих сам Люцифер не разберет – сгорит дом, а хозяин вслед ему – сарай подпаливает. Не понять такого иноземцу, он бы с пепелища в тот сарайчик все снес, почистил, подремонтировал, да сызнова в оборот пустил или продал. Коли кошель потерял, зачем вслед ему последний золотой выкидывать или в шинке пропивать?
Какой народ, такой и Царь. Вона сидит, бровки хмурит, а в глазах бесы скачут – весело ему, как представит, какой тара-рам может иноземцам учинить. Прямо руки у него чешутся.
Переглянулись иноземцы.
– Ты, видно, Царь-Государь, не так нас понял. Мы силу твою знаем и меха любим – нам баталия ни к чему. Людишки мы торговые, нам не с руки из пищалей палить, да пиками в животы тыкать. Коли бы ты чего нам уступил, так и мы бы на попятный пошли и чего тебе надо привезли с полным нашим почтением.
– И чего взамен желаете?
– Пустяшный пустяк – землицы вашей, которая на штык с черенком черна, что уголь. Под ней что сыщем, тоже нам отписать. Лес сверху – под мачты корабельные рубить. Зверя с мехами ценными, чтобы без счета и пошлин бить да возить. И пасеки еще с пчелами и медом. А боле нам ничего и не надо.
Поклонились. Да еще сказали:
– А коли ты нас попросишь, мы с супротивником твоим беседы говорить станем, дабы баталию сию поскорей закончить. Мы политик хорошо знаем и умеем договоры писать и печаткой скреплять. А ты за то нам еще какие послабления в торговле дашь и чего-нибудь отпишешь.
– Как же мне баталию кончать, когда я ратников без счету потерял и ничего не добыл?
– А мы договоримся, что б тебе за то землицы отрезали, а ты нам с той землицы свой кусочек в презент дашь. Сие дело прибыточное – у тебя землица и у нас, а супостату впредь наука. А ратники сгинувшие – то пустяк-пустяшный, бабы у тебя справные, новых нарожают, поболе, чем прежде было. Захочешь – после новую баталию учинишь, а мы тебе пособим, потому как в том свой интерес заимеем, когда ты нам от новых добытых земель чего отпишешь. А то с двух сторон ватагами навалимся и всяк свой кусок возьмет, ты – отсюда до сюда, а мы вот так. И станем жить добрыми соседями, на что особый документ составим и печатки к нему пришлепнем!
А может и так, шибко всем эта баталия надоела, которой конца-края не видать. В казне сундуки паутиной да пылью взялись, как дале воевать? А иноземцы – они большой политик знают и может чего выторгуют. Спорить с ними себе дороже выходит. А им прибыльней. Все-то они как кафтан наизнанку вывернут и тебе же втридорога всучат. Свой-то народец понятный – с него три шкуры спустишь, да четвертую скрести начнешь, а он только мычит и глазками зыркает. А иноземец он обхождения требует, речей тонких, с вывертами. Ну их, к их люцициферовой маме…
– Ты Царь-Государь не сумневайся, мы люди торговые, нам не впервой чужой каравай делить. Мало будет, мы Послов призовем. Дело это верное. Чтоб сызнова воевать, надобно много руд поднять и без счету пушек наплавить. А мы тебе в том подмогнем, коли ты кузни в нашу пользу отдашь, пушки да пики покупать станешь, по цене, что Биржа даст и от податей на сто лет освободишь.
– Так поди дорого запросите?
– Твои Бояре еще поболе – у них карманы без дна. Они, как все растащат, после, все одно – к нам с поклоном придут, только это тебе, Государь, втрое выйдет. А коли мужику мастеровому доверить пушки лить, так он может их против тебя оборотить. Вот и выходит, что лучше нас тебе никого не сыскать. Мы завсегда готовы ближнему помощь сделать, когда себе не в убыток. У тебя в стране ныне разор случился и казна пуста, а у нас золота в достатке и товаров, чтобы народишко твой накормить и одеть, а без того они бузу учинить могут. Мы дурного не присоветуем, мы тыщу лет друг с дружкой воевали да мирились, оттого все про то знаем. Ежели победа на пустое брюхо, то всё одно народишко роптать станет, а коли даже побили тебя, но сыты все, то и простят с сердцем легким. Теперь тебе надобно о своем царстве-государстве помыслить, а твое от тебя не убежит, страна у тебя большая, народу без счету, будут пушки, ты кого хошь одолеть сможешь. Да не этих, а может иных, что поболе да побогаче, в чем и наш интерес имеется…
– А как же злато мое, что в подвалах ваших хоронится? – вспоминает, хмурится Государь.
– То был прежний договор, – вздыхают иноземцы, – Теперь надобно много судов учинить, чтобы мы могли печатки с дверок сорвать. У нас все по параграфу, никто за просто так ничего получить не может, а только ежели суд решение даст. Сие дело трудное и казусное и шибко долго тянуться может.
– А суд чей?
– Суд, понятно дело, нашенский, потому как золото у нас лежит. У кого золото – тому об нём и голову ломать. Судьи мантии бархатные оденут, законы поворошат, да вердикт обскажут, может и вернется чего. А мы покуда новый договор пропишем, крепче прежнего. Ты, Государь, не печалься, с нашей помощью ты во сто крат более злата-серебра обретешь, коли правильную торговлю с нами учинишь. А мы тебе за то, как мириться станем, поболе землицы вражей выторгуем с рудами да реками полноводными. Отчего выйдет тебе прибыток больше прежнего. Верь нам…
На том и столковались и печатки к бумагам приложили.
И всё как есть осталось, и все при своем – Царь при троне, бояре при нем и сундуках, добром набитых, казначей – при казне, Воеводы при наградах, иноземцы при землице и рудах железных. Мужики при том, что ране имели – при лаптях, рубахах нательных, да пустой похлебке, спасибочки Царю-Батюшке, что хоть этого не забрали. И служивый народ милостями не обошли – каждый получил медальку на грудь, да по два аршина земли. Где и упокоились.
Такая сказка-присказка. А дальше все стали жить-поживать, добро проживать. И я там был, мед-пиво не пил, по усам не текло, в рот не попадало. Да и не мне одному. Уж так у нас повелось, что кому – честной пир да свадебка с приданым, а кому жестокое похмелье, да обкусанный каравай.
