Ну а дале как-то все само собой сладилось. Сыграла труба, громыхнули барабаны, встали ратники под знамена боевые да всей ватагой через кордоны шагнули. Идут, по сторонам глядят, ждут девах пышногрудых, которые на грудь кольчужную кинутся и станут в уста их целовать-миловать. Час идут, два… Нету девах. Никто ратников наших не привечает, хлеб-соль не выносит, дорожки тканные под ноги не раскатывает. А кое где с дрекольем на них кидаются.
Как про то Царю-Батюшке доклад чинить? Мнутся Бояре, друг за дружку заступают, никто вперед не лезет. Боязно.
– Ну чего молчите, супостаты, чего глазки прячете? Ладно ли дело?
– Ладно, Государь. Но и худо.
– Чего ладно?
– Ватаги с топотом идут, так что пыль столбом, зверье по лесам разбегается, мыши да лисы в норы прячутся, птицы прочь летят, а кто не схоронится, того в мелку крупу топчут. Такая силища!
– А народишко чего?
Переглянулись Бояре.
– Народишко под ноги кидается с подношениями, девки на шеи вешаются, хозяйки разносолами привечают, хозяева бочки пива да медовухи выкатывают. Такая благодать.
– А худо что?
– Ратников мал-мал теряем.
– Это как так? – сбирает бровки в щепоть Государь, – Коли их хлебами с солью, да пивом встречают?
– Так от того и беда, – вздыхают Бояре, – Народишко дурной, под ноги с подарками падает, ратники спотыкаются, да друг на дружку валятся, да на пики надеваются. Девки на шею кинутся иной раз всемером, отчего хребет пополам трещит-ломается. От разносолов, несварение случается, ратники-то к недоеду привыкши, а тут ешь – не хочу, отчего у них животы бурдюками дуются и лопаются. А уж коли пиво с медовухой выкатят, так они вусмерть упиваются. Такая незадача.
– И много ли ратников сгинуло?
– Ноне уже полсотни дюжин преставились и без счету покалечились. Надо бы им подмогу послать, пока они вовсе не пропали.
– Ладно, – соглашается Царь-Государь, – Раз такое дело, бери мужиков с каждого сотого двора по паре. Да накажите им, чтобы медовуху без меры не пили и девок на шею не вешали…
Через неделю вновь Бояре явились, людишек просить.
– Опять? – дивится Царь, – А много ли вы за то время городов да деревень на копье взяли?
– Так почти что ничего, – разводят руками Бояре, – Народишко тот шибко любезный, никакого сладу с ними нет – заступают ватагам дорогу, так, что шагу вперед не ступить. Вот и топчутся рати на месте.
Нахмурился Царь.
– Сколь вам надо, дабы баталию сию победой завершить?
– Так поди до снегов управимся, ежели на то воля господня будет! – уверяют Бояре.
– Как до снегов, ежели вы до первого желтого листа грозились?!
– Зело зол оказался тот народишко, кругом нам беспокойство и вред чинит.
– Как так? – кричит, ногами топоча Государь, – Вы же говорили, что нам хлеба несут и девки на шеи вешаются.
Переглядываются Бояре. Чего отвечать?
– То – так… Токма девки на ратников по десятку навешаются, стыд-срам потеряв, а после их тятьки да брательники со дворов с вилами выскакивают. Много их, со всеми не управиться. Мы одного-двух на пики поднимем, а тут их родичи с дрекольем объявятся. Чем больше их бьем-колотим, тем шибче их пребывает. Просто как мурашей, коли муравейник веткой разворошить.
Что за ерунда?
Призывает Государь людишек тайных.
– Чего это такое творится? Где цветы, где здравицы и чепчики в воздух, как вы обещались?
– Не знаем, – ответствуют люди тайные, – Мы свое дело справно изладили, но может их кто иной перекупил. Продажны людишки, всюду корысть ищут, от одного корыта к другому бегают. Мы им по золотому отсыпали, а другие может по два дали, вот они и переметнулись.
– И что делать?
– Денег нам дать, да поболе, чем прежде. Мы поедем и сызнова их перекупим, по три золотых вручив. И станет все очень хорошо.
– Где ж я вам столько денег возьму, когда казна пуста?
– Ну тогда ничего поделать нельзя, – разводят руками тайные люди, – Тогда воевать надобно, не щадя живота мужицкого.
– Позвать сюда Воевод, – ярится Царь.
Явились воеводы, все в кольчужках и звездах золотых по груди и животам – любо-дорого посмотреть, да послушать, как те бренчат. А при них девы одна другой краше, все в чинах и телесах, краснощекие, да полногрудые, так, что ордена, что на груди у них понавешаны, не к полу как им должно висят, а лежат что младенцы в люльке, золотом отблескивая.
– Это кто? – вопрошает Царь-Государь, перстом указуя.
– Это боевой отряд генералок, – ответствуют Воеводы, – Служат не покладая рук, не щадя живота и других разных частей. Всегда готовы исполнить любой приказ что днем, что ночью, хоть даже в самые критические для отечества дни! Уж такие боевые, что и мы с одной, хоть даже втроем справиться не можем, только ежели взопреть совсем! И головы у них светлые, натуральные, не крашены.
– Деньги им из казны платите?
– Платим, Царь-Государь! Но они тех денег стоят, можете сами в том убедится! А ну, шаго-ом!..
И генералки тут рядок смыкают, плечики отводят, грудки вперед толкая, губки алые мнут и коленками под кольчужками дрыгают так, что звон от них во все стороны идет. Такое воинство – любо-дорого посмотреть, но более всего пощупать.
– Это после, – говорит, смущаясь, Царь-Батюшка, – Скажите, что у нас нынче с баталией?
– Все хорошо. Рати наши ворога на копья подымают и мечами в лапшу мелкую рубят. Еще малость самая – сокрушим супостата и штандарты их воткнем им куда надобно, по самые шлемы!
Так – говорят. Ну что с них с вояк взять, когда люди они грубые и речь их шершава, как плавник ерша.
– А где нынче рати мои?
– Так вот же, – раскатывают Воеводы свитки рисованные, – Тут и тут. Но более всего здесь. Мы таперича приступом их главный Град осадили и бомбы ему туда через стены кидаем. Славная пальба идет!
Склонился Царь-Батюшка над свитком. А Бояре Воевод за рукава к себе тянут.
– Чего вам возле этого Града ноги до колен топтать, ежели там никакого приварка не обещается? Там же, окромя церковок, да горожан и псов оголодавших, ничего нет. А вот ежели сюда ватагой двинуться, то иное дело – там и мастерские железоплавильные, и кузни, в землице руда, да уголь, пашеничка опять же с зерна полпуда поднимает, бережки речные со сходенками, куда кораблям пристать удобно. Мы все это себе приберем, да с вами от щедрот поделимся. Божеское дело – Государству хорошо, нам ладно и вам какой-никакой приварок. На казенных харчах много ли наживешь, а мы, чай, не обидим.
Смекнули Воеводы. Им хошь так, хошь так баталию воевать. А ежели куда Бояре указали пойти, да пособить им в деле торговом, то может что и им обломится. Бояре, они хитрючие – свое Царство-Государство к рукам прибрали, а ноне к другому потянулись.
– Вот мы чего еще подумали! – дали рапорт Царю Воеводы,– Ежели часть ратников сюда развернуть, да вдарить шибко, то много убытку супостату учинить можно.
– И – то! – поддакивают Бояре, – Мы туда придем, все разору придадим – чем вражина-супостат воевать станет, когда все руды и кузни нам перейдут? А уж мы, Батюшка-Царь, коли их получим, расстараемся, пищалей тебе понастроим, а с ними и баталию вершить сподручней будет.
– Верно ли? – вопрошает Государь.
– Так и есть! – кивают Воеводы, – Коли ворога руд железных лишить, ему дрекольем воевать придется. А кол против фузеи, что ветка гнилая супротив топора. Тогда мы еще скорее с сей баталией управимся.
– Ну-ну, – радуется Царь-Государь, – Стало быть, скоро викторию праздновать станем?
– Это конечно! – рапортуют Воеводы, – Мы нынче новые рати соберем, да разом вдарим, так, что супротивника в пыль стопчем, да по ветру развеем.
– Вот и славно! Кто первый мне викторию принесет, того я злотом-серебром осыплю и под правую руку свою посажу! Ступайте!
Повернулись Воеводы, да пошли, а сзади них генералки засеменили, кольчужками звеня и бровками играя…
И пошла тут баталия, чем дале, тем заковыристей.
Собрались Воеводы вкруг, стали решать-судить как им дело ноне вести, чтоб пред Царем-Батюшкой не осрамиться, да все никак к согласию прийти не могут. Один в одну сторону тянет, другой в иную.
– А чего туды?
– А куды? Мне чужая указка не надобна. У меня своя голова на плечи посажена, я ей думать стану, а дураков слушать мне ни к чему!
– Тоды я тоже сам по себе. Чего хочу, то ворочу. Надо мной сверху никого, окромя Царя-Батюшки, нету. Только он далеко, отсюда не видать.
– А коли так – я туда тронусь. Там дорожки гладкие, мосты справные, девки грудастые, мне ноги по болотам мочить охоты нет.
– Вы чего? – хмурится самый древний Воевода, у коего веки от годов мхом срослись, – Так негоже, растопыренными пальцами во все стороны тыкать. Надобно все пальцы в кулак собрать и им бить-колотить, а иначе нам пальчики по одному пообломают.
– Ага, а кто верховодить станет? Или – ты?
– Да хошь я! Моя ватага поболе ваших будет, и на баталии я до того дюжину раз хаживал, покуда вы в палатах кафтаны протирали. Я ратное дело лучше иных ведаю и справно могу службу нести, а вы токма парады сбирать и пыль в глазки пускать. Вместе пойдем, любого ворога сокрушим, а ежели порознь, то на пупах узелки развяжем. Вона глянь, – очертил веткой под ногами круг, – Пока мы кругом бегать станем, супротивник внутри, по тропкам коротким друг к дружке прибежит, да вместе по нам вдарит. Так баталии не делаются.
– А ты нас уму разуму не учи.
– Так кто ж научит, коли не я?
– А вот это видал? – кричат, топочут ногами Воеводы, по три пальца в фигуру складывая, – Ты сам по себе, мы сами по себе! Ты без роду без племени, наши пращуры под троном сидели, да Царю горшки подавали, когда твои коров пасли! Не станем тебя слушать. Ты куда хошь своей ватагой топай, а мы сами с усами. Верно ли?
– Верно! – горланят Воеводы, – Мы каждый свою викторию сотворим и первыми к Царю-Батюшке явимся, за что он нас наградит, да приласкает!
Так и не столковались. Развернулись, да всяк в свою сторону побёг и ватагу за собой потянул. Разбрелись, как сгинули – ни слуху, ни духу…