Андрей Геласимов
Год обмана
* * *
Через минуту примерно, после того как убежал этот папаша, где-то в квартире быстро затопали, и на пороге кухни появился заспанный карапуз. Он стоял, покачиваясь, напротив меня и тер лицо пухлыми кулаками.
– Ты кто? – наконец сказал он, зевнув розовым ртом.
– Я Миша. А ты кто?
– Это я Миша. А ты кто-то чужой.
– Я скоро уйду.
– Хорошо, – сказал он. – А где папа?
– Вышел за сигаретами. Сейчас придет. Сколько тебе лет, Миша?
– Пять. А тебе?
– Мне двадцать три.
– Ты уже взрослый. – Он опять зевнул и задрожал, как котенок.
– Надо штаны надеть, – сказал я. – Где ты их снял?
– Марина сняла. Она всегда меня усыпляет.
– Сейчас она тоже придет. Хочешь чаю?
– С сахаром, – твердо сказал он.
Выпив, не отрываясь, целую кружку, он с интересом посмотрел на меня.
– Знаешь, почему у тебя борода?
– Почему?
– Потому что ты много рыбы ел. Косточки в горле застряли, а потом на лице вылезли.
– Ты думаешь?
– Конечно. У папы тоже всегда так.
Я решил поддержать беседу.
– А ты гречневую кашу любишь?
– С молоком не люблю, – ответил малыш. – Только с сахаром.
– А знаешь, из чего ее делают?
– Нет.
– Ее делают из греков. Ловят их маленькими, пока не подросли, и делают из них кашу.
– А кто такие греки? – спросил он.
Я понял, что проиграл.
– Два ноль в твою пользу, Михаил. Но штаны все-таки надо найти.
Он спрыгнул с табурета и прошлепал из кухни. Через минуту вернулся по-прежнему без штанов, зато принес большую конструкцию, построенную из «Лего».
– Что это за мавзолей у тебя?
– Это дом.
– А кто в нем живет?
Он высыпал на пол штук пять или шесть пластиковых фигурок.
– Солдатики, – сказал я. – Тогда это у тебя не дом, а казарма.
– Это Геракл и Геркулес, – возразил он. – Они не солдатики, а сильняки. Как Шварценеггер.
– Тогда это точно не казарма, – согласился я. – Кстати, помнишь, я говорил тебе насчет греков…
В эту минуту появилась Марина. Волосы у нее были растрепаны. Одной рукой она застегивала халат, другой прикрывала ворот у горла.
– Мы тебя разбудили? – быстро сказала она. – Пойдем, не мешай нашему гостю. Где твои штаны?
– Это не гость, а Миша, – громко сказал малыш. – Я хочу с ним играть.
– Ты не беспокойся, – улыбнулся я ей. – Мы тут управимся. Иди, иди, а то скоро отец придет.
Она внимательно посмотрела на меня и медленно улыбнулась. За ее спиной мелькнуло красное лицо этого Сережи. Он тоже заглянул в кухню, а потом заперся в ванной.
– Не беспокойся, – повторил я. – У меня с детьми хорошо получается.
* * *
На следующий день я решил больше не выпускать инициативы из своих рук. Взялся за бизнес, так надо вести его по-настоящему. «Учиться, учиться и учиться», – как завещал великий папа. По-любому ведь придется ответ держать. Педагогика – вещь серьезная. Требует глубокого научно-методического подхода.
– Сегодня учимся бухать, – сказал я своему воспитаннику, снова оторвав его от компьютера. – Чего ты там все время делаешь?
– Так, ерунду одну, – отозвался он. – А «бухать» я уже умею.
– Нет, – протянул я и загадочно улыбнулся. – Пару раз напиться на какой-нибудь наркоманской вечеринке – это не значит «бухать». С этого дня у тебя начинается новая жизнь. Радуйся, ты попал в руки профессионала. Я чемпион Москвы в полутяжелом весе.
– А почему не в тяжелом?
– Я над этим работаю. Но среди полутяжей мне равных нет.
– Хорошо, – сказал он с улыбкой. – Когда начнем?
– Сперва нужно пройти теоретическую подготовку.
– Да? Это как?
– Нужно ознакомиться с правилами для главбухов.
– Главбухи-то здесь при чем?
– Те, кто бухают не по науке, – это просто любители. Махровая самодеятельность. Главбухи, мой дорогой, – это уже элита.
– Понятно, – снова улыбнулся он.
– Правило номер один: бухать так бухать. Нельзя стать настоящим главбухом, если у тебя остаются сомнения. Главное, чтобы в сердце было искреннее желание стать маленьким пьяным поросенком. Воля здесь ни при чем. Надо по-настоящему захотеть. Тогда у тебя, может быть, получится. Сейчас уже настоящих мастеров почти не осталось, одни любители. Но я тебя научу.
Пацан мой улыбался до ушей, но молчал.
– Правило номер два: главбух должен быть художником. Без поэтического отношения к делу ничего не выходит. Ты любишь море?
– Да.
– Думай о нем, когда пьешь.
– Меня укачает.
– Тогда думай о женщине.
– О Марине?
– О ком хочешь. Лишь бы это была поэзия. Какие стихи тебе нравятся?
– Есенин.
– Отлично. Он тоже бухал. Надо распределить выпивку по поэтам. Есенин пусть будет водка.
– Лучше рябиновая настойка.
– Молодец. Кто еще?
– Пушкин.
– Это шампанское. Еще?
– Байрон.
– Я не читал. Сам придумай.
– Наверное, коньяк…
– Ты должен быть уверен.
– Да, точно коньяк.
– У нас еще остались вина. Сначала красное.
Он ответил не сразу.
– Может, Блок?..
– Откуда мне знать? Я стихов не читаю.
– Нет, Блок – это белое вино.
– А кто тогда красное? – спросил я.
– Франсуа Вийон… – он опять подумал. – Да, точно! Франсуа Вийон.
– Венгр?
– Нет, француз. Его повесили за воровство и разбой.
– Хороший поэт. Дашь потом почитать. Кто у нас будет отвечать за портвейны?
– Я не знаю. Я портвейна не пил.
– Значит, есть пробелы. Ладно, будем ликвидировать. Вот тебе и домашнее задание. Сегодня – портвейн, а завтра ныряй в папину библиотеку.
– У него нет стихов.
– Ну, сходи в Ленинку. В общем, на этом пока все. Всякие виски-шмиски оставим на другое занятие. Нельзя мешать все в одну кучу. Собирай пока этих пацанов, и мы их сегодня проверим.
– Больше нет правил? – разочарованно спросил он.
– Еще как минимум два. Но вначале контрольный вопрос. Кто был самый верный ленинец, на которого всем нам надо равняться?
Его лицо выразило сильное удивление. Потом он задумался и наконец улыбнулся:
– Бухарин?
– Пять баллов. Начинаешь улавливать суть. Следующее правило гласит: никогда не забывай про бухучет. Если ты перестал считать, ты уже не главбух, а просто бухарик. Надо всегда знать, сколько уже выпито. В этом случае ты способен мыслить стратегически и верно распределять остающиеся ресурсы. Это понятно?
– Как божий день.
– И, наконец, золотое правило главбухов. Не блевать. Ни при каких обстоятельствах. Это унижает человеческое достоинство.
Обговорив с ним еще кое-какие детали, я сел на телефон и стал искать подходящую пьянку.
Вариантов, как всегда, было много. Две свадьбы, один мальчишник, встреча бывших одноклассников, презентация в туристической фирме, девичник и несколько попоек без всякого повода. Все это было хорошо, но не хватало стиля. Требовалось внутреннее напряжение всей композиции.
Наконец я наткнулся на то, что искал. Пару месяцев назад четверых знакомых пацанов выперли из университета. Что-то они там напились и набедокурили. Сегодня их всех провожали в армию. Это было как раз то, что надо. Сдержанное мужское горе и проникновенное сочувствие товарищей.
* * *
Когда мы вошли, все посмотрели на нас с неодобрением.
Я представил своего ученика и вынул из пакета три бутылки водки «Финляндия».
Лица сидевших просветлели.
Вслед за этим Сережа достал из своей сумки большую упаковку пива «Карлсберг».
Глаза присутствующих затеплились уважением.
Наконец я сообщил, что в машине еще пять таких упаковок, и со всех сторон к нам потянулись крепкие мужские руки.
Поприветствовав всех собравшихся, мы получили место в углу дивана. Я пододвинул к себе початую бутылку водки, и началась практическая часть нашего занятия.
За столом обсуждалась проблема – как откосить. Двое призывников были уже настолько пьяны, что не принимали участия в дискуссии. Однако двое других живо прислушивались к советам бывалых людей. Громче всех выступал один дембель. Он только что вернулся на гражданку и по привычке считал, что все должны его слушать. Армия портит людей, вселяя в них необоснованные иллюзии.
– Косить надо с умом, мужики, – выкрикивал дембель с таким напряжением, что у него покраснела шея и часть лица.
– Косить надо так, чтобы не было мучительно больно, – проговорил мой сосед слева, заедая водку зеленым луком.
– В штаны прудить и дурочку валять бесполезно, – продолжал орать дембель, не слушая никого. – Я вам как «дед» говорю. Врачи такие мастырки секут на раз. Вломят в учебке по-взрослому – вообще забудешь, где туалет.
После четвертой рюмки моего Сережу повело на разговоры.
– Пойдем, покурим, – ткнул он меня локтем в бок.
Когда выходили в коридор, я видел, как его качнуло.
– Нужно подержать паузу, – сказал я ему.
– Все нормально, – ответил он и плюнул на пол.
– Тошнит?
– Нормально. Дай сигарету.
Мы закурили и постояли молча несколько секунд.
– Знаешь, зачем я тебя вчера с собой взял к Марине? – наконец заговорил он.
«Конечно, знаю, – подумал я. – Похвастаться захотел».
– Чтобы не следили за мной, – продолжал он.
– Не понял, – сказал я. – Ты что, на ЦРУ работаешь?
– Папочка меня без присмотра не оставляет. А когда ты рядом, никто поблизости уже не крутится. Тебя, наверное, достаточно. Я еще в первый день заметил.
«Да? – подумал я. – А в квартиру-то чего тогда потащил? Мог бы и в машине оставить…»
– Я не хочу, чтобы он про Марину узнал.
– Почему? – спросил я.
– Я ее тогда больше не увижу.
– Убьют? – Я слегка усмехнулся.
– Не убьют, – серьезно ответил он. – Но спрячут так далеко, что фиг найдешь.
– Где это?
– Где угодно. В Сибири, в Европе, в Америке.
– В Штаты она бы, наверное, не отказалась поехать, – опять усмехнулся я.
– Скорее всего, – сказал он. – Поэтому я и взял тебя с собой.
– А чего это папа так взъелся?
– Хочет, чтобы я женился на одной итальянке.
– Богатая?
– У нее отец телевизионный магнат…
В эту минуту дверь из квартиры открылась, и на пороге показался пьяный дембель.
– Мужики! – завопил он. – Вот вы где! А мы вас везде обыскались.
– Сейчас придем, – быстро ответил я. – Нам поговорить надо.
– Все нормально, мужики! Вы мне только скажите, где там у вас еще пиво лежало.
Я дал ему ключи и объяснил, где стоит наш «лендровер».
– Дверь только потом посмотри.
– Конечно, – заплетающимся языком сказал дембель и утопал вниз.
– А еще ее отец владеет заводами по переработке руды и двумя футбольными командами, – сказал мой Сергей.
– Какими?
– Не знаю. Кажется, из второй лиги.
– Ну, все равно. – Я уважительно покачал головой. – Это же итальянский чемпионат. Женись. Чего ты раздумываешь?
– Я ее никогда не видел.
– Ну и что! Итальянки просто чума какие красивые.
– А Марина?
– Да хрен с ней, с Мариной! Ты что, дурак, что ли?
– Сам ты!..
Он оборвал себя на полуслове, но я видел, какого труда ему стоило удержаться.
– Пошел ты! – наконец выдавил он и пнул дверь ногой.
Хорошо хоть не меня.
Я остался один в коридоре.
Через минуту на лестнице запыхтел этот дембель. Он тащил все пять упаковок и был абсолютно счастлив.
– Классная у тебя тачка! – заорал он. – Слышь, тебя как зовут-то? Я позабыл.
– Михаил, – отозвался я.
– А! Ну, молодец, Михаил! Отличный из тебя получится воин.
Он, очевидно, решил, что это меня провожают в армию.
Дверь за ним хлопнула, и я снова остался один. Пора было возвращаться.
* * *
За столом все еще продолжался разговор на тему «как откосить».
– Ну, и далеко там зашло? – примирительным тоном сказал я, усаживаясь рядом с Сергеем.
– Где? – спросил он.
– В Италии.
Видно было, что он сначала не хотел отвечать, но потом все-таки раскололся:
– Мой отец подарил ее отцу катер.
Я даже ушам своим не поверил.
– Для рыбной ловли?
– Кажется, да, – ответил он. – Тот итальянец большой любитель. Тебе-то какое дело?
Я не знал, что ему сказать. Из-за этого катера, которым меня два дня назад попрекнул босс, теперь мне вдруг показалось, что я тоже замешан во всей этой истории с итальянской женитьбой. Не зря же он выбрал именно меня. И тогда выходило, что вся эта ерунда насчет «сделать из мальчика человека» была просто отмазкой. А меня наняли, чтобы шпионить. Тем более что они снимали наружное наблюдение, когда с пацаном был я. Наверное, они хотели, чтобы он начал мне доверять. А я потом должен был стукнуть папе.
Интересная выходила схема. Впрочем, я еще ни в чем не был уверен. История с итальянским катером могла оказаться простым совпадением. Папа ведь мог сказать о нем так, между прочим. Оговорился человек, с кем не бывает.
– Тебе-то какое дело? – повторил мой пацан.
– Да так, померещилось. Дай-ка мне бутылку портвейна. Пора заняться исследовательской работой. Водочка уже выветрилась.
В эту минуту дембель заорал громче обычного:
– Кончайте меня грузить! Никто из вас откосить не сумеет! Слушай сюда! Сейчас все будет конкретно. Сломаем руку – и все. Никакой армии!
Один из спавших за столом призывников проснулся и сиплым голосом спросил:
– А кому тут в табло всечь?
– Тихо! – рявкнул дембель. – Кто хочет конкретно на гражданке остаться?
– Я, – сразу ответил проснувшийся.
Глаза у него были совершенно осоловелые.
– Накати еще водки, – приказал ему дембель. – Тогда будет не больно.
– Меня вырвет, – предупредил призывник.
– Накати, говорю. Учись слушать старших.
– Понял.
Ему налили почти стакан, и он в невероятных конвульсиях выпил его до дна.
– Еще? – спросил кто-то из «ассистентов».
Дембель склонился над своим пациентом и, посмотрев ему в глаза, заявил:
– Хорош. Точно попали в дозу. Веди его в туалет.
– А что будем делать-то? – прозвучал недоуменный вопрос.
Дембель с усмешкой посмотрел на вопрошавшего.
– Руку его на унитаз положим, а ты на нее сверху прыгнешь.
– Я?!!
– Очканул? – сказал дембель. – Другану очканул помочь!
– Я прыгну, – предложил другой призывник.
– Тебе тоже ломать будем, – возразил дембель.
– Сначала ему, – ответил доброволец. – Надо посмотреть, как получится.
– Логично, – одобрительно хмыкнул дембель. – Тащите первого в туалет.
Судя по его лицу, первый уже с трудом понимал, что с ним происходит.
Народ поднялся из-за стола. В комнате остались только мы с Сергеем и четвертый призывник, который спал на диване. Про него, очевидно, просто забыли.
Мы сидели, прислушиваясь к тому, что происходит в туалете. Я ждал, чем все это закончится, но, видимо, у них там не очень заладилось. До нас долетали звуки какой-то возни, негромкая матерщина и время от времени смех. Спящий на диване боец застонал и свалился на пол.
– А Марина-то знает? – сказал я.
– Насчет чего?
– Насчет итальянки.
Он посмотрел на меня с удивлением.
– Да она вообще ничего не знает.
– Как ничего? В каком смысле?
– Она думает, что я из Калуги. Учусь в педагогическом. Мама преподает в техникуме. Папа живет с другой семьей.
– Да ты что! – Я не сумел скрыть своего изумления.
– Да. А что?
– Да так, – улыбнулся я. – А на фига тебе это надо?
Он помолчал секунду.
– Ну, мне не хотелось, чтобы она сразу узнала… – Он замялся.
– Какие бабки за тобой стоят? – закончил я за него.
– Не в этом дело. Я хотел, чтобы у нее осталось право выбора. Если она будет все знать, вряд ли она сможет освободиться от мысли…
– Что твои бабки гораздо круче, чем ты сам, – снова продолжил я вместо Сережи.
– Ну, в общем, что-то в этом роде, – усмехнулся он.
– Понятно, – сказал я.
Теперь мне и вправду было понятно. Во-первых, стало ясно, почему он врал ее папаше насчет метро. Во-вторых, зачем прятался от телохранителей. А самое главное, что дело тут было, разумеется, совсем не в Марине. Дело-то было в самом пацане. Право выбора, о котором он говорил, он хотел сохранить отнюдь не за нею. Естественно, он думал о самом себе. Все правильно. Так и надо.
– Ну что, еще по портвейну? – спросил я.
– Да, пожалуй, хватит.
– Определился, кто за него отвечает?
– Думаю, да. Это, скорее всего…
В этот момент в туалете раздался дикий крик.
«Получилось, – подумал я. – Надо вызывать скорую».
* * *
В следующее мгновение в комнату внесли корчащееся тело. Оно издавало жуткие стоны и отборную матерщину. Тело принадлежало дембелю.
– Он сам решил прыгнуть, – объяснил один из «ассистентов». – Валерка уснул, пока мы пробовали, и рука с унитаза упала. А он как раз в этот момент прыгнул. Сказал, что покажет нам всем, как надо Родину любить.
После осмотра, во время которого дембель страшно ругался, мы пришли к выводу, что он сломал себе ногу. Всякий раз, как мы к ней прикасались, он дико выл и обзывал нас ужасными словами.
– Надо снять с него брюки, – предложил кто-то из «ассистентов».
– Пошел ты! – закричал дембель. – Я что, в больницу в трусах поеду?!!
– Тогда придется их резать, – сказал кто-то еще. – Вдруг там открытый перелом.
– Хотя крови вроде не видно, – отозвался третий.
– А вдруг она просто от шока не бежит. Так бывает. Сосуды сужаются.
– Снимайте их, блин, скорее! – испугался дембель. – Чего встали? Подохну тут с вами, придурками!
Никто не знал, как стянуть с него штаны, не потревожив ногу. Посовещавшись, решили держать его на весу и тихонько стягивать. Для этого пришлось вынести из комнаты спавшего на полу бойца. Потом вынесли все стулья. Потом стол. Когда выносили стол, бутылки с него попадали. Он никак не проходил через дверной проем.
– Тут совсем чуть-чуть не хватает, – сказал тот призывник, который вызвался прыгать первым. – Сантиметра два. Может быть, снимем дверь?
– Я подохну, пока вы ее снимете! – в ужасе закричал с дивана дембель. – Вызывайте скорую!
Мы оставили стол у двери и подняли дембеля с дивана. В горизонтальном положении стянуть с него штаны оказалось почти невозможно. К тому же здоровой ногой он очень ловко пинал нас в лицо. Кто-то предложил перевернуть его вверх ногами. Несмотря на то, что где-то внизу он продолжал страшно ругаться, звенеть упавшими на пол бутылками и хватать нас за ноги, дело теперь пошло на лад. Вскоре он лежал на диване в сиреневых трусах и громко матерился. Нога у него распухла, как бревно, однако крови нигде не было видно.
– Слава богу, закрытый, – решили мы, но на всякий случай залили перелом водкой: кто-то сказал, что лучше продезинфицировать.
– Ну, и как я буду теперь здесь лежать? – неожиданно тихо спросил дембель. – Диван, блин, насквозь мокрый.
Через полчаса приехала скорая, и его увезли. Хорошо, что у них оказались с собой носилки.
* * *
Когда мы вышли на улицу, было уже почти утро. Солнце еще не появилось из-за домов, но птицы орали как угорелые. Ночью прошел дождь, и теперь асфальт блестел черными лужами. Сергей шумно втянул воздух и улыбнулся.
– Люблю, когда так пахнет. Свежестью. Москва утром – чистый кайф!
Я тоже вздохнул поглубже.
– Да уж. Особенно когда людей нет.
Он взглянул на меня и засмеялся:
– Ну и видок у тебя!
– Ты лучше на себя посмотри, – вяло огрызнулся я.
– Пойдем пешком, – предложил он. – Тут ведь недалеко.
– Кому как. Мне, например, еще через полгорода тащиться.
– Да пойдем. Останешься у меня ночевать. У нас две комнаты для гостей пустуют.
– Ну, пошли. Все равно дома есть нечего.
– Я тебя накормлю.
– Пошли, пошли. Слушай, а что твоей матери скажем?
– Она живет в другой стране.
– Понятно.
– И приезжать не собирается.
– Я понял. Вопросов нет.
Утро действительно было чудесное. Воздух казался таким легким, что временами мне чудилось – вот-вот и я улечу. Впрочем, скорее всего, так казалось из-за сумасшедшей ночи.
«Нельзя так много курить, – решил я. – Или надо перейти на легкие сигареты».
– Смотри, – сказал Сергей. – Листья на деревьях появились.
– Точно, – отозвался я. – Теперь везде попрут. Весна, блин.
Из-за поворота, позвякивая, выкатился трамвай.
– Ты смотри, как он рано. Ну и жизнь, должно быть, у этих трамвайщиков. Куда он едет в такую рань?
– А знаешь, как я познакомился с Мариной? – сказал Сергей.
– Как? – словно бы нехотя спросил я.
– В трамвае.
– Да ты что? – Я разыграл притворное удивление.
Так иногда делаешь, чтобы ничего не сказать, но все-таки узнать, что будет дальше.
– Правда. Я убегал от своих охранников и прыгнул в трамвай. Он как раз трогался с остановки.
– Чего ты от них все время бегаешь?
Он запнулся и посмотрел на меня.
– А за тобой следили двадцать четыре часа в сутки, когда тебе было семнадцать лет?
Я на секунду задумался и вдруг очень ясно представил себе этот ужас.
– Наверное, ты прав. И что случилось в трамвае?
– Я не знал, как заплатить за проезд. Там были какие-то штучки на окнах, но я не понял, для чего они.
– Постой, ты что, не знал, для чего нужен компостер?
– Нет. Откуда мне было знать? Я в трамвай попал первый раз в жизни.
– Что, никогда не ездил на трамвае?
Я даже остановился.
– Нет, – сказал он. – До этого случая – никогда.
– А на троллейбусе?
– Нет. Раза три на метро в детстве, когда с пацанами убегали с уроков, и все. В доме всегда был специальный шофер, который возил меня всюду, начиная с детского сада. Отец так решил.
«Ни фига себе, поколеньице подрастает, – подумал я. – Что ж это ваши папики с вами сделали?»
– Ну-ну, и что дальше?
– Пришел контролер.
– И это оказалась Марина!
– Нет. Это был дядька в синей спортивной шапке, и у него чем-то воняло изо рта.
– А Марина?
– Она стояла сзади и сунула мне в руку свой проездной.
– Надо же, как угадала!
– Наоборот. Он ее тут же оштрафовал.
– «Есть женщины в русских селеньях…» Чего же она обратно свой проездной не взяла?
– Я не знал, как его передать.
– Застеснялся, – усмехнулся я. – Подставил девочку.
– Я потом ей весь штраф вернул, – тихо сказал Сергей.
– «Потом» не считается. Короче, ты взял у нее адресок, снова убежал от охраны и привез ей деньги, так?
– Нет, – покачал он головой. – После случая с трамваем от них уже было не убежать. Меня привезли в Кузьминки, и я будто бы пошел в «Будапешт».
– Интересно, зачем?
– Мало ли. Им все знать не положено.
– И долго так продолжалось?
– Два месяца.
– Понятно… А потом вдруг я подвернулся. Так, что ли?
Он посмотрел мне в лицо и ничего не ответил.
«Ну, и пошел ты! – подумал я, неожиданно разозлившись. – Тоже мне, крышу себе подыскал. Привык уже, что папа ему людей покупает».
В это время мы подошли к его дому.
– В общем, сегодня сделаем выходной, – сказал я. – А завтра с утра я к тебе заеду.
– Ты же хотел остаться.
– Это ты хотел.
– Но ты же сказал…
– Мало ли, что я сказал. Тебе, может, тоже все знать не положено.
Я развернулся и пошел обратно за своим джипом. Дойдя до перекрестка, я посмотрел назад. Пацан мой все еще стоял там, где я его оставил.
* * *
Спать пришлось ложиться на голодный желудок. Поэтому, наверное, приснилась всякая дрянь. Сначала какой-то пароход на коньках, потом дикие лошади, потом почему-то Пушкин, а после него дуэль и стрельба. Потом я ехал на поезде туда, где родился, но мне было страшно оттого, что я не знал, на какой станции надо сходить. В итоге вокруг оказалось море высокой травы, из-за которой ни черта не было видно, и я бежал, задыхаясь, по узкой тропинке, а длинные стебли хлестали меня по лицу. Вдруг из этой зеленой чащи высунулась чья-то рука и схватила меня за горло. Я хотел закричать, но даже просто вздохнуть и то было невозможно. Из травы показалось темное лицо. «Собирайся, – сказало оно. – Мы пришли за тобой». – «Я не хочу!» – подумал я в ужасе, но лицо встряхнуло меня, как тряпку. «Собирайся! Времени нет».
– Собирайся! – ревел чей-то голос.
Я подскочил на кровати как ошпаренный.
– Собирайся, – повторил голос. – Хватит дрыхнуть! Люди ждут.
Я наконец сообразил, что это не сон и что я не один у себя в комнате.
– Давай поднимайся скорей, – сказал человек, который сидел на моей постели и тряс меня за плечо.
Второй стоял у шкафа и, раскрыв дверцу, перебирал мои вещи.
– Одевайся, – сказал он, бросая на кровать джинсы, футболку, рубашку и что-то еще.
– Давай-давай, – подхватил первый. – Времени совсем нет.
– Где у тебя обувь? – спросил тот, что стоял.
Я ничего не ответил.
– Кроссовки твои где? Оглох, что ли?
Он вышел из комнаты.
– Ты его не серди, – сказал первый. – Если он разозлится, нам обоим каюк. Давай, по-быстрому встал, собрался, и мы отсюда отскочим.
Он все еще сидел на моей постели.
– Вы кто? – наконец сказал я.
– Дед Пихто, – ответил второй, входя в комнату. – Где твои кроссовки?
– Я не ношу кроссовки.
– А что ты носишь?
– «Доктор Мартинз».
– Хорошо. Где твои «Доктор Мартинз»? – Видно было, что он разозлился.
– В ванной стоят.
– На фига ты их туда поставил?
– Хотел помыть.
– На том свете помоешь. Давай, быстро вскочил! Долго с тобой тут будем возиться?
– Встань! – сказал он своему напарнику. – Пусть одевается. И шевели булками!
Я откинул одеяло и встал.
– Ты что, без трусов спишь? – заржал первый. – Слышь, – обратился он ко второму, который опять вышел из комнаты. – Он без трусов спит! Лысого гоняет, по ходу.
– Отвяжись от него, – донеслось из ванной. – Пусть спит в чем хочет. У нас времени нет!
Я молча одевался и рассматривал своих гостей. Прежде всего, было непонятно, как они вошли. Я точно помнил, что запер дверь и даже закрыл ее на цепочку.
«Должно быть, порвали», – решил я.
Оба моих визитера были одеты в строгие темные костюмы. Белые рубашки и галстуки выглядели безукоризненно. Они были похожи друг на друга как близнецы.
«Тоже мне, люди в черном», – подумал я.
– Собрался? – сказал главный, входя в комнату с моими ботинками. – Десять баллов! Теперь валим отсюда – и так уже столько времени потеряли!
На выходе из квартиры я специально посмотрел на цепочку. Она была в полном порядке. Ни одно звено не разорвано.
* * *
Внизу мы сели в черный БМВ с тонированными стеклами, и я решил запоминать дорогу. По крайней мере, глаза мне не завязали.
– Ты почему стекло не протер? – спросил главный, едва мы отъехали. – Я же тебе вчера говорил, а ты опять ни хрена не слушаешь!
– Я протирал, – отозвался второй, переключая скорость.
– Когда ты протирал?!! Смотри, сколько грязи! Слякоть везде, а ты не протираешь. Скоро не видно будет, куда едем! Когда ты протирал?
– Я протирал, – повторил тот.
– Когда ты протирал, я тебя спрашиваю?!!
– Позавчера.
– А я тебе когда говорил?
– Не знаю.
– Я тебе вчера говорил! Сколько можно повторять одно и то же? Ты достал меня. С тобой невозможно работать!
– Слышь, – сказал второй, останавливаясь у светофора.
– Ну? – отозвался главный.
– Я же тебе говорил, что у меня весной руки болят.
– Чего они у тебя болят?
– Сам не знаю. Может, от воды. Они, наверное, весной в воду больше хлорки добавляют. Кожа сначала сохнет, а потом лопается. Я крем у своей взял, все равно не помогает. Больно так. Даже к рулю прикасаться трудно.
– Тряпка-то мягкая. Не то что руль.
– А жидкость для стекла? Она, знаешь, как эти ранки разъедает!
– Сходи к врачу.
– Ходил уже. Говорит, ничего нельзя сделать. Надо ждать, пока весна кончится. Авитаминоз. Плохое питание. Прикинь! У меня – плохое питание! Придурок. Вода просто фиговая. Может, минеральной мыть? Возьму ящиков пять, а из крана совсем не буду мыться.
– Ты лучше стекло протри.
– Я же тебе говорю – болят руки. Достала эта весна. На следующий год возьму в это время отпуск. На Кипре, как думаешь, хлорку в воду добавляют?
– Давай уже скорей! Мышьяк они добавляют. Тебе будет в самый раз.
Они оба замолчали, и тот, что сидел за рулем, обиженно сгорбил плечи. Через минуту машина остановилась у большого серого здания.
Это был офис моего босса.
– Дальше дорогу знаешь, – сказал главный, открывая дверцу с моей стороны. – И давай шевели булками. Там уже полчаса как ждут.
* * *
Внутри здания было пустынно. Все коридоры словно вымерли. Я шел по светлому полу, и мои шаги отдавались эхом где-то в дальних комнатах. «Куда все подевались? – думал я. – Время еще пяти нет. Война, что ли?» Двери некоторых кабинетов стояли открытыми, но и там не было никого. «Что-то случилось, пока я спал», – решил я.
В приемной у босса я тоже никого не встретил. Ни секретарши, ни посетителей, ни уборщицы – никого. «Сегодня не мой день, – подумал я. – Жизнь дала трещину».
– Воробьев? – донеслось из открытой двери кабинета. – Это вы?
– Я.
– Проходите сюда. Я вас давно жду.
Когда я вошел, он поднял голову от своих бумаг и устало откинулся на спинку кресла.
– Здравствуйте, Михаил.
– Здравствуйте… – начал я, но вдруг с ужасом понял, что не помню его имени-отчества.
– Павел Петрович, – усмехнулся он.
– Да, конечно, Павел Петрович. Здравствуйте, Павел Петрович.
– Садитесь вот здесь. Впрочем… хотите выпить?
Нельзя сказать, чтобы меня это совсем не удивило.
– Да, я как бы… недавно проснулся…
– Я знаю, – улыбнулся он. – С утра не пьете?
– Какое уж тут утро…
– Тем не менее? – Он вопросительно посмотрел на меня.
– А сока у вас нет?
– Минеральная.
– Хорошо, – сказал я.
Он кивнул мне на кожаный диван у стены, а сам открыл небольшой шкафчик.
– А я все-таки выпью чего-нибудь, – сказал он, вынимая бутылку виски. – Уверены, что не хотите?
Я отрицательно помотал головой.
– Хороший. – Он показал мне бутылку и вопросительно поднял брови.
Я снова помотал головой.
– Как хотите. Настоящий шотландский. У меня в Глазго есть один друг – присылает только элитные сорта.
– Хорошо, – сказал я сиплым голосом.
– Что, простите?
Я откашлялся и повторил:
– Хорошо, налейте чуть-чуть.
– И минералки? – Он улыбнулся.
– Чуть-чуть, – снова сказал я.
После того как мы выпили, он вынул сигареты и бросил их на диван.
– Ну как? – спросил он.
– Да-а, – протянул я.
– Вообще, конечно, виски надо пить в Шотландии. В уютном пабе с камином и за большим деревянным столом.
Я представил себе эту картину. В голове у меня зашумело.
– Классно.
– Что классно? – спросил он.
– Уже добежало.
– А что я вам говорил? Это не виски, а реактивный двигатель. Можно заливать в бак, и выиграешь любые гонки. «Формула-1», а не виски. Еще по одной?
– Давайте.
Теперь, я чувствовал, мне стало гораздо легче. Я совсем не ожидал, что босс окажется таким приятным человеком.
– Ну как? – снова спросил он, когда я проглотил вторую рюмку.
– Значительно лучше.
– Добежало?
– Давным-давно.
Он затянулся сигаретой поглубже, и на его лице появилась мечтательная улыбка.
– А мы в студенческие годы говорили «торкнуло».
– Сейчас тоже можно так говорить.
– А как еще?
– Еще? – Я на секунду задумался. – Можно сказать: «Вставило».
– А еще?
– «Забрало».
– А еще?
– «Плющит».
– «Плющит» как-то тяжеловато, – поморщился он. – «Торкнуло» все-таки лучше.
– Вообще-то «плющит» говорят, когда траву курят.
– Понятно, – протянул он, и лицо его стало задумчивым.
Мы замолчали.
– Еще по одной? – сказал он через минуту.
Я протянул ему свою рюмку.
– А почему на работе нет никого? – наконец спросил я о том, что меня удивило в самом начале. – Еще ведь не поздно.
Вместо ответа он удивленно посмотрел на меня, залпом выпил свой виски и слегка задержал дыхание.
– Сегодня же воскресенье, – еле слышно произнес он на выдохе.
– Воскресенье? – повторил я.
– Ну да. А вчера была суббота. Тоже здесь не было никого.
Я понял, что потерялся во времени, и от этой мысли мне вдруг стало ужасно смешно. Я еле удерживался, чтобы не расхохотаться. Надо же, воскресенье! А я-то подумал! Рюмка у меня в руке дрожала, как от землетрясения.
