– Я ждал твоего звонка, Хайм, – произнёс Джеймс спокойным и безучастным голосом.
– Знаете, Вы слишком часто это повторяете, – усмехнулся Хайм, пытаясь скрыть волну напряжения, которая нахлынула на него.
– Возможно, потому что это правда, – Блэк слегка наклонился вперёд и опёрся подбородком на цепко переплетенные длинные пальцы, его взгляд стал пронзительным. – Что-то случилось?
Хайм замолчал, глядя на отражение своего лица в стекле экрана. Он решил поуютнее устроиться в кресле, ощущая, как материал обнимает его уставшее тело, откинул голову назад и на мгновение прикрыл глаза.
– Ничего особенного, – наконец ответил он, постаравшись звучать буднично. – Просто хотел обсудить сегодняшнее утро.
– Хорошо, начнём с самого простого, – мягко произнёс Блэк. – Как ты спал?
Хайм почувствовал, как внутри него что-то сжалось.
«Видимо, Эгберт уже настучал», – подумал он.
– Менее восьми часов, – устало ответил Хайм.
– Это уже не в первый раз, – заметил доктор, его тон стал чуть строже. – Ты чувствуешь усталость?
– Немного, – ответил Хайм, отводя взгляд. – Но это было ожидаемо, верно?
– Возможно, – Блэк слегка склонил голову, словно оценивая его слова. – Ты принимал "Каплю" вчера?
– Господи Боже, Джеймс, Вы сами мне ее колите обычно! – вспылил Хайм. – Или Вы тоже спали менее 8 часов и запамятовали?
Хайм заметил, что Доктор усмехнулся, но лишь глазами.
– И каковы твои ощущения? – продолжил Блэк, как будто никакого истеричного выпада от Хайма и вовсе не было.
– Непривычно, но не критично, – Хайм позволил себе легкую улыбку. – Знаете, даже создал заготовку нового пейзажа.
– Это хорошо, – сказал Блэк, но в его голосе звучала осторожность. – А что насчёт "тёмных" мыслей? Они проявлялись?
Хайм замер. Он ожидал этого, но вопрос был как скрытый удар.
– Нет, всё спокойно, – солгал он, стараясь не моргнуть.
Доктор молчал несколько секунд, будто проверяя каждое слово.
– Интересно, – произнёс он наконец. – Обычно, пропуск дозы вызывает эмоциональные колебания. Ты точно ничего не скрываешь? – Блэк перестал сверлить Хайма взглядом и отвлекся на какие-то записи.
– Зачем мне это делать? – ответил Хайм с лёгким вызовом в голосе.
– Зачем? Чтобы защитить себя, – сказал Блэк, и посмотрел на него пронзительным, почти рентгеновским взглядом своих черных глаз.
Все тело Хайма от макушки до пяток обдало жаром. Он слегка поерзал в кресле, но ни один мускул не дрогнул на его лице.
– Ты ведь знаешь, Хайм, я здесь не для того, чтобы навредить.
– Конечно, – кивнул он, пытаясь сдержать волнение. – Но иногда мне кажется, что Вы хотите залезть мне в голову, в буквальном смысле этого слова.
– Это моя работа, – парировал доктор. – Ты важен для нас.
– Для нас это для кого? – спросил Хайм, его голос прозвучал тише, но напряжённее.
Блэк нахмурился.
– Ты знаешь, что все наше общество – это нечто большее, и мы все – часть этого большего. – повторил он слова пропаганды, которая круглосуточно преследовала всех жителей Медиополиса.
Хайм почувствовал, как его пальцы сжимаются на подлокотниках кресла.
– Иногда мне кажется, что разница есть, – сказал он, делая паузу. – Особенно, когда речь заходит о моих мыслях.
– Ты имеешь право на личное пространство, – кивнул Блэк. – Но я должен быть уверен, что это пространство не разрушает тебя.
– Не разрушает, – твёрдо произнёс Хайм, встречаясь взглядом с доктором.
Молчание повисло между ними, как невидимая завеса. Хайму всегда было интересно о чем именно думает этот человек. Но Блэк настолько был стабилен в своих речах и эмоциональных проявлениях, что Хайму от этого становилось жутко. В отличие от него, Хайма, которого можно было читать как открытую книгу.
– Ты уверен, что справишься? – наконец спросил Блэк.
– А Вы? – ответил Хайм, поднимаясь с кресла. – Уверены, что я нуждаюсь в вашем контроле?
Доктор Блэк не ответил сразу. Его взгляд стал тяжёлым, будто он искал ответы внутри себя.
– Мы оба знаем, что ты находишься на грани. Если ты продолжишь закрываться, это приведёт к последствиям.
Хайм посмотрел на него, затем отвёл взгляд.
– Может быть. Но пока я создаю, Вам не о чем волноваться. И это единственное, что имеет значение.
Он прервал вызов, не дав доктору ответить.
Хайм убрал руку с панели коммуникатора, но чувство напряжения, сковавшее его тело, не отпускало. Он сидел в кресле, не двигаясь, словно пытался осмыслить каждое слово, которое только что прозвучало.
Доктор Блэк всегда говорил ровно и размеренно, как будто его голос был специально настроен, чтобы усыплять тревогу. Но на этот раз его слова зазвучали в голове Хайма, как удары в колокол, каждый раз усиливаясь.
«Ты находишься на грани», – эхом повторялись они.
Грань. Это слово пробудило в нём неприятное ощущение, словно он и правда стоял на краю обрыва, а под ногами была лишь зыбкая почва. Хайм вдруг почувствовал, как его руки начинают слегка дрожать.
«Почему я так реагирую?» – подумал он, стараясь успокоить дыхание. – «Это ведь всего лишь слова».
Но внутри него уже разрасталось другое чувство – агрессия. Необычная, глухая злость, которая не находила выхода. Он не мог направить её на доктора, потому что тот был лишь частью системы. Он не мог направить её на себя, потому что это означало бы признать свою слабость.
Хайм резко поднялся с кресла, чувствуя, как его тело наполняется напряжением.
– Грань… – прошептал он, стискивая зубы.
Его взгляд упал на холст, который парил в воздухе. Это была начатая работа – абстрактный пейзаж, который он создал вчера. Ещё несколько часов назад Хайм восхищался этой заготовкой, но теперь всё в ней казалось неправильным. Линии выглядели слишком прямыми, цвета – слишком тусклыми, а идея – пустой.
Он сделал приглашающий жест и холст плавно поплыл по воздуху к нему. Хайм взял любимое тонкое перо и решил исправить заготовку. Его движения были быстрыми, порывистыми, агрессивными. Каждый штрих ложился на холст слишком резко, оставляя глубокие линии, которые полностью разрушали идеально нарисованный океан.
Он остановился и посмотрел на свою руку. Пальцы едва заметно дрожали, словно отдаваясь эхом его внутреннего состояния.
«Это не должно так быть», – подумал он. – «Я всегда контролирую свои движения. Я должен быть спокоен».
Он сделал глубокий вдох, но чувство тревоги только усилилось. Кажется, воздух в комнате стал каким-то плотным, тяжёлым. Хайм провёл рукой по лбу и почувствовал, как пальцы соприкасаются с горячей кожей. Ему казалось, что он чувствует и слышит это прикосновение настолько отчетливо, что оно его почти оглушает.
«Почему это происходит сейчас?» – подумал он, пытаясь сосредоточиться, но мысли метались, словно пчёлы возле разоренного улья, возвращая в памяти слова доктора, свои сомнения, ощущение, которые не отпускали его после взгляда на подземный спуск сабтерна.
Он подошел к столу и начал судорожно искать что-то. Наконец-то, в очередной из ячеек, нашел свое «сокровище» – это был лист бумаги для акварели и набор цветных карандашей. Когда-то давно, еще в школе, они с классом были на экскурсии в Арт-галлерее. Именно тогда один уже из зрелых творцов вручил ему этот подарок.
– Всё нормально, – сказал он себе вслух, пытаясь заглушить хаос в голове.
Хайм решил сделать набросок, чтобы очистить сознание. Простые линии, геометрия – это то, что всегда помогало ему собраться. Но стоило ему взять карандаш и провести линию по холсту, как все его тело сжалось от боли.
– Чёрт! – воскликнул он, швыряя карандаш на стол.
Он зажал уши руками и закрыл глаза. Звук от карандаша настолько казался громким, что Хайм начал задыхаться. Его грудь сдавило, как будто невидимый обруч затянулся сильнее. Дыхание стало прерывистым, и на мгновение ему показалось, что воздух в комнате исчез. Не без усилия Хайм поднялся и подошел к окну. Распахнув его, он вдохнул полной грудью. За окном раскинулся полуденный Медиополис, его идеальные линии и безупречные формы. Этот вид обычно успокаивал его, но не сейчас.
«Почему я чувствую это сейчас?» – думал он, глядя на город. – «Я всегда всё контролирую». Но контроль ускользал, как песок сквозь пальцы.
«Неужели это последствия пропущенной дозы «Капли», – пытался размышлять он рационально. – «Или её отсутствие всколыхнуло что-то глубинное, спрятанное в моем сознании?».
«Доктор Блэк, Вы думаете, что я на грани?» – не без сарказма подумал он, вглядываясь в горизонты города. – «По-моему, доктор, Вы ошибаетесь. Я уже успешно шагнул с обрыва и отправился в полет». Эта мысль вызвала волну страха, которая тут же сменилась яростью и безудержным весельем. Хайм сжал кулаки, ощущая, как ногти впиваются в ладони и злобно расхохотался.
В один прыжок он пролетел от окна к столу и вновь схватил карандаш. Теперь его движения были не механическими и осторожными, как обычно, теперь он дал волю чувствам. Карандаши ломались под его неистовыми движениями, но он обгрызал их до грифеля и продолжал рисовать.
– Нет, это не то, мало жизни! – кричал он и заливался слезами. – Нет, я не дамся вам так просто! – вдруг, начинал он рычать и хохотать как злой гений.
И вот, картина была готова. Он опустился на пол, прислонившись спиной к стене, его взгляд устремился в потолок, а мысли постепенно начали утихать.
«Что со мной не так?» – думал он, чувствуя, как его тело постепенно расслабляется.
– А может только так и должно быть? – последнее, что пробормотал Хайм в пустоту и погрузился в глубокий сон.
Джеймс снял очки и аккуратно положил их на стол, откинулся на спинку кресла, сцепив длинные пальцы в замок и положив их себе на грудь. Его взгляд устремился куда-то в потолок, но мысли явно витали в другом месте.
Внешний облик доктора говорил о его безупречности. Высокий и худощавый, на первый взгляд, он выглядел хрупким, но это мнимое ощущение исчезало, стоило лишь взглянуть в его чёрные глаза. Они были пронзительными, будто могли проникать в самую суть подсознания всего сущего. Иссиня-черные волосы были безупречно уложены, подчёркивая острые черты лица: высокий лоб, прямой нос и чётко очерченные скулы. Его бледная кожа, казалось, не знала солнечного света, а тонкие губы редко принимали форму улыбки.
На нём был тёмный свитер с высоким воротом, чёрные брюки и неизменный белый халат, который, словно барьер, отделял его от всего остального мира. Халат был идеально выглажен, без единой складки. Даже его очки – в тонкой серебристой оправе – казались частью тщательно выстроенного образа.
Доктор сидел в своём кабинете, который был таким же безупречным, как и он сам. Прямые линии мебели, холодный свет, ровно выстроенные мониторы – всё это отражало его характер. На столе лежали аккуратно разложенные папки с медицинскими записями, и единственное, что нарушало этот порядок, – это стакан с водой, на котором остался едва заметный след от его губ.
– Хайм уже потерян для системы, – пробормотал он, будто самому себе.
Его голос был тихим, но в нём звучали нотки сожаления. Джеймс поднялся, разомкнув пальцы, и прошёлся по кабинету. Его шаги были размеренными, едва слышными на мягком ковре. Он остановился у большого экрана, который занимал почти всю стену. На нём отображались данные: графики, диаграммы, цифры. Среди них – имя Хайма, выделенное жирным шрифтом.
– Один из самых нестандартных экспериментов, – произнёс он, касаясь экрана длинными пальцами.
Он не часто позволял себе эмоции, но сейчас что-то в его взгляде изменилось. Возможно, это была лёгкая грусть или сожаление, но даже эти чувства скрывались за маской профессионализма.
Доктор вспомнил первый раз, когда встретил Хайма. Тогда это был юный, но уже яркий и дерзкий творец, чьи работы выделялись среди прочих подопытных. Джеймс видел в нём что-то, что другие упускали. Возможно, именно это побудило его предложить экспериментальную программу. Но сейчас всё изменилось: Хайм больше не поддавался контролю. Его мысли стали слишком хаотичными, его поведение – непредсказуемым.
– Гений и безумие… – задумчиво произнёс Блэк, проходя мимо ряда прозрачных шкафов с медицинским оборудованием.
Он остановился у окна, глядя на город, который раскинулся перед ним. Медиополис как будто был объят пламенем, в лучах заходящего солнца, его гладкие линии и идеальные формы создавали иллюзию гармонии. Созерцание этого искусственного творения человечества вызывало в нем противоречивые чувства. На лице Блэка снова появилась привычная маска спокойствия. Он вернулся к столу, взял очки и аккуратно надел их.
– Сообщить консилиуму или подождать? – задал он сам себе вопрос и сел на кресло, приняв позу Роденовского мыслителя. Его голос был всё так же ровен и хладнокровен, но в глубине души Джеймс знал: системе безразлично, сколько и каких творцов она утилизирует, а вот он потеряет ценный экземпляр, который мог изменить многое.
Его размышления прервала его помощница Лола, которая как всегда без стука и в безудержном веселье ввалилась к нему в кабинет. Блэк вздохнул и натянул приветственную улыбку на лицо. Девушка стремительно ворвалась в его «царство тьмы», как всегда полная энергии. Её каштановые локоны прыгали при каждом шаге, а круглые очки слегка сползли на нос.
– Джеймс, вы не поверите! – воскликнула она, едва переступив порог.
Она была одета в тёмно-зелёное вязаное платье, которое идеально подчёркивало её фигуру. На её пухлых губах играла искренняя улыбка, а румянец на щеках ещё больше подчёркивал веснушки, придававшие её внешности детскую непосредственность. Лицо Блэка оставалось бесстрастным, но лёгкий вздох выдал его усталость.
– Лола, в следующий раз попробуйте постучать, – мягко, но с лёгким укором произнёс он.
Она сделала вид, что не слышит его слов, и с улыбкой опустилась в кресло напротив.
– Вы только представьте! У меня почти получилось стабилизировать активность нейронов при клонировании! – начала она, вытаскивая из сумки планшет.
– Почти? – переспросил Блэк, поправляя очки.
– Ну, да… почти… – признала она с лёгкой усмешкой. – Но вы же знаете, наука – это путь проб и ошибок!
Доктор молчал, наблюдая за её воодушевлением. В этом вся Лола: спонтанная, энергичная, но с неподдельным рвением к своей работе.
– Лола, у вас талант говорить с такой уверенностью, что иногда это в меня вселяет надежду, – иронично заметил Джеймс.
Она нахмурилась, мгновенно уловив его тон.
– Джеймс, что-то случилось? – спросила она, слегка наклоняясь вперёд.
Блэк приподнял брови, пытаясь сохранить привычную маску спокойствия.
– С чего вы взяли?
– Вы выглядите… напряжённым, – осторожно сказала Лола, опустив планшет на стол.
Доктор не ответил сразу, он пытался подобрать слова и тон. Откинувшись на спинку кресла и засев в свою любимую позу профессора Преображенского, он продолжил.
– Это работа, Лола. Она редко бывает простой. Не все результаты вызывают позитивные эмоции.
Она внимательно посмотрела на него, будто оценивая каждую эмоцию на его лице.
– Знаете, – начала она мягким, почти ободряющим тоном, – даже Вам иногда нужно отдыхать.
Блэк позволил в себе лёгкую усмешку.
– И это вы говорите мне? Человеку, который видел, как вы проводите ночи в лаборатории?
Лола улыбнулась, слегка откинув голову назад, её каштановые локоны рассыпались по плечам.
– Ну, вы же всегда можете напомнить мне о том, как важно сохранять баланс. А теперь я напомню Вам.
– Как благородно, – ответил он с лёгкой издевкой.
– Это не благородство, – парировала она. – Это эмпатия. И, честно говоря, вы можете ею тоже воспользоваться.
Доктор нахмурился, но в её словах не было упрёка. Скорее, забота. Все прекрасно знали, что с восприятием и выражением эмоций у доктора были проблемы. Так считали многие, и только Блэк знал, что такой контроль приходит только с возрастом, которого его окружающим не достичь никогда.
– Что ж, Лола, если вы считаете, что ваш оптимизм заразителен, я готов в это проверить.
– Вот и прекрасно, – подмигнула она. – А теперь рассказывайте, что у вас на душе.
Блэк сделал паузу, глядя на неё через свои очки. Она включена в исследования состояния Хайма, но стоит ли ей сейчас говорить о последних событиях? Джеймс пока что хотел сам разобраться в происходящем, поэтому решил Лолу пока не посвящать в нюансы.
– Возможно, позже, – наконец ответил он. – Но спасибо за участие.
Лола вздохнула, но её улыбка не исчезла.
– Хорошо. Но помните, что я всегда готова Вас выслушать.
Она поднялась, грациозно поправила платье и с той же лёгкостью, с которой появилась, исчезла за дверью.
Доктор Блэк смотрел ей вслед, и на секунду его глаза сузились, а губы изогнулись в хитрой ухмылке.
«А это идея, Лола, это идея», – самодовольно улыбаясь, подумал он и включил камеру мастерской Хайма.
– Матерь Божья, – выдохнул Джэймс и сжал руки в замок, прикрывая рот.
Джеймс Блэк отключил камеру наблюдения, ещё раз мельком взглянув на экран. Гравюра, которую Хайм завершил в своей мастерской, продолжала пульсировать в его сознании, словно вызов, брошенный всем основам Медиополиса. Рисунок был хаотичным, но в нём ощущалась угрожающая мощь, а монохромная палитра казалась неестественно живой. Линии словно разрывали пространство, их рваный ритм говорил о внутреннем конфликте автора.
Но больше всего Блэка поразило другое: состояние Хайма. Резкие движения, дрожь в руках, почти одержимое выражение лица – всё это указывало на то, что творец находился на пределе.
– Если ЦМЛ узнает об этом, его конец неизбежен, – пробормотал Джеймс, машинально снимая очки и растирая переносицу.
Он выпрямился, его движения стали быстрыми и чёткими. Решение уже было принято. Оставить Хайма наедине с самим собой было слишком рискованно. Он должен лично проверить, в каком состоянии находится его подопытный, и попытаться стабилизировать ситуацию. Блэк снял халат, поправил серебристую оправу очков и вышел из кабинета.
Лаборатория Джеймса находилась в северной части Медиополиса, в высотной башне, окружённой поражающими воображение садами. Он быстро спустился на первый уровень, где его ожидал личный транспорт – небольшой капсульный автомобиль, который перемещался по воздушным магнитным дорогам. Транспорт, как и всё в этом городе, был безупречно продуман: обтекаемые формы, мягкое внутреннее освещение, абсолютная тишина в салоне. Джеймс сел, активировал панель управления, и машина бесшумно взмыла вверх, направляясь к Арт-галерее.
За сферическим окном проносился Медиополис. Гладкие линии зданий, переливающиеся мягким светом, тянулись к небу. Дроны-курьеры, словно серебряные стрекозы, сновали между башнями, доставляя посылки. Голографические экраны, встроенные в фасады, транслировали изображения: улыбающиеся лица, вдохновляющие лозунги и идеальные пейзажи. Но Блэк почти не замечал этого. Его мысли были сосредоточены на Хайме.
«Если они увидят это, ему не дадут и шанса. Его сразу отправят на утилизацию как нестабильного творца. Но ведь он больше, чем просто элемент системы. Он доказал, что способен выйти за ее рамки. Пора признать: Хайм – удачный результат моего эксперимента… моего лучшего эксперимента».
Он сжал руки в замок, обдумывая, как можно предотвратить катастрофу.
«Нужно успокоить его. Убедить, что я на его стороне. Возможно, временно изолировать. Да, это может сработать. Пока он не восстановится. Еще не время с ним прощаться».
Арт-галерея располагалась в южной части города, на небольшом острове, окружённом водой. Здание выглядело как парящий над землёй гигантский куб, выполненный из биостекла. Его зеркальные поверхности делали здание практически невидимым. Однако сейчас куб сиял мягким розовым светом, перекликаясь с закатным небом.
Доктор Блэк вышел из капсулы и направился ко входу. Его стройное высокое тело и сдержанные движения придавали его образу еще большей значимости. Система оповещения моментально распознала его: зелёный свет на панели у дверей подтвердил его высокий уровень допуска. Охранные механизмы бесшумно отступили, давая ему пройти.
Он вошёл внутрь, и его сразу окутала атмосфера галереи. Высокие потолки, идеально чистые стены, по которым мягко скользили голограммы предыдущих работ местных художников. Вдоль стен располагались ряды интерактивных дисплеев, где посетители могли не только смотреть, но и взаимодействовать с произведениями искусства. Но Блэка всё это не интересовало. Он уверенно шёл по центральному коридору, его шаги гулко отдавались в тишине.
Он остановился перед дверью мастерской Хайма. Дверь открылась беззвучно, как только система идентифицировала его. Первое, что он увидел, – это свет. Гравюра Хайма светилась в полумраке мастерской, словно живая. Линии на ней пульсировали, а композиция казалась одновременно хаотичной и гармоничной. Джеймс застыл на месте. Его обычно бесстрастное лицо на мгновение исказилось – смесь изумления и тревоги отразилась в чёрных глазах.
– Хайм… наконец-то ты создал шедевр – прошептал он, делая осторожный шаг вперёд. Хайм ничего не ответил. Его любимчик, распластавшись на полу, тихо посапывал, улыбаясь чему-то во сне. Доктор Блэк, навел сканер на Хайма: все показатели были в норме. Джеймс самодовольно усмехнулся и нажал кнопку вызова на коммуникаторе.
– Эгберт, подготовь все к нашему прибытию. Твоему хозяину нужен отдых. – доктор Блэк отдал четкий приказ и отрубил вызов. Он еще раз взглянул на Хайма.
– Ну, нет, как принцессу я тебя не понесу… – пробормотал Джеймс. Не без труда он закинул Хайма на плечо, про себя отметив, что надо будет пересмотреть свою силовую программу развития тела. И, насвистывая «Моя прекрасная леди…», поволок Хайма в свой автомобиль.