Андрей Манилкин
Россиянка. Анастасия
– Представляешь! Сейчас проехала полицейская машина с сиреной! Я с размаху на пол и под кровать… коленку отбила. Если буду по улице идти и так сделаю, а они увидят это зрелище, меня точно загребут. Или в полицию, или в психушку… Ой, балбеска!
Балбеска определенно начинала мне нравиться.
3. Июнь 2014
Настя оказалась снаружи и сразу упала – было слишком темно, чтобы выбирать дорогу. Быстро поползла в сторону, прочь от автобуса, который теперь казался особенно опасным. В темноте люди натыкались друг на друга, перемешиваясь и теряя вещи. С собой осталась только легкая дорожная сумка и несколько предметов, разложенных по карманам.
Ползти было неудобно и слишком медленно. Нужно приподняться и бежать прочь от металлического остова машины, который слишком хорошо виден даже в коротких вспышках разрывающихся боеприпасов. Привычка последних недель говорит вжаться в землю при любом громком звуке, но огонь такой плотный, что, кажется, тишина не наступит никогда. Почти не задумываясь, Настя метнулась в сторону.
Ухнул взрыв – далеко, по ту сторону дороги. Нужно пробежать еще немного до ближайшей воронки. Сумка отчаянно бьет по спине и боку. Вспышка – что-то чиркнуло совсем рядом, кожей лица она почувствовала движение стремительного воздуха. Заныла нога. И правый рукав начал липнуть к онемевшей выше локтя руке. Но гораздо больше болели колени и разодранные на обочине ладони – она здорово ушиблась, когда упала возле автобуса. Впрочем, думать об этом было некогда.
Она снова обо что-то споткнулась, упала. Звенело в ушах. Кажется, последний раз ударило совсем близко. Мягкое. То, обо что она споткнулась, было мягким и теплым. Приподнявшись на одной руке, Настя несколько раз тряхнула осыпанной пылью головой. Ноги. Она споткнулась о чьи-то ноги…
В нескольких шагах от нее на коленях склонилась над маленьким скорчившемся на земле телом женщина. Настя перекатилась поближе. Земля под руками влажная и липкая. В отчаянии женщина рвала какую-то тряпку, а та не поддавалась. У ребенка нет руки! Настя схватила маленькое плечо, сдавливая изо всех сил истекающую кровью плоть.
Не было крика. Мальчик лет семи смотрел вокруг дикими, ни на чем не останавливающимися глазами, а лицо женщины даже в темноте казалось пепельно-серым, словно сама ночь сделала его таким. И оба не издавали ни одного звука.
Только стучала в ушах кровь между не прекращающимися разрывами. И писк… такой громкий, что заполняет все окружающее их пространство.
Женщина, наконец, справилась с упрямой тряпкой и отчаянно пытается ей что-то сказать, кричит, хотя ее совсем не слышно. Бум-бум… виски раскалывает пульс… бум-бум… сердце, похоже, находится теперь совсем не в груди, а рвется сквозь череп наружу…
– Отпусти!!!!! – мать, отрывает ее руки от раненного ребенка.
-Я должна завязать… должна завязать… – Липкое, сколькое от крови плечо с лохмотьями изодранной взрывом рубашки. Вместе им удается затянуть жгут и мать прижимает к себе потерявшего к этому времени сознание малыша.
Вспышка, удар! Бьют прицельно. Бьют не по машинам – по рассыпающимся от автомобилей людям.
Бросок через ночь дальше от дороги. Разогнувшись Насте удается сделать несколько десятков шагов. Сумка! Она осталась там, где Настя упала в последний раз. Нужно вернуться и попробовать ее найти, пока это еще возможно.
Там немного денег, кое-какая одежда и документы. Не ахти что, но больше у нее ничего не осталось. Вообще ничего.
Вдали снова щелкает миномет.
Упасть, переждать взрыв и попытаться вернуться. На эту простую мысль уходит полсекунды. Мышцы начинают действовать, готовя тело к падению. И тут что-то огромное бьет ее в левый бок. Словно удар поезда… глаза успевают заметить вспышку стремительного огня, и страшная сила бросает хрупкое тело на землю, которая уже не кажется такой твердой, как то, что ударило слева. Сверху начинают падать комья и пыль, подброшенные взрывом, накрывая Настю плотным черным одеялом. Но она не слышит этого и не видит. И будет лежать еще несколько минут, прежде чем тело начнет отзываться. Прежде чем продолжит ползти на восток, между взрывами и искалеченными людьми.
Вся в крови, своей и чужой, но с твердой уверенностью, что дойдет.
