Андрей Манилкин
Россиянка. Анастасия
4. Три недели спустя
– Задело слегка. Поверхностное. Везучка. Бедро поцарапало. Я вот всё думаю – смогу ли я вернуться назад? Мне кажется, уже нет, никогда.
Уже нет той страны, нет моего города… Одесса – навсегда останется городом, в котором сожгли моих друзей, Славянск – уже почти непригоден для жизни. Да что там почти. Уже нет.
Только две недели спустя, разговаривая с ее дядей, я узнал, что "задело слегка" – это 18 швов на бедре, стягивающих последствия осколочного ранения. Судя по всему, той же миной ей разорвало кожу на правом плече. Еще швы. Разбитые колени, едва зажившая ладонь и все ноги в мелких порезах. Под левой лопаткой несколько рассечений, в глубине которых притаились осколки и металлическая стружка. Обнаружить их удалось только в больнице при тщательном обследовании. Тут же и прооперировали.
Левая сторона ее тела была одним сплошным синяком, поэтому трудно ходить и пользоваться левой рукой – никто не знал, что это за травма, но последствия были очевидны. А были еще и не очевидные последствия, из-за которых она не смогла выйти на работу, о которой уже договорилась: до 40 градусов могла подскочить за пару минут температура и головная боль иногда становилась настолько сильной, что Настя просто ложилась и отворачивалась к стене, не в силах даже разговаривать. Ее дядя, детский врач в местной поликлинике, настоял на подробном обследовании.
Ничего этого я не знал. И о том, что она прячет лицо в густые рыжие волосы, когда выходит на улицу, и что прохожие оборачиваются вслед похожей на ребенка девушке со странными порезами на правой части лица.
Ни одной жалобы, ни слова о своем самочувствии. Она боялась показаться слабой даже в мелочах и никогда не переставала шутить.
Несколько дней она провела в больнице, не очень довольная своим вынужденным заключением. И каждый день с ней работали врачи. Хирурги, психологи… Наверно она была не простым пациентом – огромное желание жить, неуемная энергия и совсем не мирные травмы. А потом:
– Завтра меня отпустят на воооолю!… Ура!!!!! Ура! Сказали, я могу переночевать дома! Да здравствует теплая ванна, мягкая кровать с удобным матрасом, и к тому же разрешили даже вина выпить в честь дня рождения! Оооооооо, ура-ура!!!
Утро настало совсем не заметно.
– Мне отдали ноут. Я послушно спала всю ночь. Правда, пару раз с телефона вылезла, но и так – в полусне, еле открыв глаза, так и заснула обратно – с телефоном в руке, даже сил написать что-то не было.
Саша не звонит и не пишет. Уже второй день. Если он сегодня не позвонит (а он ОБЯЗАН в этот день позвонить), я даже и не знаю, что мне делать… Если бы сила молитвы исчислялась в красоте и дороговизне креста, я бы купила самый дорогой крестик, и тогда меня бы услышали…
Если бы сила молитвы…
Наверно, ее услышали и так. Четыре раза в ее день рождения брат выходил на связь. Позвонил, поздравил, слегка отругал за излишнее беспокойство, пообещал приехать, как только сможет. Лежит в госпитале, ранение пустяковое. Сказал, что она самая лучшая на свете, что все будет замечательно.
Но это было чуть позже днем. Вечером и ночью он прислал несколько SMS и я слышал, как она радостно взвизгивала каждый раз, когда их получала. А пока она послушно проглотила утреннюю порцию таблеток, на вечер ей дали еще и через 10 минут уже была у своих родственников.
– Мне подарили чемодан. Стало смешно до ужаса! Тетя говорит – ты же собралась ездить… по всей России колесить… а у тебя даже чемодана нет… Я говорю – Ну спасибо, моя родная! Ты уже меня сплавить хочешь?
Она смеется – Живи, пока живется тут. Но я же вижу – места себе не находишь, всё бредишь то Омском, то Москвой… то ещё какими-то царствами-государствами… А то – глядишь – и на Родину вернешься.
Спасиб, говорю. А она – чемодан-то открой!
Открываю чемодан, а там – деньги. Не целый чемодан, конечно, но сумма приличная. Хватит на дорогу до Омска, и чтобы там ещё пожить, прежде чем устроиться как-то. Я плачу, знаю же, что у них тоже с деньгами не очень чтобы свободно – семья-то большая. Как же так – говорю – Это же такая сумма, я не могу принять. А она мне – ты и так всего лишилась. У нас есть крыша над головой и руки. Заработаем. А тебе жизнь с нуля начинать. Так что даже не задумывайся. Бери. Порыдали с ней, пообнимались, дядя сердито так – У нас что, похороны? Быстро пить!
Распаренная после горячей ванны, приятного застолья и бокала вина Настя уснула тут же на диванчике в крохотной однокомнатной квартире где-то под Красноярском.
Вечером нам наконец-то удалось настроить скайп, общаться сразу стало легче.
– Сегодня иду по двору, сзади хлопок. Я за дерево и пригнулась. И понимаю, что не могут тут стрелять. Выглядываю – люди коврик выхлопывают… Вдох-выдох. Та-а-ак, Настя. Всё хорошо…
Когда еще вести такие разговоры, как не в день своего рождения? Странный контраст радости и горя. Я лавировал между накатывающими на нее воспоминаниями, стараясь занять ее мысли чем-нибудь более приятным, чем постоянные ночные кошмары, в которых она снова и снова выбиралась из-под обстрела. Мы не обсуждали новости, хотя ей все время этого хотелось. Мы просто болтали так, будто все уже кончилось. Рассказывали о себе, делились планами на будущее, искали интересные рецепты… Ей очень всего этого не хватало. Обычных праздных мелочей, оставшихся в разрушенном доме.
Когда мы, наконец, пожелали друг другу спокойного сна, в мои окна смотрела глубокая ночь, а в окна маленькой комнатки общежития, которую Насте выделили в качестве временного жилья, светило по-летнему утреннее солнце.
Вечером с телефона Саши позвонил совершенно не знакомый человек. Представился и сказал, что ее брат умер. Ранение было смертельным.
