Андрей Рафаилович Мельников
Ализм
Земля
«З-З!» –
ем – лязг зубов,
они – как лемехи
всп-ахали
жирный чернозем букв:
«З-Е-М-Л-Я!»
Вода (читать под водой по телефону)
В-в! –
«О-О-О-О…» –
Пускаю пузыри,
О, да!
Вода – аж дважды ода:
Жизни
и…
Воздух
В О З Д У Х !
В О З Д У Х !
В О З Д У Х !
В О З Д У Х !
В О З Д У Х !
В О З Д У Х !
В О З Д У Х !
В… Во! – Воз – Дух… Ух! – Дышите глубже!!!
Огонь (Сжигание Красного коня)
загнанный в хвост и в гриву, ревет и
хрипит огонь, погонь азарт ше-
лудивый… пылающий Кра-
сный конь… тара-
щит глаза
из ор-
бит… жар раскаленных под-
ков… цокот… пытка
копыт… не путь
– а путы
оков.
Чека-нный профиль огня
вращает яблоком –
спелым, слепым.
Эхо ржанья.
Зола. Чер-
ный д-
ым.
Урок пения
ощути
в сле-пой пустоте
летящим литым плечом
обжигающий стержень
ветра,
скулящий истертым пес-
ком.
Слышишь?
Гром –
как рас-треска-нный рот-ор
дыхания! –
пой!
Кузнечик
звенит пронзительно
кузнечик,
весьма подкованный в ночи,
его пр-ужин-истое эхо
весомо цокает в крови.
Покатые глаза –
литавры
сжигают бархатные травы
огнем азартно
вздыбленных зрачков.
Усами водит смело,
рьяно –
словно поводьями! –
О, кей –
В зеленой бронзе памятник…
Взгляните –
застыл восторженно
жокей!
С выражением ветра
… я лежал –
Стремительный, ст-рой-ный! –
как каса-тельная
к Земному
шару! –
человек с выражением
ветра,
застывшим на узком
лице…
Когда же?
даже подсолнух
вытянулся
во весь свой о-гром-ный
рост…
и напряженно дрожал,
подняв, как гончая
желтые ле-пес-тки ушей –
когда же, когда
же?
Ворвется ночь
из ручки – ручеек чер-Нил:
изв-ивы, пово-роты, мели,
слова мелькают словно ели,
вгрызаясь в берег
из последних сил –
корнями…
а в яме долго-вой
после па-день-я – только
брызги,
как розги
хлещут по лицу,
и чей-то крик «Полиция! –
наручники на ручки!» –
и точно в заточении
петляет почерк по листу,
расчерченному в жил-истую
клетку,
и фраза, скрещиваясь с ней,
рождает враз горю-чую слезу,
и ветер, слизывая гребень,
толкает языком вол-ну,
накатываясь рокотом картавым…
стекляной кляксой
глаз сползет
к перу,
вор-вется ночь,
выдавливая окна…
Глаз лягушки
твой возглас то ли
удивленья, то ли
гнева
напоминает выпуклый
глаз лягушки –
с таким же квакающим
акцентом,
словно цитируя,
ты взываешь: «Хва-тит!
Хва-тит!»
Но поче-му? Поче-му?
Когда вопрос ребром
Поэзия!
Вонзай в вок-залы поез-да
об-угленных, еще горячих
ст-рок,
клубящихся в чернильной
саже,
как саженцы
вгрызайтесь в землю буквы,
дрожи, дрожи перро-н
от лязга слов,
от клацанья колес,
от страха
за разбитый сон,
когда вопрос реб-ром,
как вы-гну-тая
шп-ала…
Телеграмма
Б. Ум. Бум. Умер. Мера. Ран. Ранг.
Краб
клешни у краба
рос-кошно рас-клешены!
В ссоре
ведет он себя, как бок-
сер –
бо-ком, б-очком, слегка
притан-цо-вывая,
держит ди-станцию, дерзок,
хитер!
Му-скулы – пан-цирь!
Глаза жгут
огнем,
гневно следя за дырявым
сачком…
День рождения Божьей коровки
столкнул слова:
одно – из выси,
другое же –
из самой преисподней строк,
их плоскими висками
искру высек –
наше вам с кис-точкой
(вместо хвоста) –
вот и она –
Божья коровка!
Колокол
как собака колокол
лает,
как собака тоскливо скулит –
колоко-лает, колоко-лает,
то высовывая, то
глотая
на ветру свой опухший
язык,
с клоко-танием из-рыгает
к-ляп! –
как нако-пленную злость,
от оков немоты отвыкая,
лязг! –
в конву-льсиях воздух
глодает,
как застрявшую в горле
кость!
В присядке гопака
в моих руках…
холодный лоб заката!
В глазах, как в гильзах –
кап-сюли зрачков!
Раз-рывы звезд
над свергнутым за горизонт
солд-атом,
тяжелый бой ча-сов
с нависшей ненавистной
тишиной…
когда сигают в ужасе
осколки,
когда кукушка хвалит
петуха –
стекляные ладони окон
будут звонки,
пока зашелся дождь
в присядке го-
па-ка!
Пластилин
и пластилиновая линия
твоих воистину
лиловых
губ!
Убийственно бледнеет –
словно лилия
овал лица –
как поцелуя сжатый круг,
и лоб, изборожденный
как пластинка,
и в нем
застрявшая игла
на ноте «ля»!
и танца стиль – а-ля подстилка!
Стиль жизни – ил
Иль дня, иль дна.
Для ласки – руки
гибкие, как ласты,
объятья – липкий пластилин,
и голос обнаженный,
мягкий,
податливый, как
вечный
сон…
