Она поставила на стол три большие деревянные миски и вытащила из печи горшок с супом. Лейтенант и Вернер присоединились к Курту, который уже сидел за столом. Старуха дала им деревянные ложки, а сама достала большую поварёшку и начала разливать суп.
– Стой, бабка! – лейтенант направил ложку на старуху, словно хотел ударить её по лбу, – Попробуй сначала сама – а то отравишь, а нам ещё на Москву идти…
– А чего на Москву ходить? – удивилась старуха, – Река как река… А суп я пробовала, пока готовила – попробую ещё раз, коль хотите…
Внимательно проследив за старухиной ложкой, лейтенант и солдаты придвинули свои миски чтобы она могла их наполнить. Вернер с недоумением принюхивался к странному запаху, исходящему от горшка с супом. Ему неожиданно показалось, что точно так пахли неубранные трупы вдоль дороги и в роще – этот запах Вернер не спутал бы теперь ни с чем на свете. Однако он не мог понять, почему же тогда ни лейтенант, ни Курт ничего такого не чувствовали, и даже наоборот, нахваливали и просили старуху не жадничать и налить им побольше этого супа… «Неужели я схожу с ума?» – подумал Вернер, и ему вдруг расхотелось есть. Он нерешительно протянул старухе свою миску, но в этот момент взгляд его упал на уже наполненные тарелки лейтенанта и Курта… Откинув пустую миску в сторону и с грохотом выскочив из-за стола, Вернер зажал рот рукой и кинулся к двери. Лейтенант и Курт молча и с недоумением посмотрели на него. Борясь с приступом тошноты, Вернер попытался отодвинуть засов и выйти наружу, но быстро понял, что в этом не было необходимости – поскольку желудок его был совершенно пуст, рвота перешла в глубокий изнурительный кашель, и он обессиленно упал на скамейку у двери.
– Что с тобой, студент? Что-то было в супе? – обеспокоенно спросил лейтенант, – Бабка, что ты положила в суп?
– Да не ел он супа, – пробормотал Курт, ворочая ложкой в своей миске, – Может, он болен?
– Студент, как ты себя чувствуешь? – спросил лейтенант.
Впрочем, вопросы были не нужны – Вернер был бледен как смерть и терзался приступами тошноты, захлёбываясь в кашле…
– Не повезло, – вздохнул лейтенант, – Может, дизентерия? Ладно, сиди-ка ты там, студент, пока всех не заразил… Вот тебе – лечись! Спирт, он всю заразу убивает, – и с этими словами лейтенант вышел из-за стола и дал Вернеру свою металлическую флягу со шнапсом. Потом он вернулся к своей миске и начал есть, сочувственно поглядывая на Вернера.
Вернер сидел, тупо уставившись в дощатый пол под ногами. Перед его глазами всё еще стояло то, что он увидел в мисках с супом… Это была густая тёмно-красная жидкость с чёрными сгустками, в которой плавали странные куски то ли мяса, то ли костей. Вернер был готов поклясться, что он видел отрубленную посиневшую детскую ладошку с куском обломанной белой кости там, где она должна была соединяться с рукой. В ложке, которую Курт собирался было отправить в рот, лежал белый, с красными прожилками человеческий глаз…
«Господи, что со мной?» – Вернер был в отчаянии, он вдруг понял, что просто сошёл с ума от этой войны, от этой немыслимой бойни в далёкой и непонятной стране, от постоянного присутствия смерти… Однако он не мог никому об этом рассказать – уж лучше пусть лейтенант думает, что у него дизентерия… Может, всё ещё уладится… Вернер открутил крышку на фляжке со шнапсом и сделал несколько глотков…
– Бабка! Что у тебя там ещё есть? Поросенок? – лейтенант отодвинул опустевшую миску.
– Он самый, – засуетилась старуха и загремела утварью у печи.
Вернер с трудом приподнял голову и увидел над столом, на вертеле что-то вроде обгоревшего трупа младенца. Курт и лейтенант с аппетитом накинулись на мясо, а Вернер снова зашёлся в выворачивающем наизнанку кашле…
Вернер не помнил, сколько он выпил из фляги – на пустой желудок алкоголь подействовал необычно сильно, и уже через несколько минут всё качалось и плыло у него перед глазами…
– Так, студент, – лейтенант подошёл и решительно забрал у него флягу, – Тебе уже достаточно!
Он сам сделал несколько глотков и, взглянув на свои часы, передал флягу Курту:
– А теперь спать – завтра будем отсюда выбираться…
– Надо только эту старую ведьму из дома выставить, – сказал Курт, отхлёбывая из фляги.
– Куда ж ты её выставишь? – лейтенант кивнул на окно, – Замёрзнет она в лесу, да ты и сам видел, какие там волки бродят.
– Тогда застрелим её – ещё проще, – пожал плечами Курт, – Вон, пусть студент поупражняется…
Лейтенант поморщился.
– Нет, – сказал он, – Пусть старуха лучше в доме спит. А то выгоним – она может или дом поджечь, или партизан привести…
Словно поняв их разговор, старуха подошла поближе и сказала:
– Не пора ли вам отдохнуть с дороги, добры молодцы? Вот лучшее место, на печи – тебе, Максимилиан. Слугу твоего – тут, у печи, на лавке положи… А этот, – старуха подозрительно посмотрела на Вернера, – что моим угощением побрезговал, пусть здесь, как пёс, у двери спит! А я, бабка старая, за печкой на сундуке спать буду…
И старуха тут же направилась в угол за занавеску, где стоял сундук. Чёрный кот, бесшумно спрыгнув с печи, последовал за ней.
Лейтенант показал Курту на лавку у печи, и тот, кивнув, начал снимать сапоги. Перед тем как забраться на печь, лейтенант обошёл комнату по кругу и посмотрел в каждое окно – ничто не нарушало спокойствия тёмной зимней ночи…
*
Проснулся Вернер неожиданно – прямо над собой он увидел жуткую физиономию старухи. Она трясла его за плечо, глаза её блестели в темноте…
– Вставай, вставай ! – голос старухи звучал глухо, но говорила она по-немецки.
– Что? Что такое? – спросонья Вернер совсем ничего не соображал. От выпитого шнапса кружилась голова и подташнивало…
– Вставай! Идти тебе надо! Пора! Товарищи твои уже давно ушли!
– Как ушли? – Вернер торопливо поднялся и сел на лавку, – Куда ушли?
– Куда шли, туда и ушли, – ответила старуха.
– Вы говорите по-немецки? – удивился Вернер.
– У всех у вас, у людей, один язык, – махнула рукой старуха, – Вставай, не до разговоров мне сейчас…
Вернер вскочил на ноги и огляделся. Огонь в печи едва тлел, комната была погружена в полумрак. За окнами всё ещё стояла глубокая ночь. Винтовки, которую Вернер перед сном поставил возле лавки, на месте не было.
– Где моя винтовка? – испуганно спросил Вернер.
– Не нужна она тебе, – сказала старуха, – Поторопись!
Вернер поспешно надел шинель и сделал было шаг в сторону двери, как старуха вдруг прыгнула к нему и крепко схватила за плечо.
– Нельзя! Нельзя тебе через дверь выходить! – старуха оттащила ничего не понимающего Вернера через всю комнату к печи и открыла большой квадратный люк в полу.
– Вот твоя дорога! – сказала она, – А про дверь забудь!
Вернер присел на краю люка и неожиданно увидел внизу вместо снега траву, несколько сухих листьев, какие-то ветки с зелёными листочками… Как же так? Ведь он прекрасно помнил и жуткий пронизывающий холод, и бесконечный заснеженный русский лес, и этот странный дом на курьих ножках посреди снежного безмолвия…
– Что это? – спросил он, ощущая тёплое и влажное дыхание летней ночи, которое струилось из люка.
– Ступай, – устало сказала старуха, – Не твоя это война, нечего тебе там делать. Ступай, да смотри, не оглядывайся! Так и иди, пока тебя по имени девица незамужняя не окликнет. Только тогда можешь оглянуться! Только тогда будет всё хорошо. А теперь, ступай!
Вернер свесил ноги в люк и осторожно соскользнул вниз. Трава была мокрой, пахло дождём. Он поднялся на ноги и медленно пошел вперёд. «Не оглядывайся!» – услышал он снова напутствие старухи, или, может, теперь ему это только показалось…
Это, действительно, была летняя ночь. Вернер шёл среди деревьев сначала по траве, а потом по неширокой дорожке посыпанной гравием…
– Вернер! Вернер! – раздался сзади взволнованный женский голос.
Не решаясь ни остановиться, ни оглянуться, Вернер шёл дальше. Он слышал, как кто-то бежал за ним по дорожке – ближе, ближе, совсем рядом… Впереди в полумраке показались какие-то ворота.
– Вернер! Вернер! Остановитесь! Куда же вы идёте? – умолял женский голос.
Вернер остановился и обернулся. Перед ним стояла незнакомая девушка в белом халате и белом платке, повязанном вокруг головы.
– Куда вы? – устало спросила она.
– Я? – Вернер не знал, что ответить.
– Ну разве можно вот так выпрыгивать в окно и идти неизвестно куда? – девушка решительно подошла к нему и взяла его под руку.
– Я должен найти моих товарищей, – пробормотал Вернер, – и мою винтовку…
– Каких товарищей? – девушка пошла рядом с ним в обратную сторону, – Какую винтовку? Война закончилась больше года назад!
Вернер вдруг увидел, что на нём вместо серой шинели был коричневый больничный халат, а вместо сапог – мягкие тапочки.
– Где я? – изумлённо спросил он.
– Вы в госпитале, – ответила девушка, – Правда, сейчас вы зачем-то вылезли через окно в парк… Вам надо срочно вернуться в палату!
– Это Германия?
– Да, – кивнула девушка, – Пойдёмте! Доктор будет рад. А то вы всё время лежали и несли какой-то бред про русский лес и про какую-то Бабу-Ягу. Доктор Мюллер говорит, что это ведьма такая из славянской мифологии, она детей ест… Вы были, ну абсолютно неконтактный. Доктор говорит, что это у вас шок – что-то там произошло с вами на Восточном фронте… Вас нашли сильно обмороженным, и вы ничего толком так и не смогли рассказать… Ваша мама и ваша сестра навещают вас каждую неделю, но вы их почему-то даже не узнаёте… Они приедут, как обычно, в субботу – узнайте их, пожалуйста!..
Так, не переставая болтать, девушка повела вновь проснувшегося Вернера вдоль аллеи к невысокому зданию госпиталя, укрывшемуся в глубине старого парка…
*
– Ну-ка, Машка, попридержи кобылу!
Через заснеженный зимний лес небольшая коренастая лошадка тянула сани с тремя пассажирами. Правила лошадью совсем маленькая девчушка, закутанная во множество одёжек и перевязанная огромым пуховым платком. Кроме неё в санях сидела женщина, тоже очень тепло укутанная, в пуховом платке, и бодренький старичок в тулупе и старой затасканной шапке. Бородка старичка с намёрзшим на ней инеем торчала чуть вперёд, что придавало дедуле озорной и даже хулиганский вид.
– Попридержи кобылу, я сказал! – крикнул старичок ещё раз и, привстав в санях, начал вглядываться куда-то вглубь леса.
– Чего её держать? И так еле плетётся, – недовольно отозвалась девчушка, но натянула поводья.
Старичок соскочил с саней и, проваливаясь в глубокий снег, побежал в лес.
– Эй! Акимыч! – закричала женщина, – Ты куда?! Рехнулся, что ли?
– Погоди, Петровна! Видишь – лежит там что-то! – старичок показал рукой в лес и тут же исчез за деревьями.
– Убёг, хрен! – возмутилась женщина, – Что же это там такое? Машка, жди тут!
И она побежала следом за дедом…
– Ой, что это? – женшина, тяжело дыша, остановилась рядом со старичком.
Прямо перед ними, в конце небольшой просеки, из-под снега торчал наполовину занесённый грузовик.
– О! Видала! Немецкий, – с какой-то гордостью сказал старичок и осторожно направился к грузовику.
Оставаясь на безопасном расстоянии, женщина смотрела, как он пробирался к кабине.
– И чего они тут забыли? – спросила она, – На хрена они с дороги на эту просеку свернули?
– А хрен их знает! – отозвался дед, – Иди-ка сюда, да посмотри!
Женщина приблизилась, и они замерли, глядя через замёрзшее стекло в кабину грузовика.
– О! Видала! Эти отвоевались, – сказал дед.
– Партизаны?
– Какие тут, на хрен, партизаны! Замёрзли. Свернули по глупости на просеку, а разворачиваться стали – так и увязли. Вот и сидели, грелись, пока весь бензин не сожгли… Уснули, небось, вот и не заметили как смертушка по лесу проходила…
– Ой! Так ведь это ж, поди, тот самый грузовик, что немцы уже три дня ищут! – воскликнула женщина, – Федька-полицай сказывал, что их всех в лес гоняли на поиски.
– Ты с Фёдором заканчивай лясы точить! – строго прикрикнул дед, – Немцы как пришли так и уйдут, а нам тут жить!
– Да ладно тебе!.. Смотри – тут два трупа, а Федька говорил, что трое на том грузовике пропали.
– Так одного, небось, они за подмогой в деревню послали, а он не дошёл… О! Никак это тот самый лейтенант, что по-русски шпарил и нашу кобылу реквизировать пытался?
– Ну! Точно он! А это шоферюга его – тот, что Тоньке всю морду разбил! Допрыгался, кобель!
– Ладно, давай сваливать, Петровна. Не поздоровится нам, коли немцы нас у этого грузовика найдут.
– Да то ж не мы!..
– А они повесят и не спросят: мы – не мы.
– А куда ж ты, старый козёл, полез тогда?
– Хоть взгляну, что в у них в кузове… О! Топор! Ну, а теперь пошли, Петровна!
Когда они возвращались к саням, старичок замыкал шествие и прилежно заметал следы на снегу снятой с головы шапкой. В левой руке он торжествующе держал новый блестящий топор.
– Баба Маня! Что там было? – нетерпеливо спросила девчушка, когда они снова забирались в сани.
– Дед твой – придурок, – недовольно объяснила женщина, – Там топор кто-то в дерево воткнул и оставил, а он за ним в лес бегал снег месить…
– Добрый топор в хозяйстве завсегда сгодится… – с улыбкой ответил дед, – Давай, Машка, гони кобылу, а то к немцам на станцию, на трудовые подвиги опоздаем!
– Типун тебе на язык! – тут же отозвалась Петровна, и флегматичная лошадка, вздохнув, потащила сани дальше через засыпанный снегом сказочный лес....