Андрей Юрьевич Панов
Антропология общения и творчества
Троичность Бога и человека
В осмыслении состава человека всегда несомненно различалась двойственность духа и плоти, в человечестве же – двойственность мужского и женского. В Откровении же была явлена Тайна троичности Бога, с одной стороны, и двойственности Христа – с другой. Всё это могло чрезвычайно запутывать, и гораздо легче было бы мыслить Бога, Христа, человека изолированно, и утверждать их скорее внешние взаимоотношения. В человеке же гораздо проще было отбросить плоть и разделение на мужское и женское как нечто несущественное, даже греховное или, как минимум, ничего не значащее для понимания сущности человека. Но всё это в действительности имеет глубочайший смысл и взаимосвязано. Человеку открылось, что Бог троичен, но это троичность не математическая – это Тайна, которая выражается на мифологическом и символическом языке. Отец предвечно рождает Сына (Логос), и от Отца исходит Святой Дух. Это значит, что Безначальный Отец всегда существует и действует через Сына (Логос) и через Дух. Отец открывается человеку через Сына (Логос) и через Дух, и человек знает и постигает Бога через Логос и через Дух. Соотношение же Логоса и Духа непростое, неоднозначное, нелинейное, которое едва ли можно объять человеческим познанием без искажения, и здесь все термины, понятия, логические конструкции могут вводить в заблуждение. Есть тайна присутствия и действия в человеке и в мире Логоса и Духа, которых в этом контексте условно можно назвать началами. В трансцендентальном человеке11 эти начала выражаются в разделении на разумный логос и дух, в душевном человеке – на мышление и эмоциональную жизнь, в телесном человеке – на форму (структуру) и материю (содержание). Среди людей эти начала выражаются в разделении на мужское и женское. С одной стороны, это последнее разделение эмпирически человеку кажется очень ясным и понятным. Буквально с раннего детства ребенок учиться отличать одно от другого. Но это эмпирическое различение полов связано с реальностью падшей и крайне объективированной, это только вершина айсберга. Начало пола настолько выродилось в человеке, настолько беспокоит и давит его с самых разных сторон, что человек, стремящийся к вечной жизни, нередко хотел бы и вовсе избавиться от него, видит в нём только лишь явление злого, падшего или, во всяком случае, временного мира. Само мышление о половом разделении глубочайшим образом искажено. Но пол не просто так появился и был искажен по определенным причинам.
Человек был создан по образу и подобию Божьему. В первозданном человеке с самого начала имелось два начала, мужское и женское, – две половины, которые потенциально могли быть разделены и которые в конечном счёте были претворены в актуальное разделение на два существа – мужчину и женщину. Первоначально такое разделение не заключало в себе какого-либо противоречия или противостояния, но было гармоничное единство общения. Женское и мужское начала содержатся в целостном, неосквернённом, первозданном человеке, в самом образе Божьем, и это значит, что эти начала есть в самом Боге. Мужское начало есть отпечаток Божьего Логоса, женское начало есть отпечаток Божьего Духа. При этом в каждом человеке, и в мужчине, и в женщине, содержатся оба этих начала одновременно, и именно так возможна личностная полнота, потенциальная и актуальная. В мужчине есть женское начало, и в женщине есть мужское начало, и вся разница в соотношении, в соразмерности, в приоритетности этих начал в конкретном человеке. Мужское начало, отпечаток Божьего Логоса, связано с творчеством, с вектором устремленности, со смыслом, с разумом, со структурой, с формой, с упорядоченностью. Мир был создан через Логос. Женское начало, отпечаток Божьего Духа, связано с общением, с дыханием жизни, с радостью, с завершенностью, полнотой, избытком.12 Не случайно женщина получила имя Евы, то есть жизни, и Сам Дух есть Жизнь. На уровне целостного мироздания можно было сказать, что всякая форма, всякое назначение, всякий смысл всему придаётся Божьим Логосом, а конкретное жизненное содержание и даже, в определённом смысле, материя – Божьим Духом.
Важно, что Божественный Логос и Святой Дух внутренне нерасторжимы, неотделимы, хотя мы и можем интуитивно чувствовать и выделять различие их действия. Одно невозможно без другого, и, более того, между ними нет приоритетности, иерархической подчиненности, но есть полное и совершенное равенство13. Точно так же, на своём уровне, соотносимы мужское и женское начало, форма и содержание, смысл и воплощение. Но социализированное падшее сознание с трудом принимает подобную мысль. Грехопадение обусловило расторжение, дисгармонию, противоречие мужского и женского начала в мире, и между ними выявилась борьба, жажда власти и подчинения, дурное бесконечное притяжение и бесконечное отталкивание. Мир оказался раздвоен и расколот, люди между собой оказались раздвоены и расколоты, человек внутри себя оказался раздвоен и расколот.
Пол в падшем человеке оказался объективирован, но отчасти он всё ещё несёт в себе инерцию своего начала, хотя часто и в весьма искаженных множественных преломлениях. Всякий человек, поскольку он есть образ Божий, содержит в себе образы трёх Ипостасей Божьих: мужское начало творчества по образу Логоса, женское начало общения по образу Духа и экзистенциальный центр, сердце человека, сводящее всё воедино, по образу Отца. Таков трансцендентальный человек. В этом свете требует дополнения традиционное разделение духа, души и тела. Когда мы говорим о человеческом духе, то наша терминология оказывается весьма условна. Человеческий дух троичен: в нём есть и экзистенциальный центр, и собственно дух (пневма), и логос. В Боге различают Ипостаси Отца, Сына и Святого Духа, но в человеке эти ипостаси не различают, выделяя только дух. Это неверно, это может быть такой же ошибкой, как и смешение Ипостасей Троицы. Конечно, мы говорим, что Бог вообще есть Дух, что Он духовен в каждой Своей Ипостаси. Аналогично мы говорим о том, что в человеке есть дух, и в сердцевине своей он духовен, но необходимо и более тонкое различение равных в человеке “ипостасей” экзистенциального центра, логоса и духа. Поскольку Бог троичен, то и человек троичен. Сама по себе троичность человека – это мысль не новая, но она была слабо развита и едва ли утвердилась как основная и что-либо определяющая. Даже ошибочно утверждали дух, душу и тело как такую троичность, сообразную Божественной.
Человек един и троичен в своём сердце, логосе и духе. Сокровенное сердце человека – это образ Отца. Оно постоянно "рождает" разум, смысл, логос человека, тем самым созидая, конструируя, определяя его личность. И из сердца же постоянно "исходит" дух человека, составляющий внутреннюю жизнь, дыхание, "атмосферу" его существования. И здесь три равно одному. На более глубоком уровне осмысления можно сказать, что дух человека – это в определённом смысле эманация Божественного Духа, поскольку сам дух – это и есть сама реальность общения и приобщения. Дух – это не объективированная субстанция, как его часто совершенно искажённо понимали. Дух – это то в Боге и в человеке, что делает возможным их общение в свободе и любви. Поэтому дух почти не поддаётся какому-либо определению, поскольку он составляет, образует саму глубочайшую реальность жизни, существования, которая есть общение. Дух же всегда исходит из экзистенциального центра, того глубинного “Я”, которое составляет тайну личности. Без этого экзистенциального центра Дух Божий просто поглотил бы дух человеческий, как это часто понимается, например, в индийский философии, но не только. Экзистенциальный центр укоренён в несотворённой свободе, из него исходит сама глубинная воля, определяющая направленность духа и непрестанно рождающая логос, смысл. В общении всегда совершается творчество – это значит, что в духе и через дух всегда действует логос, который совершает творческие акты внутри общения. Дух логосен, и логос духовен. Внутри общения возгорается свет, смысл, истина. И дух, и логос имеют началом экзистенциальный центр личности, который всегда направлен к другому, к общению, в котором дух реализуется через логос, и логос совершается в духе.
Троица человека составляет то, что обозначалось только "духом" в традиционной трихотомии духа, души и тела. Человеческая плоть есть только преломление человеческой глубинной троицы в конкретных условиях его тварного существования. Объективация падшего мира порождает тело и душу человека, то есть его плоть, какой мы её знаем в эмпирически. Это значит, что и в душе, и в теле человека отражается, является, объективируется, преломляется глубинная троица его личности. Душа знает своё сердце, свой логос (интеллект, рассудок) и свой дух (эмоциональную жизнь) – как явления психологического порядка. И тело имеет своё сердце, свой логос и свой дух – как источник единства организма, как его форму и как сам ток, материю его жизни.14
Множественность человека
Человек в творении – не одинок, Бог сотворил не только лишь одного человека по образу Своему. Человек сначала оказался как бы расщеплён на две части, две половины ещё до грехопадения. В мужском поле оказалось преобладающим начало логоса, в женском – начало духа, при этом в каждом остались оба начала. Это значит, что внутри каждого конкретного человека совершилась некоторая дисгармония, неполнота, возникла потребность в другом человеке, в восполнении своей неполноты. С одной стороны, это придало импульс человеку, вывело его из потенциально статичного и самодостаточного состояния. Тайна творения человека в мире – в некоей множественности людей. С другой стороны, жажда восстановления полноты могла повести человека в неправильную сторону, мимо Бога, только лишь к человеку. Так и получилось, и в этом смысл драмы библейского рассказа о грехопадении. Человек жаждет полноты и стремится к ней, но эту полноту он может обрести только в Боге и через Бога. Двойственность человека совершилась в его пути. Второй человек возник не изначально, и потребность в нём обнаружилась из опыта первичного общения Бога с первозданным человеком. Значит ли это, что первозданный человек не справлялся, оказался сам по себе несовершенен? Это великая тайна. Можно было бы предположить, что дело здесь тоже в сотворённости человека как Божьего образа. Человек возжаждал Бога, как Бог возжаждал человека. Но первозданный человек был только в начале своего пути, был только призван к возрастанию, не имел ещё своего собственного содержания, и потому большая пропасть разделяла ещё Бога и человека. Единство их ещё не могло быть вполне осуществимо. Человек тосковал от невозможности полноценно соединиться с Богом, войти с ним в полное и равноценное общение. Не пришло ещё время Боговоплощения. Поэтому Бог из любви и жалости послал человеку другого человека. Но не такого же, а иного, при этом всё-таки необычайно близкого и похожего. "Плоть от плоти", как часть самого же первозданного человека, но всё же принципиально иного, другого. Благодаря этому Бог смог говорить с человеком через другого человека. В человеческом общении стало возможно осуществление Богообщения. Сотворение женщины стало прообразом Боговоплощения.15
Сказанное о двух актуально и для неопределенного множества. Но это множество стало уже следствием грехопадения, объективации. Всё стало бесконечно множиться, и в этом была утрата субъектности. Личность первозданного человека потенциально включала себя весь Божий космос. Это огромный масштаб человеческой личности. Множественность людей есть уже иной, меньший масштаб каждой отдельной личности, хотя эта "масштабность" здесь и относительна, поскольку космос не только дан человеку Богом, но и в известном смысле творится самим человеком. Нельзя сказать, что вся множественность человечества – это есть объективированные части одной личности первочеловека. Каждый человек – монада, призванная стать личностью, ни чьей частью не являющейся. Но каждая отдельная личность уже не включает в себя всего Божьего космоса, и микрокосм каждой личности так или иначе ограничен. Вселенная, мир, космос складывается из множества личностных микрокосмов. Эти личностные микрокосмы на вершине своей не замкнуты, а взаимопроницаемы, взаимосообщаемы, являются как бы достоянием всех. Есть множество связей любви и общения, как и множество сообщающихся личностных миров, которые постоянно творятся, обновляются, расширяются.
Половое влечение – это объективированное преломление жажды полноты и единства, тоски по своему "другому", который восполнит само личное существование, и это влечение может и должно быть претворено в творческое общение, общность, единство личностей. Это общение и единство не простое, а сложное, в котором воплощается личная, уникальная, неповторимая свобода и любовь. Самое главное же в том, что взаимопроникновение и общение личностей становится полноценным потому, что совершилось Боговоплощение, что человек прошёл такой путь и так возрос, что стал с Богом наравне. Тоска Бога по человеку и человека по Богу исполняется, становится возможным соединение, единство, непосредственное общение. Бог здесь уже "всё во всём". Это открывает человеку возможность нового творчества. Человек становится творцом мира наравне с Богом. Непрестанно созидаются богочеловеческие, личностные миры, которые взаимопроникаемы и открыты, и Бог в них "всё во всём". Таков преображенный мир, Небесное Царство.
Любовь
Человек есть существо любящее. На самом простейшем уровне любовь есть внутренняя сила, выводящая из закрытости, замкнутости в себе. Монада раскрывается любовью. При этом любовь есть явление сложное и многоуровневое, или вернее было бы сказать, что любовью мы называем множество различных явлений. На биологическом уровне можно было бы сказать, что человек выходит из своей замкнутости, когда у него почему-то возникает нужда, потребность в чём-то внешнем для него для удовлетворения этой нужды и потребности. Человек выходит из своей замкнутости ради выживания, сохранения себя как биологического существа. На таком уровне мы едва ли можем назвать это любовью. На духовном уровне выхода из себя здесь как раз-таки не происходит, но внешний мир мыслится исключительно через призму собственной нужды, то есть объективированно. Объект же есть принципиально закрытое для меня, внутрь чего я войти не могу, объект есть монада “без окон и дверей”, и её сущность недоступна. Объект, сталкиваясь с другим объектом, не выходит из своей замкнутости. Человек всегда мыслит другой объект не как он есть, не как существующий, а как часть собственного внутреннего мира. Другими словами, для субъекта другой объект есть лишь феномен его собственного закрытого мира. Только так возможно взаимодействие между объектами. В этом есть парадокс, связанный с падшим миром: субъект становится объектом, мир сам в себе закрыт от человека, а человек закрыт от мира, но человек живёт в мире, взаимодействует с ним, а потому вынужден помещать внешний мир, а вернее, части этого мира, его феномены как объекты внутрь собственной закрытости.
В рамках такой реальности возникает свой, особенный род любви. Любовью может называться привязанность к объекту. Тот или иной объект может приносить радость, удовольствие, или же от него может зависеть жизнь, комфорт, благополучие, продолжение рода. Например, ребёнок самым непосредственным образом мыслит свою маму как функцию для себя, как объект, с которым в полной мере связано само его выживание. Или же человек, желающий организации своей хозяйственной жизни, социальной среды, продолжения рода, может рассматривать своего супруга как подобный объект. В таких случаях любовью именуется определенная связанность объектов. Объект пользуется другим объектом для удовлетворения собственной нужды. Такова объективированная любовь.
Есть другой вид любви, поскольку есть другой путь выхода из собственной закрытости, на самом деле единственный подлинный – путь трансцендирования, субъективного общения. Монада может действительно раскрываться, не ограничиваться лишь феноменами объективированного мира, но преодолевать, прорывать его отяжелевшую ткань. Возможен выход к "другому", каков он есть, в его внутренней тайне, как к субъекту, а не объекту. Я могу довольствоваться другим человеком как одним из объектов в горизонте моего внутреннего мира, мне для себя так даже будет проще понимать его, выстраивать отношения, получать необходимое. Но я могу попытаться вырваться из собственной объектности и прорваться к чужой субъектности. В этом вся евангельская этика. Я могу увидеть, возлюбить другого, даже личного врага "как самого себя", то есть устранить непроницаемые границы объектности. Только так может открыться внутренняя сущность другого, как она есть, и ранее закрытый объект для меня, бывший лишь феноменом моего внутреннего мира, может раскрыться в своей субъектности, в своей тайне, в своей глубине, в своей истинности. Но к такой необъективированной, единственно подлинной духовной любви необходим прорыв, подвиг, необходимо преодолеть всё сопротивление объективированной среды. Здесь уже нет эгоистической нужды и потребности в другом для себя. Такая любовь есть единственно подлинное преодоление одиночества, поскольку только в ней открывается возможность общения. Сама любовь здесь становится связанностью общения, любовь является как сила общности субъектов, их взаимопроникновения. Поэтому любовь есть сила, ведущая к общению, а общение, в свою очередь, подкрепляет, усиливает любовь. Отсюда понятно, что сила любви определяется мерой внутренней, духовной общности, а мера общности определяется силой любви. Это приводит нас к определению двух типов духовной любви – любви восходящей и любви нисходящей.
Когда сила любви в большей мере определяется мерой духовной общности, то мы можем говорить о любви восходящей. Есть притяжение высоты, истинной красоты, небесных истин, бесконечных глубин сокровищ – человек постольку может обнаружить это и всеми силами тянуться к этому, поскольку уже отчасти имеет это в себе, уже обрёл вкус ко всему этому. Притяжение любви возможно там, где есть хотя бы какая-то соразмерность. Любовь возвышает человека, потому что в ней он сам становится выше, и его собственная высота становится больше. Для слишком низкого состояния невозможно влюбиться в запредельную, чуждую и пугающую высоту, но само измерение и качество высоты, пусть даже во многом потенциальное, уже должно быть внутри, чтобы могло возникнуть стремление и притяжение к большему. Когда впервые встречаются двое, то взаимное притяжение восходящей любви может возникнуть только от того, что эти двое как бы сразу узнают друг друга, увидят и ощутят глубочайшую общность между собой, сразу же войдут в подлинное общение, пусть даже не сказав ещё ни слова. Обнаруживаемая общность рождает любовь, которая устремляет человека в высоту и красоту другого. Такая любовь основана на общности, поэтому для неё обязательно необходима и даже требуется взаимность. Отказ одного от общности и перспективы её углубления есть закрывание для другого собственной субъектности, и тогда покинутый испытывает, что сама высота, красота, истина, которые он так полюбил и к которым устремился, закрываются от него. Это открывает опыт предельной богооставленности, закрывания небес. В такой перспективе и собственная внутренняя глубина, высота и красота меркнут, поскольку они раскрываются, обнаруживаются, актуализируются всегда только во взаимном общении, раскрытии, углублении. Здесь оказывается, что восходящая любовь как духовная связь есть в пределе отказ от себя ради другого. Здесь любовь к ближнему "как к самому себе" осуществляется самым полным образом. Центр "Я" переносится в глубину другого субъекта. При взаимной любви осуществляется соответствующее движение в обратную сторону, и собственное "Я" возвращается к себе через другого. Восходящая любовь – это в пределе полное взаимопроникновение, общность и общение субъектов, неразрывность сосуществования, ведущая не к утрате личностной целости каждого, но к полной открытости и пребыванию одного в другом. Восходящая любовь исполняется как связь человека с Богом. Вне Бога и без Бога она для человека становится настоящей проблемой, одной из самых тревожных, опасных и даже страшных в его жизни.16 Восходящая любовь в богооставленности вызывает самый глубокий экзистенциальный ужас.
Нисходящая любовь исходит не из актуальной и потенциальной общности, а из самой силы любви, которая может созидать общность. С одной стороны, явление нисходящей любви есть диалектическое развитие любви восходящей. Общность созидает и усиливает любовь, и потому любовь может действовать как бы в обратную сторону, созидая и усилия общность. Полнота духовной любви осуществляется всегда в этой двуединой направленности. Общность с любимым, причастность его внутренней жизни открывает возможность бескорыстной жертвенности, отдачи себя и своего любимому ради его блага и совершенства. Без этого притяжение высоты и красоты любимого может выродиться в потребительство, пользование. Нисходящая любовь есть момент благоговения перед личностной инаковостью любимого, перед его сохраняющейся трансцендентностью и внутренней тайной. Нисходящая любовь есть момент самоустранения и самоумаления, она делает невозможным растворение одного субъекта в другом. Такая любовь видит любимого во всей полноте без примеси своего "Я", а значит, видит и его нужды, его личные устремления и замыслы. Восходящая любовь проникает в глубину личности любимого, нисходящая же любовь сохраняет личностную целостность обоих, устраняя возможность смешения и слияния, а взаимность целостной духовной любви делает возможным взаимопроникновение, взаимное утверждение существования друг друга, возвращает личностное существование каждому в самом себе, при этом сохраняя единство и общность, пребывание одного в другом.
С другой стороны, любовь нисходящая имеет в падшем мире и самостоятельное значение. Последствием грехопадения стала расколотость, закрытость, отчуждённость субъектов. Была потеряна общность, и все попытки её созидания стали встречать немыслимое количество препятствий, почему оказалась затруднена и ослаблена всякая возможность восходящей любви, что, в свою очередь, сделало почти невозможной любовь нисходящую. Любовь в падшем мире потеряла силу и оказалась расколота, не имея возможностей развиться и укрепиться. Нисходящая любовь для объекта немыслима и невозможна, для неё нужны силы, нужно познание, нужно видение, открытое во взаимопроникновении субъектов, которое созидается любовью восходящей. Но само это созидание любви восходящей также немыслимо для объекта, а в объективированном мире возможно лишь в редких и даже исключительных случаях встречи единичных субъектов, и то несовершенно и во многом искажённо. Поэтому падшему миру больше всего нужно было откровение любви, нужно было восстановление возможности любви, нужно был внесение нового, новой силы в замкнутый и ослабленный мир.
Только Бог имеет в Себе полноту любви, в Нём восходящая любовь к человеку оказалась возможной и совершенной, Бог знает и видит всех изнутри, не подчиняясь объективированному порядку, и потому Он мог явить силу нисходящей любви. Нисходящая любовь Бога есть Его бескорыстная жертва, Его смиренное предложение помощи, Его спасительный дар человеку, который Он при этом не навязывает ему. Но нисходящая любовь Бога к человеку была бы невозможна, если бы не было восходящей любви Бога к человеку. Это парадокс, который отвергается в большинстве официальных богословских систем. Бог любит человека не только из жалости и не по какой-то необходимости. Есть восходящая любовь Бога к человеку, Бог видит в человеке как в ином, как в другом, отличном от Себя, особенную, уникальную красоту и высоту. Бог видит в человеке то прекрасное и совершенное, чего нет в Нём Самом. Бог видит в человеке небо, уникальное, отличное, собственное человеческое небо. Но человек отвергает эту Божию любовь, и потому это возлюбленное Богом человеческое небо, его красота и высота, закрываются от Бога, и тогда наступает момент смерти и богооставленности Христа. Бог не самодоволен и самодостаточен Сам в Себе, как часто учили, Бог в самоустранении и самоумалении тянется к человеку и любит его, любит его высоту и красоту, которые для него становятся как бы высшей ценностью. Человек становится для Бога всем. Поэтому отвержение человеком Бога при полной самоотдаче Бога человеку есть смерть Бога, убийство Бога. И это есть не просто факт тварного мира, это есть экзистенциальный факт самой божественной Жизни.
Бог любит не абстрактного человека, а каждого человека в его отдельности и неповторимости. Бога отвергли и отвергают многие, но не все. Нашлись люди, которые ответили Богу взаимностью, и только потому стало возможно Воскресение Бога. Воскресшего Христа и смогли увидеть только эти самые люди. Но Воскресение Бога продолжается для каждого, кто отвечает Ему взаимностью, не внешней только, но глубочайшей, внутренней. При этом сила Божией любви была явлена и погружена в самую сердцевину жизни этого падшего мира. Любовь нисходящая стала Божьим даром людям. Мы продолжаем жить в условиях объективированного мира, мы не можем актуально раскрыть восходящей любви ко всякому человеку. Но мы можем войти в поле действия нисходящей Божественной Любви. Сама общность с Богом, актуализированная в личных отношениях любви восходящей и нисходящей, открывает нисходящую любовь к людям как явление нисходящей любви к Богу. В воплощении Бог стал так близок человеку, между Богом и человеком открылась такая общность, что стала возможной возрастающая полнота восходящей любви к Нему. Восходящая же любовь открывает любовь к Богу нисходящую. В этой нисходящей любви человек и обнаруживает любовь Бога ко всякому человеку, Его нужду в человеке, в спасении и возвышении человека. В этом вдохновении нисходящей любви к Богу человек и жаждет помочь Богу, что и выражается в силе нисходящей любви к людям. Именно так, в Боге и через Бога источник этой новой силы открывшейся любви. Явленная в откровении свыше сила нисходящей любви к людям открывает возможность созидания и восходящей любви ко всякому человеку, хотя и не гарантирует её. Таким образом, открывается перспектива созидания полноты духовной любви между людьми, а значит, их подлинной общности, общения и единства, которые разрушат прежний мир объективации, закрытости и отчуждения.
