Узнал! Сердце ухает вниз, а потом резко подпрыгивает и колотится быстрее, словно вот-вот выпрыгнет из груди. Вот это американские горки.
Красовский хмурится и сканирует меня внимательным взглядом. Неужели я так сильно изменилась? Становится не по себе, и я отворачиваюсь, делая вид, что сильно занята.
– Лапина! – выдает он, наконец. – Ты специально это подстроила?
– Как же быстро ты меня раскусил, – хмыкаю и едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. – И руки тебе сломала тоже я?
– Тут я сам постарался, – вздыхает Антон и снова зависает, рассматривая гипс. – Признавайся, чего тебе надо? Отомстить мне решила?
Вот мне больше делать-то нечего, как мстить кому-то. Так себе из него следователь. Да и вообще, по себе людей не судят. Но это не про него.
– Да больно надо, – пожимаю плечами и закусываю губу, чтобы не улыбаться.
Ну такой дурак. Как это все вообще в голову может прийти?
– Долго план придумывала?
– Красовский, – снисходительно усмехаюсь, – я о тебе вообще не думала. У меня все и так замечательно.
Прищуривается и вновь мечется по мне взглядом, а я улыбаюсь так счастливо, что щеки сводит. Лишь бы он не понял, что все это только картинка. Ничего у меня замечательного нет. Да и незамечательного тоже.
– А теперь давай лечиться, – решительно меняю тему. – У нас с тобой обширная программа.
– Че хоть там? – без особого энтузиазма, спрашивает Антон.
– Скоро узнаешь, – загадочно улыбаюсь и выхожу из палаты.
Как же сложно держать лицо и не облажаться. Но я знаю, стоит только немного оступиться, как Красовский сожрет меня и не подавится. Раздавит своими гнусными насмешками и издевками. Люди не меняются, и он не исключение. Такой же напыщенный индюк.
Сверяюсь с назначением Косолапова и набираю лекарства в шприц. Руки дрожат сильнее, чем в первый раз. Как я должна это сделать? Засмеет же. Но я не отступлю. Ни за что. Это, видимо, мой незакрытый гештальт всплыл, или как там сейчас по-новомодному? Пока не закрою, так и буду мучиться.
Обреченно вздыхаю, беру все необходимое и иду в палату. Как на эшафот. Настроение бодрое – идем ко дну.
– Ян, стой, – окрикивает меня Лилия.
– Чего тебе? – оборачиваюсь.
– Так обед для твоего немощного, – ставит на пост поднос с едой. – Заберешь или мне самой?
– Заберу.
Шприц убираю в карман, а в руки беру поднос с едой для Антона. Все по высшему уровню. Первое, второе, компот. Платников у нас кормят первыми, как будто остальные – люди второго сорта. Всегда коробит от такого разделения. Но не я придумываю порядки.
– Пытки едой? – ухмыляется Красовский, глядя на мои попытки не перевернуть этот поднос.
– Именно, – вздергиваю подбородок и ставлю на столик перед ним.
– Какие здесь спецэффекты? – Антон внимательно рассматривает еду и неприятно морщится. Не привык к нашему рациону? Бывает. Но другого нет.
– А это тебе самому придется разгадывать, – раскладываю тарелки и приборы так, чтобы удобно было пользоваться.
– Издеваешься? – Он брезгливо дергает плечами. – Я это есть не буду.
Кто бы сомневался. Не царские перепелки.
– Да ради бога, – равнодушно пожимаю плечами. – Но у нас тут не ресторан. И выбора не будет.
Мне в любом случае все равно. Хочется голодать – никто отговаривать не станет. Да и не убудет от него, если прослойку сделает.
– Ошибаешься. – Антон расплывается во все тридцать два. – Доставку еды еще никто не отменял. На тебя заказать?
Конечно. Сейчас все решается по щелчку пальцев. Ох уж эти богатенькие. Нет в них чего-то человеческого. А ведь кто-то старался, готовил для них.
– Обойдусь, – киваю на одну из его тарелок. – Меня и пюре с котлетой устраивает.
– Ах, ну да. Ты же не можешь себе позволить, – ехидно тянет он и скалится.
Обидно? Да, в общем, нет. Но такое ощущение, что в прошлое меня закинуло. Тот же персонаж, та же интонация. И даже тема та же. Только вот не коробит больше.
– Именно, – снисходительно улыбаюсь. – А ты можешь? – киваю на телефон. – Вот и пообедаешь сам, а меня больные ждут.
Иду к двери и жду, когда же до него дойдет.
– Стой! Подожди, – окликает Антон.
– Что еще?
– Я не могу сам, без рук.
Вот тебе и доставка…
– Сочувствую, – пожимаю плечами. – Но мое время вышло.
– Какая ты бессердечная!
– Ты даже не представляешь насколько, – смеюсь и вспоминаю, что так и не сделала инъекцию. – Ой, чуть не забыла, – достаю из кармана шприц. – Укол же еще. Оголяй ягодицу.
– Чего? – Глаза Антона округляются. – Ты сдурела, что ли?
При виде иглы он бледнеет и почти сливается с постелью. Боится, что ли? Да не может быть!
– Не подходи, – рычит Красовский. – Брось каку!
– Да что с тобой такое? – улыбаюсь от того, что он ведет себя, как маленький.
– Какие уколы? – совершенно искренне возмущается. – Что за варварство?
– Что такого-то? – натягиваю перчатки и достаю спиртовые салфетки. – Поворачивайся.
– Я не буду снимать трусы – Антон качает головой, неуклюже встает на ноги и отходит в противоположный угол палаты.
– Ты что, боишься уколов? – спрашиваю прямо, ибо других вариантов у меня просто нет.
– Вот еще. Ничего я не боюсь, – язвительно огрызается. – Просто не хочу перед тобой задом светить.
– Какой стесняшка, – закатываю глаза, искренне забавляясь ситуацией. – Напомнить, как ты светил передом?
– Может, я хотел произвести впечатление?
– У тебя получилось. Я до сих пор под впечатлением. Поэтому кусок твоей ягодицы его никак не испортит.
– Ладно, – вздыхает Антон. – Все равно не отстанешь.
Возвращается к кровати и сдается мне на милость. Даже удивительно. Что это было за представление?
Осторожно сдвигаю резинку его штанов вместе с боксерами вниз. Дезинфицирую и мысленно рисую сетку, выбирая, куда уколоть. Боюсь жутко. Руки трясутся, да я сама вся трясусь, как будто раньше этого не делала. Как же глупо-то.
– Эй, Лапина, ты любуешься, что ли? – Насмешливый голос только нервирует еще больше.
– Было бы на что, – отзываюсь тем же тоном, набираю в легкие побольше воздуха и резко втыкаю иглу.
– Твою мать! – рявкает Антон и дергается, а я со страху выпускаю из рук шприц. Он так и остается торчать в упругой ягодице мажора.
Еще в детстве, года в три, у меня была двухсторонняя пневмония. Родители думали, не выживу, но я оказался гораздо выносливее. Столько уколов, что любой человек в белом халате до сих пор вызывает у меня нервную дрожь. А инъекций вообще боюсь. Панически. До трясучки. Но облажаться перед Лапиной боюсь не меньше. Она ж не простит. Прокатится катком по самолюбию.
Стою у кровати, дышу часто и глубоко. Терпеливо жду, когда уже все случится, но эта дура специально медлит.
– Эй, Лапина, ты любуешься, что ли? – пытаюсь скрыть страх за усмешкой.
– Было бы на что, – отзывается тем же тоном
Игла вонзается в тело, а меня едва не подбрасывает от панического ужаса. Все как всегда, надо только дышать ровно, но не получается.
– Твою мать! – рявкаю и по инерции подаюсь вперед, едва не падая на кровать.
– Ой, – слышу за спиной и нервно сглатываю. Что-то мне это не очень нравится. От слова совсем.
– Что, блядь, за «ой»? – оборачиваюсь и перехватываю испуганный взгляд Яны. Так, вот теперь еще страшнее становится.
– Не двигайся, – успокаивает она меня и медленно приближается. – Дай я доделаю.
– В смысле «доделаю»? – подозрительно прищуриваюсь, еще не до конца осознавая масштабы трагедии.
– Ты дернулся, и шприц вырвался у меня из рук.
– Только не говори, что он все еще во мне.
Лапина поджимает губы, сдерживая смех, и кивает. Да пиздец. Жаркая волна прокатывает по телу, а следом за ней выступают липкие мурашки. Надо же было так влететь. И не вырваться отсюда.
– Косорукая, – цежу сквозь зубы и внутренне дрожу. – Вытаскивай.
– Не шевелись.
Замираю и едва заставляю себя дышать. Яна давит на поршень, вливая в меня какую-то дикую смесь. Больно пиздец как, но больше страшно. Вот вроде башкой все понимаю, а победить детские страхи так и не получается. Инъекции – величайшее зло, которое может со мной произойти.
– Что ты такой впечатлительный? – приговаривает Лапина, а я неожиданно ловлю себя на мысли, что меня отпускает. От ее голоса становится спокойнее.
– Это ты изверг, – выдавливаю из себя вместе со скупой улыбкой. Может, и не все так плохо, как казалось на первый взгляд.
– Вот и все. – Она прижимает место укола и натягивает штаны. Вроде пережил и почти не опозорился.
Забирает садистские атрибуты и идет к двери. Провожаю взглядом и осторожно присаживаюсь на кровать. В правой ягодице горит и пульсирует. Вот еще не хватало. Пиздец. И жрать охота. И телефон не могу использовать. Ложусь на кровать и обреченно смотрю в потолок. Что мне еще остается?
Перед глазами Яна, такая она стала… воссоздаю в голове ее образ и улыбаюсь. Красивая и светлая. Хотя она такой и была. Переношусь в прошлое на несколько лет. Лапина… смешная такая, с двумя косичками и огромными голубыми глазами. Очки эти ее и брекеты. Но ничто не портило ее. Фарфоровая статуэтка – это про Яну. Красивая, но недоступная.
А я? А что я мог ей дать? Моя душа насквозь прогнила и погрязла в пороке. Деньги, власть, секс. Все это я познал в полной мере еще в четырнадцать и с каждым годом становилось только хуже. Я не хотел ее пачкать. Грязь клубилась вокруг меня. По-другому было нельзя. Не в моем мире. Приходилось соблюдать жесткую дистанцию. И пацанов держать в тонусе, чтобы никто не смел прикасаться.
Я над ней издевался и насмехался, а она в любви мне призналась. И поцеловала. Сама. На выпускном. Так робко и неумело, а я не принял ее любви. Минет в школьном туалете – вот мой потолок, а не чистые девочки. Она увидела… так не кстати вошла и все поняла. Так было лучше для всех.
Стук в дверь прерывает поток гнетущих мыслей.
– Можно? – Девушка в медицинском костюме заглядывает в палату.
Я немного не в ресурсе, чтобы общаться и раздавать автографы.
– Кто вы?
– Медсестра. Меня зовут Лилия. Я могу вам чем-то помочь?
Еще одна? Я предыдущую не доел.
– А где Яна? – на автомате спрашиваю.
Неужели бросила меня после всего этого? Я не согласен!
– Ее на обед позвали, – уклончиво отвечает медсестра. – Но я подумала, мало ли вам что-то нужно. Я ничем не хуже.
«Позвали». Еще и романы крутить успевает? Не мое это дело. Но отчего-то как-то неприятно. Цепляет за живое. Какого хрена вообще? Моя медсестра должна быть рядом, а не мотаться где-то! Надо отчитать, как вернется. Глупости какие в башке.
– Ничего не нужно, – недовольно бормочу я. – И это забери, – киваю на тарелки с едой. Пусть Лапину совесть замучает, что она обедает, а я тут с голоду умираю.
Лилия послушно собирает все на поднос. Вот. Почему Яна не может быть такой послушной? Что бы это изменило? Ничего.
– Хотя подожди, телефон возьми. Набирай код.
Медсестра исполняет.
– Готово.
– Последний входящий, – нажимает и кладет телефон мне на плечо, а я прижимаю его к уху. – Можешь идти.
Лилия поджимает губы и идет к выходу. А я слушаю гудки и теряю к ней всякий интерес.
– Че там у тебя? – раздается в динамике голос Матвея.
– Ты скоро приедешь?
– Да хер знает, все стоит.
Плохо, могут не пропустить. Но надеюсь, друг как-то разрулит. Он у нас знатный выдумщик.
– Пожрать захвати, – прошу я.
– Не кормят, – стебется Мот и заливается смехом. На заднем фоне слышу голоса остальных пацанов. Вот ведь неугомонные.
– Лучше бы не кормили, – невольно улыбаюсь.
– Скоро будем, жди.
Жду. Что еще мне остается?
Ковыряюсь ложкой в тарелке с супом и вздыхаю. И правда, мало похоже на что-то съедобное, но есть-то хочется. Осторожно пробую и морщусь. Ну и гадость. Что у них там на кухне случилось? Отодвигаю суп в сторону и беру пюре с котлетой. Остыло, но вполне вкусно. Зря Красовский отказался. Ну ничего, повыкобенивается и привыкнет. При мысли о нем улыбка невольно появляется на губах. Это надо вот так встретиться. Если бы кто рассказал, не поверила бы.
– Снова ты, прекрасная незнакомка?
Оборачиваюсь и вижу того самого врача, что утром спас меня от позорного падения. Улыбается во все тридцать два, такие у него ямочки на щеках, ну просто загляденье.
– Снова я, – улыбаюсь в ответ.
– Не занято? – кивает на стул.
– Свободно.
Присаживается напротив и ставит на стол пюре с двумя котлетами. Горячее, аж дымится. Вот ведь, блат у него, наверное. Немудрено с такой-то улыбкой.
– Обед… – довольно вздыхает он и смотрит на часы. – Как много в этом слове.
– Да. Сегодня особенно, – отставляю свою тарелку в сторону и беру компот.
– У вас сейчас аншлаг, а у нас нет. – Доктор хитро мне подмигивает.
– У вас – это где? – прячу улыбку в бокале с компотом.
– Гинекология.
– Так вы гинеколог? – наконец догадываюсь я.
– Воронцов Игорь Александрович, – протягивает мне руку. – Прошу любить и жаловать.
– Лапина Яна, медсестра, – пожимаю его горячую ладонь.
– Я помню, – хмыкает он. – Так что, перейдешь ко мне?
– Мы уже на «ты»? – выразительно изгибаю бровь. Вот это скорость. Меня к такому не готовили.
– А чего тянуть?
– Нет уж, – качаю головой. – Давайте соблюдать субординацию.
Я пришла сюда работать, а не романы крутить.
– Какая строгая, – смеется Игорь. – Так что с переходом?
– Нет, спасибо, мне и в травме хорошо, – натянуто улыбаюсь и складываю грязные тарелки обратно на поднос.
– Воронцов! – раздается за спиной мужской голос.
Вздрагиваю и оборачиваюсь. Алексей Михайлович спешит к нашему столику.
– Попадос, – цокает Игорь и сокрушенно качает головой.
– Почему? – хмурюсь и не понимаю его реакцию. Мне-то что делать? Нельзя ни с кем общаться или что?
Косолапов не спрашивает разрешения и просто усаживается на свободный стул. Тоже не особо тактичный товарищ.
– Уж не переманиваешь ли ты мои кадры? – подозрительно прищуривается он, глядя на Игоря.
– Ну что ты, как я могу, – Воронцов примирительно поднимает руки, и глаза такие невинные. Ловит мой взгляд и подмигивает. Невольно смущаюсь, и щеки покрываются румянцем. Этого только не хватало.
– Даже не мечтай, – строго отвечает Алексей. – Лапина моя.
– Как-то двусмысленно звучит, – усмехается Игорь, а я краснею еще больше. Сейчас еще и в любовницы меня запишут. Надо уходить как можно скорее.
– Зато бодрит. – Алексей нервно стучит пальцами по столу. – Даже не думай, уши откручу!
– У тебя вообще-то жена есть, – парирует Игорь, все больше разгоняя эту тему. Как же страшно-то, господи.
– А ты мою жену сюда не приплетай.
– Я вам не мешаю? – робко интересуюсь, чтобы хоть немного снизить градус их общения.
Оба мужчины поворачиваются ко мне и улыбаются. Вот так просто, как будто и не ругались несколько секунд назад. И только сейчас до меня доходит, что они просто дурачатся.
– А ты вообще почему не в отделении? – Алексей строго сводит брови, но губы его продолжают улыбаться.
– Так обед… – запинаюсь на полуслове.
– Закончился?
– Ну да.
– Дорогу найдешь?
Киваю и поднимаюсь на ноги.
– Да-да, на четвертый, – добавляет Игорь, опять приглашая к себе в отделение.
– Всего хорошего, – улыбаюсь и сбегаю от них. Шутники, блин. Чуть до инфаркта не довели.
Поднимаюсь к себе в отделение. Все вроде спокойно. Новых поступлений не было. Девочки переговариваются на посту. Я к ним, чтобы поделиться и расспросить побольше про этого Воронцова.
– Нагулялась? – хмыкает Лилия.
– В смысле? Я же на обеде была.
– Одна?
– Ну почти, – уклончиво отвечаю. Что-то мне уже не хочется ни рассказывать ничего, ни расспрашивать.
– Там твой голодовку объявил, – кивает она на ВИП-палату.
– Ничего, ему полезно, – невольно улыбаюсь я.
– Какая ты жестокая, – хихикает Амина.
– Справедливая.
Все же иду в палату. Надо проведать, а то Косолапов мне уши пооткручивает. Задание дал, а я не выполняю. Вхожу без стука, Антон лежит на спине и смотрит в потолок. Такой строгий и сосредоточенный. Ему совсем не идет.
– И где ты шлялась? – летит в меня возмущенный голос.
На мгновение даже теряюсь, не зная, как реагировать и подхожу ближе.
– Прости, что? – уточняю на всякий случай. Ну мало ли, может, мне показалось.
– Ты слышала, – цедит Антон сквозь зубы.
Вообще ничего не понимаю. Когда я в рабство попала и теперь должна докладывать о каждом шаге? И еще кому? Красовскому! Не надорвется?
– Мне что, отчитаться?
– Было бы неплохо.
Он садится на постели и смотрит на меня как-то зло. Или мне только кажется.
– Не много ли ты на себе берешь? – усмехаюсь я.
– Вообще-то тебя приставили мне помогать, – испепеляет взглядом, даже не по себе становится. – Но тебя нет, когда нужно.
– Что же тебе нужно? – вопросительно изгибаю бровь и складываю руки на груди. Что же наш мажор еще придумает?
– В туалет. – Губы Антона медленно расползаются в ухмылке. – Писать хочу. Пойдем, подержишь.
До меня не сразу доходит смысл, но все же настигает.
– Чего? Ты обалдел, что ли? – отскакиваю от него, словно обжегшись. Еще чего не хватало!
– Что естественно, то не безобразно, – хмыкает он и решительно идет к туалету, а я в растерянности смотрю ему в спину и не знаю, как поступить.
– Ну, что замерла?
Оборачиваюсь и усмехаюсь. Глазищи Лапиной округляются, а щеки ярко вспыхивают. Ну прям святая невинность.
Еще скажи, что член в руках никогда не держала.
Может, и правда? Да ну нахрен, ей же двадцать уже. А девственность теряют обычно до выпускного. Точнее, отдают ее какому-нибудь придурку вроде меня, надеясь на шикарное продолжение.
– Я не буду этого делать, – качает головой и демонстративно складывает руки на груди. Смешная такая, важная.
Как будто бы я прям позволил, но подразнить дело святое.
– Я ж тебе не минет предлагаю, – хмыкаю и улыбаюсь, замечая, как щеки Яны становятся пунцовыми. – А выполнить свою работу.
– В мои обязанности не входит… – Возмущенный голос обрывается на полуслове, а из коридора доносится непонятный гул.
Дверь в палату без стука распахивается, и вваливаются мои друзья. Полным составом. Три идиота замирают на пороге, оценивают ситуацию. Переглядываются между собой, сканируют меня и начинают дико ржать.
– Тоха, ты пиздец, – сгибается пополам Мот.
– А-а-а, угар. – Кирюха тоже хватается за живот
– Дай я тебя сфоткаю для контента. – Никитос достает смартфон и делает несколько провокационных фоток.
Закатываю глаза и качаю головой. Вот что за идиоты? Послал же бог друзей.
– Хорош, – предупреждающе рычу на них. Мне вот совсем не весело.
– Да ладно, че ты, – продолжают угорать. – Все же свои. Хавчик вот привезли.
На столе появляются разносолы, преимущественно фаст-фуд, который, к слову, я не ем. У меня вообще-то спортивный режим, и тренер по голове не погладит.
– А ты тут неплохо устроился. – Мот кивает на притихшую в сторонке Яну. – И девочки такие интересные.
Скриплю зубами, но оставляю реплику без ответа.
– Может, и мне в соседнюю палату устроиться? – хмыкает Кир и протягивает руку к Лапиной.
– Не трогайте меня, – шипит она зло. – Кто вас вообще пустил?
– Ух, еще и с характером, – смеется он и ищет от меня поддержки на продолжение.
– Хватит, я сказал, – строго осаживаю. – Яна, иди, я позову, если мне что-то понадобится.
Смеривает меня взглядом и прищуривается.
– Может, колокольчик оставить? – вздергивает подбородок и идет к двери.
Вот же язва. Невольно улыбаюсь, а пацаны снова давятся от смеха.
– Нахрена вы к ней лезете? – огрызаюсь на друзей. – Сейчас же нажалуется.
– И что? – усмехается Мот. – Посещения тяжелобольных не запрещены. Ты же у нас тяжелобольной?
Закатываю глаза. Идиотизм какой-то. Мои друзья резко отупели и несут какую-то дичь?
– Охуенная телочка, я бы вдул, – мечтательно тянет Кирилл.
– Погоди, Тоха, наверное, уже вдувает, – дразнит меня Никита. – У него ж руки сломаны, а не член.
Так и хочется послать нахер. Уже жалею, что позвал их. Только бесят. Понимаю, что просто стебутся. Впрочем, как и всегда, но цепляет за живое.
– Ты чего не ешь-то? – Кир достает пиццу и забирает себе кусок. Попутно распечатывает банку с газировкой. Смотрю на него и едва не давлюсь слюной.
– Чем? – взмахиваю двумя гипсованными культями.
– Точно, – достает второй кусок и протягивает мне. – Подержать?
– В туалете подержи.
Кстати, отлить и правда хочется. С каждой секундой все сильнее. Как быть, я понятия не имею. Не в штаны же прудонить.
– Вот уж нет, бро, – качает он головой. – Прости, но это перебор.
– Памперсы не дают, что ли? – стебется Ник, закидываясь бургером. Куда в него лезет, вообще непонятно.
– Еще чего!
– Ну не знаю, а как ты справляешься?
– Пока не ясно… – развожу руки в стороны. – Может, кто-нибудь поможет?
– Ладно, пойдем помогу штаны стянуть, – сжаливается надо мной Матвей.
– Спасибо.
Иду за ним в уборную. Стремно это все, но что ж делать? Приходится подстраиваться под обстоятельства. Мот дергает вниз мои штаны вместе с боксерами.
– Дальше сам. Позови, как закончишь.
– Угу.
Это какой-то лютый треш. Никогда даже не думал, что могу оказаться в подобной ситуации. Вот они, руки. Они есть, я их чувствую, но пользоваться не могу. Вообще никак. Даже зад подтереть себе не в состоянии. Пиздец просто.
Пытаюсь как-то изловчиться и управиться сам, но получается так себе. Едва до середины бедра дотягиваюсь и звучно матерюсь. Все. Никак дальше.
Матвей дергает штаны наверх, и мы вместе возвращаемся в палату.
– Ну и что, как ты здесь? – Кир обводит любопытным взглядом мою ВИП-палату. – Выглядит вполне неплохо.
– Ага, как в колонии строго режима, – смеюсь и откусываю кусок пиццы, что держит для меня Никита.
– Все так плохо? – Мот ставит на тумбочку передо мной открытую банку с колой, в которой торчит трубочка. Жадно отпиваю несколько глотков.
– Еще хуже, – уверяю я. – И уколы.
– Прям курорт, – смеется Ник.
– Не то слово.
– Тогда что, едешь с нами?
– Куда?
– За город к Кирюхе. – Ник кивает в сторону друга. – Там и Новый год отметим. Девочки подгребут и еще небольшая толпа. Весело будет.
Все так, как я и хотел. Именно для этого и звал друзей к себе. Чтобы забрали меня и увезли на тусу. Но сейчас отчего-то хочется совсем другого. Точнее, я сам еще не знаю чего, но явно не бухать за городом.
– Тох, ты че замер? – Мот, прищурившись, смотрит на меня. – Ты с нами?
– Нет, я остаюсь.
– Уверен?
Да нихрена я не уверен. Даже наоборот, но и уехать вот так уже не могу. Что-то не отпускает. Или кто-то…
– Да, я уверен.