– Кто их пропустил? – возмущенно накидываюсь на коллег, но они лишь улыбаются и отводят глаза.
– Я не видела. – Лилия равнодушно пожимает плечами.
– Я тоже. – Амина лукаво закусывает губы.
Врут ведь обе. Эти наглецы им заплатили, чтобы пройти.
– Не стыдно вам? – качаю головой и складываю руки на груди.
Как так можно вообще? А если они что-то натворят, кто будет отвечать?
– А что стыдного-то? – добродушно хмыкает Амина. – Подумаешь, парни посидят немного и пообщаются.
– Так не положено же!
– Ты всегда такая правильная? – язвительно скалится Лиля. – Еще, наверное, и отличница.
Невзлюбила меня с первой секунды, и, похоже, у нас это взаимно. Но устраивать разборки я не собираюсь.
– Ой, все, – закатываю глаза и ухожу.
Бесят своей безответственностью. Ну какой может быть порядок в отделении, если сам персонал нарушает все правила? И нет бы для чего-то нужного. Помочь мажору провернуть свои темные делишки. Противно.
Одергиваю себя – нельзя так думать. Это неправильно. Мысленно отвешиваю подзатыльник. Я же будущий врач, а для него все пациенты должны быть одинаковы. Но быть непредвзятой не получается. Красовский меня дико раздражает. И шайка его шакалов тоже!
Прохожу по палатам, проверяю пациентов и все сделанные назначения. Возвращаюсь в сестринскую и сажусь заполнять карты. Коробит от того, что не могу никак повлиять на ситуацию. Нет, конечно, могу. Позвонить Косолапову и нажаловаться, но ябедничать – это как-то совсем по-детски. Да и с детства все знают главное правило: стукачи долго не живут. Поэтому просто отпускаю ситуацию и утыкаюсь в карты.
Монотонная работа помогает отвлечься. Даже на какое-то время забываю про этого придурка и его друзей, но в коридоре снова слышится ржач. Киплю внутри себя и стараюсь не обращать внимания. Тише не становится, они сейчас все отделение на уши поставят.
Откладываю карту в сторону и решительно иду к двери. Распахиваю и выглядываю в коридор. Никого. Тишина. У меня что, крыша поехала? Дохожу до поста. Амина выжидательно смотрит на меня, а я не знаю, что сказать.
– Мне что, показалось?
– Ты о чем? – Ее бровь вопросительно изгибается.
– Голоса и смех…
– Не было ничего, – качает она головой, а я чувствую себя полной дурой.
Что за ерунда? Иду в платную палату. Там тоже тихо. Никого нет. Только срач лютый. Еда, какие-то банки. Как можно за пару часов превратить почти стерильное помещение вот в это?
Ладно, не мое это дело. Стучу в ванную.
– Антон, ты здесь?
Ответа нет, и мне это совсем не нравится. Неприятные мурашки ползут по позвоночнику. Может, с ним что-то случилось? Толкаю дверь и вхожу внутрь. Никого. Куда же он мог деться?
Возвращаюсь в палату и еще раз осматриваюсь. Ничего не понимаю. Выхожу в коридор и снова к Амине. Уж она точно должна знать.
– Красовский где? – спрашиваю прямо, нет времени ходить кругами.
– А я откуда знаю? – Амина неопределенно пожимает плечами. – Твой же пациент, ты и следи.
– Амина, ну правда, – умоляюще смотрю на нее. – Куда они все делись?
– Туда.
Кивает в сторону лестницы, а меня пробивает холодный пот. Неужели…
– Он что, уехал? – Голос предательски срывается.
– Понятия не имею.
Перед глазами мелькают разные картинки одна страшнее другой. Где Антон со своими загипсованными руками… Он же ничего сам не может. Как справится?
– Ему же нельзя!
– Ян, давай сама разбирайся.
Бегу к лестнице в жалкой попытке догнать эту компанию. Распахиваю дверь и едва не врезаюсь в Красовского. Подпрыгиваю от неожиданности и едва сдерживаюсь, чтобы не накинуться с кулаками.
– Ты! – выдыхаю зло.
– Я. – Эта сволочь расплывается в довольной усмешке.
– Ты что здесь делаешь?
– Эм… – медленно облизывает губы, сочиняя отмазку. – Да вот, подышать выходил…
– Тебе же нельзя!
– Переживаешь, что ли? – Его улыбка становится шире, а глаза хитро прищуриваются.
Предательски вспыхиваю, но не собираюсь вестись на провокацию.
– Немедленно вернись в палату, – указываю направление рукой.
– Слушаюсь и повинуюсь, – стебется Антон и даже изображает дурашливый поклон.
Смотрю ему вслед и облегченно выдыхаю. Даже не знаю, расстроилась бы я или нет, если бы он все-таки уехал.
– Ты чего буянишь, Лапина? – Лилия входит в отделение.
– Косолапов запретил ему одному ходить, без присмотра, – придумываю на ходу. Не говорить же правду.
– А кто тебе сказал, что без? – хмыкает она. – Я была рядом.
Внутри все переворачивается от этой информации, но внешне я никак не реагирую.
– Это мой пациент, и ты не имела права, – сухо поясняю.
– Остынь. – Лилия смотрит на часы. – Твоя смена вообще уже закончилась. Иди домой.
– Вот и пойду! – огрызаюсь я.
– И молодец…
Ухожу в сестринскую и быстро переодеваюсь. Ну и ладно. Пусть делают, что хотят. А я домой поеду. Меня вообще уже ждут. И к этому… даже не зайду. Пусть сам как-то… Лиля у него есть.
Спускаюсь и выхожу из здания. Темно и холодно. Ненавижу зиму. И холод тоже. И вообще день сегодня дурацкий.
Сзади сигналит машина. Едва не поскальзываюсь от неожиданности и оборачиваюсь, чтобы обругать этого смельчака.
– Лапина Яна. – Из открытого окна высовывается улыбающаяся физиономия Игоря. – Садись, подвезу.
– Спасибо, но не надо, – недовольно поджимаю губы. – Мне за МКАД…
– Сильно далеко?
– Прилично… – вздыхаю обреченно, мысленно прикидывая маршрут.
– Давай хоть до метро? – С сомнением смотрю на него. – Да не бойся, не съем.
– А я и не боюсь, – вздергиваю подбородок и важно усаживаюсь на переднее сидение.
Спасибо Воронцову, довез хотя бы до метро и сэкономил как минимум час моего времени. А дальше электричка, бодрящая прогулка по лесопарку и ночной магазин, чтобы купить самое необходимое. Домой добираюсь только поздно вечером. Открываю дверь и чутко улавливаю неприятный запах перегара. Опять. Колючие мурашки ползут по позвоночнику, а руки сами собой сжимаются в кулаки. По какому случаю банкет? Едва сдерживаю рвотный рефлекс и включаю свет в прихожей.
– Кариш, это ты? – раздается с кухни голос матери.
– Она что, не дома?
Прохожу и вижу картину маслом. Мама сидит за столом, а перед ней пустая бутылка и пара соленых огурцов. Из комнаты доносится громкий храп. Отчим спит. Видимо, ему тоже уже хорошо и насрать, где родная дочь проводит время.
– Нет, – поднимает на меня стеклянный взгляд. – Гулять ушла.
– Ты обалдела? Время знаешь сколько? – сгребаю все это великолепие в мусорку и вытираю стол. Противно донельзя. Все липкое и пахнет жутко.
– Жрать захочет – явится, – хмыкает она и пьяно улыбается. Господи, как можно так опуститься? Коробит от всего этого, но я бессильна. Что только ни делала, не получается вытащить ее из этого болота. Сама не хочет.
– А есть что пожрать?
– Не знаю. – Мама равнодушно пожимает плечами.
Раскладываю купленные продукты по местам и пытаюсь подобрать слова. Но их нет. Все давно сказано. Мне не было еще и пяти, когда погиб отец. Я почти не помню его. Мать быстро вышла замуж второй раз и почти сразу забеременела. Родилась Карина. И какое-то время все было даже хорошо. Или я просто не помню…
Мои детские воспоминания тусклые и безрадостные. Нелюбимая дочь и ненужная. Я всегда считала себя лишней в их семье, чужеродным элементом. Но никогда не желала зла. Особенно Карише. Она не виновата, что ее родители выбрали путь самоубийства. И ей гораздо тяжелее, чем мне.
– Мам, хватит, – в очередной раз пытаюсь достучаться в глухую стену. – Если тебе себя не жалко, пожалей нас.
– Вы уже большие, – отмахивается равнодушно.
– Кто мы? Ну ладно я, а Карина?
Сестре пятнадцать. Красивая, но бедовая. Я так боюсь за нее.
– Хватит меня стыдить.
– Сама знаю, что бесполезно.
Все бесполезно. Ничего не действует. Ни угрозы, ни уговоры. Ухожу в нашу с сестрой комнату и набираю ее номер. Гудки есть, но не берет. Ну и где эта оторва?
– Алло, – недовольно дребезжит динамик.
– Риша, ты где?
– Гуляю, а че? – отзывается дерзко.
– Ты время видела?
– Видела и че?
Вот и за что мне это наказание? У нас разница в пять лет. Мне кажется, Риша всегда, сколько себя помню, была на моем попечении. Ни шага не могла без нее ступить.
– И ниче. Домой быстро! – строго рявкаю.
– Да иду я уже.
Убираю телефон в карман и обреченно смотрю на срач в нашей комнате. Придется убить весь день, чтобы это разгрести, а к вечеру у меня ночная смена.
Поднимаю с пола школьный рюкзак, отряхиваю и ставлю на стул. Интересно, Карина вообще в школу ходит? Не уверена. Тяжело вздыхаю. Как же сложно с подростком в таких условиях. Еще немного. Хотя бы до зарплаты доработать, и можно попытаться снять где-то комнату. Нам с Ришей хватит, а потом как-то выкручусь.
Щелчок замка вторгается в мои мысли. Наконец-то пришла. Выхожу из комнаты и складываю руки на груди.
– Я дома, – оповещает сестра.
– Дочь, ты принесла? – Мать выходит с кухни.
– Да принесла я, принесла. – Карина достает бутылку и отдает ей.
Ну это совсем уже ни в какие ворота не лезет.
– Ты обалдела? – беру сестру за шкирку и затаскиваю в комнату.
– Что я сделала-то? – вырывается она.
– Ты зачем выпивку принесла?
– А что мне оставалось сделать?
– Не поддерживать.
– Ты такая смешная вообще, – болезненно скалится Карина. – Они все равно бухают. Так хоть нервы мне не мотают.
Тяжело вздыхаю. Она права. Выживает как может. Я тоже стараюсь, только не получается ничего.
– Прости, – виновато отвожу глаза. – Я все понимаю, но надо еще немного потерпеть…
– Да сколько? – психует Карина. А что я ей скажу? Мне нечего ей пообещать.
– Я не знаю, до зарплаты хотя бы…
– Очередной? – Ее губы кривятся в усмешке.
– Ты же знаешь, что мне ничего не заплатили…
Очень не люблю вспоминать эту мерзкую историю.
– Угу, потому что начальник под юбку полез, а ты такая правильная.
Вот сейчас было очень жестоко и больно. И так не похоже на мою сестру.
– Ты серьезно сейчас? – смотрю на нее. – Риша, что с тобой? Я тебя не узнаю.
– Прости, систр. – Она растирает лицо ладонями. – Это все нервы.
– Леонид давно зовет нас переехать к нему, – напоминаю в очередной раз. Это был бы идеальный для всех вариант. Но сестра наотрез отказывается, а бросить ее одну я не могу.
– Не нас, а тебя, – хмыкает Карина. – Я ему не нравлюсь, впрочем, как и он мне. Хорек мерзкий, как ты с ним вообще, бе-е-е…
– Карина! – встряхиваю ее за плечи, чтобы привести в чувство, и ощущаю очень насыщенный запах алкоголя. – От тебя пахнет. Ты что, пила?
Этого еще не хватает!
– Что? Конечно нет, – не хочет сознаваться, но я же не дура.
– Карина, ты обалдела? – едва сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться. – Тебе всего пятнадцать!
– Ну прости, не все такие святые, как ты, – огрызается она и пытается вырваться.
Ну уж нет. Ее я не отдам.
– Ну-ка пошли со мной, – тащу ее в ванную.
– Куда?
– Сейчас узнаешь.
Следующие полчаса безжалостно издеваюсь над сестрой, промываю желудок и привожу в нормальное состояние. Потом отпаиваю чаем с бутербродами, вместо сказки читаю на ночь длинную мораль и укладываю спать. Хочется верить, что все не зря. Но надо ускоряться. Нельзя больше ей здесь оставаться. Может, и правда согласиться на предложение Леонида?
Стою у окна и улыбаюсь, как идиот, вспоминая встревоженный взгляд Яны. Неужели мне не показалось? Ей что, правда не все равно? Интересно и неожиданно приятно. Лапина, удивляешь. Невольно цепляю взглядом движение внизу. Что за херня? Яна садится в чью-то тачку, они уезжают, а меня словно ледяной водой окатывает.
И что это только что было? Вот я придурок!
– А вот и я, – сзади раздается мелодичный женский голос.
Оборачиваюсь. Медсестра. Та самая, что провожала со мной пацанов. Как ее зовут, не помню. Цветочное что-то.
– Чего тебе? – окидываю ее недовольным взглядом.
– Решила спросить, не нужно ли чего, – уточняет словно между делом и проходит по палате.
– Нет, – отворачиваюсь.
Куда она поехала? И с кем? Может, у нее вообще кто-то есть? Это логично, но почему-то не нравится мне. Такая, как Яна, не может быть одна априори.
– Жаль…
О чем она? Не помню. Не слышал даже.
– Лапина где? – не оборачиваясь спрашиваю я.
– Домой уехала. Она же новенькая и пока только в первую работает.
– То есть? – смотрю на медсестру в отражении окна.
– Утром приедет, – пожимает та плечами. – Может, я смогу ее заменить?
Угу, я тоже всегда думал, что смог заменить. А вот увидел сегодня и понял, что нихрена не получилось. Какого хера со мной вообще происходит?
– Нет. Хотя подожди, – разворачиваюсь и окидываю взглядом бардак, что навели парни. – Убери здесь все.
– Я вообще-то не уборщица, – недовольно хмыкает «цветочная», а я вижу, что ломается. Даже не интересно. Она уже на все согласна, просто торгуется.
– Я сказал «убери», – с нажимом повторяю и смотрю в глаза. Всегда работает безотказно. Я же такой «властный» мажор, аж самому противно.
– Ну хорошо… – ожидаемо соглашается она и берется за пакеты с едой. – Но тут же все свежее…
– Сожри, если хочешь, но за пределами моей палаты, – огрызаюсь.
Все равно настроения что-то есть отпало. Вообще-то я хотел… да какая теперь уже разница, что я там хотел.
– Ой, тут вино, – вновь отвлекает медсестра. – Можно?
– Все забери, только свали уже нахрен!
Прикрываю глаза и прислушиваюсь к буре, что беснуется внутри. Какого хрена меня парит эта блаженная? Ну свалила и слава богу. Вон эта есть, «цветочная». Сейчас вина треснет и отсосет мне в благодарность. Отличное завершение вечера. Но отчего-то передергивает от такой перспективы. Нахрен все. Дожидаюсь, пока останусь один, и ложусь на кровать.
Не отпускает. Воспоминания кружатся в сознании и не хотят выпускать из своего плена. Выпускной этот гребаный. Лапина, трогательная и нежная, но такая смелая. На танец пригласила. Ни с кем не танцевал, а ей не смог отказать. Словно попал под чары ее огромных синих омутов. До сих пор помню едва уловимый цветочный аромат ее волос и покалывание кончиков пальцев от случайных касаний. Робкое: «Тош, я тебя люблю» и мой ступор. В глаза мне смотрела, ответа ждала, а я лишь рассмеялся ей в лицо. Кинул грубое: «Лапина, ты дура, что ли?» – и свалил в закат.
Закрываю глаза, но уснуть не получается. Неудобно на спине. Не привык так. Да и мысли эти изводят. Ну сколько можно по сотому кругу?
Я был жесток. Оказывается, до сих пор коробит. Бывает же такое. И думать не думал о ней, пока не встретил спустя столько лет. А ведь я так и не извинился. Тогда это казалось проявлением слабости, а сейчас поздно. Никому мои извинения нахрен не сдались. Вон у Яны и так все хорошо. И без моих извинений.
Дверь в палату бесшумно приоткрывается, лишь полоса света ползет по полу, постепенно расширяясь.
– Эй, мажор, ты спишь? – все эта же неугомонная медсестра.
– Сплю, – бросаю сухо.
– Это хорошо. Тебе ничего не нужно?
– Телек включи.
– И все? – Она икает, сдавая себя с потрохами. Уже, видимо, оприходовала вино.
– Все.
Медсестра проходит по палате и включает телевизор на каком-то рандомном канале. Поворачивается ко мне, томно закусывает губу и теребит воротник формы.
– А может, пошалим? – лукаво прищуривается и кивает на мой пах. – Я помогу.
Конечно. Лежу и мечтаю совокупиться с пьяной медсестрой.
– Выйди нахрен, – рычу на нее.
– Какой ты скучный. – Она недовольно морщит нос, но все же продвигается к выходу.
Не всем же быть такими веселыми, как она. Залипаю в какой-то идиотский сериал, но едва улавливаю сюжет. Да это и не важно. Фонит, и ладно. Сам не замечаю, как отключаюсь.
– Доброе утро. – Бодрый голос Яны лучше любого будильника.
Мгновенно распахиваю глаза и зажмуриваюсь от яркого света. Кто придумал такую пытку?
– Сомнительное утверждение. Сколько времени?
– Восемь.
Кое-как удается проморгаться и сфокусировать взгляд. Яна сегодня какая-то не такая. Глаза красные, заплаканные. Да и сама бледная.
– Что случилось?
– Не твое дело, – недовольно поджимает губы. – Давай укол сделаю.
– Может, не надо? – нервно усмехаюсь, пытаясь хоть немного разрядить обстановку, но Яна не ведется.
– С лечащим врачом договаривайся.
– Когда он придет?
– Через час.
– Ладно, – сдаюсь вынужденно. – Давай только в другую сторону, – переворачиваюсь на другой бок. – И не смотри.
– Да чего я там не видела, – прыскает со смеху Яна.
Наконец-то оттаяла.
– Надеюсь, ничего, – улыбаюсь и внутренне сжимаюсь, стараясь не поддаваться панике.
– Не знала, что ты такой стеснительный…
Иголка вновь входит в мою мышцу. Скриплю зубами от боли, но сегодня гораздо лучше, чем вчера.
– Так кто тебя обидел? – пытаюсь достучаться.
– А ты что, в защитники хочешь записаться? – криво усмехается Яна.
– Почему нет? – вопросительно изгибаю бровь.
– Тебя самого защищать надо.
Разворачивается и идет к двери, а я, как идиот, смотрю ей вслед и улыбаюсь.
Падаю головой на подушку и смотрю в потолок. Что за девчонка? Вроде боевая, а такая хрупкая, что внутри все переворачивается от желания впрячься за нее. Кто мог ее обидеть? И ведь не колется. Не хочет, и ладно. Мне что, больше всех надо? Своих проблем по горло. Вот хотя бы в туалет сходить.
С грустью смотрю на дверь ванной комнаты и вздыхаю. Пиздец.
– Доброе утро, Антон. – В палату входит врач.
Ну наконец-то. Может, хоть он прояснит мои перспективы.
– Здравствуйте, – бодро сажусь и по инерции тяну руку.
Косолапов смотрит на мой гипс скептически и улыбается. Забыл я про него. Никак не привыкну, что у меня вместо рук белые кувалды.
– Как самочувствие?
– Лучше всех, – бурчу недовольно, мысленно чертыхаясь на свою беспомощность.
– Руки болят? Что-то беспокоит? – Алексей что-то там рассматривает. Как будто сквозь слой гипса видно. Человек-рентген прямо.
– Можно уколы заменить на что-то другое или вообще отменить?
– Можно, но лучше все же проколоть курс, – едва заметно усмехается врач. – Быстрее все срастется.
Быстро прикинув в голове, чего я хочу больше, вынужден согласиться на пытки.
– Ладно, – тяну недовольно. – Сколько мне вот так?
– Дней десять точно. Потом снимем, посмотрим и наложим другой гипс. Более лайтовый.
Да бля. Десять дней! Это сука пиздец как много. И что я все это время должен делать?
– Треш, – произношу вслух и качаю головой.
– Тебе еще повезло, что обошлось без осложнений, – сухо замечает Косолапов, а я что-то совсем не чувствую никакого везения.
– Да уж, повезло, – недовольно поджимаю губы. – Как мне в туалет ходить? А зад подтирать?
– Медсестры не справляются? – все же расплывается в ухмылке.
– Очень смешно, – закатываю глаза. Никакого сострадания и солидарности. Вроде мужик, должен понимать.
– Придется потерпеть, – уже серьезно говорит Алексей. – Для остального есть санитары. Поверь, они и не такое видели и делали. Как бы ни было стремно, это лучшее, что я могу тебе предложить.
– Эта ваша Зоя? – недоверчиво спрашиваю я, вспоминая пожилую бабку с тряпкой.
– Нет, конечно, – смеется врач. – Я позову санитара, он тебе со всем поможет.
– Спасибо.
– Позже зайду.
Через несколько минут и правда приходит санитар. Мужчина в возрасте. Понимающе смотрит на меня и улыбается. Рассказывает что-то про своего сына и помогает мне разобраться с проблемами. Спустя полчаса я снова чувствую себя человеком. Неприятно это все, даже стремно, но доктор прав, все лучше, чем под себя.
По телевизору опять какой-то сериал, но я давно потерял нить. Даже не пытаюсь вникнуть в творящееся на экране. Мои мысли о том, как прожить ближайшие десять дней и не сойти с ума. Нерадужная перспектива у меня. Совсем нерадужная.
– Завтрак, – оповещает Яна и без стука входит в палату.
На меня не смотрит, точнее, специально отводит взгляд.
– Выкинуть? – сухо интересуется, демонстрируя то, что выдали на кухне.
Желудок предательски сводит. Голод не тетка. Даже каша на тарелке не кажется такой уж мерзкой. Может, попробовать?
– Нет уж, давай сюда, – сдаюсь я.
– Неужели ваше величество снизойдет до человеческой пищи? – язвительно улыбается Яна и ставит поднос на прикроватную тумбочку.
– Придется, – как ни в чем не бывало вздыхаю.
– Похвально.
Поджимает губы и расставляет тарелку и приборы.
– Приятного аппетита, – оборачивается, приглашая меня к столу.
Очень смешно.
– И как? – поднимаю руки и вижу растерянность в ее глазах.
Не ожидала? Яна хмурится и задумчиво кусает губы, не зная, как поступить. А я знаю. Уже все придумал. И план мой поистине гениальный.
– Придется помогать, – удобнее устраиваюсь на постели, оставляя вторую половину для нее. – Иначе я умру с голоду, и виновата будешь ты.
– Ладно, немощный. – Лапина подозрительно прищуривается, но все же подходит ближе. – Помогу я тебе.
– Сердобольная какая, – цокаю языком, пытаясь вывести на эмоции. Нравится мне ее дразнить, ничего не могу с этим поделать.
Яна присаживается напротив и набирает в ложку кашу.
– Это моя работа.
– А я думал, ты по велению души.
– Ешь молча, а то передумаю, – раздраженно запихивает мне ложку в рот
Язык обжигает, а на глазах выступают слезы. Выплюнуть, что ли, да некуда. Еще одну встречу с бабой Зоей я не перенесу.
– Ай, ой, бля-я, – единственное, что я могу выговорить. Открываю рот и часто дышу.
– Что? – пугается Яна.
– Гаяшо, – кое-как выдавливаю из себя.
– Горячо? – догадывается она, наконец и начинает суетиться. – Ой, прости. Давай подую, открой рот.
Послушно открываю и замираю. И правда дует. А я смотрю на нее. Смешная такая. С веснушками. Проглатываю кашу и даже не чувствую ее вкуса. Да и не важно это уже.
Яна с осторожностью кормит меня кашей, теперь дуя на каждую ложку. Увлеченно следит за тем, чтобы я ел. А я, как полный придурок, залипаю. На глазах ее, робкой улыбке. Так бы и ел эту дурацкую кашу до бесконечности.
– Ян… – завороженно смотрю на нее. Непослушная прядка выбилась из ее прически и теперь мешает на лице.
– Что? – Лапина поднимает на меня свои огромные глазищи и не моргая смотрит.
Я нутром чувствую, как искрит между нами. Это вау. Аж дыхание перехватывает. Рефлекторно тянусь к лицу Яны, чтобы убрать за ухо прядку, и со всего размаху впечатываю гипсом ей в глаз. Она дергается по инерции, и остатки каши летят сначала на белоснежный халат, а потом и на пол вместе с тарелкой.
Упс… новый армагеддон…
На пару мгновений повисает гробовая тишина. Я даже не дышу все это время.
– Красовский, ты обалдел?! – взвизгивает Яна и вскакивает на ноги. Хватается за покрасневшее место ушиба.
– Ну я же не специально, – давлюсь смехом и не могу остановиться. – Я забыл.
– Идиот! – Лапина зло топает ногой. – У меня свидание сегодня, как я с фингалом пойду?
Психует и выбегает из палаты. Как-как? Никак не пойдешь. Ибо нехер там делать!