У неё есть та степень ласковости кожи, улыбки и всего смешливого, которое хочется трогать, как ребенка. Она любит читать Камю и Сартра. У неё первый разряд по шахматам и легкой атлетике.
Лиза, 26 лет. По образованию биохимик. За отличную учебу её отправили по обмену в Венгрию, где она очень скучала по родине два года. К тому же в учебной программе совершенно не было химии и биологии, почти все время занимал венгерский и английский языки, к которым у Лизы было мало склонности.
В Венгрию она взяла альт. В младших классах музыкальной школы её учили играть на скрипке, но скрипка оказалась мала под её высокий рост и длинные худые руки. От тоски по родине у неё началась бессоница, она рано просыпалась и не могла заснуть. Она шла в подвал общежития и там играла с 4-5 утра, пока часы на колокольни били семь длинных ударов и один короткий, что значило 7:30, завтрак. Преподаватель английского, сердобольная стареющая дама без детей, нашла ей учителя для подготовки в консерваторию и хлопотала о стипендии.
Так Лиза попала в ученический оркестр. Была влюблена в их дирижёра, капризного гения с огромными мешками под глазами, имевшего уже третью жену, детей, и много беспорядочных связей.
У неё прекрасное длинное тело, похожее на берёзу или иву. Высокий чистый голос, под стать инструменту. Теперь, из-за дирижёра, она уехала поступать в консерваторию в Вену и живёт там, давая уроки.
Я пыталась слушать то, что она играет для себя в подвале, записи с телефона. Восхитительная какофония. Не представляю, как люди остаются в живых с таким в голове.
Олеся, 19 лет. Завитки волос выбираются из узла на затылке, падают на высокий светлый лоб. Правильные черты лица и тела. Свет и тень рисуют её тёплые подмышки, ямочки ключиц, полукружье рук с длинными пальцами… даже на фото в купальнике выглядит аристократкой.
Учится, по настоянию родителей, на кулинарном. Родители её стары и хотят, чтобы у дочери был всегда кусок хлеба, в прямом смысле. Единственное, что любит в своем учебном заведении, это то, что там кормят.
Из-за наследственных проблем с желчевыводящей системой на лице её часто можно увидеть мученическое, кроткое выражение. В периоды обострений худеет до синевы.
Однажды устроилась подработать моделью в художественную студию неподалеку от училища. С тех пор не вылезает оттуда. Рисует чем придется и что придется. Художники, посещающие студию, делятся с ней карандашами, кистями, бумагой и печеньем. Учат рисовать и ругают, на чем свет стоит.
Олеся, не смотря на свою хрупкую внешность, бесенок и бунтарь. Спорит, не слушается, доказывает свою точку зрения и резко высказывается про авторитеты. Дружит со странным дебелым молодым человеком c клептоманией только для того, чтобы когда-нибудь написать о нём книгу. Одалживает ему деньги, обычно это пятьдесят рублей на проезд, а он возвращает ей их книгами, которые ворует в общественных читальнях.
Набралась уже большая стопка – в основном это история КПСС.
Настя, 29 лет. Работает в HR департаменте большой компании. Длинные ноги, веснушчатое лицо, ровное горение зелёных глаз. Любит ночами ходить купаться голой, если погода позволяет.
Участвует в инсталляциях исторических событий самых разных эпох. Может быть и боярыней, и сотрудницей СС. Прекрасно вышивает бисером и ткёт гобелены с лешими и русалками. Мечтает написать диссертацию по славянской культуре.
Ирэна, 30 лет. Акробат, раз в год уезжает на цирковые гастроли. Тонкая черная фигурка под куполом, вся в блестках. Волосы светлые, запрокинутое лицо. Слишком накрашено на фото вблизи, как это водится у цирковых артистов. За белилами не видна живая тёплая жизнь и синяки.
Подрабатывает на высотных работах. Реставрирует церкви, штукатурит здания торговых центров. У неё был парень, рокер и байкер. Два года назад он разбился, удирая от полиции.
Почему удирал выяснить не удалось. Возможно, наркотики, а может быть, хуже: желание разбить свою голову о косяк, разбить весь мир. Она, наверно, плакала.
С тех пор отворачивает лицо на фотографиях. Мотоцикл реставрировала и научилась на нём ездить. Никогда не гоняет, просто доезжает до работы. Ударилась в религию. В наушниках теперь вместо Judos Priest – Александр Мень. Приходя на службы, головы не поднимает, церковных текстов не понимает, представляет, видимо, его, Александра – с топором в голове.
И Таня, 27 лет, орнитолог. Чтобы изучать птиц, она вместе с институтом приезжает на полгода в командировку на Куршскую косу.
У Тани прямой нос, светлые брови, как наметенный песок. На ней косынка, рубашка с плотными манжетами, штаны с резинками на щиколотках, всё от клещей.
Птицы попадаются в сетку, которой затянуто полнеба. Певчие птицы летят над косой низко, когда их сдувает ветер. Таня проходит по широкому лабиринту до трёх сетчатых кабинок. Надевает перчатки и быстрым движением ловит.
Несёт на станцию. Окольцовывает.
Говорит туристам, что средний срок жизни любой птицы – год. Камера телефона, в которую я смотрю это видео, слегка трясется. Мужской голос очень близко спрашивает: как же так, он слышал, что вОроны живут по сто лет.
«Вороны могут жить сорок лет. Даже семьдесят», – поправляет Таня. – «Но в среднем птицы, которые здесь пролетают, живут год. У птиц тяжелая жизнь. Голод, хищники, провода. Естественный отбор во время перелета»
Маленькие птицы летят над Куршской косой, потому что им тяжело лететь над морем без отдыха. Потому что здесь есть еда и нет хищников.
В конце видео Таня рассказывает о том, как тяжело приходится станции без достаточного финансирования. Туристы покупают сувениры.
Таня, как и я, занимается йогой. Интересно, у неё получается? Дышать ровно, смотреть внутрь себя?
Знать о моём присутствии за камерой.
Они на меня плевать хотели.
Мне казалось, я могу в интернете почти всё, но не существую для этих восьми девочек.
Они не реагируют. Ни на рекламу, ни на контент, ни на смс, ни телефон.
Считают меня спамом.
Спам – это когда к тебе лезут с тем, чего ты не просишь. Я несу им любовь. Я спам.
Из-за того, что курю, мне трудно даются дыхательные упражнения в йоге. Поэтому я подумываю бросить. Йогу.
Я постоянно жду дня, когда Павел сообщит мне о прекращении сотрудничества. Жду со страхом и с надеждой. Со страхом – потому что мне кажется, что клеймо о том, что я не справилась, будет висеть на мне до конца жизни.
А надежда – это облегчение. Если получу расчет, завяжу.
Мне вообще не стоило ввязываться в этот проект.
Не стоило выбирать эту профессию. Ещё чуть-чуть, и все поймут, что на самом деле я ничего из себя не представляю. В конце концов, у меня нет даже нормального высшего образования. У меня диплом менеджера по туризму.
…Что в нашей сфере – образование? Наших профессий не существуют. В ВУЗах профильным образованием считается прикладная математика. «На худой конец – любая техническая специальность». В резюме так и пишут.
Чем бы мне сейчас помогла математика? Знай я её, смогла бы я перекодировать значения желаемых чувств в понятные Богу символы?
Мне надо заняться чем-то другим.
Прекрасна профессия инструктора, проводника в горах.
Никакого интернета. С утра до вечера ты идёшь, поднимаешься на гору. Смотришь на красоту. Если ботинки хорошие, можно представить, что ноги идут сами, и рюкзак сам себя несет. Ты летишь невысоко над группой, за тобой лес. В утренней дымке внизу заварены маленькие домики, расчерченные посадками поля, ленточки дорог… Камни держат тебя высоко надо всем, кривые стволы можжевельника светят рыжим. Можжевельник… это когда у тебя колючки вместо листьев, ты умеешь жить на самом краю и видеть солнце.
Люди из группы наступают туда осторожно, чтобы сфотографироваться. Они устали, вспотели и хотят есть. Ты единственный среди них, кто нёс тяжёлый рюкзак, но тебе легко. Ты достаёшь котелок и баллон с газом, завариваешь чай из собранных здесь же трав. Режешь складным ножом черный хлеб, вскрываешь рыбные консервы. Люди в горах с аппетитом едят то, к чему в городской жизни бы и не притронулись. Люди промокают насквозь, спят на земле, и не болеют. Чем выше в гору, чем круче подъем, тем меньше они склонны задавать глупые вопросы и рассуждать. Их эго не успевает за ними подниматься, их тело обеспечивает им полное присутствие здесь и сейчас.
Я сижу дома, завернувшись в плед. Холодно, до верхних этажей плохо поднимается горячая вода. Включаю телевизор, смотрю новости. «Смотрю» – не совсем верно. Уставилась на экран в одну точку и думаю про диктора. Думаю, что она, наверно, анорексичка. Из-под пиджака выглядывают, как обглоданные, кости ключиц, подбородок совсем маленький, по нему идёт еле заметный тик при слишком широких гласных.