Анна Яковлевна Яковлева
Жених для ящерицы
И последнее: мне хотелось застраховать себя от возможных драм и трагедий. Я помнила: «Если у вас нету дома – пожары ему не страшны, и жена не уйдет к другому, если у вас…», ну и далее по тексту.
Вы, конечно, спросите, зачем такие сложности? Можно обратиться в банк спермы, зачать ребенка в клинике под присмотром специалистов. Отвечаю: не потому, что я не ищу легких путей. Просто мне нужен умный, внешне привлекательный, здоровый и сильный донор, а не жалкий хлюпик, впадающий в столбняк от бытовых и социальных трудностей. А где гарантии, что банк не подсунет бракованный товар? Гарантий нет.
…Выстроив приоритеты, я начала с походки.
Прочертила мелом прямую линию для дефиле на дорожке в саду и принялась вышагивать.
На дворе стоял март, близкий к апрелю, черная земля пробивалась к солнцу, обнажая силу и готовность рожать.
Тонкая паутина льда, которой затягивались лужи ночью, к обеду таяла, птичьи стаи атаковали старую грушу у входа во двор, под забором орали кошки, привлекая самцов.
Весенняя капель, прозрачный воздух, первые лужи и первые птицы – вечные спутники любовной лихорадки, ввергали меня в уныние. Эта атрибутика не несла в моем случае никакой смысловой нагрузки.
Зачем мне прелести весны, если у меня такая узкоспецифическая задача – найти донора спермы?
Конечно, я не отказалась бы от вечной любви, как в женских любовных романах. Но за прошедшую зиму демографическая ситуация в городке не изменилась. Как существовал дефицит непьющих, сильных, ответственных мужчин, так и остался, если не обострился. И весна с этой своей откровенностью, близкой к распущенности, с признаками настоящей жизни, немного травмировала меня.
– Пятки вместе, – повторяла я, наступая на прямую линию, – носки врозь.
С книжкой на голове, пропустив под локтями за спиной длинную линейку, какими пользуются закройщики, я напоминала себе героиню фильма «Служебный роман» – Людмилу Прокофьевну Калугину. Чувствовала я себя при этом отвратительно, но мысль, что Дашкино пророчество сбылось, и я на самом деле привлекла маньяка, заставляла меня снова и снова дефилировать по линии.
Стоило представить, как маньяк идет по улице под моими окнами, собственноручно опускает письмо в мой почтовый ящик, и у меня открывалось второе дыхание. «Пятки вместе, носки врозь…» – посмотрим, что скажет подруга через месяц-другой.
Тут я почувствовала какое-то беспокойство, подняла глаза и – о, ужас! – в окне соседнего дома увидела обнаженный мужской торс!
К сожалению, мужчина исчез прежде, чем я успела его разглядеть.
…Все-таки вставать в четыре утра – не полезно для здоровья. Полезно вставать, когда в окна заглядывает солнышко.
Мечтая о лете, я сбросила Триша (это мой кот-перс кремового окраса) с постели, совершила ежедневные утренние процедуры и вышла на веранду.
Окна соседнего дома были освещены. Интересно, интересно…
Соседний дом с осени пустовал – старенькую бабушку Надю похоронили незадолго до первого снега. По какой-то странной закономерности, бабушка Надя была второй старушкой, окончившей земную жизнь в этом доме. Последний приют всех старушек Заречья – так и хотелось поместить на фасаде вывеску.
Зимой нас с домом объединял страх одиночества: он скрипел и хлопал незапертой дверью на чердак, словно призывал обратить на себя внимание.
Любопытно, кто мои новые соседи?
Наполненное жизнью, мартовское, близкое к апрелю утро навевало тоску по материнству, я вспомнила про анонима, про Даму, и настроение упало.
В отвратительном состоянии духа я погрузилась в ПАЗ, в компании голосистых «операторов машинного доения» прибыла на ферму, прошла мимо доски объявлений и прочитала сообщение о собрании коллектива.
Собрание так собрание: пусть хоть что-то нарушает однообразное течение нашей жизни.
…Собрание проходило в красном уголке.
Уголок был в свое время оформлен «истинными ленинцами» и отражал вкусы эпохи развитого социализма: длинный, массивный стол со стульями на возвышении у противоположной от входа стены, несколько рядов клубных кресел, тяжелые плюшевые портьеры на окнах, гипсовые бюсты К. Маркса, Ф. Энгельса и В. Ульянова-Ленина в окружении фикусов и Доска почета.
Красный уголок оберегали души вождей – иначе как объяснить, что, собираясь здесь, коллектив теряет всякую связь с реальностью, начинает сравнивать зарплаты, которые являются коммерческой тайной, между прочим, и требует делить все «поровну».
Ряды кресел постепенно заполнились доярками, скотниками и техниками. Как обычно, между ними шла перебранка и выяснение должностных обязанностей.
– Колька, чтоб тебя, гада, разорвало, ты почему не прочистил насос?
Закаленный в боях Колька лениво отбрехивался:
– Все я прочистил, технику менять пора, и не ори, я тебе не Гришка твой, юбку задеру, надаю по заднице, чтоб знала. Совсем вы, бабы, страх потеряли.
– Ты поговори еще, я вот Палычу на тебя докладную напишу!
– А ты писать-то умеешь, Клавдя?
– Напишу – тогда увидишь.
– Чего ты взъелась на ровном месте? – сменил тактику Колька. – Давно не топтал тебя твой Гришка? Или у тебя критические дни?
Диалог был пересыпан ненормативной лексикой, и я ждала, что Клавдя сейчас загнет что-нибудь из репертуара скотника Тимофея – тот вообще разговаривал только по-матерному. Однако ответ Клавди был скомкан появлением начальства.
Наш управляющий – Геннадий Павлович Рысаков, в народе Гена Рысак, был хорошим мужиком, трудягой и хозяйственником, но дела на ферме шли все хуже и хуже.
Мне иногда казалось, что весь коллектив фермы – сборище неудачников, погрязших в навозе и мате. Только благодаря здравому смыслу мне удавалось сохранять невозмутимость.
Рысак вел гостя – крепкого лысого мужчину… Что-то знакомое мелькнуло в небольших карих глазах, прямом, красивой формы носе и упрямо сжатых губах – это был вчерашний истопник! Я задушила в себе желание сползти под кресло.
А этому-то что здесь понадобилось?
У нас, конечно, была котельная с банькой, где парились труженики фермы, но они справлялись без истопника, своими силами.
Начальство с гостем направилось к столу.
Гена разложил какие-то бумаги, раскрыл свой потрепанный поминальник и оглядел присутствующих скорбным взглядом. Наверное, так смотрят приемные родители на усыновленное чадо, оказавшееся вместилищем всех пороков.
Истопник Арсений устроился рядом с Геннадием Павловичем и с интересом принялся разглядывать народ.
Я подглядывала за Арсением из-за спин доярок и напрягала слух.
В карих глазах истопника плескалось любопытство, азарт и черт знает что еще, не поддающееся прочтению. Разглядывать в красном уголке, кроме бюстов вождей, особенно было нечего, и истопник скоро погрузился в свои истопницкие думы.
Гена Рысак начал собрание с перечисления причин, по которым наше хозяйство работает в убыток: дорогая электроэнергия, корма для животных, низкие надои и низкие закупочные цены на сырье (то есть молоко) и, конечно, высокие зарплаты (вот уж никогда бы не подумала) и кредит. Зал неодобрительно загудел:
– Говори по существу!
– Палыч, что мы, не знаем, что ли?
– По существу? Хорошо! – как в омут головой бросился, с отчаянной решимостью изрек Гена. – К нам приехал товарищ из областного центра, он предлагает коллективу решить свою судьбу. Мы можем продать паи, объединиться с другими фермерскими хозяйствами и стать наемными работниками.
В зале наступила устрашающая тишина. Слышно было, как радостно забились сердца честных тружеников в ожидании скандала. «Эх, Гена, Гена, – вздохнула я, – кто ж так руководит коллективом? Надо же подготовить людей, зачем так – в лоб?»
Видимо, те же мысли промелькнули в голове истопника Арсения, потому что в тишине раздался его баритон:
– Ой, сейчас меня бить будут!
– Легко!
– Не ты нас породил, не тебе убивать!
– Катись обратно в город!
Арсений с невозмутимым видом выслушал все выкрики, встал со своего места и поднял руку, подражая вождю мирового пролетариата.
Грозовые раскаты постепенно стихли.
Арсений обладал не только завораживающим голосом, но и даром проповедника. Говорил истопник замечательно, слушала бы и слушала. Из его складной речи выходило, что, избавившись от земельных паев, мы тут же приобретем новую технику, сможем расплатиться с кредитом и вообще соорудить из хозяйства компактный рай. Арсений оказался лихим истопником, видимо, в кочегарке у самого черта подрабатывал.
Гена Рысак наконец заглянул в свой поминальник и с опозданием представил гостя:
– Арсений Иванович Жуков – директор консалтинговой фирмы «Паритет».
– Слушай, консультант, а зачем она нужна, техника эта, если землю мы продадим? – раздался голос с рядов.
– Ха! Я сдам вам землю в аренду. За копейки, – заверил Арсений Жуков.
– Давай мы тебе сдадим землю в аренду! – предложил тот же голос.
Я оглянулась. Голос принадлежал ветеринару – молодому специалисту Мишке Загорулько.
– Сейчас никто ничего за копейки не делает. Говори, что задумал? – Коллектив не сдавался, но и Арсений был тертым калачом.
– Давайте так, – предложил консультант, – сейчас вы ничего не говорите, я даю вам день на размышление, через день, послезавтра то есть, те, кто согласны спасти хозяйство такой ценой, собираются здесь после вечерней дойки. Владелец пая получит тридцать тысяч рублей авансом и еще столько же после сделки. – Арсений выдержал эффектную паузу. – Имейте в виду, два раза я предлагать не стану. К вашему сведению: «Рассвет» согласился на мое предложение, и «Утро страны» тоже согласилось.
Это все были наши соседи – бывшие колхозы, ныне фермерские хозяйства покрепче нашего, и Арсений, ведая или не ведая, задел всех за живое.
Народ стал расходиться, обсуждая услышанное. Я пристроилась за коллективом, обдумывая предложение консультанта по слиянию и объединению.
Жуков оказался неплохим психологом: люди растеряют воинственность, дадут себе волю помечтать о лучшей жизни и через день будут тепленькими. Именно через день, а не через два и не через неделю – передержать идею нельзя. Молодец истопник, истопник в переносном смысле – кочегарит народные массы.
Я не хотела стать жертвой психоманипулятора, и настроилась ни при каких обстоятельствах не расставаться с паями Петуховых – моим и маминым, доставшимся мне по наследству. Кто его знает, какая впереди жизнь? Земля прокормит, рассудила я.
Через день после собрания наши фермеры решились и подписали соглашение с временной администрацией – подход Жукова полностью себя оправдал.
Откуда-то появился нотариус. Фермеры – участники сделки – согласились выдать Жукову доверенности на сбор документов от их лица.
Все, кроме меня.
Мне уже почти удалось улизнуть из красного уголка, когда меня настиг голос номенклатурного истопника:
– Витольда Юрьевна!
Со скучающей миной я обернулась. Арсений Жуков шел ко мне, раскинув руки и широко улыбаясь, точно мы были союзниками и встретились на Эльбе.
– Как ваши коровы?
– Так же, как ваши кочегарки.
– Ха! Значит, отлично! – развеселился Жуков и по-свойски приобнял меня за плечи: – У меня к тебе предложение, Витольда Юрьевна.
От консультанта исходила энергетика благополучия, он светился, как фейерверк. Жуков перешел на интимный шепот и прильнул к моему уху, отчего против воли я ощутила слабость в ногах.
– Витя, ты мне нужна. Могу я тебя умыкнуть?
Хоть убейте, у меня не было ни одной причины отказать руководителю консалтинговой компании. Я старательно напрягала мозги, но придумать ничего не могла.
Арсений Жуков тем временем вывел меня на улицу и подталкивал к машине – тому самому черному авто, которое якобы было собственностью его шефа.
– Подозреваю, машину ты угнал? – поддела я Арсения.
– Что, мы с ней не смотримся? – кокетничал Жуков.
– С истопником никакая машина не смотрится, да и женщина тоже.
– Кроме доярки, – беззлобно парировал Жуков. – Витя, садись в машину, мы с тобой и так привлекаем внимание любопытных, решат, что я тебя клею.
– А разве нет?
– Нет. У меня совсем другое дело к тебе.
Я уселась на место рядом с водителем, и мы рванули в сторону областного центра.
День, как и обещал, с утра оказался прекрасным, солнце обливало землю, заглядывало во все потаенные уголки.
Я покосилась на улыбающегося чему-то Арсения.
Оптимизм Жукова вызывал симпатию. И не только оптимизм.
На самом деле кольцо на безымянном пальце правой руки было сигналом: этого самца уже выбрали. Если Арсения уже выбрали, значит, он того стоил. К тому же если мужчина руководит фирмой, то он должен обладать набором таких качеств, как честолюбие, смелость, сила, находчивость, уверенность в себе, ум, способность к адаптации и выживанию. В нашу первую встречу Арсений вел себя как рыцарь. На собрании не уступил лидерство, не растерялся, наоборот – ловко переломил ситуацию. А у нас аудитория не самая лояльная к начальству, какое бы оно ни было.
– Арсений Иванович, куда мы едем? – проявила я интерес.
– Во-первых, для тебя Арсений, без Ивановича, – продолжал охмурять меня Жуков, – а во-вторых, приедем – увидишь.
Интриговал Жуков профессионально.
В голове у меня все смешалось, замелькали обрывки цитат из пособий по обольщению, пока неоновой рекламой не вспыхнул афоризм: за неимением гербовой бумаги пишут на простой. Иными словами, если нет Короля, то сгодится и Валет – эту мысль я тоже почерпнула из какого-то пособия.
Конечно, я была в начале пути, и не собиралась торопиться. Один донор – это несерьезно. Хотя бы три-четыре…
Арсений Жуков сделал предложение, от которого я не могла отказаться, – перейти на работу в объединенную химическую лабораторию, чтобы молоко на анализ мне привозили все фермерские хозяйства области.
Эту идею Жуков развил в ресторанчике грузинской кухни «Багратион», куда он привез меня по случаю нашего серьезного делового разговора.
Понятно, что к посещению ресторана я готова не была: после работы не приняла душ и не переоделась и не могла избавиться от запаха коровника.
Но решила плюнуть на все, вести себя естественно (может, это последний писк моды, такая туалетная вода «а-ля натурель»), наслаждаться хорошей кухней и довериться рациональному началу.
– А штат? – сразу заинтересовалась я.
Пока Жуков делал заказ, я продолжила наблюдение: глаза Арсения выражали готовность к спариванию, когда он разговаривал с официанткой. Девушка обладала, с моей точки зрения, единственным неоспоримым достоинством – молодостью.
Жуков заказал бутылку сухого вина (испанского, потому что в ресторане грузинской кухни не было грузинского вина), хачапури, лобио и жаренную на вертеле форель.
Девица мерзко хихикала, бросая на меня вороватые взгляды, а я призывала на помощь здравый смысл.
Арсений наконец вспомнил, что не один за столом, обратил на меня внимание и наткнулся на презрительный взгляд.
– На чем мы остановились? – кашлянув в кулак, попытался вернуться к разговору растлитель.
– О штате, – процедила я сквозь зубы.
– Да! Тебе решать. Все зависит от нагрузки, так ведь?
Я кивнула, попутно представляя, какие преимущества дает мне новая работа.
Преимущества были существенными.
Наконец-то я смогу ездить на работу к девяти часам, как белый человек, наконец-то у меня будут выходные и праздничные дни. К тому же зарплата. Похоже, закон сохранения энергии все-таки работает…
– Когда вы планируете открывать лабораторию?
– Вчера.
– В смысле?
– В смысле, она уже должна работать, но ее еще нет. Тебе, Витя, предстоит ее организовать.
– Во-от как? – недоверчиво протянула я.
– Да. Как тебе эта идея?
Организовать с нуля лабораторию – это была моя тайная мечта! Любой инженер согласится со мной: организация производства – это то, чему каждого учат в институте, но не каждому выпадает счастливый случай проделать в жизни.
Предложение было фантастическим.
– Согласна. Когда начнем?
– Завтра и начнем. Кстати, ты свои паи думаешь продавать?
Тут нам принесли заказ, и я воспользовалась появлением официантки, чтобы не отвечать на вопрос. Возвращаться к серьезной теме во время обеда Арсений не стал, а после обеда его повело совсем в другую сторону:
– Витя, смотрю на тебя и не понимаю: такая женщина, и не замужем!
– Жуков! – окоротила я консультанта.
Мне и Дарьи за глаза хватало!
– Прости, прости, – забормотал Арсений, но любопытство пересилило воспитание. – Нет, ну почему? Нет, нет, просто странно: как случилось, что ты не создала семью? Большая любовь?
– Люди говорят, у меня высокие запросы. Мне Король нужен, видишь ли.
– Король? Ты что, монархистка?
– В некотором смысле, – кивнула я, – в деле продолжения рода.
– И как же ты себе это представляешь?
И тут я, чтоб мне пропасть (не иначе как испанское вино в голову ударило), зачем-то выложила Арсению свой план. И не говорите, сама в шоке! Куда девался мой хваленый прагматизм?
Могу поклясться, Арсений смутился.
Мы сидели в полном молчании и постепенно приходили в себя.
– Да-а, – вынужден был признать Арсений, – ты редкая, необыкновенная женщина, Витя! За тебя! – Зрачки консультанта расширились от возбуждения.
Я обозвала себя дурой и попыталась отыграть:
– Неужели поверил?
– Ха! – с огромным облегчением выдохнул Арсений. – Ну у тебя и шутки! Вот это да! А я уже не знал, как себя вести с тобой!
Все встало на свои места, мир вернулся в привычные границы: я – одинокая не первой молодости девушка, Арсений Иванович – темная лошадка, засланный казачок.
Мы продолжили обед, по всем признакам деловой.
Все, что говорил Арсений, заставляло меня трепетать. Сначала Жуков рассказал о целях объединения хозяйств. Потом остановился на лаборатории и ее функциях.
В деловой разговор Жуков необычайно ловко вплетал биографические данные:
– Витя, а ты знаешь, я после школы работал лаборантом на кафедре химико-биологического факультета пединститута и даже хотел стать учителем химии. Не поступил, в армию забрали. Так что я имею представление о химлаборатории! Это я настоял на том, чтобы ты сама съездила в командировку, отобрала оборудование, посуду – в общем, все, что сочтешь нужным.
Так уж вышло: я с неподдельным вниманием следила за ходом мыслей Жукова, поддакивала, кивала, вздыхала, усмехалась – словом, демонстрировала живую заинтересованность, упустив из виду, что мое поведение как раз и является кратчайшим путем к сердцу мужчины (вопреки мифу о желудке).
Жуков удивлял эрудицией, острил и (ну, надо же!) не замечал официантку, а в конце продемонстрировал глубокие академические знания получения водки из С 2 Н 5 ОН и Н 2 О (спирта и воды):
– Во-первых, соотношение спирта к воде должно быть 2: 3 – две части спирта на три части воды – для мужчин и 1: 2 – для женщин, – с видом знатока излагал Арсений, – во-вторых, приливают воду к спирту, а не наоборот! В-третьих, чтобы спирт и вода хорошо смешались, жидкость нужно добросовестно взболтать. В-четвертых, смесь при разведении нагревается, поэтому ее нужно охладить. Для этого емкость можно поместить в холодильник, на снег или на лед. А можно просто бросить в спирт кусочки льда вместо воды. Ну, как я тебе?
– По-тря-са-а-юще! – проворковала я с интонацией Жены Вождя из фильма «Человек с бульвара Капуцинов» и чуть не захлопала в ладоши. – Откуда дровишки?
– После факультетской кафедры я служил на Севере, – объяснил, ничего не объяснив, Жуков.
Мы засиделись, и Арсений вынужден был после затянувшегося обеда везти меня обратно на ферму.
А вечером, когда я сидела на диване с котом Тришем, без остатка погруженная в муки Франчески, решившейся бросить родной город и уехать от Рэя, подальше от безответной любви, в калитку позвонили.
С досадой отложив книжку, я вышла на крыльцо и обнаружила за забором улыбающегося Арсения.
– Какими судьбами? – удивилась я, впуская псевдоистопника.
– Да вот, был у твоего соседа, того, помнишь, который тебя грязью обрызгал.
– Соседа? – еще больше удивилась я. – Ты хочешь сказать, что тот мерзкий тип, который облил меня грязью, теперь живет в соседнем доме?
– Ну да, – поражаясь моей бестолковости, объяснил Арсений, – я же забрал у него документы. Посмотрел адрес – Майская, одиннадцать. Оказавшись поблизости, не смог не навестить тебя. Понимаешь?
– Мог, – не согласилась я, – но раз уж ты здесь, проходи. Чай будешь?
Арсений протянул увесистый пакет:
– У меня есть вино.
– У меня нет закуски, я не ждала гостей.
– Не напрягайся, я не голодный, – порадовал Жуков, – это для создания доверительной атмосферы.
Арсений, довольный собой, подмигнул мне.
В пакете, кроме вина, оказалась коробка дорогих конфет и фрукты. Я отдала должное – Арсений продумал детали создания доверительной атмосферы. Это настораживало.
– У тебя уютно, – пройдясь по дому, сообщил Жуков, – правда, мужских рук не хватает.
Гость остановился возле двери, ведущей в спальню. Ручка двери висела на одном гвозде. Меня это не напрягало, а Арсений зачем-то взял и оторвал ручку совсем.
– Вот, так-то лучше, – протягивая мне фурнитуру советского образца, заявил гость.
Я насупилась и проворчала:
– Мешала она тебе, что ли? Висела и висела себе. – Не люблю, когда кто-то пытается навязать мне свои вкусы.
Жуков обнял меня за талию и мягко увлек в направлении кухни:
– Все, все, больше ничего ломать не буду. Если только ледяную стену между нами. Но ее не ломать нужно, а отогревать сердечным теплом.
Я послала Жукову убийственный взгляд, после которого «не каждая птица долетит до середины…», но он остался неуязвим.
Увидев мое приспособление для открывания бутылок, Арсений покачал головой, но справился, вино открыл, даже пробка не раскрошилась (у нас с Дашкой любая попытка откупорить вино оканчивалась тем, что мы просовывали плотницким инструментом остатки раскрошившейся пробки в бутылку, а потом отплевывались от крошек, плавающих в вине).
Я подала два высоких стакана из чешского стекла, пока гость наполнял их белым десертным вином, вымыла фрукты и открыла конфеты.
Мы расположились за столом друг напротив друга, Жуков поднял фужер и произнес тост:
– За самую очаровательную и непредсказуемую женщину Заречья.
Тост был так себе, я поддержала его из вежливости.
Далее Жуков очистил мандарин, разломал на дольки и протянул мне половину.
– А ты руки-то мыл? – заподозрив повышенную бактериологическую обсемененность, спросила я.
– Хочешь, при тебе вымою, чтоб ты видела?
Он подошел к мойке, выдавил средство для мытья посуды, вымыл руки, вернулся к столу и очистил следующий мандарин. Опять протянул мне половину.
Я с подозрением воззрилась на консультанта:
– Не переигрывай.
– Витя, откуда столько скепсиса?
– Если бы ты видел себя со стороны, вопросов бы не задавал.
– Неужели я неубедителен в роли влюбленного мужчины?
– Нет, неубедителен.
Масленые глазки Арсения заскользили по мне.
– А что я здесь делаю, по-твоему?
– Я догадываюсь, но хочу, чтобы ты сам сказал мне об этом.
И тут как-то случилось, что Жуков коршуном набросился на меня.
Оказавшись прижатой к стене, я почувствовала на губах его стремительный, агрессивный поцелуй.
Дальше все завертелось и едва не вышло из-под контроля. Губы мои были заняты, руки тоже, и тело, собственно, мне уже не подчинялось. Оно подчинялось этому захватчику Жукову!
Я собрала волю в кулак и оттолкнула Арсения:
– Ну ты и жук! Ты здесь совсем не ради моих прекрасных глаз, а ради земельных паев!
– Глупости! Но ты решай, пока цена подходящая, а то прощелкаешь – будешь жалеть, – усталым голосом посоветовал Арсений, не сводя с меня хищного взгляда.
– Я учту, – стараясь не смотреть на завоевателя, буркнула я.
Жуков отбыл, а я вернулась к Франческе, которая добилась потрясающих успехов в модельном бизнесе, продолжая хранить верность Рэю.
…Весна перла изо всех щелей, мне повсюду мерещились младенцы (не кровавые, нет, наоборот – счастливые, кружевные) и как никогда хотелось покинуть убежище, где было тихо и пусто и не было ни одного младенца (да что там – младенца, даже эмбриона, и то не было).
Цейтнот и природная лень пробудили во мне мыслителя, и я придумала блицметод достижения цели: Дамой можно не быть, Даму можно сыграть.
То есть притворяться долго – это лицедейство, требующее профессионализма, а я не обладала и малой толикой актерского таланта, как Дашка – здравым смыслом. Но притвориться ненадолго – это под силу каждой.
Я надеялась, что долго прикидываться Дамой не придется – получу свое, и все, маски прочь.
И тут я снова немного запуталась.
Дама – она какая? Сильная, надменная, холодная пожирательница сердец? Тогда как быть с авторами, утверждающими, что сильного мужчину привлекают слабые женщины? Значит, придется притворяться:
а) слабой, милой дурочкой,
б) Дамой.
Как вам образ Дамы-дурочки?
Ясно, что образ нуждался в доработке, и я обложилась журналами.
Как теоретику, мне было известно, что в арсенале соблазнительницы обязательно присутствует короткая юбка (годятся кожаные шорты), шпильки, красная помада и декольте критических размеров. Вся моя сущность восставала против такого экстрима.
Листая журналы, я искала ответ на вопрос: как можно соблазнить мужчину, не прибегая к короткой юбке, карминной помаде, декольте критических размеров и вихлянию бедрами? Может быть, представители сильного пола реагируют еще на что-то, чему я могу научиться? Или интеллект не играет никакой роли в деле соблазнения нужного самца?
Книжки, написанные авторами-женщинами, в один голос уверяли: имеет.
Умная женщина с рациональным складом ума может получить желаемое, не прибегая к дешевым, затасканным приемам.
Нужно только смотреть в рот намеченной жертве, искренне восхищаться, не боясь переборщить, грубо льстить и во всем демонстрировать беспомощность. Всего-то!
Раз плюнуть деревенской жительнице, прожившей большую часть жизни без мужчины в собственном доме с огородом!
И, словно издеваясь надо мной, авторы-мужчины утверждали обратное: для того, чтобы заставить мужчину охотиться, надо играть с ним (как не вспомнить Дарью?), провоцировать, быть остроумной, ядовитой, стервозной – роковой женщиной.
На ум приходили Манон Леско и Шэрон Стоун – женщины, коллекционирующие разбитые сердца, кошельки и виллы с яхтами.
Дама пугала вероломством.
…Следуя инструкциям, я должна была отрабатывать технику обольщения на коллегах, попутчиках в автобусе, покупателях в магазинах, прохожих и прочее, и прочее…
Последовательно: взгляд в упор, полуулыбка, смущение.
Сколько я ни тренировалась, держать взгляд не могла, трусила и прятала глаза. К слову сказать, подопытные мужчины смущались не меньше моего, нервничали и тоже прятали глаза.
Между тем все продолжалось без изменений – я ездила на работу, брала пробы, выдавала анализы, по-прежнему задавала себе вопрос: «Господи, ну почему я не ящерица?» – и, как солдат на плацу, отрабатывала походку топ-модели, все реже вспоминая об авторе анонимного послания.
Весна – лучшее время для обольщения – проходила впустую.
«Неужели все зря?» – спрашивала я себя.
С веранды, где обычно я сидела, погруженная в размышления о жизни, был виден по-зимнему голый сад, за садом как на ладони лежал двор дома номер 11.
«Через месяц-полтора соседний дом полностью закроет зелень», – без видимой связи подумала я.
Вдруг за забором наметилось движение: дверь открылась, в проеме мелькнул парень с голым торсом, на улицу вырвался лабрадор – палевый красавец.
– Тихон, гуляй, – велел хозяин пса и приступил к упражнениям на перекладине под притолокой.
Я успела несколько раз сбиться, пока считала, сколько раз подтянется этот деятель.
Затем сосед вышел на крыльцо, положил одну ногу на перила, потянул руку к носку. Поменял ногу. Я затаила дыхание: тело у парня было просто великолепным. Гойко Митич, Сильвестр Сталлоне – ни дать ни взять.
Меня прошиб озноб, кожа стала гусиной. «Вот это да-а!» – выдохнула я, решив в срочном порядке установить дипломатические отношения с приграничной территорией и выяснить, чем занимается сосед. Что у него с лицом, что с голосом? Может быть, он спасатель? Или пожарный? Или десантник?
Воображение рисовало пылающий Дом малютки, заложников в Дагестане, подорвавшуюся на противотанковой мине БМП или сбитый в Грузии украинскими инструкторами противовоздушной обороны наш самолет-разведчик.
Сосед с рельефной фигурой продолжал растяжки – теперь он садился на шпагат.
«Вряд ли он вообще помнит, что устроил кому-то грязевую ванну, – без труда убедила я себя, – сейчас пойду и посмотрю ему в правый глаз».
Я накинула цветастую шаль и по всем правилам дефиле выплыла на крыльцо.
В тот же миг брутальный сосед кинулся в дом, будто его застали за развратными действиями в голом виде!
Забытый на улице Тихон возмущенно затявкал, просясь в дом.
…«Успокойся! – уговаривала я себя всю дорогу на работу. – Мало ли что ему показалось! Это ничего не значит. Он, скорее всего, не рассчитывал, что в половине пятого утра кто-то может его увидеть. И что? Ну увидел кто-то, подумаешь, нежности какие! Барышня в бане, что ли?»
В лаборатории я окунулась в работу, и анализы полностью вытеснили из головы соседа и его неадекватную реакцию.
Я уже отдала справку Василию Митрофановичу и собиралась уходить домой, когда ко мне заглянул Гена Рысак и предупредил:
– Витольда Юрьевна, ты мне нужна. Минут через пятнадцать зайди.
– Зайду, – кивнула я.
– Ты что-то решила с паями твоим и матушки? – встретил меня вопросом наш горе-управляющий.
– Ген, тебе не все равно? – закусила я удила.
– Ты понимаешь, что твое упрямство мешает нашим планам?
– Нет, не понимаю, – честно призналась я, разглядывая управляющего.
В окружении телефонных аппаратов, два из которых не работали, карты на стене (как будто Гена планировал крестовый поход на авторов земельной реформы), когда-то желтых коротких штор и офисной мебели в духе загнивающего социализма Гена являл собой странный гибрид апологета коммунизма и делового человека.
– Ну что ж тут непонятного. Клиньями никто не будет покупать землю, – пустился в объяснения Геннадий Павлович, – ваши с мамой участки вклиниваются в общую площадь – ни себе, ни людям. Значит, тебе придется выходить из состава учредителей. Собрание должно подобрать тебе подходящий по размеру другой участок, равноценный. Головняк, Витольда, ей-богу! Может, уступишь?
– А почему ты со мной об этом разговор затеял?
– А кто должен его затевать?
– Покупатель, Гена, покупатель!
Я с осуждением посмотрела на Геннадия Павловича: до чего жалкий тип! Какие-то брючата, ворот клетчатой рубашонки подхвачен узлом нелепого пестрого галстука, а ботинки – прослезиться хочется. Ну какой из него Рысак? На моей памяти Гена никогда не был рысаком, даже в молодости.
Геннадий Павлович смутился под моим откровенно оценивающим взглядом и неохотно признался:
– Меня Жуков попросил поговорить с тобой.
– Гена, ты взрослый мальчик, чего ты стесняешься послать этого жука?
– Да нет, собственно, я не стесняюсь, – пробубнил Гена, а я подумала: «Хороший ты парень, Гена, но не Король».
