Антон Демидов
Она фотографирует
Пролог
Ноги ужасно гудели от усталости. Сколько она уже прошла пешком? Километр, два, три? Катя не знала. Она в сотый раз обругала себя за то, что опоздала на метро. Позвякивающая в кармане мелочь номиналом в сорок два рубля, не привлекла бы и самого отзывчивого бомбилу. Волонтеров среди них не водилось. Все, что они могли – это драть в три шкуры и прокуривать салон вонючими сигаретами. Лак уже не держал прическу, а короткое и без того платье, так и норовило задраться выше. Босые ступни шлепали по остывшему асфальту вызывая неописуемый восторг. В такой прогулке чувствовалось что-то первобытное и уходящее к истокам потерянного детства. Босоножки Катя сняла еще минут двадцать назад, осознавая, что, если этого не сделать, выскочат такие мозоли, что будь здоров.
Вечеринка удалась на славу. Если бы не этот придурок, Вадик, что согласился отвезти ее домой только после того, как она сделает ему кое-что приятное. Катя, естественно, плюнула ему в рожу и гордо пошла пешком. Первоначальный заряд решительности постепенно таял с каждым шагом. Как же ей хотелось пить. Горло пересохло, от чего казалось, что даже слюноотделение объявило забастовку. К тому же голова ужасно раскалывалась. От такого кросса весь выпитый алкоголь выветрился и наступило гнетущее похмелье. Или как принято говорить: дикий отходняк.
Катя плохо ориентировалась по местности (они недавно переехали с мамой в новую квартиру) и с трудом могла бы отыскать свой дом. Ее проводником вызвался навигатор. До дома оставалось рукой подать, но синяя стрелка навигатора ползла так медленно, что за это время можно было состариться и умереть. По подсчетам программы остаточного пути, езда на машине составляла три минуты, а пешком все семнадцать. Это приблизительно две тысячи пятьдесят восемь шагов – издевательски подметил бездушный проводник Кати. Она шумно выдохнула.
Но если отбросить все эти мелочи, ночь оказалась невероятной: невесомая атмосфера, чистое звездное небо и полумесяц в виде арбузной дольки. Город спал. Ни дуновения ветра, ни встречного прохожего, ни-ко-го. Катя пыталась заглядывать в окна домов. Темнота, да и только. Ни отсвета работающего телевизора на стене, ни тусклого свечения ночника. «Город мертвых,» – подумала Катя.
Она задумалась о том, что если на кого-то нападут глубокой ночью, то кто сможет помочь бедняге, когда все так крепко спят? И тут она осознала, что сама является этим «кем-то». Одинокая, беззащитная, голая. Она не на шутку испугалась собственной мысли и поспешила ускорить шаг. Так. Она здесь одна и точка. Ни звука, ни тени. Да успокой ты уже свою не вовремя разыгравшуюся фантазию. Погляди: ни сверлящего взгляда на затылке ни… Внутренний голос осекся. За спиной раздались увесистые шаги.
Катя вильнула в первый попавшийся проулок, дабы убедиться, что эти шаги не по ее душу. Он просто пройдет мимо. Не может же она быть единственной чокнутой, слоняющейся посреди ночи. Просто совпадение.
Человек свернул вслед за ней. Она прибавила шаг. Усталость в ногах как рукой сняло. До дома оставалось каких-то два поворота. Катя взлетит по лестнице на третий этаж, запрет дверь на все замки, даже на тот, который они не использовали с момента покупки квартиры. Мама со всей строгостью встретит ее нравоучениями в прихожей. Катя даже не станет огрызаться на нее, а наоборот попросит прощения. Она пообещает, что никогда, больше никогда не заставит ее волноваться. И обязательно выполнит это обещание. Лишь бы дойти. Оставалось совсем немного.
Преследователь будто услышал ее мысли и, прибавив шаг, критически сократил дистанцию между ними.
Сердце Кати заколотилось барабанной дробью. Бежать уже не было смысла. Она не сможет оторваться. Не сможет дать отпор. Она приказала себе обернуться, но тело настойчиво отказывалось. Дыхание преследователя буквально щекотало ее затылок. Дыхание неизбежной гибели. Липкий тягучий страх объял ее хрупкое тело убаюкивая точно младенца в колыбели. Кожа Кати щетинилась, пытаясь сбросить с себя это противное чувство. Время – вот настоящий враг. Оно тянется, спотыкаясь на одной секунде и замирает, ждет.
Это чувство убивало Катю, и она смогла найти в себе силы. Она обернулась.
– Какого хрена тебе нуж…– Катя осеклась, увидев человека за спиной. – Придурок. Ты напугал меня. Что ты вообще здесь делаешь?
– Боюсь, что мой ответ тебе не понравиться.
Глава 1
Кто ты?
Раздался школьный звонок. Дети сломя головы, высыпали из своих классов, небрежно побросав в ранцы тетради, ручки и прочие канцелярские принадлежности. Учителя и уборщицы соблюдали негласное правило: Надежно спрятаться перед последним звонком и переждать десятибалльное землетрясение в безопасности. Орава подростков пронеслась по коридору как обезумевшее стадо, бегущее от хищника. Всего за пятнадцать минут школа опустела. Стало непривычно тихо.
Переждав бурю, школу покинула и Милана Андронова. Не поднимая глаз крепко вцепившись в лямки рюкзака, она прошмыгнула мимо собравшейся в кучку компании. Еще чего не хватало, встретиться взглядом с одним из этих придурков. Пусть и дальше занимаются своей ерундой, которой свойственно заниматься всем ее сверстникам с обильным потоотделением ног и россыпью гнойных прыщей. Глазами Миланы все они читались черно-белыми. Некоторые из них отливали бледными красками, но основная половина безуспешно оставалась обесцвеченной и совсем не читаемой, как малотиражная газетенка потерявшая популярность.
Милана присела на лавку возле дороги. Папа обещал забрать ее вовремя, но за все восемь лет обучения в школе ни разу так и не успел. Не желая чувствовать себя брошенной куклой, она вылезла из режима ожидания и погрузилась в мечтательный мир. Беспроводные наушники выдали мелодичные гитарные ноты песни группы The Beatles «Yesterday». Ровесники Миланы слушали агрессивный рэп и тяжелый рок. В первом случае Милане не хватало смысла и грамотной речи в текстах, во втором – настоящей музыки. Лишь отвратительный рев бас-гитар и пение человека, которого вот-вот вывернет на изнанку. «Вся ваша музыка – бле-во-ти-на» – сказала как-то Милана своим одноклассникам, естественно про себя. Решительностью она не могла похвастаться, в отличии от своей единственной подруги из параллельного класса. Ее звали Александра. Ни Саша, ни Шура, ни Санек, а именно Александра. Родители называли ее так с самого детства, приучая к гордому и красивому имени. Конечно находились и те, кто ее передразнивал: «Эй Александрия, дай списать домашку». Но после удара по башке толстенным учебником, как правило нелепое «Александрия» исправлялась на прекрасное «Александра».
Милана пыталась слушать современную музыку, но она вызывала лишь мигрень и желание вычистить всю грязь из ушей, от прослушивания такого шлака. Другое дело Queen, Led Zeppelin и немного The Cranberries преимущественно в дождливую погоду. Незнание английского языка ее ничуть не смущало. Милана любила мелодию и шикарные голоса исполнителей. А если ей и хотелось узнать, о чем говорится в той или иной песне – гугл приходил на помощь. Отец Миланы не одобрял ее музыкальных предпочтений. Так и говорил:
– За каким лешим слушать этих америкосов, если ни грамма не понимаешь, о чем их песни. А может они поют о том, какие русские дебилы, раз слушают то, чего не понимают.
В этом был весь отец. Его консервативные взгляды никак не уступали прогрессу и современным темпам жизни. С раннего детства он наказывал Милану всевозможными нацистскими способами своего времени. Ее психика еще помнит скучный угол в цветочных обоях и горох, впившийся в коленные чашечки. А пятая точка помнила солдатский ремень со звездой на усердно начищенной бляхе. Отец совершенно не интересовался ее успеваемостью в школе, его волновал лишь результат. Получила двойку – в карцер, опоздала домой к 22:00 – сто ударов плетью, а если вскрылся какой-нибудь обман – гильотина и мгновенная смерть. Все это конечно выдумки, но его наказания были суровыми и несправедливыми. Мама же напротив, выполняла роль доброго полицейского; пожалеет, приголубит, и даст пароль от wi-fi втайне от папы.
Между тем ливерпульская четверка доиграла свою бессмертную композицию, и Милане не хотелось отпускать это сладостное чувство легкости. Она включила песню заново, проваливаясь в мечты шестнадцатилетней девчонки. Весна уже не казалась весной. Несмотря на то, что май на половину полон, она нехотя передавала бразды правления знойному лету. Теплый ветерок обдувал нежно-рыжие волосы Миланы, а запах молодой листвы кружил голову. Все-таки ничего нет прекраснее лета. А еще музыка, музыка, музыка. На форуме меломанов один парень посоветовал Милане интересный сайт. На нем находилось столько бесплатной для скачивания музыки, сколько нет песчинок на просторах Сахары. Приятный интерфейс, разбор по категориям, составление личного плей листа и многое, многое другое. Милана забила до отказа все свободное место в своем смартфоне MP3 файлами и уже подумывала о приобретении новой карты с большим объемом памяти. «И будь я проклята, – обещала себе Милана. – Но я не успокоюсь, пока не переслушаю всю музыку мира.»
А вот и отец подкатил на своей горячо любимой Лада Гранте. Машина кашляла и плевалась, убеждая окружающих о наличии живой души. Папа часто воскрешал ее в своем гараже. Автосервисам он не доверял, предпочитая им собственноручные операции с чертыханиями и завидным усердием. Машина не ценила человеческого труда, продолжая ломаться снова и снова.
Милана поздоровалась с отцом и устроилась на заднем сиденье. Зашуршали шины, и машина послушно тронулась с места. В общем чате в WhatsApp шла оживленная беседа на тему предстоящих летних каникул. Один намеревался полететь на Бали, чем безмерно гордился. Другая планировала подтянуть английский, так как в будущем собиралась стать высокооплачиваемым переводчиком. А третий клятвенно пообещал кинуть все силы на поиски подходящей кандидатуры для лишения его девственности. Милана и думать не хотела о каникулах. Ей было без разницы, в каком месте проводить лето. На пляж она не ходила, до смерти стесняясь своего тела и уродливых веснушек, выпачкавших все лицо до неузнаваемости. Она пришла однажды на пляж, где собрались одни фотомодели с плавно обтекаемыми фигурами и не по годам развитой грудью. Боже, с какой грацией и легкостью они отбивали вываленный в мокром песке волейбольный мяч. Раздеться Милана так и не решилась, а придя домой разрезала ножницами купальник, что так долго выбирала с мамой. С пляжем было покончено. На велопрогулки или лавочные попойки под гитарные ритмы ее никто не звал. Да она бы и не согласилась. Ведь как известно – и для того и для другого требовалось здоровье и усердные тренировки. Еще для Миланы никогда не наступал Новый Год. Не выпадал снег для лыжных прогулок. И выпускной тоже не наступит никогда. Все массовые скопления, утренники и дни рождения обжигали ее огнем. Так что всеобщим голосованием в один голос, было решено провести лето в домашней обстановке под рокот динамиков и ночные прочтения ужастиков Стивена Кинга.
– Как прошел день? – неожиданно спросил отец.
Милана встрепенулась и напряглась. С каких это пор он стал интересоваться делами своей дочери? Обычно они общались на неприятные темы, связанные с дисциплиной. А в остальном, если у них возникали вопросы друг к другу, все передавалось через маму. Мама играла роль опытного переводчика.
– Х-хорошо. – не без труда ответила Милана.
Еще одна из ее особенностей, которую она ненавидела и стыдливо прятала в робком молчании. Одноклассники подтрунивали над ней в моменты ее заиканий. В спокойном состоянии Милана разговаривала, как и все «нормальные люди». А как тут будешь спокойным, кода тридцать пар глаз так и ждут, пока ты споткнешься на простом «з-з-здравствуйте» или на «с-спасибо»? А когда тебя вызывают к доске, так вообще легче грязный стульчак поцеловать, чем решить задачу. «Придурки, – каждый раз внутренний голос успокаивал Милану. – Ненавижу вас, животные».
Не желая больше читать планы этих выскочек, Милана заблокировала телефон и убрала его в рюкзак. В боковом окне промелькнула заброшенная стройка, финансирования которой хватило лишь на фундамент для трех домов и одного котлована, со временем превратившегося в зловонное болото. Данный ориентир говорил, что до дома оставалось около десяти минут.
Милана бросила быстрый взгляд на отца, отраженного в зеркале заднего вида и обомлела. За рулем сидел совершенно незнакомый ей человек. Выглядел он, конечно, как папа: густые усы, пожелтевшие от сигаретного дыма, седоватые волосы с пробором на бок и даже рубашка надета та же, что и вчера. Но это был определенно не он. Проглядывалось какое-то отличие. И в то же время он не мог быть никем иным, как ее отцом. Виски Миланы запульсировали.
Милана сосредоточилась на своих подозрениях, и ответ пришелся сам собой. Его глаза! Они казались чужими, будто из тела выдернули душу и заменили ее другой – злой душой. Таким взглядом обладает человек, намеревающийся совершить что-то ужасное. Или тот, кто уже совершил. Милана это чувствовала всем нутром. Не нарочно, против своей воли, но предельно ярко и уверенно. Холодок пробежал по спине, а ее тело обмякло, растекаясь по сиденью. Куда он ее везет? Что случилось с настоящим папой? Вопросы сменяли друг друга словно моргающие слайды. Вопросы, на которые Милана не хотела знать ответов. Она не на шутку испугалась разгадывать эту тайну. Просто так шагнуть в новое и неизведанное она не решалась. Существовал ее маленький мирок, со всеми сопутствующими интересами и привычками. А все то, что за его границами, как будто происходило не с ней.
Человек за рулем больше ничего не говорил. Всю дорогу он подозрительно поглядывал в зеркало заднего вида, будто убеждался, что его пленница не выпрыгнула из машины. Милана медленно сходила с ума, но постаралась выключить панику и взять себя в руки. Начала она с того, что мысленно отругала себя за такие беспочвенные подозрения. Человек за рулем – ее отец. И точка. Инопланетные вторжения и оборотней придумали для детей и дураков. Милана, по ее личным убеждениям, не принадлежала ни к одному из этих лагерей. На ее воображении сказывалось прочтение ужастиков на ночь и тонкое восприятие всего нового. В каком-то фильме говорилось, что нельзя верить даже своим глазам. Милана и не верила. По крайней мере старалась. Она смотрела в боковое окно до самого приезда домой. Ее шея затекла, но повернуться она так и не решилась. Одному лишь Богу известно, что ей могло там померещится.
Их семья из трех человек жила в частном, двухэтажном доме. Просторная мансарда предоставлялась в личное пользование Миланы. Уж чего-чего, а личного пространства ей хватало более чем.
Мама встретила их, одарив лучезарной улыбкой, и обещала накормить умопомрачительным ужином. Ее звали Виктория, и выглядела она как постаревшая копия дочери. Все же Милана считала ее красивой, не то что себя. Да, тоже рыжие волосы, да веснушки по всему лицу. Но какая у нее фигура, а еще улыбка. Прибывай ты хоть в самом дурном настроении, эта улыбка способна обогреть тебя и взбодрить. А ее имя, Виктория, звучит как музыка, как и Александра. А что Милана? Так, просто звук, непонятного происхождения. Правда существовала одна нелепая история, о которой мама рассказывала Милане. Мама Виктории, что по совместительству являлась бабушкой Миланы, в молодость закрутила роман с каким-то арабом, прилетевшим по неизвестным делам в Москву. Звали его смешным именем Джундуб. Когда он улетел к себе на родину, обнаружился тот факт, что бабушка Миланы оказалась беременна. Больше они никогда не виделись. И вся соль заключалась в том, что имя Джундуб значится как кузнечик, кем он и являлся. Обрюхатил и упрыгал восвояси. Чтобы не давать повода для насмешек, решено было вписать в графу «отчество», первое попавшееся имя. По документам мама Миланы значилась Александровной, но по факту оставалась Викторией Джундубовной.
Милана буркнула, что позанимается уроками в своей комнате и не будет ужинать. Поднимаясь по лестнице, она все-таки заставила себя бросить беглый взгляд на отца. Ее нутро требовало неоспоримых подтверждений. Опять чувство тревоги и страх, только теперь намного сильнее и реальнее. Сомнений не было – человек, которого радостно обнимает мама – чужой. Только как она сама этого не замечает? Неужели эта взрослая любовь и правда слепа?
Милана закрылась в своей комнате. Громко включив музыку уткнулась в подушку и заплакала. «Почему жизнь так несправедлива?» – спрашивала она неизвестность. Мало того, что сверстники отобрали у нее детство и уверенность в себе, так еще и неведомая сила нагло украла ее папу. Все взрослые в один голос твердят: «Первая любовь, она на самом деле не последняя», «Взрослой ты еще успеешь побывать», «Со временем все встанет на свои места». А как не загнуться, пока настанет то самое «время», и освободятся эти «свои места», никто не говорил. И хоть ты тресни – никто не знает идеального рецепта жизни. А есть ли он в пучине разрозненных вкусовых предпочтений? Еще один вопрос, ушедший в молоко.
К ужину Милана так и не спустилась. От сегодняшних переживаний ей бы кусок в горло не полез. Но больше всего она боялась встречи с монстром, засевшем в теле отца. Проснулась она глубокой ночью. В голове звучал восхитительный голос Фредди Меркьюри. Она опять уснула в наушниках. Но не музыка ее разбудила, а чувство присутствия кого-то еще. Прямо сейчас. В этой комнате. Тело внезапно закололо тысячами иголок и парализовало до самой души.
Милана шумно сглотнула и замерла где-то на рубеже между страхом и отчаянием. Закричать? Пересохшее горло не даст. Бежать без оглядки? Ноги онемели, проминая матрас бесполезными культями. Какое-то время она не могла пошевелиться, пока ее голова не крутанулась на бок, как отрубленная. Ее глаза вперились в ночного гостя. Рядом с ней на кровати лежал отец в длинном плаще. Он невозмутимо пялился в потолок. Первой мыслью Миланы было: как бы мама накостыляла ему, увидев, что он забрался на кровать в уличной одежде. Затем она подумала о смирительной рубашке. Не слишком ли туго ей завяжут рукава, когда она загремит в психушку? Белые таблетки, зашарпанный пол и неуемное желание летать, как и у всех больных. «Ну, уж нет. Это уже слишком.» Милана закрыла глаза, посчитала до десяти и снова открыла. Отец по-прежнему неподвижно лежал рядом. Она проделала еще пару раз эту манипуляцию. Все без толку. Приглядевшись Милана заметила, что одежда на отце насквозь мокрая и покрыта какой-то мерзкой слизью. От этого он походил на липкую лягушку. Его голова медленно повернулась. Лицо покрывали гроздья присосавшихся к нему пиявок, в глазах копошились черви, а изо рта торчал рыбий хвост, бьющий его по щекам.
Милана что было сил ущипнула себя за руку. Боли она не почувствовала. Страх затухающей свечей сошел на нет. Обиженный сценарист сновидений выкинул Милану в реальность, и она с облегчением выдохнула. Стрелки на часах подступали к семи. Время подъема. Милана отключила разминающийся на старте будильник и накинула халат. Проходя мимо книжной полки, она зацепила взглядом одинаковые корешки с крупной фамилией из четырех букв и произнесла:
– Из-звини, С-стивен, но нам нужно на время расс-статься, чтобы вс-се п-переосмыслить. Ты меня п-пугаешь!
Ела Милана как оголодавший путник, после недельного скитания по лесу. Все-таки засыпать на голодный желудок было не самой лучшей идеей. Папа еще не пришел с ночной смены. Он работал мастером на заводе по производству чего-то там, для изготовления чего-то там. В этом они и сошлись – отец не лезет в ее учебу, Милана не интересуется тяжкими заводскими буднями. Каждому свое.
– Что с тобой вчера приключилось? – заботливо спросила мама.
– Н-ничего. – ответила Милана.
Мама склонила голову на бок и прищурила глаза. Она все чувствовала, как будто у нее в ухе был встроен тревожный блютуз-наушник. И когда с дочерью случалась какая-нибудь неприятность, он трезвонил громче городской серены.
– Нуу.
– П-правда мам, все х-хрошо, – Милана взяла себя в руки. – Много д-домашки задали, п-просто.
Выдержав напряженную, но короткую паузу, мама сдалась:
– Хорошо. Допустим, убедила. Ты же не будешь заниматься глупостями?
Милана не поняла, о каких глупостях говорит мама, но на всякий случай отрицательно покачала головой.
– Вот и хорошо. Иди собирайся, а то опоздаешь.
