– Прошу соблюдать субординацию. Балаган здесь я не потерплю.
– Вы сами себе противоречите, – не унималась Ви. – Создали свои дебильные правила, а сами плевать на них хотели. Где её маска? Бьюсь об заклад, что и имя у неё настоящее. Видно же, типичная Василиса.
– Вы правы, имя настоящее. И правила едины для всех. – Феникс поочерёдно ткнул пальцем в каждую. – Однако мы сделали исключение только для Василисы. Она ничем, повторяю, ничем не лучше и тем более не хуже вас. Идея создания данного проекта была бы невозможна без Василисы. Изначальная работа планировалась проводиться с ней одной. Но путём внесения предложений участниками нашей команды мы решили раздвинуть масштабы проекта и более подробно углубиться в прописанную нами систему.
– Для этого потребовалось больше подопытных кроликов, – усмехнулась Ви.
Феникс начал закипать, но всё же смог потушить в себе нарастающий ураган. Профессионализм – важная составляющая успеха проекта. Его предупреждали, что провокация будет литься со всех сторон. Главной задачей было сохранять свои эмоции в холодном состоянии. Сделав глубокий вдох, он членораздельно проговорил:
– Повторяю в последний раз. Правила нельзя нарушать. Василиса единственное исключение. Больше ничего подобного не будет. А если вы считаете себя подопытным кроликом, то я вас не держу. Вы хотите покинуть проект?
– Я все поняла. – Ви вскинула руки. – Буду впредь стараться держать себя в руках.
– Будьте любезны. Да будет вам известно, на ваше место претендовало немалое количество людей. Так что очень прошу не заставить меня пожалеть о решении взять именно вас.
Ви только коротко кивнула.
– А теперь, с вашего позволения я продолжу. – Выждав ещё один одобрительный кивок, Феникс повернулся к Василисе. – Василиса, расскажите нам о себе.
– Здравствуйте. – Тонкий голос девушки оставался рядом с ней, будто боялся пропасть вслед за зрением. Чтобы разобрать её слова, всем пришлось обратиться в слух, при этом не издавая ни малейшего звука. – Я Василиса. Маска мне не требуется, так как на мне нет лица. Я не видела его так давно, что даже не вспомню его черт. Можете продолжать смеяться надо мной. К этому я привыкла. Таким дефектным, как я не место среди нормальных людей. Поэтому я здесь.
Верхняя в голос рассмеялась.
– Боже, детка, как же ты права. Значится, – она начала загибать пальцы на руке. – Величественная Клеопатра, наводящая жуть Лоа, собственная тень Никто, боевая Ви, куколка Василиса и шлюшка Верхняя. Пёстрая получилась компашка. – И обратилась к Фениксу. – Извини, милый, тебя я не называю. В нашу неуравновешенную коалицию ты не вписываешься.
Здравствуй, дорогой дневник. Бред какой-то. Я никогда ранее не занималась подобной ерундой. Стоит ли придумывать какие-то оглавления или в беспорядке моя писанина впитает в себя всё безумие и оригинальность. Решено! Я просто представлюсь. Да и то не своим именем. И кому есть какое дело, до того, кто пачкает бумажные листы таким корявым почерком.
Меня зовут Верхняя. Глупое имя. Правда? Ну и чёрт с ним. Напишу свою историю. Для кого? Не знаю. Я где-то слышала, что излияния души в подобном формате некого рода психотерапия. Тем лучше. Для моей протёкшей крыши это то, что надо.
Итак, я невысокая, сексуальная и лёгкая. Лёгкая в поступках, авантюрах и принятии молниеносного решения в экстремальных ситуациях. Я понимаю, что описание подходит многим. Однако я иная.
Про родителей, пятёрки и красный диплом я не стану писать. Всякий, кому попадёт в руки такой дневник, тут же захлопнет его. Или бросит в печь.
Для начала я напишу вводную моей жизни, даба подробнее о себе рассказать, а уж после перейду на каждодневные исповеди. А начну я с самого интересного: как я познала всю суть качественного секса, траха, перепихона. Как ни назови, эти сладостные мгновения никакими словами не испортить. Это как миска манной каши, в которую ложку за ложкой кидает масло придурковатый сопляк с интересом «а что будет?»
Первый раз, он самый важный в жизни любой девочки. Он формирует её последующее отношение к сексу в целом. Но это не про меня. В свой первый раз я набралась как возвратившийся домой вахтовик. Нет. Это не был выпускной. Ни день рождения, ни Восьмое марта. Будний, серый, похожий на все последующие дени. Мне пятнадцать. Я перевесилась через перила беседки. Меня имеет сзади мало знакомый мне парень. Я блюю. Он не обращает на это внимания. Быстрый пьяный секс. Всё заканчивается. Я поправляю помятую юбку и прошу плеснуть ещё пива у подростков, что сидели за столом и за всем наблюдали. Я забыла свой первый "незабываемый" раз.
И тут меня понесло. Я спала с кем попало. Пьяная, дерзкая, я ходила по рукам. В меня влюблялись маменькины сынки. После сближения я теряла ко всем интерес. Я трахала их. Трахала как дешёвых шлюх. Когда хочу, сколько хочу. Я плевала на их чувства и выбрасывала после выполнения своего долга. Будь я самкой богомола, отгрызала бы их пресные головы. Шлюхой я себя не считала. Не считаю и до сих пор.
Я больна. Больна нимфоманией. Любой непросвещённый человек скажет: это же здорово, постоянно хотеть секса. Но я отвечу: нет. Я заложник своего влечения. После первых ужасных соитий я стала выборочной в этих делах. Я хотела только феерии, вулканического выплеска эмоций. Но мужики, однотипные парализованные сухари. Все они хотят, чтобы ублажали лишь их. Вставали перед ними на колени, широко открывая рты, надевали для них чёрное бельё, следили за своими фигурами или соглашались на быстрый секс, в котором в выигрыше оставались лишь они. Мне всё это не подходило. Я хотела доминировать. Это я поняла, когда сблизилась с одним флегматичным кретином. У него был байк с рисунком огня на топливном баке. В кругу друзей он весь из себя брутальный. Но когда мы под воздействием марихуаны завалились в охотничий домик, куда он привёз меня, всё поменялось. Я уложила его на пол и запретила шевелиться. Он покорно принял правила моей одурманенной головы. Меня понесло не на шутку. Я хлестала его ладонью по щекам, садилась на лицо и мочилась, стоя над ним. Он молча всё принимал.
Лёгкое чувство превосходства уносило меня в бездну наслаждения. В тот миг я поверила в себя. Я прикоснулась кончиками пальцев к тонким струнам забвения. Знаете, это как пульт от телевизора, но гораздо лучше. Ты можешь не только переключать скучные каналы, но и редактировать сюжет. Тебе подвластно управление временем. Ты можешь замедлять его или ускорять. Когда ты дирижируешь и своим телом и телом партнёра, неминуемый взрыв блаженства накроет тебя с головой.
В тот вечер я кончила три раза, так и не расстегнув его ширинки. Когда он понял, что я и не собиралась с ним спать, он рассердился. Я лишь смеялась над ним, с измазанным моими соками лицом и в пропитанной мочой косухе. Он порывался взять меня силой. Я пнула его по яйцам и угнала байк. Такого адреналина я никогда раньше не испытывала. Моя кровь бурлила кипящей рекой, а я жаждала следующей жертвы.
Наркотики постепенно вошли в обычный рацион. Иногда марихуана, чаще экстази. Со вторым у меня всё сложнее. Волна прихода порабощала меня до неузнаваемости. Петтинг мог длиться часами. Мы соприкасались кожей, приятно скользя друг по другу. Я чувствовала партнёра каждой клеточкой своего тела. И ругала себя за то, что поддавалась этому наваждению, подчиняясь сама.
Была вечеринка на какой-то квартире. Его звали Игорь. Он довёл меня до полного измождения и посмеявшись, просто вышел из комнаты. Возбуждённая и не отдающая себе отчёта, я металась от двери к двери, бросаясь на первого встречного. И пока меня не поимело трое человек, я не успокоилась.
Наутро я чувствовала себя отвратительно. Между ног натёртости, волосы грязные и слипшиеся. Я сижу под холодным душем и рыдаю. На меня нахлынули воспоминания, как я в один вечер превратилась в дешёвую шлюху. Желудок скручивает, и меня тошнит на белые лодыжки. Не так я представляла своё доминирование. Сидя в собственной блевотине, я решаю завязать с наркотиками.
Мир объявил мне войну, и я приняла её. Мне восемнадцать. Я зла. Как на себя, так и на всех мужиков. Что я творила тогда… Мне по-настоящему снесло крышу. Моё превращение началось с гардероба. Вытряхнув из шкафа все шмотки, я сожгла их на заднем дворе дома. Ничуть не жалея ни любимых джинсов, ни белых кроссовок, которые я тщательно чистила каждый день старой зубной щёткой. Я бросала в огонь совершенно всё, прощаясь с той дешёвой шлюхой, у которой было данное родителями имя. Слабая, ведомая и беззащитная, она сгорала в этом очищающем огне. А я, новая, как инквизитор продолжала кормить пламя.
Голой ходить я не собиралась, хотя признаться, в этом есть некий шарм. Я обратилась за помощью к своей подруге Марго. Да и не то чтобы мы дружили с ней. Репутацию Марго очернял каждый второй, с кем мне приходилось обсуждать её персону. Но только она могла решить мою проблему.
– А ты не сдрейфишь? – ухмыльнувшись, спросила она.
– Нет.
Марго испытующе посмотрела на меня и коротко кивнула.
– А что сама? С деньгами всё туго?
Я предполагала, что она проведёт допрос. Но я не знала, стоит ли ей рассказывать про свою жизнь. С другой же стороны, моё прошлое больше не имело ничего общего со мной.
– У родителей есть деньги, – призналась я. – И довольно неплохие. Только мне они не нужны. Я хочу всё решать сама. И делать то, что посчитаю правильным.
Марго присвистнула.
– Похвально, Малыш. Бунтарка значит. Ну, пойдём, оторвёмся.
Мы приехали в трёхэтажный торговый центр. Раньше я в нём не была, так как никогда не выбиралась за окраины города. Мы долго ехали в душной электричке. Марго всю дорогу болтала. Болтала так громко, будто кроме нас, здесь больше никого не было. Она материлась, игнорируя осуждающие взгляды старушек.
– Весь день я провела на ногах, – эмоционально рассказывала Марго. – А когда он пригласил меня в гости, я отказалась. И теперь жалею. Он такой секси. Ну, знаешь, весь накаченный и при деньгах.
– А почему тогда отказалась? – допытывалась я.
– Я провела целый день в одних кроссовках. Мои ноги воняли, будь здоров. И хоть бы Боженька послал на него насморк. Но хрен на рыло. А мне так хотелось узнать размер его агрегата…
Сперва я почувствовала неловкость, а потом стала восхищаться ей. Марго имела свойство отталкивать от себя людей, притягивая их.
Я точнее не смогу сформулировать своё впечатление о ней. Она настолько отвратительна, что расставаться с ней просто не хотелось. Я подчёркивала для себя все мимические приёмы Марго, её словесные обороты и жесты. Я пыталась стать её отражением, клоном. На всё про всё у меня были только одни сутки. Больше с Марго мы не виделись. По непонятной мне причине, на мои просьбы встретиться она искала отговорки. Спустя год Марго и вовсе вышла замуж и родила троих детей.
В моей голове никак не укладывается образ независимой стервы в роли матери и жены. Я гнала прочь мысли о семейной Марго и хранила в памяти ту – настоящую и неповторимую.
– Почему мы приехали именно сюда? – спросила я. – Есть же торговые центры и поближе.
Марго одарила меня расстроенным взглядом. А может, она взглянула на меня устало. Точно я не могу вспомнить.
– Нужно соблюдать правило молнии.
– Это как? – я с любопытством заглядывала ей в рот. Те слова и метафоры, что слетали с её губ, пленили меня раз и навсегда.
– Молния никогда не бьёт дважды в одно место.
Как же я раньше до этого не додумалась. Молния – моё амплуа. Никогда дважды! Слова Марго дали точное определение другой жизни. Именно она, сама того не зная, раздула парус нового, отправляющегося в неизвестность судна.
Мы вальяжно прогуливались по отделу одежды, деловито придираясь к ткани и строчкам платьев. Стоимость нас не интересовала совершенно. Марго безучастно переворачивала бирку с ценником и фыркала, устало закатывая глаза.
– Ну и расценки. Китайский ширпотреб, что ли?
Веснушчатый, и, скорее всего, девственный консультант, уверял нас, что одежда строго турецкая. Затем мы перемеряли множество платьев и юбок и просили принести что-то ещё.
– Это не годится, – причитала Марго. – Одно полнит, другое превращает в дуру, а третье… Его будто стащили с дохлой бабки. Неси ещё что-то. Моё знойное тело желает сексуальную обёртку.
Я и Марго бесцеремонно светили своим нижним бельём, переодеваясь в полуоткрытой кабинке. Алеющий консультант быстро убегал, рукой поправляя в кармане стояк.
В одно из таких отступлений Марго сказала:
– Пора. Кретин готов.
Мы надели несколько платьев и юбок и скрыли их под джинсами и мешковатыми балахонами, в которых пришли.
– А как же магнитные замки, – волнуясь, спросила я. – Они же запищат.
Марго успокаивающе зыркнула на меня, и я готова была поверить во что угодно. Она знает обо всём. Она настоящий Сеней, подумала я.
– Замки срабатывают поодиночке, – пояснила Марго. – А вот если их больше трёх, то они передают друг другу излучения. Тем самым никак не возбуждая рамы.
Я поверила ей безоговорочно и по девственному наивно. Следуя за своим полководцем, я держала марку невозмутимости. Я просто не могла подвести её.
– Такую безвкусицу стоит продавать лишь старым девам на рынке, – кинула Марго бедолаге консультанту. – Только время потратила зря. – Затем она повернулась ко мне и хитро подмигнула. – Пойдём, детка, я покажу тебе одежду для настоящих господ.
Как только мы пересекли раму, она запищала противной сиреной. Консультант нервно двинулся в нашу сторону.
– Бежим, – радостно выкрикнула Марго.
Но вместо того я повернулась к консультанту и опустила ворот туники вниз. Не до конца застёгнутые платья услужливо поддались моей затее, обнажив розовый сосок груди. Консультант резко остановился, будто припечатываясь к стеклянной стене. Я знала этот взгляд. Все девственники только и мечтают поиметь живую девушку. Но когда перед ними возникают женские прелести, их колошматит невидимая дубина.
Несколько секунд мы стояли не шевелясь. В моей голове на мгновение пронеслась мысль: не дать ли ему в качестве поощрения прикоснуться к груди. Но Марго схватила меня за руку и увлекла к выходу.
Наверное, стоит сказать, что я не эксгибиционист. Показываю свою грудь я исключительно в благотворительных целях. Умирающий от жары заправщик на АЗС не так рад был бы двадцатке, как прекрасным упругим грудям. Точно так же со скучающими в пробке бомбилами. Сиськи испокон веков будоражили закаулистые мужские умы.
Отпраздновав нашу победу двумя бутылками брюта, мы занялись страстным сексом. При воспоминании о той ночи, я всё ещё отчётливо слышу молочный запах её кожи и духов. Мы прижимались друг к другу так тесно, будто понимали, что прощаемся навсегда. Ласки Марго на мгновение растопили глыбу в моём сердце. Мне хотелось закричать. Хотелось, чтобы она осталась со мной навсегда. Я готова была отказаться от новой себя ради Марго. Но я ничего не сказала.
Лёжа на пропитанной потом простыне, мы мечтательно глядели в потолок и курили одну сигарету на двоих. Марго делала глубокую затяжку и, повернувшись ко мне, прислонялась губами к моим. Густой паровоз вперемешку с дыханием Марго проникал глубоко в меня. Я чувствовала, что мы стали одним целым.
Когда сигарета тлела до фильтра, мы снова занимались любовью. И так до самого утра.
С рассветом Марго всё же сдалась и сладко задремала. На меня сон никак не подействовал. Я наблюдала за Марго. Она забавно играла мимическими морщинами, то и дело вздрагивая. Солнечные лучи поползли по её бархатной коже. Сквозь кружащиеся на свету пылинки Марго выглядела как Богиня. Свободная, как парящая над землёй птица.
Она единственная, кто смогла провести меня за кулисы любви. Впоследствии ни один мужчина не повторил эффекта той ночи. Марго сотворила со мной нечто волшебное. Моя кожа запомнила только её прикосновения.
Марго потянулась и перевернулась набок, ко мне спиной. Я аккуратно обняла её и тихонько прошептала на ухо слова, которые она даже не услышала.
– Я люблю тебя!
Солнце неприметно бухнулось за горизонт. Кровавое свечение ещё делило небо и землю. Вскоре тьма проглотит всё живое и станет монолитной властью надо всем. Мир сгинет, чтобы воскреснуть ранним утром.
Сквозь заляпанное оконное стекло Клеопатра пристально наблюдала за меловым маяком. У подножья барахтались пенные волны. Его грузную башку увенчали усидчивые вороны. Сама башня выглядела не живой. Без человеческих рук он всего на всего груда стекла и камней.
В дверь постучали. Обозначив себя хриплым голосом, в комнату, втиснулся портье.
– Свежие полотенца. – Он уложил их на кровати и намеревался уходить, но его окликнули.
– А что это за маяк? – не оборачиваясь, спросила Клеопатра.
– Известно что. В тёмное время суток он освещает путь…
– Не делайте из меня дуру, – сухо прервала Клеопатра. – Мне известно предназначение маяка. Меня интересует историю именно этого. Наверняка такая найдётся.
Портье подошёл и встал по правое от девушки плечо. Клеопатра услышала забористый дух старости. Неужели в преклонном возрасте она тоже будет так вонять? Лучше уж сдохнуть, прежде чем начнётся недержание и старческий маразм.
– А как же не найтись. Найдётся. – Он зачем-то указал пальцем на маяк. Будто его можно было упустить из виду. – У этого маяка имеется несколько названий. Слабоумные кличут его маяком очищения, а здравомыслящие – маяком смертников.
– Продолжайте. Я вся внимание.
– Само собой, – усмехнулся Портье. – Всех людей интересует смерть ровно до той поры, пока она не явится за ними. Затем интерес уступает место страху.
Повернув голову вправо, Клеопатра столкнулась с бесцветным взглядом старика. Испещрённое глубокими морщинами лицо не выдавало ни одной эмоции. Замороженная рыбья голова и та выглядит живее. Временами чудилось, что старик околел и если легонько пихнуть его, но повалится на пол и рассыплется в труху.
– Вы опять решили поиграть со мной. Навели интриги, а я, ворочайся всю ночь. Так не пойдёт. Выкладывайте всё с потрохами, иначе я свяжу вас и под пытками выведаю всю информацию.
Портье не поддался обаятельной улыбке. Не поддержал её внезапной радости. Он, пожав плечами, перевёл взгляд на маяк и сухо заговорил:
– Первую бедняжку звали Анфиса. Её зверски изнасиловали трое солдат. Израненная и нагая девушка доковыляла до маяка и скинулась с него. Вода как раз отошла. Её тело убилось о камни. Затем пучина присвоила её себе.
На карниз села молочная чайка. Хлопая глазами-бусинками, она вдумчиво разглядывала старика. Шевеля крошечным клювом, она что-то бесшумно бурчала на своём птичьем языке. На Клеопатру она не обратила внимания. В последний раз щёлкнув клювом, она нагадила на карниз и улетела с чувством выполненного долга.
«Вот и я в старости: попялюсь безумными глазами, обосрусь и поковыляю по своим делам.» – подумала Клеопатра.
– Дух девицы поселился во-о-он на той башне. – Портье снова указал на маяк, тем самым начиная раздражать собеседницу. – Сколько жизней она потом прихватила и не счесть.
– Как это прихватила?
– Те солдаты друг за другом слегли подкошенные сильнейшей хворью и вскоре все трое угасли. Смерть не отступила и тогда. Постояльцы частенько начинали болеть и накладывали на себя руки. В редкую ночь видалось, как Анфиса раз за разом сбрасывается с этого проклятого маяка.
– И вы, конечно, всё это лицезрели?
– Ещё бы. И не один раз. Жуткая картинка.
– Так почему же она не убила вас?
Старик почесал затылок и расхохотался.
– Да на кой я ей. Она всегда сохраняет одного в живых. Её история должна жить и переходить по цепочке дальше. Люди поговаривали, что спастись от её возмездия, возможно, свершив самоубийство. Прыг с маяка, и всё. Только тот, кто пройдёт через всю боль, что познала она, будет свободен. Прочие души будут век влачиться по нашим землям, вкушая голод и смертельную усталость.
– И как же часто она забирает жизни? – Клеопатра перестала прятать раздражение. Старик явно потерял рассудок. Ненависть к себе в похожих моментах била её током. Начни она читать скучнейшую книгу, не сможет отложить её. Непременно любое дело доводилось до конца. История слабоумного старика не являлась исключением.
– По моим подсчётам в этом месте порядка десяти лет никто не умирал.
– Значит, ваша Анфиса насытилась.
– Дело в том, что последние десять лет здесь никто не останавливался. Я был единственным постояльцем. Теперь вот приехали вы.
***
Никто представила, что всё выгорело по лучшему сценарию. Она выпорхнула из этого вшивого отеля другим человеком. С крепким желанием жить и голодной до того, что ей хотелось успеть сделать за свою жизнь. Она уверена в себе, смела и ещё так молода. У неё впереди длинная и насыщенная жизнь.Никто устало завалилась на кровать. Снять одежду у неё не хватило сил. Ватное тело протестующе обмякло и требовало мгновенного сна. Утомление буквально уничтожала её, но заснуть она не могла. Чрезвычайно много эмоций за один только день в этих стенах. Первое впечатление относительно острова Никто с горечью проглотила. Тягостно, как первую рюмку грошовой тёплой водки. Огляделась. Проглотила ещё. И пусть с её недоверчивостью порой и второй и третий взгляд выявлял одну и ту же картину(, если взглянуть на кучу говна хоть трижды, хоть под всевозможными ракурсами, оно так и останется говном!) её всё устраивало. Алкоголя здесь нет! А значит, и соблазн сорваться сводится к нулю. Клоунессы в идиотских масках определённо нервировали её. Но и с этим можно мириться. Никто не в поиске приятельств приехала на остров. Да и общение ей не особо-то нужно. Всё, чего ей хотелось – научиться жить. И опять же в сеансы гипноза и психотерапию она не верила. Однако попытаться сделать что-то всё же лучше, чем ничего не делать вовсе.
Тяжёлая невидимая рука опустила её веки, и мир замер в томном ожидании.