Ариадна Юнн
А КАПЕЛЛА
Хотя отлично бы знала, что это любовь… И, прогнав, потом бы ненавидела себя за это… А теперь?
Видимо, анестезия, полученная в объятьях Максима, еще действовала.
Конечно, столько безумных ночей!
Ну так какого же… она ввязалась во всё это?!
…Даже сам всемогущий Гугл не дал бы ей ответа.
И всё же она не могла отвести глаз…Особенно от его правой руки, на которой не было обручального кольца…
Женщина всегда остается женщиной. «Подумаешь! Он его просто не носит». Или это всё же не просто так?
Но она отлично помнила, что и когда они еще были женаты, он тоже не любил его носить…
Интересно, как он прожил все эти годы? Чем занимался? И был ли он счастлив в этой своей новой жизни, в которую ушел когда-то?
Снежка бросила взгляд на часы – было восемь. Выпускной в пять вечера. Пусть спит.
Было видно, как он сильно измотан… И что ссадина на его щеке, обильно смазанная йодом, воспалившись – жгла и горела… Но он всё равно спал, забавно раскинувшись под легким хлопковым одеялом.
Он… Предавший ее мальчик… клятвенно обещавший быть рядом с нею… Всегда.
Подняв его грязные вещи с пола, она всё так же тихонько вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
Кухня утопала в утреннем солнце.
Бросив джинсы, футболку и куртку в стиральную машину, Снежка, тряхнув копной золотисто-каштановых волос, словно наконец придя в себя, недовольно поджала губы: «Такой же! Да кто бы сомневался! И, судя по всему, по-прежнему раздолбай!»
Свои вещи Филипп нашел аккуратно сложенными на стоящем по соседству с диваном стуле. Все они были выстираны и заботливо отглажены.
И, быстро одевшись, он тут же направился на поиски Снежки, чтобы всё-таки объясниться, но она была чем-то очень сильно озадачена: разбросав содержимое своей сумочки по кухонному столу, озабоченно перебирая валяющиеся перед ней предметы, она, по всей видимости, что-то искала и никак не могла найти.
– Ты что-то потеряла? – спросил он.
– Права… Я потеряла водительские права, – расстроенно ответила она и, отбросив сумку в сторону, направилась во двор, к машине: «Если нет там, то я уже не знаю…»
…Потеряла права… У Филиппа было дурное предчувствие.
Эд, нахмурившись, рассматривал документы.
– Ну?! – наконец раздраженно пробубнил он. – И что это, по-вашему, значит?
– Это водительские права… – начал было Капа.
– Сам вижу! – грубо оборвал его Эд. – Чьи права? Мне почему-то лицо этой женщины кажется знакомым…
– Всё верно, босс, – подтвердил Гном. – Это Снежанна, мать Валерии.
Точно. Теперь Эд окончательно вспомнил. Да. Это именно с ней он подписывал бумаги, разрешающие Валерке участвовать в шоу.
– Ну, и что дальше? – снова и еще более нетерпеливо спросил он. – Причем здесь она?
– Пока не совсем понятно, но совершенно точно установлено, что это женщина Макса, – ответил Капа.
– Снежанна… Любовница Макса?! – Эд почувствовал себя полным кретином.
«Ну конечно! Какой же я идиот! Не дочь, а мать – его пассия!»
И, еще раз взглянув на фото в документах, он вдруг ощутил невероятное облегчение: значит, Максим ему не соперник! И между ними стоит только бизнес… а значит, путь к сердцу Валерки открыт.
– Ее права валялись прямо в луже крови, – решил всё же вмешаться в дискуссию молчавший всё это время Гном. – По всей видимости, это ее машина подобрала Филиппа.
– Ну, это уж слишком! – невольно вырвалось у Эда: как только одна проблема отпала сама собой, то тут же нарисовалась другая. – Макс! Макс! Макс! А теперь еще эта… Снежанна… Какого дьявола она делала посреди ночи на шоссе?
– Скорее всего, это не более чем совпадение, – предположил Гном.
– Ну уж нет! Вы, оказывается, еще глупее, чем я думал! – снова взбешенно заорал на них Эд. – Наверняка это всё подстроил Макс! И я нисколько не удивлюсь, если Филя по факту окажется его человеком!
– Да у них самая обыкновенная любовная связь, – медленно, отчеканивая каждое слово, произнес Капа. – Мы не поленились и покопались в прошлом Филиппа – обнаружили кое-что интересное.
– Ну и…
– Снежанна была его первой женой, потом он развелся и женился на Ксении, на которой женат и сейчас… Но, как говорится, старая любовь «не ржавеет». А Валерка – их общая дочь. Его дочь от первого брака.
«Ничего себе!» – подумал Эд, а вслух глупо спросил:
– Так Филипп – отец Валерии?
Гном и Капа кивнули.
Эд никогда не был тупым – тупить вообще не в его характере; скорее наоборот, он всегда был излишне импульсивен, но идиотизм создавшейся ситуации, похоже, не имел предела: даже хоть как-то прокомментировать услышанное он был не в состоянии. Да и что тут скажешь? Кроме одного: «И что теперь?»
– …Но, может, всё не так уж и плохо? – продолжил свою мысль Гном. – По крайней мере, мы знаем, где его искать.
Но Эд уже не слышал их – его мозг лихорадочно работал, пытаясь найти из всех возможных вариантов правильное решение.
– Исчезните! Мне надо подумать… – бросил он своим оруженосцам, сосредоточенно уставившись в окно.
Валерка сладко потянулась под изрядно помятой простыней.
Почувствовав, что она проснулась, Влад тоже заворочался, бурча что-то себе под нос.
Девушка нежно посмотрела на него и довольно улыбнулась: они занимались любовью почти всю ночь, и она наконец-то была по-настоящему счастлива.
Она мечтательно провела рукой по его густой взлохмаченной шевелюре и тихонько хихикнула. Влад открыл глаза и, недолго думая, снова заграбастал ее с свои объятья.
– Мне очень нравятся твои волосы – они такие же упрямые, как и ты, – задумчиво проговорила Валерка, поцеловав его в небритую щеку, и попыталась выбраться из его рук, но Влад был настроен решительно…
Но тут его телефон громогласно напомнил о своем существовании. Услышав серьезный голос оперативного дежурного, юноша мгновенно стал сосредоточенным и немного хмурым.
Знбком он показал Валерке, чтобы она подала ему одежду.
Та нехотя встала, подняла с пола джинсы и, раздосадованно швырнув их ему, ушла прочь, громко хлопнув дверью.
Закончив разговор, Влад молниеносно оделся и уже хотел было выйти из комнаты, как его взгляд неожиданно упал на маленькие кружевные трусики, игриво повисшие на ручке кресла.
«Ах, если бы не эта срочность!»
Валерка же обиженно сидела на кухне, взгромоздившись на высокий барный табурет, совершенно голая и демонстративно уставившись на стоящий перед ней стакан сока.
Окинув Влада испепеляющим взглядом, она быстро нагнулась за упавшим на пол махровым полотенцем и обиженно закуталась в него: «Конечно, я это так, когда совсем нечего делать!»
Влад действительно чувствовал себя немного виноватым, но что он мог? Служба обязывала его быть готовым на выход в любое время дня и ночи…
Хорошо, что сейчас была не ночь!
Подойдя к Валерке, он ласково обнял ее. Она же снова рассерженно зыркнула на него своими огромными голубыми глазищами – и он тут же утонул в них:
– Люблю тебя…
Какие потрясающие волшебные слова!
Валеркино сердце чуть не остановилось от счастья, услышав их нежный перезвон.
«Что же такого есть в этом парне, что просто сводит меня с ума?»
Валерка недоумевала: однажды ворвавшись в ее жизнь, он перепутал все ее мысли, смешал все чувства, подчинил себе ее разум…
Но не было ничего слаще этого плена! Или всё-таки было?
Зачем-то снова вспомнился Эд. Но она быстро отогнала от себя мысли о нём – нечего! Еще какие глупости! У меня всё хорошо! У меня есть Влад!
И, уже улыбнувшись, она примирительно поцеловала своего избранника.
– Ты скоро? – выпуская его из своих объятий, спросила она, хотя прекрасно знала, что на этот вопрос не существовало ответа.
Влад уже был у двери:
– Давай условимся так, – проговорил он, исчезая на лестнице. – Если хочешь когда-нибудь выйти за меня, то тебе придется смириться с тем, что в моей жизни существует еще одна любимая женщина – моя работа.
Глаза Валерки широко распахнулись от его таких неожиданно смелых фантазий, и она невольно ахнула – полотенце снова соскользнуло с ее плеч, оставив совершенно голой.
Но она даже не обратила на это никакого внимания, вся кипя от возмущения: «Ну ничего же себе!»
– Что-то я не помню, чтобы собиралась за тебя замуж! – вслух выпалила она.
Влад напоследок еще раз окинул восхищенным взглядом ее точеную фигурку:
– Ты просто обалденна! Я позвоню! – и, весело подмигнув ей, скрылся за дверью.
Терпкий аромат свежезаваренного чая наполнял своим бодрящим запахом мирно дремлющий дом.
Снежанна и Филипп сидели на кухне и молчали, обдумывая сложившееся положение.
Он всё рассказал ей, и теперь со всем этим нужно было что-то делать.
Оказывается, он был служащим Эда – того самого Эда, с которым уже полгода работает и Валерка.
Погибший Шурик. Наркотики. Пропавшие доллары…
У нее с самого начала было дурное предчувствие… уже случившейся беды…
– Ужасно… – резюмировала Снежка. – Но тем не менее мне необходимо быть в городе – вечером у Валерии выпускной. И я должна быть рядом с дочерью.
– Это опасно, – тихо проговорил Филя.
– Ты останешься здесь, а к ночи я вернусь, и мы подумаем, как быть дальше.
– Ты не понимаешь: это очень опасно теперь и для тебя – ведь ты потеряла документы, скорее всего, там, где подобрала меня, и наверняка тебя тоже ищут.
– Особо долго искать не будут – я отлично знакома с твоим боссом. Вашу «контору» на конкурсе красавиц представляла Валерка. Ты разве не знал?
Нет, Филя был абсолютно не в курсе.
Он что-то слышал о том, что Эд нашел какую-то совершенно потрясающую модель… Но у него были конкретные обязанности, и ему платили за их выполнение, а не за сбор сплетен, витающих в компании.
Он и представить себе не мог, что этой невероятной сенсацией была его дочь!
«Наверное, она действительно очень хороша, раз Эд вкладывает в нее такие деньжищи».
А между тем его воспоминания о ней ограничивались моментом ее рождения и несколькими месяцами их совместной жизни, пока он еще был рядом.
А потом было то, что было…
И вот сегодня Валерка заканчивала школу.
Снежанна задумчиво смотрела на него. О чём она думала?
Как же много он хотел сказать ей, но любые слова, любые объяснения сейчас были сколь уже ненужными, столь же и неуместными. И абсолютно бессмысленными.
Но это так несправедливо! А что, он только сейчас узнал, что жизнь – дерьмо?
Знал…
Но он не знал, что жизнь умеет мстить… Вот так… Безжалостно… Добивая даже лежачего…
– Я еду в Питер, – наконец и категорично произнесла Снежанна. – И никакие обстоятельства не смогут испортить праздник моей дочери! – И в ее зеленых глазах появился такой знакомый, металлический оттенок, а это значило, что спорить с ней бесполезно – Филя хорошо помнил этот взгляд.
Взгляд принятого решения.
Снежанна деловито суетилась перед зеркалом, умело колдуя над своим лицом, – она торопилась, ведь Валерка ждала ее еще вчера, а теперь успеть бы на вручение!
– Я поеду с тобой, – услышала она за спиной Филин голос и обернулась. – Мне тоже необходимо вернуться в город и отдать Эду кейс. Это единственное, что, возможно, еще сможет помочь всё исправить. Ведь если Капа и Гном нашли твои документы, они очень скоро выяснят, что Валерка имеет ко мне самое прямое отношение… И она первая окажется под ударом…
«Капа… Гном… Сумасшедший дом какой-то…» – внутри Снежки всё похолодело.
Ну почему Максим так не вовремя уехал? Она отлично знала, что Эд считается с его мнением, как ни с каким другим…
Но Максим был в отъезде, и им придется справляться самим.
Хотя, это даже к лучшему: а то, как она объяснит ему ее столь странную встречу со своим бывшим… Из-за которого они не могли сблизиться столько лет. Поверит ли он в случайность? А сама бы она поверила?
Ответ был очевиден.
– Хорошо, – бесцветным голосом ответила она. – Вернешь Эду кейс – и дело с концом. Ты и так принес слишком много горя нашей дочери… Хотя ты уже давно позабыл, что Валерка и твоя дочь! – резко проговорила она и, немного помолчав, уже совсем тихо добавила: – Хочешь ты этого или нет…
Сжав кулаки, он вышел во двор… Покурить… Как будто курево было ключом к решению всех проблем…
Кого он сейчас ненавидел больше: Снежку, себя или сигареты?
Но эти пронзительные слова – как удар хлыста… Как неоконченная дуэль из прошлого, которая провоцировала…
Провокация удалась…
А сигарет почти не осталось.
«Нет, ну точно стерва! Ну как всегда!»
«…Ты забыл? Валерка и твоя дочь тоже, хочешь ты этого или нет!»
Кого ему обманывать? Себя?
Он помнил.
Он помнил, как сначала хотел. Потом не хотел. Потом – снова хотел… И никак не мог решить… Быть ему отцом или нет… Он так боялся ее обидеть. А, еще больше – потерять.
И наконец стало совсем поздно… Стало поздно всё…
«Мне было двадцать – я был дурак!» – и даже сейчас понятно ему было только лишь это…
Но дурак, любивший ее до безумия. И так же сильно ненавидевший. А потом снова любивший…
Такое бескомпромиссное нетерпение сердца… Когда тебе нужно всё и сразу…
А главное – быть всегда вдвоем. Всегда. И только друг для друга.
Они даже обменивались футболками и свитерами, если расставались до вечера, – чтобы не было так одиноко. Чтобы чувствовать близость… каждый прожитый врозь миг… Чтобы иметь возможность касаться… Чтобы вдыхать аромат этого волшебства не переставая…
Впереди была целая жизнь! Неужели этого мало?!
В тот вечер они орали друг на друга, как ненормальные:
– Я не виновата! Я не специально!
– Нет, я всегда знал, что ты чокнутая! Ты еще в школе портила мне жизнь!
– Я?! Да это ты таскался за мной…
Они чуть не подрались.
Причиной всему была ее беременность.
– Чего ты орешь на меня?! Я что, сплю не с тобой?!
Но Филипп был в бешенстве:
– Ты обещала… Ты говорила…
– Мне тоже не сто лет! – у Снежки уже началась истерика. – Мне тоже двадцать! Но я ведь уже сделала аборт! А если у нас потом не будет детей?
…Даже спустя столько лет Филя хорошо помнил, как она вдруг замолчала, словно внезапно осознав смысл сказанной фразы…
И как он словно оглох от внезапно наступившей тишины.
Его крик сиротливо повис в воздухе и, удрученно смолкнув от заставшего его врасплох безмолвия, он растерянно наблюдал, как ее глаза беспомощно наполняются слезами, – раздосадованно понимая, что снова и абсолютно сражен ее беззащитностью…
…Вся такая трогательная, со спутанными прядями влажных волос и закутанная в мохнатое банное полотенце, еще не успевшая обсохнуть после душа…
Она была всё так же одуряюще желанна…
Ну зачем? Зачем он устроил эти дурацкие разборки?! Ведь всё равно никогда и ни за что не сможет без нее…
…Но что сделано – то сделано.
И вот теперь, потрясенная его такой необъяснимой жестокостью, она ошарашенно смотрела на него, поверженно и пристально, словно пыталась понять: тот ли это мужчина, которому она однажды доверила свое сердце?
Такой невероятно злой, с копной густых черных волос, нервно им взлохмаченных, под стать грозному взгляду – категоричному и негодующему, словно она совершила нечто ужасное, чему нет и не может быть прощения…
…Был август. Почти полночь.
В раскрытое настежь окно врывался темно-сиреневый закат, весь изрезанный небрежными рисунками разорванных яркими бликами, непонятно откуда налетевших туч, которые всей своей тяжестью нависали над крышей их многоэтажки, замерев в душном сумеречном мареве.
Казалось, что даже время вокруг них остановилось, опешив от такой невероятно глупой ссоры, и недовольно хмурилось, разочарованно пожимая плечами: что за блажь? И как только вам не стыдно?
Но всё без толку – они не слышали, взрывная смесь непримиримых эмоций лишала последних капель рассудительности.
Глаза в глаза – как око за око.
И лишь только когда догорающая сигарета больно обожгла его пальцы, Филя, словно очнувшись от охватившего его приступа бешенства, быстро затушил окурок и уже примирительно привлек Снежку к себе.
–… Люблю тебя… – Он, как всегда, сдался первым – ведь это просто невозможно – так долго спорить с этими зелеными глазами. Особенно сейчас, когда в них так призывно отражались и тут же гасли лучи догорающего за окном заката…
Но натянутая, точно струна, Снежанна упрямо не желала мириться, полная исступленного отчаянья. Теперь злилась она и, не в силах побороть обиду, грубо оттолкнула его от себя – ресницы воинственно взметнулись вверх, слёзы пропали.
Она была готова сражаться – дальше и до конца!
«Я кто, по-твоему? Бесчувственная матрешка?!»
Она негодовала, и, казалось, по комнате уже летали электрические разряды, только зажги спичку – и всё!
Но сверкнула молния – ярко, точно вспыхнули тысячи свечей… так кстати напугав ее нереально громкими раскатами уже вовсю сотрясающего сонный город грома.
Словно сами небеса вдруг решили угомонить эту взбунтовавшуюся красотку, заставив ее привычно искать защиты в родных объятьях… и, доверчиво прильнув к Филиной груди, она наконец послушно замерла, вслушиваясь в его ровное, спокойное дыхание.
… А через мгновенье Питер накрыла гроза…
…И зачем только он всё это помнил?
Даже то, как потом стало совсем темно, и они еще крепче прижались друг к другу. И как он хотел сказать ей что-то еще, но Снежка, поспешно зажав ему рот своей ладонью, умоляюще прошептала:
– …Молчи…
…И как он не дал ей договорить… А просто целовал, целовал, целовал…
…Полотенце упало.
Вот это и было началом, похоже, теперь уже навечно замкнутого вокруг них круга. Ведь даже сейчас он безумно желал лишь одного – еще хотя бы раз вдохнуть аромат этой женщины…
А ведь ему уже тридцать семь!
…Но он по-прежнему находился там – внутри этого очерченного ими когда-то периметра…
Однажды… когда им было всего пятнадцать…
Он так спешил к ней… а она оттолкнула его…
Впервые…
Так раздраженно и так грубо…
…Но что он сделал?
…Чем обидел?
… Она стояла перед ним – всё такая же…
И он никак не мог понять почему. Отчего такая перемена?!
Или она злилась от того, что он так долго не приезжал? Но он просто не знал, куда ему ехать!
А еще его мать в отпуске – и не спускает с него глаз… Провались оно пропадом, это лето! И, дача…
А девиз maman на ближайшие недели: «Отдых – это главное: остальное подождет…» – просто без комментариев… Она была полна планов… И что он мог?
И ей еще нужно было как-то объяснить, зачем ему так срочно нужно в город… Предвкушая ее неизбежный вопрос: «Неужели это так обязательно?», Филипп лихорадочно продолжал искать причину для этой поездки… Но она никак не находилась…
Он же обещал Снежке хранить в тайне то, что произошло, особенно последствия… Поэтому и медлил…
А еще каждый вечер мотался в соседний с их дачей поселок, отстаивал длиннющую очередь к старой телефонной будке… Чтобы позвонить ей на домашний, пытаясь разузнать, где же она…
Но ее отец упрямо твердил ему в трубку лишь одно:
– Ее нет… – и отключался.
«Господи! Как она? Что с ней?» – они ведь договорились встретиться только после того, как всё хотя бы немного уляжется…
Прошла неделя, а известий от нее так и не было. И Филе хотелось верить, что буря уже миновала.
Будь что будет… Уже всё равно…
И он двинулся в путь по наитию, решив всё-таки искать ее за городом…
И нашел…
…Вначале она так обрадовалась… А потом… оттолкнула.
Внутри него всё замерло – и он непонимающе смотрел на нее… С застывшим во взгляде вопросом….
Но Снежка твердо решила, что никогда и ничего ему не расскажет…
… О таком с мужчинами не говорят… Он никогда не поймет ее… Не поймет, что она реально побывала в беде… И так же реально узнала, что такое одиночество, оставшись совсем одна. И в один короткий миг стала старше него на годы…
– …Валентина Петровна, – безапелляционно констатировала гинеколог. – Ваша дочь беременна…
И красивое лицо ее матери мгновенно осунулось, словно всё то прекрасное, чем была наполнена ее жизнь, вдруг потеряло всяческий смысл…
«Беременна» … Как спущенная вниз гильотина… Как абсолютный конец. Как крах. Как безвозвратно выпущенная стрела.
И Снежка отчетливо видела, как, с трудом поборов охватившее ее ощущение ужаса, мать лишь пристально взглянула на нее, затем так же молча поставила свою подпись на необходимых документах и, сдержанно попрощавшись с врачом, вышла из кабинета…
У обоих перед глазами стоял образ мужа и отца…
Этот красивый восточный мужчина… Художник. Посвятивший себя искусству…
Принципиальный. Категоричный. Воспитанный в строгих традициях…
Страшно было даже представить, что будет, если он обо всём узнает!
И это его дочь?!
Его любимая ненаглядная дочь?!
Докатилась до такого?!
А мать?! Куда смотрела она?! А еще педагог!
И этот сопляк – абсолютно неподходящая партия для его красавицы-дочери! Неужели это понятно только ему?!
Просто всем плевать на репутацию семьи! Безответственные!
Когда они вернулись домой, он сидел среди разложенных вокруг себя карандашных набросков, привычно размышляя о предстоящей работе… Приготовленные кисти и краски говорили сами за себя… Свеженатянутый холст ждал…
Он задумчиво улыбнулся им и снова погрузился в свои творческие изыскания.
Как всегда, сдержан и лаконичен. И как всегда, абсолютно погружен в живопись.
Снежка уныло кивнула в ответ…
Истинно восточный мужчина… Служитель муз… Для всего их окружения – образец для подражания во всём… Интеллектуал. Прекрасно владеющий немецким.
…А она подвела его…
И в первую очередь – маму…
И Снежке было ее очень жаль… Видя, как та переживает… А еще ей было стыдно.
Короче, апокалипсис был близко как никогда.
И, спасая ее доброе имя в глазах отца, Валентина в назначенный день рано утром отправила ее в больницу, не провожая…
«Экскурсия», – пояснила она мужу и, быстро собрав необходимое, увезла его на дачу…
Этюды не могут ждать… Да и погода благоволила к наброскам. Грядут выходные, а он должен был обязательно вернуться в город в начале недели.
И вроде всё складывалось на редкость удачно… И они с матерью были почти спасены от его гнева…
Да, отец так ничего и не узнал.
Но в тот день Снежкино детство закончилось… И юность тоже.
На нее хмуро смотрела взрослая жизнь, в которую ей пришлось так рано шагнуть под пристальными осуждающими взглядами. Но кто виноват в этом? Да только она сама.
Врачи. Медсёстры. Санитарки.
Их косые, презрительные взгляды. Колючие и отвратительные…
«Такая маленькая, а уже такая развратная…»
«Ни стыда, ни совести! Только ЭТО и на уме!»
«Хорошенькая… Изящная… Теперь уж точно она с этой дорожки вряд ли сойдет… Будет кочевать из рук в руки…»
А Снежке так хотелось крикнуть: «Люди! Очнитесь! Он у меня один! И на все времена…»
Но в тот день ее окружала лишь жестокость.
Первая в ее жизни.
Воспитанная в любви и заботе, она не понимала – не могла понять, как так можно?! Ведь они совсем не знали ее!
И, сжавшись в маленький испуганный комочек, она смиренно ждала окончания этой пытки…
И к концу этого жуткого дня было уже непонятно, что у нее болело больше: вывернутое наизнанку тело или душа…
А тело ныло…
Никто ведь ничего не обезболивал… Только на те недолгие десять минут, что длилась сама операция… И только оттого, что она – несовершеннолетняя…
На остальных женщин, попавших в эту «мясорубку» вместе с ней, было страшно смотреть… Всё наживую… Словно они все побывали в камере пыток.
Такое остается с тобой навсегда.
Так что Снежка могла рассказать Филе?
Что отныне их счастье навечно омрачено этим адом? Что теперь и она сама не уверена в том, что она не б…дь?
…Восточные женщины сильные… И она сможет пережить это в одиночку – только нужно время…
Или же ей так казалось?
– …Я люблю тебя… – еще раз с надеждой проговорил Филя, но она не слышала…
А опять видела лишь его глаза… Безвозвратные, как омут…
Удивительно, но боль отступала, когда она послушно тонула в их глубине…
И, согретая их безграничной любовью, она вновь смело шагнула им навстречу…
Как же он скучал по ней!
Что даже сейчас, прижимая ее к себе, он уже скучал… Такое это было счастье… И горе… что нужно расстаться.
И он был готов снова и снова нестись хоть на край света, лишь бы увидеть ее…
Если светило солнце…
И даже если шел дождь…
И плевать на то, что скажут родители…
Он всё равно садился в электричку и ехал – сначала от своей дачи до Питера, потом из Питера к ней…
И этот август превратился для него в беспрестанное, бесконечное движение…
Пыльные перроны… И поезда… поезда… поезда…
И заученное наизусть расписание, как строчки всемогущей молитвы…
И, естественно, без билета… И поэтому каждый раз торчать всю дорогу в тамбуре, чтобы, «если что», успеть выскочить на ближайшей станции, спасаясь от кондуктора.
Ничто не имело значения… Только чтобы она снова не отвергла его… Только бы быть рядом… Чтобы знать, что он по-прежнему ею любим…
Скептики бы сказали на это: «Обычное дело! Просто гормоны! Оглянись, парень, кругом столько других девчонок!»
А ему нужна была только она…
Как и ей… только лишь он… Его обожающий ее взгляд, дороже которого у нее не было ничего на свете…
Ни тогда. Ни теперь.
Просто иногда мы ошибаемся… И цена ошибки может быть очень высока…
… Снежка вновь стояла перед кабинетом всё того же врача…
И на этот раз какая-то неведомая ей сила настойчиво удерживала ее от последнего шага…
Пройти через всё это еще раз…
«Я не смогу…»
Но они так поссорились. И, наверное, самым логичным для нее было согласиться с его доводами… Они молоды. Амбициозны. И только-только поженились… Впереди целая жизнь…
И любовь… Что единственно и реально имело значение для них обоих.
Придя сюда, она обещала ему…
Но не смогла сдержать данного слова…
Как и не могла открыться ему… тогда, когда ей было пятнадцать… А лишь грубо оттолкнула, вместо того чтобы прижать к сердцу… и откровенно рассказать, что пережила… как ей было больно и страшно…
Просто не решилась…
И вот теперь, когда она так отчаянно пыталась объяснить, что, так смело отдавшись ему в эту недавнюю, одну из множества прекрасных ночей, она действительно думала, что их любви ничто не угрожает… он ей не верил…
Так был ли смысл в такой откровенности тогда? В его такие безмятежные пятнадцать?
Урок был жестоким.
А дверь перед ней – дверью в ад…
А еще ее посетило озарение – грустное осознание того, что мужчины другие. И их любовь совершенно другая.
Эгоистичная. Бескомпромиссная. Желающая обладать и владеть – навсегда и безраздельно. Особенно в двадцать…
…И далеко не безусловная.
Мужчины…
…Мужчина.
Ее Филипп вырос… И с иллюзиями было покончено…
Да, он любил ее…
…Но, он тоже никогда не поймет, что это значит: ощутить однажды, как холодный металл вонзается в твое тело… чтобы забрать частичку твоей души…
…Он был непримирим. Зол. Считал, что она поступила нечестно. И не простил ей…
Хотя… она тоже была зла на него… Еще всего полгода назад… И еще как зла! За «Кресты» … Ведь, предупреждала же! Просила! И несмотря на это, всё же осталась рядом… лишь только он позвал ее…
Прошлое… как распахнувшаяся настежь дверь, через которую вновь врывалась всё та же буря… И снова зловеще кружила вокруг них, не зная пощады…
Снежка сидела перед зеркалом, отбросив в сторону пудру и тушь…
Филя курил в саду…
Так кто кого предал?
Это так страшно – знать ответ…
Каждому… из них…
Снежанна хотела вызвать такси, но Филя отговорил ее – слишком опасно.
Лучше обычная пригородная маршрутка – легче затеряться, хотя это вряд ли уж так сильно поможет им… Возможно, они лишь выиграют время.
«Вот что значит остаться без прав! Растяпа!»
Хорошо, что будний день и направляются они в сторону города: маршрутка была заполнена только наполовину.
Филя полулежал в соседнем кресле, невозмутимо уставившись перед собой.
Бросив на него очередной рассерженный взгляд, она отвернулась к окну – к струящимся теплым лучам солнца. Какая чудесная погода – как раз для выпускного бала! Красота!
… Если бы не вся эта история…
И она опять разозлилась: «Ну просто замечательно! Десять лет! Мы не виделись десять лет! И вот, пожалуйста, он снова рядом! И как обычно, всё сразу стало наперекосяк! Это не человек – это ходячая катастрофа!»
А Валерка, несомненно и несмотря ни на что, заслужила праздник.
Окончание школы, причем весьма успешное, – достаточно серьезная высота. Хотя не удивительно – ведь она обладала необходимой хваткой, терпением, умом.
Снежанна с детства приучала ее к мысли о том, что всё будет непросто и что в этом стремительном мире надо непременно быть готовой к трудностям, быть выносливой и очень сильной, учила преодолевать, добиваться желаемого.
Иногда было очень трудно, но Снежка не отступала.
И вот Валерка выросла. Красивая. Умная. Решительная… Непокорная.
Но, став именно такою, она смогла добиться всего того, что имела сейчас…
Даже титул первой красавицы.
И Снежанна гордилась ею.
Да и ее собственная жизнь начала налаживаться – она уже почти вышла замуж… как неизвестно откуда появился…
Она украдкой взглянула на Филиппа…
Невероятно! Но он спал!
Лишь только они попали в зону покрытия сотовых вышек, Снежанна тут же достала телефон. Валерка была дома – в отличном настроении, полностью поглощенная приготовлениями к вечернему торжеству.
– Я приеду прямо в школу, – коротко сообщила ей Снежка. – Я потеряла права и добираюсь своим ходом. У тебя всё в порядке?
– Да. Не волнуйся. Только, пожалуйста, не опаздывай, а то пропустишь самое интересное.
– Не беспокойся. Я буду вовремя.
Поговорив с дочерью, Снежка облегченно вздохнула – Валерка была безмятежна, как ангел. Значит, пока всё хорошо и еще ничего не случилось.
Слава богу!
Она взглянула на Филю. Он вопросительно смотрел на нее – что он хотел услышать?
Не важно. Компромисса быть не могло.
– Сначала поедем в школу, – категорически заявила она, – а уже потом за кейсом.
– Лучше я сам, – грустно улыбнулся тот. – Со мной сейчас очень опасно водиться…
– Не более, чем всегда, – ответила она, а про себя подумала: «Пока я с тобой, тебе ничто не угрожает. Они не посмеют причинить мне даже мало-мальский вред. Я – женщина Макса…» – и тут она впервые почувствовала, как ей нравится осознавать это…
Огромный актовый зал буквально утопал в цветах.
Красные, желтые, фиолетовые, бордовые… Они переливались потрясающим радужным сиянием, словно алмазная россыпь, ограненная малахитовой зеленью упругих, затейливо выгнутых стеблей и листьев.
В огромных зеркалах отражались счастливые юные лица, мелькали пышные вечерние платья, поправлялись замысловатые прически, незаметно подкрашивались губы. Со всех сторон доносилось беспечное мальчишеское гоготание, заглушающее девчоночье шушуканье – всё это напоминало гудящий улей с тысячью снующих туда-сюда пчел.
И лишь чопорная степенность родителей, чинно восседающих в креслах для гостей, придавала этому шумному собранию необходимую важность и торжественность; покровительственными взглядами они наблюдали за своими уже выросшими чадами, которые без умолку хохотали и с завидной откровенностью вели между собой весьма пикантные разговоры, задорно подтрунивая друг над другом. Им даже не приходило в голову скрывать от чужих любопытных глаз свои симпатии.
Сцена была пуста. Лишь многочисленные корзины с восхитительными белыми лилиями величественно красовались возле элегантного черного рояля.