Арина Бугровская
Горький вкус родных рябинок
27
В доме, напротив бабушкиного и чуть наискосок, жила-была бабушка Мотя, старушка необщительная и мрачноватая. И вот к ней приехала её внучка Натка, девчонка, полная противоположных качеств, весёлая и коммуникабельная. Разумеется, приехала не одна, а с родителями, но те, как-то быстро погостили и отправились дальше, а Натку оставили на целое лето. И Аришка быстро, практически мгновенно, подружилась с Наткой.
Ещё она была невысокой и доброй. В первые минуты знакомства сообщила:
– Слушай, какую я песенку знаю:
Я балерина,
Я из Берлина,
Смотрите тут-тут-тут,
Смотрите там-там-там.
А здесь не дам.
А почему? А потому,
Что я мадам.
В процессе исполнения нужно было поднимать подол платья спереди, потом сзади, поворачиваясь к зрителям попой и вертя ею, и, наконец, скрещивать руки на груди, прикрывая её (грудь).
Аришке сия самодеятельность понравилась, и она быстро её выучила, а потом показывала далее всем своим. То есть, как могла, способствовала распространению искусства.
По вечерам Аришка с Наткой бегали босиком по дороге, поднимая пыль изо всех сил. И это было и красиво – пыль в свете заката, и приятно ногам.
Днём лепили куличики прямо на дороге.
Недалеко от дома бабушки Моти дорога делала поворот и яму. В яме часто бывала вода, после дождей не успевала высохнуть, и на склоне этой дороги хорошо было заниматься лепкой. Всё под рукой или в шаговой доступности. Песок – пожалуйста, вся дорога – сплошной жёлтый песок, вода – рядом, украшения – да кругом цветы, растения, украшай на здоровье. Аришка, Натка и другие желающие часами ползали на коленях, создавая красоту.
Машины ездили крайне редко. Но всё же ездили. И вот, заслышав рёв мотора, девичьи сердца вздрагивали, только бы к ним не повернула. И, бывало, поворачивала к ним.
Девочки расходились по сторонам, уступая дорогу четырёхколёсному монстру. Руки, ноги, колени, волосы, платья, лица были мокрыми и в песке, как у всякого творческого человека, занятого этим видом деятельности.
Мрачные глаза внимательно смотрели на колёса, сначала пытаясь предугадать их траекторию, а потом беспомощно наблюдали, как они сминают и расплющивают их поделки.
Трудно представить себе чувства шофёра, когда он среди множества зол старался выбрать наименьшее, и, может быть, виновато вглядывался в девичьи расстроенные лица. Но девочки не винили шофёра. Они его и не замечали. Просто какая-то лихая неизбежность обрушивалась на их труды, и как только эта неизбежность протарахтевала дальше, бросались к своим работам и восстанавливали, что можно было восстановить, или творили сначала. И можно было уже быть более-менее спокойными, потому что, как молния не ударяет дважды в одно и то же место, так и машины редко дважды в день проезжают по этой дороге.
28
У бабушки был сад. Большой и настоящий. Настоящий, в Аришкином понимании, когда под деревьями растёт густая зелёная травка, а не картошка с морковкой. У бабушки грядок с картошкой и морковкой, а также с другими всевозможными овощами, тоже хватало, но росли они на своём положенном месте, а не в саду.
В саду было много яблонь, разных сортов, разных размеров и возрастов, но дети знали каждую.
Летом в сад выходили напрямик, через окно. И первой выходящего встречала «Белый налив», яблонька молодая. Она же и первая дарила свои крупные ароматные плоды.
Под её кроной любила сидеть Аришка и читать книги (когда научилась читать). Эта яблоня – общая любимица. Далее росли деревья и рядами, и в одиночестве, и по парам, и у каждого в доме была своя любимица.
На Андреевой созревали полосатые, как арбузики, яблочки. Только в отличие от арбузиков, полосочки были красно-розово-белые.
На Аришкиной любимой созревали розово-белые яблоки с особенным вкусом. Аришка такой сорт как-то и не встречала больше нигде.
В конце сада стелился по земле ствол яблони со сладко-горькими плодами.
Вдоль забора со стороны улицы раскинулись два гиганта, две огромные яблони. На одной из них стволы расположились так удобно, что Аришка залезала на один из них и усаживалась, как на лавку, там и углубление подходящее было, на другой ствол ставила ноги и наслаждалась жизнью.
Но просто сидеть она не любила, и, если можно было совмещать приятное с приятным, она совмещала.
Например, приятно сидеть, впитывая все радости лета и частицу этой радости отдавать обратно, в окружающий мир.
А если короче, то петь песни.
К тому времени ей стало понятно, что для пения необходимы музыкальный слух и голос. Её подружки эти штуки имели, она не раз слышала, как красиво они поют, и само собой думалось, что и у неё этого добра не меньше. И только много позже узнала, что ни музыкального слуха, ни красивого голоса не было и в помине. Учитывая, сколько раз она услаждала окружающих своим пением, это обстоятельство её очень смутило, смущает и поныне, но тогда о своих недостатках она не знала, и никто ей о них не говорил.
И Аришка, сидючи на дереве, самозабвенно оглашала на всю округу весь свой песенный репертуар. А он был не такой уж и бедный.
И сначала песни лились нескончаемым потоком, следуя одна за другой, потом начинали появляться паузы, во время которых Аришка вспоминала, что ещё не пела. Постепенно паузы становились всё длиннее, и концерт приближался к завершению.
Бывало, из сада напротив ей подпевала Натка. И тогда уж два голоса звенели на всю округу. Аришке это особенно нравилось.
Иногда с соседнего огорода, баб Вали Окуневой доносился смех и весёлые комментарии. Рая со своей бабушкой пололи огород, и Аришкины чудачества вызывали у них насмешку.
Но Аришка не огорчалась.
Когда песни заканчивались, Аришка открывала книгу. И там, сидя на дереве, читала.
Но вообще-то бабушка послала её собирать яблоки – падалицы для коз. Аришке нравилось это дело. Она их собирала каждый день, поэтому яблок было немного. Только свеженападавшие.
Она брала с собой плетушку, ставила её у ствола дерева, а сама ходила вокруг, собирая сначала в бабушкин фартук, который она специально для этого дела надевала, а потом относила в плетушку.
В работе проявляла добросовестность, хотя не отличалась скоростью и расторопностью.
После отдавала собранные яблоки козам. Высыпала им в их лоханку и с удовольствием наблюдала, как они аппетитно едят всё это великолепие, выбирая сначала немного подгнившие плоды, возможно из-за их мягкости и особой сладости. Аришка и сама любила есть яблоки, предварительно постучав их по чему-нибудь твёрдому, они тогда становились с мягкими сладкими коричневыми пятнами.
Иногда с Седкой затевала небольшой бой. Седка всегда не против боя. А Аришка тогда ещё с уважением относилась к чужим желаниям.
29
Аришкина мама жила не в одном доме, а в нескольких. Разумеется, не одновременно, а поочерёдно.
Как-то так получилось, что казённого жилья в деревне было больше, чем желающих в них поселиться. Вот и получилось, что у жителей был не только выбор, но и возможность попривередничать.
В самом ранней детстве Аришка жила в трёхквартирном доме. Через стенку две сестрёнки Болотины. Вот тогда-то она с ними и познакомилась.
Старшая Тамара старше Аришки на год, была самолюбивой и самоуверенной девицей, внешность портил большой нос с горбинкой. Но самолюбивой и самоуверенной девицей она стала после, когда выросла, а в раннем детстве она была бойкой девчушкой и верховодила всеми, кто позволял собой верховодить.
Её сестра Мила была младше её на три года, и со своим мягким характером просто не имела возможности избежать вышеупомянутого верховодства.
Первое Аришкино воспоминание – у неё и у Тамары одинаковые джинсовые сарафанчики, украшенные вышивкой. Девочки вертятся, крутятся друг перед другом, рассматривая и любуясь нарядом.
Следующее воспоминание – подленькое.
На дорожке козьи круглые какашки. Ариша, Тамара и маленькая Мила сидят на корточках перед ними, рассматривают. Мила маленькая, не понимает, что это.
– Это конфетки рассыпаны, – со сладкой улыбкой уверяют её старшие подруги, – скушай, не бойся.
– Не-а! – Мила отказывается, но нерешительно, и, чувствуя эту нерешительность, «подруги» становятся более настойчивыми.
– Ну, попробуй, знаешь, какие вкусные!
Но Мила чувствует неладное.
– Сами сначала попробуйте, а потом я.
– Ой, – фальшиво запели «подруги», – мы уже знаешь, сколько съели! Мы уже объелись. Попробуй теперь ты.
Но Мила теперь уже решительно отказывается. И «подруги» разочаровано отступают. А так хотелось. Что-то гаденькое внутри так желало Милиного унижения, но не дождалось.
Сестрёнкам с детства нравился Андрей. Им с ним было весело, они играли. Андрей был очень симпатичным, даже красивым, невысокого роста, весёлый и лёгкий по характеру, он нравился всем.
Дома у Болотиных было очень уютно. В коридоре на полу лежал линолеум, редкостное явление в деревне. И по такому полу приятней было не ходить, а ползать, сидеть на нём или играть.
Их мама работала в библиотеке в соседнем селе, и в доме полным-полно было «Мурзилок» и «Весёлых картинок». И на не менее уютных, чем линолеум в коридоре, широких, чистых ступеньках порога дети рассматривали и читали эти журналы.
А ещё их мама, тётя Лида, давала Аришке библиотечные книги домой с собой.
Случилась и неприятность. Однажды Аришка читала на улице, около бабушкиного дома книгу «Борьба за огонь» Жозефа Рони-старшего. Аришка с раннего возраста могла читать и детскую литературу, и взрослую. И вот такую вот серьёзную книгу оставила на складном стульчике и ушла на какое-то время в дом. А когда вернулась, козы сожрали практически всё произведение. А что не сожрали, то понадкусывали.
Аришке стыдно было потом в глаза смотреть тёте Лиде, но та её простила, хотя в следующий раз книги давала с заметным напряжением.
А папа Тамары и Милы был другом Аришкиного папки. И с его стороны Аришка всегда чувствовала тёплое отношение и симпатию. И за это любила его. Вот такая вот жила-была в деревне семья.
30
В деревне была и школа, правда, только начальная. Учительницу звали Антонина Фёдоровна. Она руководила всеми тремя классами. А у школы было два здания – летнее и зимнее.
Зимнее здание – это обычная деревенская изба. В ней и проходил практически весь процесс. Она состояла из двух комнат. В первой комнате печь, которая хорошо прогревала обе половины. На печи посвистывал чайник. Здесь девочки и мальчики раздевались, здесь же стоял стол, за которым они пили чай. Пространства здесь хватало и для малоподвижных игр.
Переменки были длинные. Антонина Фёдоровна жила неподалёку и, бывало, уходила домой по своим хозяйским делам, а у детей, естественно, начиналась перемена. Играли, пили чай. Сахар приносили свой, каждый в своём пакете или банке.
Но больше любили не чай, а кулинарное изобретение Тамарки Болотиной. Она приносила из дома какао-порошок и его щедро раздавала всем желающим. Желали все. Какао смешивали с сахаром и получался невероятно вкусный десерт. Его в таком виде и ели. Ложками или языком. Антонина Фёдоровна говорила, что в таком количестве есть какао вредно для сердца. И, хотя в детском возрасте к своему сердцу относились со вниманием, но отказаться от такой вкуснятины не было сил. Даже ради сердца.
В старшем, третьем классе, учились Райка Окунева, Тамара Болотина и Танюшка Вершинина.
Во втором – одна Аришка.
В первом – Андрей, Вовка Окунев, Анька Галдина и дочь учительницы – Наташа Тарасова.
К своей дочери Антонина Фёдоровна относилась со всей учительской строгостью. И нередко награждала провинившуюся в чём-то дочь довольно-таки жёсткими тычками. В таких случаях все сочувствовали Наташке, со страхом косились на учительницу и усердней склонялись над тетрадками.
Аришка училась неплохо, но и не блестяще. Математика ей давалась легко и была любимым предметом.
Ещё в первом классе ей подарили толстенькую рабочую тетрадь с математическими заданиями, и она носилась с ней, как с писаной торбой. Всё решала, решала, пока эта тетрадь не исчезла куда-то с концами. Как в воду канула. Уж Аришка её искала, искала, но всё напрасно.
А потом к ней закралось подозрение, уж не сожгла ли её в печке родная матушка?
А что? Может, не было бумаги в нужный момент, а тут тетрадь. К тому же исписана вся вдоль и поперёк.
Но подозрения подозрениями, а что делать? Пришлось вздохнуть и жить дальше. Тем более, может, родимая матушка тут и ни при чём.
А за математические способности – спасибо папке.
Ещё Аришка любила чтение. Но тут особый случай.
Книги любила Аришкина мама и привила эту любовь дочери. Правда, прививала ещё и сыну, но тут не получилось.
Мама, навещая районные и более крупные центры, не обходила стороной книжные магазины. И по вечерам, после возвращения мамы из поездок, Аришка держала в руках книжные новинки, вдыхала запахи, рассматривала картинки и просила мамку: «Ну, прочитай!». А мамка и не отказывалась, сама любила и детскую литературу, и взрослую.
А потом Аришка и сама научилась читать. И зачитывала по нескольку раз одни и те же сказки, если долго не было новых поступлений.
В первом классе её любимым чтением была «Снежная королева». Вот уж фантазия автора увлекла её в чудесную страну. И душа сроднилась с верной и мужественной Гердой, а своенравный Кай напоминал ей любимого брата, и, казалось, случись что, и сможет повторить она подвиг сказочной героини. Да вот, впоследствии оказалось – не смогла.
Кстати, эта книжка тоже как-то внезапно и неожиданно исчезла. У Аришки вновь возникли смутные сомнения. Но уже подозрения падали на бабушкину Варварину печку, так как в это время она жила у неё.
Чуть повзрослев, Аришка читала уже всё подряд, всё, что попадалось ей в руки. Чтение стало одним из самых любимых её занятий.
А вот по русскому языку Аришка была и на всю жизнь осталась туповатой. И орфограммы, и ударения никак не укладывались в её голове. А если она насильно пыталась их уложить, они всё равно вываливались как из дуршлага.
Аришка даже удивлялась своему невезению. Если в сомнительном случае она пыталась угадать букву, то угадывала практически всегда неверно. Хотя по закону вероятности должно было бы пятьдесят на пятьдесят. Но нет! Никаких пятьдесят, ноль правильных ответов и точка.
Да и почерк у Аришки был так себе.
Третьеклассницы и любимые подружки – Танюшка Вершинина, Тамара Болотина, учились хорошо, в тетрадях порядок, почерк – загляденье. Райка Окунева училась неважно. И Аришка стала немного комплексовать, появилось ощущение своей неполноценности, которое впоследствии оказалось самым верным спутником жизни, правда, иногда отлучаясь и давая возможность ненадолго править балом дикой самоуверенности, наглости и гордыни.
Антонина Фёдоровна Аришку невзлюбила. Не сказать, что возненавидела, но неприязнь и холодок ощущался. Наташка Тарасова объяснила причину, но как-то без подробностей и туманно.
А тут и случай подтвердил. Аришка писала диктант. А текст был жалостливый. Как росла в лесу ёлочка, зелёная и молоденькая. И ходили к ней в гости зайчики и белочки, прилетали в гости зяблики и снегири. А как-то зимой пришёл к ней дядька с топором и срубил. И домой потащил. И плакала ёлочка от боли, страха и умирала.
И плакала Аришка, когда писала всё это под диктовку своей учительницы. А под конец диктанта прямо-таки заревела.
А Антонина Фёдоровна спросила жёстко:
– А что же ты не плакала, когда твоя мать ёлку срубила? Или вам эту ёлку не жалко было?
И у Аришки слёзы сразу высохли. А ведь и правда, мамка ёлку на Новый год домой приносила, или в клубе ёлку ставили, и Аришка никогда не думала пожалеть её. А тут впервые взглянула на ситуацию с другой стороны.
Задумалась Аришка. Отчего так получается? И с какой стороны смотреть на вещи? Задуматься-то задумалась, но ответа не нашла.
31
В мае, когда теплело, Антонина Фёдоровна со своими учениками переселялась в новое здание. Оно не отапливалось по какой-то причине, увы. Потому что это – настоящая школа, просторная и светлая. Всё было выкрашено и блестело. Здание находилось в саду и окружалось кованым забором. А далее росли сосны. Здесь лес вновь встретился с деревней, на этот раз своим сосновым боком.
В школе большой широкий коридор, он же спортзал. Ребята часто на перемене играли в «Знамя».
Ещё играли в «классики» на улице. Игра необычная. Старшее поколение научило, но дальше она не передалась. И постепенно с возрастом у Аришки, и у её подруг, игра стёрлась из памяти. Так, остались какие-то осколки.
Для игры нужна шайбочка. Её делали сами из пустой консервной банки. В неё засыпали сырую землю, утрамбовывали, прикрывали крышечкой от этой самой банки. Важно, чтобы ничего оттуда не высыпалось.
Далее, на земле чертили прямоугольник, делили его на шесть равных квадратов, снизу под квадратами два полукруга, вверху – один большой полукруг. Затем начиналась игра. Баночку вбрасывали в первый квадрат и, прыгая на одной ноге, толкали её этой же ногой поочерёдно во все квадраты. Короче, игра интересная, но лучше в неё играть, чем про неё читать.
Иногда, очень редко, вместо Антонины Фёдоровны приходил учительствовать её сын – Павлик, Наташкин старший брат. С ним было весело. Он задавал интересные задания, например, записывал на доске текст, нужно было найти в нём ошибки.
Павлик был из малочисленной старшей деревенской компании. С Аришкиными друзьями они играли очень редко. Зимой в хоккей, разве что, а летом, иногда, в «Вышибалы» или «Цепи кованые». Старшие ребята увлекались своими старшими делами. Но малышей не обижали. Наоборот, были доброжелательными, хотя, не без исключений.
Осенние занятия начинали в новом здании. Дети на переменках бегали в школьный сад и там, в мокрой траве, собирали такие же мокрые, мелкие, зелёные, но сладкие яблоки.
Антонина Фёдоровна воспитывала в своих учениках любовь к Ленину и верность пионерии.
Наташка Тарасова больше всех в этом преуспела и строго спрашивала у Аришки:
– Вот если немцы спросят, кого убить, твою мамку или Ленина, кого ты выберешь?
Аришка чувствовала, что выбор здесь в любом случае будет неправильным и вопросительно поглядывала на более продвинутую подругу, мол, научи, как надо.
И подруга учила:
– Надо сказать: «Убивайте меня, а Ленина и мамку не трогайте!».
«Вот оно как!» – запоминала на всякий случай Аришка.
О том, что Ленин умер, она узнала позже. Вначале в её голове была путаница небольшая, ведь на красных плакатах она читала, что «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!».
И Аришка мечтала, что он приедет к ним в деревню, и она поведёт его по всем интересным деревенским местам. И она всё ему расскажет про себя, про бабушку и Андрея, про подружек и обязательно покажет ему свою красивую школу.
32
Лето – Аришкино самое любимое время года.
Во-первых, каникулы. И, когда она стала ходить в школу, разница ощутилась весомо;
во-вторых, приезжают летние гости.
Особо, с нетерпением Аришка ждала Ольгу. Оля – младшая дочь деда Петра, она приходилась Аришке двоюродной тёткой и была лет на 5 старше Аришки.
Оля была своеобразная, очень умная, училась на одни пятёрки и шла на золотую медаль. Но что-то с физкультурой не заладилось. Оля красивая и фигуристая. Немного полновата на детский взгляд Аришки. И бёдра её делали какой-то гитарный загиб, что было уже лишним, опять же, с Аришкиной точки зрения.
Оля была немного брезгливая и ценила личное пространство. Например, когда она, наконец, приезжала, Аришка неслась к ней в объятия на всех парах, прямо откуда-нибудь из лужи, из грядки, из канавы, так, что комья грязи или столбы пыли неслись вместе с ней, и ей навстречу выпячивалась Олькина вытянутая рука, и покрасневшее лицо вовсе не выражало радости.
Рука вытягивалась вовсе не для объятий, а чтобы остановить Аришку хоть на каком-нибудь расстоянии от себя.
А лицо краснело, возможно, от досады, что Аришка вечно какая-то грязная, а может быть из опасения, что руки недостаточно, чтобы остановить вопящую племянницу, в общем, для Ольги этот восторг был неприятен.
Приезжая в деревню, она старалась погрузиться в этот мир. Деревенский, летний, полный звуков, запахов, свободы и отдыха.
Она уходила в лес, и Аришка увязывалась вслед за ней.
Она подолгу сидела на полянах и смотрела, вдыхала лесной аромат и утверждала, что в городе совсем другой воздух. Аришка старательно принюхивалась. Вроде воздух как воздух, но Ольге, безусловно, верила. Старалась вызвать в памяти особенности городского воздуха, вспоминала, что в троллейбусах её подташнивало и болела голова.
А потом Аришка широко открывала глаза и по Олькиному примеру старалась рассмотреть всю окрестную красоту. И видела эту красоту: листья, деревья, солнечные блики, травинки, цветы. И слышала эту красоту: птичьи голоса, разные, множество прекрасных птичьих песен, и ощущала тёплый ветерок на своём теле, нежный и бархатистый.
Но долго удерживать всё это в своём внимании не могла, так как для этого нужно было напрягаться, а долго быть в таком напряжении сложно. И Аришка сдувалась, как воздушный шарик, и просто носилась по полянке, а Олька всё ещё сидела и всё ещё была погружена в созерцание.
В лесу нашлась канавка, по дну которой, в принципе, протекал ручеёк. Почему в принципе? Потому что его не было видно, а то, что он там всё же существует, угадывалось по наличию вечной мокроты. Оля предложила Аришке очистить эту канавку. Больше в свою спасательную компанию брать было некого, Андрей не очень интересовался лесными канавками, а круг общения Ольки ограничивался узко.
Кроме родственников она ни с кем не сдружилась и даже знакомства поддерживала без желания. На уровне «Здравствуйте». И в период Олькиного присутствия Аришка как-то отдалялась от друзей, даже некоторое отчуждение к ним чувствовала. Так складывалась некая конфронтация, и Аришке не совсем удобно было перебегать с одной позиции на противоположную другую. Хотя, удобно или неудобно, но Аришка всё равно перебегала. И, бывало, по несколько раз на дню.
Но, к оврагу!
Итак, Олька предложила. И рассказала, что, если всё получится, то будет чудо-чудное: голубой ручеёк, совсем как в мультике. Со всеми вытекающими из него улыбками.
Аришка согласилась.
Вообще-то, можно по пальцам перечесть, на что в детстве Аришка отвечала бы отказом. А, может, и одного пальца хватило бы, да, возможно, и одного пальца было бы много.
Итак, работа по очистке оврага началась. Из дома принесли лопаты и стали очищать дно. Там оказалось много вонючей грязи, в которой возюкались чёрные противные жуки. Овраг был длинный, работы было много, но Олька оптимистично говорила, что мы только начнём, а ручеёк сам продолжит. Ему всего лишь надо помочь вырваться из грязного плена, а потом он наберётся сил, и сам начнёт чистить себе дорожку, то бишь, русло.
