Шибко слаб ты, да и мне не грех.
Не горюй, спасём твою мы мамку.
Всех излечим, исцелим с тобой мы всех».
Тут моё сознанье притупилось,
Я поплыл к неведомым мирам.
Ощущал, как сердце Ваньки билось,
И тепло струилось по рукам.
Стук да стук – ровнёхонько чеканит,
Стук да стук – баюкает меня,
Стук да стук – пульсируя качает
Кровь, очищенную мною от гнилья.
Утро, словно гром при ясном небе,
Ванька оклемавшись, причитал,
Будто чернотою хвор и не был,
Отоспавшись, отдохнув, меня ругал:
«Дядька, дядька, время убегает!
Просыпайся, к мамке побежим»!
«Всё, Ванятка, всё, уж поднимаюсь,
Эк меня целебный сон сморил».
Ноги в руки – пёхаем в деревню.
Ванька подгоняет, слёзы льёт.
Сутки прочь – эх, потеряли время,
Но надежду тут никто не отберёт.
Ветхий дом, крыльцо встречает скорбью:
Трауром закрыты зеркала,
Тянутся соседи, как рекою –
Мамка Ваньки всё-же померла.
Ванька на колени обессилив.
Что сказать, да то, что не успел.
И во рту всё тот же привкус гнили.
К Ваньке я тихонечко подсел.
«Дядька, говорил же, нужно мамку,
Ты на кой за мной попёрся в лес»?
«Вишь, как вывернулось дело на изнанку,
Ты уж шибко не серчай, прости, малец».
В дом пройти – соседи не пускают.
Отчим на скамейке во дворе.
Как случилось, может он расскажет,
Кто ещё здесь будет в чёрном сне?
«Зря ты, Ванька, землю то копытил,
Ты ушёл, она и померла.
Как-то ни ответа, ни привета,
Тихо так взяла да отошла»…
«Дай-ка гляну, вы ж не закопали?
Хоть какой-то выужу урок.
Где, ты говоришь, Ванюшки мамка»?
«Там лежит, в дому, ещё не срок»…
Люди то не видят, я то вижу,
Как от тела мамки гниль ползёт –
Стены застилает, пол да крышу,
Всю, глядишь, округу обоймёт.
Вот уж да, скучать здесь не придётся.
Сел у тела, руки положил.
Чувствую, что в теле сердце бьётся,
Ангел, что-ли, в деле подсобил?