Avelin Duval
Эффект Манделы
Глава 1
Беатрис.
Когда хочешь выжить, ты не гнушаешься пойти по самой кривой и грязной дорожке. Твоя жизнь в приоритете, остальное неважно.
Неважно.
Неважно.
Я повторяю про себя это слово, как мантру. Неважно, что я стою посреди парковки в одном мокром полотенце. Неважно, что холодный осенний вечер кусает голую кожу милиардами мурашек. Важно лишь то, что если я не найду где укрыться, то меня поймают, а если меня поймают, то кожу будет кусать уже не промозглый ветер, а острое лезвие. На снисхождение в виде пули в голове рассчитывать не приходится. Не после моей последней выходки.
Взляд отчаянно цепляется за ряд машин. Какая из них может быть не заперта? Это мотель на отшибе маленького городка, насколько мне известно трезвых людей здесь не бывает. Возможно виной тому захудалый бар, находящийся через дорогу. В любом случае, думать, а тем более выбирать у меня времени нет – пожарная лестица, с которой я скатилась минутами ранее не расчитав скорости, загрохотала от тяжелых шагов.
Я ломанулась к ближайшей машине, аккуратно дернула ручку двери, молясь про себя и святым и тем кто остался под их тенью, чтобы та поддалась мне. И впервые за долгие годы они, кажется, меня услышали. Дверца с тихим скрипом отварилась и следом с таким же тихим заунывным звуком закрылась за мной. Я спряталась на половицах заднего сидения, прижав голые колени к дрожащей груди. Это не страх – пыталась убедить себя я. Мне просто холодно.
В копчик упирались пустые банки из под пива и энергетиков. Я старалась не двигаться, чтобы они не издавали лишнего шума, а шаги тем временем приближались к моему укрытию. Парковка плохо освещалась, единственный фонарный столб стоял поодаль и почти не касался своим тусклым светом той части, где находилась я. Если кто-то заглянет в пыльное стекло автомобиля, то ничего толком и не увидит, но если этот кто-то откроет дверь, то бежать уже будет некуда.
В прошлый раз мне рассекли лоб. В этот раз скорее всего вскроют голову.
Я сидела в полной тишине, перебирая все способы возможной кончины: расчленят, вырвут язык, сожгут прямо в машине, среди барахла и пустых жестянок. На секунду мне померещился запах дыма, дышать стало тяжело, но я боялась громким вздохом выдать своё местоположение. Пришлось прижать сжатый кулак к обескровленным губам, прикусив бледные костяшки пальцев.
– Эта сука должна быть здесь, – голос говорившего сорвался на прокуренный хрип.
Слишком близко.
Душа зыбко задражала, перебираясь от сердца к босым пяткам.
– В комнате нет никаких вещей, возможно, она сбежала до нашего прихода.
– Консьерж не видел, чтобы она покидала мотель.
Их было двое. Слишком близко. Один из них наклонился к окну и его тень упала на сидение пердо мной. Почудились пятна крови на жакардовой обивке, но то, наверное, были пятна от газировки или неудачно пролитого соуса, не больше. В стрессовой ситуации мозг умел красочно дописывать несуществующие картины.
– Считай до десяти, когда думаешь, что всё катится к чертям. – мягкий, бархатный голос сестры ударил в виски, будто она тут, рядом. Сидит на другой половице, прячась вместе со мной от забвения Смерти.
Раз.
Два.
Три.
Мне понадобилось повторить счет несколько десятков раз, прежде чем измученный рассудок решил внезапно отключиться под воздействием стресса. Сколько я не спала? Два дня? Три? Кажется перебивалась тремя часами в сутки, если не меньше.
«Проснись… проснись… проснись… немедленно открой глаза, Трис!!!» – еще один знакомый голос. Надломленный от подступающих слез. Голос, который всегда приходит только в кошмарах.
Хлопнули дверцы соседнего автомобиля. Я вздрогнула, распахнув свинцовые веки.
Темно. Всё еще темно. Сколько прошло времени?
Я подняла запястье, опоясывающееся тонким кожаным ремешком с механическими часами. Единственное с чем бы я не рассталась, даже под угрозой смерти. Стрелки дрогнули и сдвинулись с места. Время 02:47. Из мотеля я сбежала где-то в полночь. И раз я до сих пор жива, значит мои преследователи не додумались раскурочить машины на парковке.
Облегчение прокатилось по телу волной дискомфорта – все конечности жутко затекли. Полотенце сползло и валялось рядом серой массой, но нагота меня мало волновала. Я подползла к окну, чтобы убедиться, что рядом никого нет.
Издалека доносился неестественный громкий хохот двух женщин, которые, видимо, приехали в стареньком фургончике вместе с тучным мужчиной. Его лысина блестела даже с такого расстояния.
В любом случае, ни эти женщины, ни этот мужчина и тем более ни его лысина не представляли для меня никакой опасности.
Они были Неважны.
Мне захотелось рассмеяться, но с губ сорвался лишь усталый вздох. Я позволила себе пересесть на сидение и вытянуть вдоль него затекшие ноги. Неприятное покалывание поднялось вдоль позвоночника. Мои вещи остались в баке с грязным бельем в коридоре мотеля. Я успела закинуть их туда, прежде чем вылезти в окно на пожарную лестницу.
Если бы эти кретины не перепутали комнаты и не навели шуму, то, возможно, я бы всё еще сидела в душевой.
Мёртвая.
Белый кафель и красная кровь. Красное на белом. Красное на белом. Красное на белом.
Я зажмурилась в попытке отогнать непрошеные воспоминания. Прошел почти год, надо жить дальше. Легче сказать, чем сделать, тем более когда эта самая жизнь висит на волоске.
Красное на белом.
Мои колени стерты в кровь. Пропустила последнюю ступеньку, приземлилась прямо на щебень асфальта. Но тогда у меня не было времени думать о боли, которая настигла меня сейчас. На алебастровой коже кровавые ссадины казались уместными, будто неумелый художник мазнул краской по девственно-чистому холсту.
Красное на белом.
Я выдохнула. Надо найти чем отвлечься и чем прикрыть наготу. Вряд ли хозяин авто обрадуется, обнаружив на заднем сидении голую, потрепанную незнакомку.
Вряд ли обрадуюсь я, если кто-то застанет меня в таком виде.
Пошарив немного рукой в темноте салона, я наткнулась на дорожную сумку. Мало того, что оставил машину открытой, так она еще забита под завязку личными вещами и мусором.
Возможно, здесь просто нет ничего ценного.
Из вороха сбитой в кучу одежды я выудила безразмерную рубашку, на ней и решила остановить поиски, пока не наткнулась на грязное белье. Застегнулась на все пуговицы и перелезла на водительское сидение, где обнаружила сложенную несколько раз карту, разорванный блокнот и разбитые бутылки, от которых тянулся едкий запах спиртного. Теперь всё ясно, владелец просто был в невменяемом состоянии, чтобы подумать о безопасности своего имущества.
– Беатрис, любопытство губит людей, – полушепотом повторила фразу матери и на секунду мне показалось, что в водительском зеркале мелькнули ее глаза. Нет, то были мои. Маленькая деталь во внешности, которую я от нее унаследовала. Два мутных зеленых стеклышка с янтарным ободком вокруг зрачков. Мягкие карамельные кудри достались моим сестрам, в то время как мои волосы отдавали медным оттенком. Мои и Ванессы. Ее волосы почти что пылали огнем.
Во время своего побега я успела обкорнать по плечи когда-то длинные локоны и выкрасить их в насыщенно-черный цвет, и теперь меня мало что объединяло со старым образом. Я даже проколола губу, чтобы слегка изменить аккуратный контур, напоминавший мне Лукрецию, среднюю из сестер.
Я поджала губы, схватившись за блокнот, как за спасительный круг:
– Меня зовут Дэвид Аберкромби, мне 31 год и я страдаю провалами в памяти. Каждый прожитый день стирается начисто, – я читала вслух, приняв какую-то немыслимую позу на сидении. Тишина угнетала. Пришлось прищуриться до рези в глазах, чтобы разобрать текст. Дальше шла полная каша, видимо, уже изрядно пьяного Дэвида. – Путь до дома в горах… тишина… безлюдье… Дэвид Аберкромби… Дэвид Аберкромби… Дэвид Аберкромби.
Бессмыслица.
Его имя повторялось десятки, сотни раз. Я будто вчитывалась в записки безумца. Блокнот пах свежей проклейкой, спиртным и табаком. Мне стоило уйти прямо сейчас. Только чокнутых не хватало в моей веселой жизни.
Но что-то прибило меня к месту. Не давало ни вдохнуть, ни двинуться.
«Домик в горах… безлюдье…» – старомодное слово, но такое цепляющее.
Желанное.
Голова работала слишком быстро – тело не успевало за потоком мыслей. Я кинула блокнот обратно к осколкам и принялась искать телефон или фонарик в бордачке и на панели. Он по любому что-то да оставил. И да, бинго! Заблокированный телефон валялся на панели. Неважно, что находилось внутри, мне просто необходимо было подсветить себе пространство.
Тусклый свет разлился по салону.
Прекрасно.
Точнее ужасно, учитывая в каком состоянии находился автомобиль изнутри. Затушенные окурки на половицах, россыпь пепла, пустые банки и бутылки, компакт-диски, – серьезно, кто сейчас пользуется этим старьем? – и, что больше всего меня поразило – виниловые пластинки, единственные аккуратно уложенные в коробке за передним пассажирским сидением.
Проигрыватель я не нашла, так же, как и других записей. Ни блокнотов, ни папок с исписанными бумагами. Ничего.
Я перелезала бесчисленное количество раз с переднего на задние сидения и обратно, создавая еще больше хаоса вокруг себя. Пару раз порезалась, пару раз ударилась, но всё впустую.
На часах 3:30 ровно. У меня осталось мало времени, чтобы решиться на самый отчаянный и необдуманный шаг.
Вдох-выдох. Информации в разорванном блокноте катастрофически мало. Он явно новый, значит где-то должны быть старые записи.
Думай, Беатрис, думай.
Я снова на водительском кресле, небольшом островке чистоты, снова разговариваю сама собой. Механизм в голове крутил шестеренки с большой скоростью, грозясь сломать меня в любую минуту. Я опустила взор, готовая сдаться.
– Дэвид Аберкромби, – бездумно повторяла. Снова и снова, будто вернувшись к чтению его дневника. Взгляд зацепился за сверкающий осколок у педали газа. Не знаю зачем, но я извернулась змеей, наклонившись, чтобы поднять его.
Где водители чаще всего прячут вещи? В обивке сидений? Потрошить их у меня нет сил.
Где…
Под сидением? Рука нырнула в узкое пространство. Пусто. Но я решила попытать удачу еще раз и, прижав ладонь вплотную ко дну, провела ею по всему периметру, пока не уткнулась в какой-то странный бугор. Вцепилась в него и дернула, что есть силы, забыв про аккуратность. Послышался звук рвущегося скотча. Неужели кто-то свыше сжалился надо мной?
