Борис Шустер
Записки старшего прораба
Профком 1977-1978г.г.
Мне предложили поработать председателем профкома. Надо сказать, что у меня было предубеждение против профсоюзных работников ещё 50 со студенческих времён. Как-то всегда они оказывались возле кухни, возле путёвок в разные лагеря и т.д. А вот на студенческих стройках я их не видел в первых рядах. Однако это предложение давало возможность поработать в Москве, и я согласился.
Пионерский лагерь. Это главная моя забота, головная боль и радость. Пионерский лагерь создавали три организации. Денег не жалели, место выбрали прекрасное на берегу в верховьях Москвы реки, высадили кедровую рощу.
Создавали те, кто помнил своё голодное военное детство, и своим детям и внукам хотели создать красивую и радостную жизнь. Прекрасные корпуса с отоплением и канализацией, электрокотельная, на кухне электрокотлы и печи. Великолепный клуб. Киноаппаратура кроме нас, такая стояла только в кинотеатре «РОССИЯ». Жалко, что в девяностые годы безвременья мы потеряли это великолепное создание. Кедры уже должны быть большими. Кормили детей на 3 рубля 50 копеек в день. Можно вспомнить, что командировочные в это время составляли 1 рубль, 50 копеек в день. Два, а то и три раза в неделю давали детям чёрную икру, для укрепления организма. В общем, денег для детей не жалели. Но для персонала напряжение было огромным. Постоянных, профессиональных вожатых, воспитателей, начальника лагеря у нас не было. Набирали из своих ребят. В результате, в первый год моей работы после третьей смены, начальника лагеря, Женю Селифонтова, в предынфарктном состоянии увезли на скорой помощи. На второй год случилось другое происшествие. Повара встают рано. Они пришли на кухню, электричества нет, подняли начальника лагеря, в этот раз им был Куркович Юра, мужик резкий. Юра нашёл электрика, тот лыка не вязал, забрал у него ключи от котельной, пошёл, включил всё что нужно. Тут подгрёб электрик, стал по пьяни качать права, Куркович вгорячах врезал ему по физиономии. Алкаш всадил ему в спину отвёртку. Юру на «скорой» отвезли в Москву. По окончании лагерного сезона руководителя организации и председателя профкома вызвали в Киевский райком партии. На свою беду обязанности руководителя вместо ушедшего в отпуск Жени Савченко в это время исполнял главный инженер Володя Бородавкин.
В райкоме об нас вытерли ноги. Володю измордовали за то, что он в лагере не бывал. Меня, за то, что я бывал слишком часто, а значит ездил туда пьянствовать. Особенно усердствовал первый секретарь райкома. Должен признаться, хоть это и грешно, что я испытал чувство удовлетворения, когда узнал, что он выбросился из окна 1991 году. Видимо со страху
Вышли мы с Володей из райкома, день прекрасный, солнце светит.
– Володя, пошли ко мне. Семья на даче, примем по маленькой.
– Боря, я на машине, поэтому поедем ко мне, у меня дома тоже никого нет.
Поехали. По дороге затарились всем необходимым. Когда выпивка закончилась, уже рассвело.
– Боря, Наталья Петровна настаивает водку на кайенском перце, не пробовал?
– Нет. Никогда не слышал.
– Попробуем?
– Попробуем.
Н.П.Шипулина и В.И.Бородавкин
Так я впервые узнал, что означает выражение «искры из глаз». Ощущение было именно таким, что поднеси спичку, она бы вспыхнула. Когда графинчик опустел, в теле появилась такая лёгкость, что к метро я шёл, будто и не было бессонной ночи.
Возвращаясь к профсоюзу. За два года общения с московскими профсоюзными чиновниками, я лишний раз убедился в том, что мздоимство и подхалимство являются неотъемлемой чертой этой публики. Подозреваю, что и нынешние мало отличаются.
Чебоксары
В декабре 1978 года, после окончания моей работы в профкоме, мне предложили поехать в Чебоксары. Там строилась ТЭЦ 2. Нашу бригаду составляли ребята из Ивановского участка так, что меня прислали для равновесия. Уже намечалось будущее разделение. Морозы в ту зиму стояли за 30° С. Во время проверки масляного выключателя У 220, ребята потребовали нагреть его до нужной по инструкции температуры. Монтажники упёрлись. Процесс это долгий, а все торопят. Трест ЭЦМ на станции представлял Э.С. Мусаэлян. Он стал давить на наших ребят, а они принесли его книжку, где чёрным по белому он написал при какой температуре надо испытывать выключатель. В общем, наши парни настояли на своём, и как выяснилось впоследствии не зря. Выключатель нагрели, испытали в соответствии с правилами. Этот выключатель соединял блочный трансформатор с подстанцией 220 кВ, которая снабжала электроэнергией половину Чувашии, а заодно и собственные нужды новой ТЭЦ 2.
Чебоксары ТЭЦ -2
При подготовке к пуску станции, все действующие линии перевели на одну систему шин. Запустили блок, включили тот самый блочный выключатель, через некоторое время он взорвался. Отгоревшие шлейфы упали на рабочую систему шин 220 кВ. Короткое замыкание и подстанция погасла. В течение почти 6 часов половина Чувашии оставалась без электричества, в том числе и сама ТЭЦ 2. На улице было около 40 градусов мороза.
На новый год разъезжались по домам. 31 декабря в 6 часов утра я позвонил в таксопарк, заказать такси в аэропорт. Диспетчер сказала, что машины не могут пока выехать, на улице 46 ° мороза. Но первую же машину, которая заведётся, она пришлёт ко мне. Самолёт должен улетать в 9 часов, к 8 подошло такси, и мы не торопясь поехали. Я второй раз в жизни попал в такой мороз.
Как-то я повёз молодую невесту на охоту в Вологодскую область. Был конец января, стояла оттепель, и мы с удовольствием шли по зимнему лесу. От железнодорожной станции Кипелово до нашей деревни было километров 10. На полдороге нас догнала лошадь с возом сена. Вёл её мой приятель и напарник по охоте, на возу сидела его жена. Мою невесту тоже усадили на воз, сами пошли следом. Для моей подруги, московской девочки, это было почти волшебство. Поселились мы у матери мужа одной из моих тётушек. Дом большой, пятистенок, во второй половине дома хлев, где зимуют коровы и прочая живность. Чтобы попасть в туалет нужно пересечь сени, подняться на сеновал, пройти к краю полка и ты в туалете, снизу на тебя смотрят любопытные коровы. Всё это я вспомнил, когда моя невеста спросила, где туалет. Дальше каждый сам может дорисовать картину. Скажу одно. Я после этого просто обязан был, как честный человек, жениться. Хотя я и так был не против. В продолжение сказки спали на полатях, а когда проснулись, дом наполнял неповторимый аромат ржаных пирогов с грибами и щей из русской печи. В доме жили мать, дочь и внучка. Дочь работала дояркой на ферме в соседней деревне в пяти километрах. У неё было 12 коров. Доить их надо было четыре раза в сутки. В мои предыдущие приезды электричества в доме не было. Сейчас на комоде, покрытом кружевной салфеткой, красовался электрический утюг. Пришла соседка, пожилая одинокая женщина поговорили про жизнь в Москве. Её подружка рассказывала, что «в Москве в метро есть церква и там идёт служба с пением и колоколами, очень всё красиво». На третий день нашего пребывания температура за окном стала падать, и мы засобирались в обратную дорогу. В сторону Вологды шёл тракторный караван, везли сани с лесом. Трактористы взяли нас собой. Я поехал на одном тракторе, невеста на другом. Что такое поездка на ДТ ночью, по зимней лесной дороге, в не отапливаемой кабине, в облаке выхлопных газов, это отдельный рассказ. Одно скажу, мой тракторист дважды вылезал из кабины, его рвало от всех этих прелестей. Так, что про московскую девочку умолчу. Наконец доехали до конечного пункта. Остановились в доме одного из трактористов, где нас напоили, накормили, и спать уложили. Узнав, что гостья москвичка, женщины смотрели на неё как на чудо, не знали, чем ещё угостить, и сколько подушек ей подложить, как принцессе на горошине.
Наступило утро, солнце светило, снег сверкал так, что слепил глаза. Вошла хозяйка, сказала, что деревья трещат на морозе, на градуснике – 45°. Нам нужно пройти полтора-два километра до автобусной остановки. Невесту мою под шубой закутали с ног до головы в пуховые платки, оставили только щёлку для глаз. Платки отдадим в Вологде знакомым. Плотно позавтракав, мы пошли. Так как приехали мы в оттепель, то я одет был довольно легко. Сначала шли по лесу, ветра не было, но как только вышли на опушку, подул лёгкий встречный ветерок. До автобусной остановки оставалось пройти метров 500. Прошли метров 100, у меня подломились колени, не могу идти. Стали вдвоём колотить и растирать коленки. Метров через двести упал опять. Снова колотили, растирали. Наконец дошли до автобуса. И вот второй раз в жизни – 46°. Приехали в аэропорт, пошёл на посадку.
Удивило, с какой тщательностью проводили досмотр багажа. Слова терроризм мы тогда ещё не слышали. Чемоданы открывали, все вещи вынимали. У девушки передо мной вынули из сумки банку грибов, огурчиков, курицу и бутылку коньяка. Видимо ехала на встречу нового года. Всё вернули обратно. У меня кроме грязного белья ничего не было в чемодане. Прошли в самолёт АН 24. Просидели часа полтора, я замёрз как цуцик. Предложили вернуться в аэропорт, 56 самолёт неисправен. Часа в три снова посадили в самолёт, через час вернули в аэропорт. Самолёт неисправен. К этому времени всякое транспортное сообщение с аэропортом прекратилось. Ни уехать, ни приехать не на чем. Часам к семи начало созревать убеждение, что новый год придётся встречать в аэропорту. У меня в кармане полтора рубля, не разбежишься. Нашёл свою соседку по досмотру.
Извините, пожалуйста, но я стал невольным свидетелем того, какие бесценные богатства извлекли из вашей сумки. У меня есть предложение. Если нам придётся здесь встречать Новый Год, предлагаю объединиться, у меня хватает денег, чтобы купить хлеба в буфете.
Она улыбнулась, ничего не ответила. Видимо летела к любимому человеку и очень надеялась встретить Новый год с ним, а не со мной. В девятом часу нас снова посадили в самолёт. На наше ворчание, стюардесса весело ответила, что она наша надежда, её зовут Надежда, а пилот единственный, кто решился лететь. Все остальные отказались от полёта. Полетели. На подходе к Москве объявили, что садиться будем не Быкове, как по расписанию, а в Домодедове. Я очень рад. Электричка из Домодедова приходит на Павелецкий вокзал, а там до дома пять минут.
Приземлились. Когда двигатели заглохли, нам сообщили, что багаж будем получать прямо из багажного отделения в носовой части самолёта. Вышли из самолёта, подошли к багажному отделению, стучим. Открывается дверь, в багажном отделении пусто. Видимо пока нас водили от самолёта к самолёту, вещи за нами никто не переносил. А среди нас семьи с маленькими детьми, им на пересадку. Кошмар. Аэропорт битком, рейсы откладываются. Мне проще всего, мне своего чемодана не жалко. Я бегу на электричку и в 23 часа 40 минут 31 декабря 1978 года прихожу домой. Успеваю привести себя в порядок. Садимся за стол – сын, жена (та самая невеста) и я. Да здравствует НОВЫЙ 1979 год. Кто знал, что в конце этого года Советский Союз затеет войну в Афганистане?
Обратно в Чебоксары я ехал поездом. Моими соседями по купе были трое мужчин, как выяснилось в разговоре, они ехали по поручению министерства энергетики на расследование аварии на ТЭЦ – 2. Я лишний раз порадовался за наших ребят, у которых хватило настойчивости при выполнении своей работы. По результатам работы комиссии к нашему персоналу претензий не было.
Рязанская ГРЭС 1979 – 1982гг
Промозглым серым мартовским днём я вышел из автобуса в городе Новомичуринске, прибыл на Рязанскую ГРЭС. Здесь шло строительство второй очереди станции, блока № 5 800 МВТ. Бригаду электриков возглавил Голубев Вася, бригаду ТАИ Смирнов Женя. Они оба жили с семьями в Новомичуринске со времени строительства первой очереди.
Вася Голубев. Характеризуя его, Валера Кудряков как-то сказал – молотит, как дизель в заполярье. Очень подходящая характеристика. Энергией и работоспособностью Василия Петровича можно восхищаться. Мы шли на работу, а Вася уже успевал сбегать в соседнюю деревню и принести оттуда молоко для своих детей. Правда, спустя много лет Василий Петрович уехал на работу заграницу и оставил мне на попечение детей и жену.
Женя Смирнов обладает массой талантов. Он между делом мог написать гекзаметром оду, защищать ворота футбольной команды и играть на трубе. Если мне не изменяет память, ему в Липецке, где он часто бывал в командировке, местные оркестранты подарили золотую трубу. А как он собирал грибы, это отдельный разговор. Как-то поздней осенью Женя, Витя Орлов и я решили в выходной съездить в Пронский лес за грибами. Договорились, что идём, если не будет дождя.
Утром смотрю в окно, белым бело. За ночь навалило снега. Подъехал на своей машине Витя Орлов, ждем Женю. Не дождавшись, едем к нему домой.
– Ребята, снегу навалило.
– Дождя нет?
– Нет.
– Значит, идём, как договорились.
– Резонно.
По дороге пришли к выводу, что выпавший снег придавит траву, и грибы будут торчать столбиками, сами идти в руки. Действительность оказалась грустнее. Грибов не было.
На ГРЭС я встретил своего однокашника по МЭИ Юру Колобанова. Он работал заместителем начальника электроцеха. У Юры было хобби – парусный спорт. По его предложению станция закупила девять яхт (швертботов) трёх типов: Кадет, ОК и Летучий Голландец. По три каждого типа. Юра организовал «Яхт клуб» для школьников и устраивал соревнования на местном водохранилище.
Меня он приглашал прокатиться с ним на Летучем Голландце. Я долго не соглашался, в глубине души подозревая, что действительность будет, не так красива и приятна, как кажется с берега. И мои подозрения оправдались. В конце концов, через год Юра меня уговорил. 9 мая он открывал сезон, и я пришёл. Яхту мы вывели из эллинга и стали её собирать, ставить шестиметровую мачту, крепить такелаж. Подняли паруса: грот и стаксель. Собрали, пошли.
Юра объяснил мне мои обязанности матроса. Я должен работать со шкотом стакселя и откренивать яхту при сильном встречном ветре. Для того чтобы откренить яхту, я должен встать на борт и повиснуть на стальном тросе, прикреплённом к мачте. Для этого я надел на себя пояс с крюком, за который и надо будет цеплять этот трос. В теории всё просто, на деле я, боясь выпасть за борт, стоя на полусогнутых ногах, хватался то за трос, то за шкот. Через полчаса этих упражнений я содрал кожу на ладонях, а Юра радовался хорошему ветру и командовал:
– Выпрями ноги, отклонись сильней, подбери шкот! Не знаю, сколько прошло времени, но в какой-то момент, я увидел, что огромное бревно, к которому крепится грот (по- моему называется гик), летит на меня.
Не успев испугаться, я вылетел за борт. Когда я вынырнул, яхта лежала на боку, а Юра сидел на борту, даже не замочив кроссовки.
– Живой?! Плыви к топу мачты.
Я догадался, что плыть надо к верхушке мачты, приплыл. Юра встал на шверт.
– Толкай её вверх.
Толкнул. Яхта нехотя поднялась и встала в нормальное положение, я подплыл и хотел забраться на борт.
– Обожди, вода должна сойти.
Юра выбрал паруса, яхта стала набирать ход, вода из неё вытекала. Я висел за бортом. Надо сказать, что день был прохладный, и я пришёл в фуфайке и резиновых сапогах. Яхта набирала ход и я почувствовал, что с меня сползают сапоги.
– Юр, долго мне ещё висеть, сапоги сползают.
– Ладно, залезай.
Я резко подтянулся на руках и…. с головой ушёл под воду. Забыл, что на животе у меня крюк. В конце концов, я забрался на яхту, и мы поплыли к причалу. Юра высказал мысль о том, что я видимо больше не захочу плавать на яхте. Но он ошибся. Через пару недель я взял у него ключи от эллинга, вывел яхту, собрал её один, походил по водохранилищу, вернулся к причалу, разобрал и поставил яхту на место. За этот «подвиг» Юра выделил мне в пользование « Летучего Голландца». Я катал на нём матросами желающих. Мы иногда переворачивались, но я уже как старый морской волк, кричал матросу:
– Плыви к топу, толкай вверх.
За участие в соревнованиях в честь Дня Военно-морского флота, Юра наградил меня грамотой.
Я с Юрой Калабановым на «Летучем Голландце» в слабый ветер.
Чем ближе к пуску, тем больше фронт работ. Бригада у Жени Смирнова перевалила за 80 человек. У Васи Голубева работало около сорока специалистов. Парни и девочки в основном молодежь. В гостинице в комнате отдыха организовали танцевальные вечера. Да с такой выдумкой, что от местной молодёжи не было отбоя. У Жени работала интересная пара, муж с женой Фесенко и Рыжова молодые специалисты. Он умница, энергичный, романтик. Организовывал вечера, ходил в походы на байдарке. После окончания работ на Рязанской ГРЭС, они уехали на Курскую АЭС. Прошло лет двадцать. Возле Киевского вокзала я встретил Фесенко, обрадовался.
− Где? Как живёшь? Где работаешь?
Он радостно заговорил. Быстро, не сбиваясь, не отвлекаясь ни на что другое. Он говорил о благодати, сошедшей на него, о батюшке, который привёл его в храм. Глаза его остановились, на мои попытки вставить хоть слово, он не реагировал. Постояв немного, я ушёл, а он, по-моему, продолжал говорить.
У Жени группу, ведущую наладку автоматики возглавлял Марк Зигельбойм. Он был постарше нас. Вместе с ним работала его жена Жанна Гимара. Злые языки говорили, что как специалист она посильнее Марка. Но если Марк любил поговорить, то Жанна работала молча. В отпуск Марк ездил в Бердичев, а возвращаясь, рассказывал, что всё меньше осталось знакомых. Уезжают в Израиль. Мать Марка жила в последние годы в Пансионате для старых большевиков. Она была в своё время членом ЦК Компартии Румынии. В очередной раз, возвратясь из отпуска, Марк рассказал:
– Пригласил к себе дядя, он уезжал в Израиль. Дядя отозвал меня поговорить.
– Марк, хочу объяснить, своё решение. Понимаешь, мы приехали в Советский Союз после войны. Мы ехали, побросав всё. Ехали все, богатые и не очень богатые, молодые и старые. Для нас Советский Союз был землёй обетованной. Когда поезд пересёк границу и остановился, все вышли из вагонов, упали на колени и стали целовать землю. Я старый человек, в Израиле меня никто не ждёт. Но теперь все едут в Израиль, и я тоже еду.
Вспоминаю забавную историю. Мы эпизодически получали в Новомичуринске квартиры для своих сотрудников. Получив очередную квартиру, мы с Женей Смирновым чешем затылки. По всему квартиру надо давать Марку. Но Марк с Жанной и дочкой живёт в гостинице в двух комнатном номере, и вряд ли будет связываться с квартирой, которую надо обживать. А у нас есть и другие семьи на очереди. Решаем предложить квартиру Марку, а там видно будет. Зовём Марка.
− Мы получили квартиру, можешь занимать её.
– Нет, ребята так дело не пойдёт. Мне квартира конечно не нужна. Вы об этом знаете и не должны были мне её предлагать. Но так как квартира мне положена, то я подготовил речь в защиту своих прав. А вы мне сорвали выступление.
Сошлись на том, что мы выслушаем его выступление, признаем свою вину, а квартиру отдадим Вите Орлову. На станцию привезли из Грузии четыре десятка шкафов функционально группового управления (ФГУ). Начальник стройки называл их «функция Ф». Во время проверки, Марк со своей командой обнаружил, что все они собраны неправильно. Нужно перепаивать более сотни концов в каждом шкафу. Предложение отправить шкафы обратно на завод, отпало сразу. Когда они вернутся, и в каком виде никто не брался предсказать, а сроки уже поджимают. Решено приводить шкафы в порядок на месте. Владлен Архипов собрал все резервы и прислал к нам. Среди прочих приехали десять ведущих специалистов из бригады Курской АЭС. Мы с Женей Смирновым их приняли с почётом. Поселили в станционном профилактории. Там завтрак и ужин, на работу и с работы везёт автобус. Сами бы так жили. Но ребята оказались недовольны. На курской АЭС было лучше. Жили с семьями, от поездок отвыкли, да и командировочные платили больше. Пришлось приводить их в чувство, используя всё богатство великого русского языка. Тем временем Марк обнаружил, что все инверторы в шкафах не работают. Руководство станции послало рекламации на завод. А время шло. У нас в стране была устоявшаяся привычка брать обязательство заканчивать работу к праздникам. В этот раз руководство стройки, думаю не без давления извне, взяло обязательство пустить блок 800 МВТ к 7 ноября 1980 года. Но ситуация складывалась так, что стройка не успевала к этому сроку. Интересно наблюдать эти самые извне. Приезжает на стройку заместитель министра энергетики. Мне он напомнил одного из героев романа Марти Ларни. Постоянно демонстрировал своё слабое здоровье. Ведёт оперативное совещание, в помещении сидит человек восемьдесят.
Я должен отметить, что работа на стройке была организована хорошо. Начальник стройки доложил, что задержка на сутки произошла из-за аварии на питающей подстанции. Я попросил наших специалистов в министерстве подсчитать, сколько времени нужно на устранение этой аварии. Специалисты подсчитали, что на это понадобится не менее двадцати четырёх часов. Вы молодцы уложились в это время. В зале началось лёгкое волнение, каждый спрашивал соседа, о чём речь, какая авария? Начальник стройки, чувствуя, что сейчас кто-нибудь вслух спросит, быстро перешёл к другой теме. Но впечатление о министерских специалистах сложилось. Не менее интересны были и местные Рязанские партийные бонзы. Идёт очередное совещание, но уже в присутствии первого секретаря Рязанского обкома партии, члена ЦК КПСС. Хозяин Рязанской области сидит вальяжно в кресле, в присутствии более сотни руководителей разного ранга, как стройки, так и местной власти. Достаёт из кармана пачку MARLBORO, со смаком закуривает, пуская дым в потолок. Снисходительно слушает выступающих, всем своим видом демонстрируя, кто здесь, кто.
В это время купить пачку и болгарских-то сигарет было не просто. Другим забавным представителем местной власти, был второй секретарь Рязанского обкома партии. Это другой типаж. Если первый был вальяжный барин (правда, не знаю, каким он становился, когда приезжал на ковёр в Москву), то второй был «костолом». Приезжал на стройку тихо, ходил и слушал разговоры рабочих. Понятное дело, что наш народ не стесняется в выражениях, особенно когда что-то не 64 получается, и костерит
начальство почём зря. Наслушавшись, Второй приходил на очередную оперативку и демонстрировал свою осведомлённость в делах стройки. Предрекая всем и каждому в отдельности, что будет, если…
Накануне Октябрьских праздников затопило береговую насосную станцию. Шум, гам, суета. Директор станции, Анатолий Фёдорович Смирягин, таскает шланги для откачки воды. В это время Слава Глинёв вместе с Пашей Гапанюком испытывают шестикиловольтные двигатели, отгоняя толпы бегающих по насосной. Анатолий Фёдорович, был в своё время начальником котлотурбинного цеха. Когда он начинал говорить о трубах, остановить его не было никакой возможности. Был он маленького роста, щупленький. Местные шутники говорили, что он перед монтажом проползал насквозь паропроводы, выискивая внутренние дефекты. Может быть поэтому, а может ещё почему, но нашего брата наладчиков он не любил. Доходило до смешного. Со мной он разговаривал, приоткрыв дверь своего кабинета, не пуская меня внутрь. И вдруг на «разборе полётов» аварии береговой насосной он сказал, что пока все охали и ахали, мешая друг другу, одни наладчики спокойно занимались своим делом. Наступило 7 ноября, до включения блока было ещё далеко. Девятого ноября на утренней оперативке появился второй секретарь Рязанского обкома КПСС, досидел молча до конца совещания. Потом встал и произнёс:
– За обман Партии и Правительства председателю пусковой комиссии, начальнику стройки, начальнику монтажной организации явиться в следующий четверг на бюро обкома. Предоставить объяснительные записки не менее чем на четырёх листах. – И с тем вышел.
Повисла гнетущая тишина. А когда все разошлись по своим местам, началось самое гнусное. Каждый руководитель разослал доверенных на поиски виноватых у соседей. Для нас этой проблемы не существовало по определению. Так как мы стоим в конце технологического процесса, то и заканчиваем работу мы последними. А значит в глазах разных «секретарей» мы всегда виноваты. Между прочим, это происходило и на других объектах, когда уже не стало «секретарей», но никуда не делись, далёкие от понимания технологического процесса, чиновники.
Председателем пусковой комиссии был управляющий «Рязаньэнерго» и бывший директор Рязанской ГРЭС Шестаков Вилорий Николаевич. (Вилорий – Владимир Ильич Ленин Организатор Революции). Надо отдать ему должное. На вечерней оперативке он призвал прекратить поиски «виноватых», а спокойно работать. Хочу сказать несколько слов об оперативных совещаниях. Проводились они ежедневно в 9.00, в 14.00, и в 22.00. Собиралось на них не менее 50 человек. Наши вопросы обсуждались последними, поэтому приходилось сидеть по полтора, два часа без толку. Особенно поучительна была вечерняя оперативка, на которой обсуждались планы на ночь. Заканчивалась она за полночь. Выходит из штаба толпа в полсотни человек, а на стройке видны три, четыре вспышки сварки и всё. Ситуация изменилась когда совещания стал проводить вместо заболевшего начальника стройки, приехавший из Москвы Юрий Корсун, начальник Главцентрэнергостроя. Он не тащил на сборы всех подряд, а распределил совещания по тематике и собирал только тех, чьи вопросы обсуждались. К сожалению, этому примеру больше никто, на моей памяти, не последовал. Корсун явно выделялся на фоне других министерских чиновников. Молодой, энергичный, интеллигентный, что совсем не характерно для этих ребят. Особенно приятное впечатление он произвёл, когда предложил начальнику одной из строительных организаций сесть с ним и нарисовать эпюру нагрузок на стенки бака для мазута.