Булат Арсал
Агапея
– Лейтенант Хромов, морская пехота Тихоокеанского, – прокричал он, пытаясь переорать работу дизельного двигателя.
– Капитан Рагнар. Народная милиция ДНР. Очень приятно. Давай сразу к делу.
– Давай. Чего кота за яйца дёргать? Говори свою позицию. Что делать думаешь?
– А чего тут думать? Ждать, пока танки прибудут, мы не можем. Мне задача поставлена – начать зачистку цехов и выставить флаг на какой-нибудь видимой высоте на заводе. Тебя ко мне в помощь прислали или ты мимо проезжал?
– Да отстал я от своих, а тут вижу, вы к проходной побежали. Дай, думаю, подсоблю. Всё равно в машине только экипаж. Десанта нет.
– Ну, за это спасибо! Тогда давай так… У тебя снаряды в комплекте есть?
– Штук тридцать ещё есть и на ПКТ патронов на полторы тысячи. Можно воевать.
– Хорошо. Мы будем твоим десантом и пойдём позади, а ты для начала пару снарядов хлопни по воротам в цех и по центральным окнам второго этажа. Там очень удобная позиция для огнемётчика, пулемётчика и снайпера. Хорошо, если там никого нет.
– Да нет, брат, – не согласился Хромов, – лучше, если там будет кто-нибудь. А ещё лучше, если бы все трое да с гранатомётчиком там оказались.
– Давно на войне, лейтенант? – улыбаясь, спросил Рагнар командира боевой машины.
– Второй день. В бою первый. А что?
– Азарта многовато, смотрю. Но это пройдёт. Ты, главное, на месте на застаивайся. Ворота в цех пробьёшь – и сразу сам в них ныряй. Не оставайся на заводской площади. Тогда ты мишень.
– Так я уже был мишенью только что, а они ничего и никак.
– Так они тебе тоже не пальцем деланные. Ждали, что покрупнее броня придёт. Тебе такая мысль не приходила в голову? Возможно ведь и такое? А если они там есть, то у них дефицит боекомплекта. Вот почему и не стали на твою консервную банку огнемёт тратить. За „консерву“ не обижайся. У нас её так все зовут.
– Ладно. В сторону трёп. Задачу я понял. Сколько твоих за мной пойдёт?
– Десять за тобой. И по пять по бокам вдоль стен. Трогайся.
Пока машина подъезжала к углу для резкого выхода на линию огня, Рагнар быстро поставил задачи группам и возглавил парней, идущих за БМП. Пашка также был включён в центровую группу со своим верным пулемётом.
Сделав два пушечных выстрела по оговорённым целям, машина на скорости влетела по сваленным створам ворот внутрь цеха. Десант броском, ведя беспорядочный огонь по окнам вторых этажей внутризаводских зданий, быстро скрылся внутри производственного помещения. Ответного огня не последовало. Через минуту внутри здания были и остальные десять бойцов Рагнара.
– Осмотреть помещения. Разделиться по двое. Сначала нижний уровень. Потом верхний. Смотреть под ноги. В стране дефицит с протезами, и голов вам запасных у меня нету. Не подвезли, – закончил шуткой командир и сам пошёл с Пашкой в сторону какой-то ниши, напоминавшей инструментальный склад.
Хромов приказал заглушить двигатель, спрыгнул на бетонный пол и, вынув пачку сигарет, выбил себе одну. Закурил.
В опустевшем от станков и рабочих, онемевшем цеху эхом распространялся лишь негромкий разговор бойцов и скрежет битого стекла под ногами. Где-то за пределами завода, не в самой близости от него, слышалась отдалённая артиллерийская и пулемётная стрельба, свист пролетающих мин и глухой шум взрывов снарядов.
– Вот, пацаны, – обратился Хромов к экипажу, – сегодня у нас с вами первый оборонительный рубеж на счету. Впишу в журнал боевых действий. Может, наградят? Как думаете?
– Наградят. Обязательно наградят, – неожиданно для себя лейтенант услышал за спиной голос Рагнара. – Мы тут остаёмся и вызываем основные силы. На втором этаже три „двухсотых“, два „Джавелина“ при них и РПГ-16 с отложенным снарядом. Так что с боевым крещением и хорошей работой, лейтенант! Респект и уважуха тебе за помощь и огневую поддержку. Давай покурим и будем прощаться. По рации сообщили, что морпехи БМП потеряли. Это точно по твою душу. Я уже доложил, что без тебя ни хрена бы тут не справились. Так что ругать тебя не будут, а может, и орден дадут. Я рассказал всё как надо.
– Вот на этом спасибо, – сказал Хромов и добавил: – Вообще-то меня Коляном зовут.
Обнялись. Хромов запрыгнул на броню, влез в раскрытый люк, поднял вверх сжатый кулак „No pasaran“, скрылся внутри башенки, и машина дёрнулась из цеха по направлению к главному выезду. БМП только исчезла за поворотом, а Рагнар успел собрать бойцов для получения новой задачи, как раздался резкий, раздирающий душу и одновременно оглушительный, раскатистый взрыв. С места, где скрылась боевая машина, повалил чёрный густой дым.
Увлекаемые командиром, солдаты бросились в проездные ворота. Залегли за укрытием, подождали, пока закончит рваться боекомплект. Стихло минут через десять, но Рагнар разрешил встать и выйти из-за бруствера и угла здания ещё через минут пять.
Машина не просто была охвачена огнём. Она была разорвана на части изнутри, и искорёженные куски вырванного металла лежали вокруг. Пашка подобрал ещё горящий танковый шлем, на котором изнутри извёсткой было вытравлено имя хозяина: „Л-нт Хромов Н. А.“. Экипаж остался целиком в горящей машине, и какая-либо помощь им была уже совершенно бесполезна…
Два триколора в тот день вывесил сам Пашка, а когда приехали однополчане Хромова, передал им его шлемофон. Потом ещё сказали, что на машину был сброшен сильный боеприпас с дрона.
– Какая разница, что там на него сбросили? – сокрушался позже Рагнар. – Надо было ехать или лететь через всю страну, от самого Тихого океана, чтобы погибнуть в первом же бою. Нелепость какая! И что за идиоты в штабах свои толстые с…альники отсиживают? А ведь парень геройский был. Помянем, братцы, настоящих бойцов, и пусть земля им будет пухом. – Встал и залпом опрокинул стопку прямо в глотку…
На войне как на войне. Вот ты живой – и вот ты мёртвый…»
* * *
Сон потихонечку рассеялся, и Пашка начал отчётливо слышать голоса соседей снизу и за стенкой. Почувствовал, что наволочка насквозь мокрая. Такое с ним бывает, когда снятся кошмары или вспоминаются сложные дни и неприятные моменты на войне. Особенно такое стало часто происходить после контузии, полученной на улицах Мариуполя ещё в марте. «И чего мне сегодня этот лейтенант приснился? Может, случилось чего у пацанов?» – подумал Пашка, осторожно слезая со своего спального места.
Сполоснул водой лицо, оправился, подтянул форменную одежду, вернулся в свой отсек, где трапезничала семья, занявшая не только оба места снизу купе плацкарта, но и другое верхнее и оба сбоку. Грудастая тётка лет пятидесяти с лысым и худющим дядечкой, а также их дочь в ранге молодой жены такого же костлявого полуинтеллигента с острым кадыком и далеко выдающимся шнобелем оказались новыми попутчиками Павла до самого Ростова. Верхнее боковое место было занято огромным контейнером для перевозки домашних питомцев, из которого торчали в открытых местах сгустки бело-рыжей шерсти и усища некоего кото-бегемотного существа с наглым и ленивым взглядом, озиравшим видимое пространство жёлто-зелёными глазищами. Впрочем, существо оказалась котом женского пола со странной кличкой Леопатра. Поездка на кошку влияла благоприятно, она не настаивала на самостоятельных прогулках, а также не просилась в туалет чаще, чем его посещали хозяйка семьи и её наследница. Ела много, но лениво. Она даже промяукала за всё время поездки Павла в этой компании всего пару раз, во сне, скорее всего, когда ей вспомнился какой-нибудь кот-мачо времён её бурной молодости, проживавший на чердаке их дома несколько мартов назад.
– Военный? – громко спросила главная женщина глубоким, бархатным баритоном, и только сейчас Пашка заметил над её верхней губой тонкий пушок усов.
– Так точно, – спокойно ответил солдат и присел на край лежака её мужа, у самого прохода.
– С войны или на войну? – задала второй вопрос толстая баба-гусар.
– С войны и на войну, – ответил Пашка и добавил: – Из отпуска снова в часть.
– Давно служите? – никак не могла угомониться праправнучка Бабы-яги.
Пашка поймал себя на мысли, что присутствует на допросе, и решил сразу поставить дамочку на место за излишнюю приставучесть к совершенно незнакомому человеку. Пошёл сразу в атаку:
– Давайте я вам всё сразу скажу. Зовут меня Павлом. Ополченец Донбасса, родом из российской глубинки, имею боевые награды, чуток ранен, немного контужен, не курю, пью в меру, не женат, но девушка есть, служу давно, воюю тоже давно и надеюсь дойти до победы. Если у вас ко мне больше нет назойливых вопросов, то прошу разрешить мне развернуть за столом свою трапезу и откушать. Нам с вами часов семь ещё ехать, а потом мне надо двести километров да кучу блокпостов преодолеть. Так что не обессудьте…
Через час поезд остановился на очередной станции. Пашка проверил телефон, поймал связь и наконец впервые за всё время позвонил командиру. Договорились, что перекантуется на вокзале, а утром выдвинется в сторону «ленточки», где его будет кто-нибудь ожидать. Плотно поев, решил, не вступая в дискуссии с попутчиками, отвалиться на боковую. Где там ещё на вокзале поспишь?
И всё же не успел он свернуть и забросить китель наверх, как услышал вопрос от худощавого муженька некрасивой усатой тётки:
– Не скажете, товарищ, скоро ли война закончится? Поговаривают, что мобилизация готовится. Что думаете?
Павел вновь присел и решил ответить человеку, тем более что спросил он как-то вежливо, и было некрасиво просто отбрехаться. В конце концов, не за этих ли простых людей-обывателей Пашка там воюет с братьями по оружию?
– Не знаю, отец, что и сказать. Знаю, что не победить мы уже не имеем права. Когда? Не знаю, я не генерал. Да и про мобилизацию у нас также говорят. Только ведь в Донбассе нас сразу двадцать четвёртого февраля в поля вывели. Всех. И молодых, и годовалых соскребли по сусекам. Хватит ли нас на эту всю ораву, что набежала со всей Европы, или нет? Тут я могу только подтвердить, что маловато нас там. Маловато…
– Вот и зятёк наш говорит, что придётся ему туда скоро собираться, – вступила в разговор его супруга.
– Да чего пристали к солдату? – вдруг раздался голос кадыкастого парня, который почти всё время отгадывал кроссворды на своей полке. – Если начнётся, то всем перепадёт. Прятаться не стану.
– Ох ты, батюшки! Вояка нашёлся! – громко поддела зятька тёща. – Куды тебе в армию? Ты же даже срочную не служил. Лежи ужо тама и помалкивай! Вона с Машкой внучат нам лучша нарожайте. А то свадьбу им шикарну на всю округу сварганили, а они уж цельный год никак не понесут… Что, дочка, вялый, чо ли, муженёк-то?
– Мама! Чего ты при посторонних всякую чушь несёшь? – возмутилась тонким жалостливым голоском дочь Маша.
– Никакой культуры у вас, Валентина Михайловна! – вставил зятёк и снова уткнулся в кроссворд.
– Ой! Культурный нашёлся! Смотри на него! В карманах ни шиша, работает за копейки, ни кола своего, ни двора, а туда же! Умничать взялся! Лучша бы вон на Север поехал или в Сибирь какую-нидь. Чего за зря в носу ковыряться? – завершила свой злой приговор женщина-танк и отправила в огромный железнозубый рот трёхслойный бутерброд с двумя видами колбасы и копчёным сыром.
– Ладно, мать, зачем ты, в сам деле, при людях молодёжь нашу страмишь? – встал на сторону детей тесть. – Если прикажут, то и я бы пошёл. Как полагаете, товарищ, возьмут?
– А вам сколько сейчас? – как-то важно спросил Пашка.
– Да зимой пятьдесят пять стукнет. Я и в армии в танковых служил.
– У нас в ДНР предельный возраст до сих пор пятьдесят пять. А как в России будет всё происходить, того никто не может знать, за исключением самого. – И показал пальцем в потолок.
– Так вы профессиональный военный? – задал вопрос парень с верхней полки, стараясь не обращать внимания на обидные слова тёщи.
– Учился в педагогическом. Понял, что никаких знаний в сегодняшнем вузе не дают. А чего зря время убивать? Решился попробовать себя в добром деле. Не жалею. Нисколько не жалею.
– Ой. Так ведь страшно, наверное? – снова послышался голосок молодой жены. – Как же вы решились?
– Сначала бравада была, конечно. Потом, когда в первый раз под обстрел попали, чуть в штаны не наложил. Трясло целый день. Даже думал уволиться. Тогда ещё можно было, так как до спецоперации всё случилось.
– А чего не ушли? – спросил уже молодой муж.
– Да как-то стыдно было перед пацанами. В общем, перетоптался, пересмотрел отношение к себе и решил, что если уйду, то самого себя предам. Я прочитал в одной книге такую мудрость: «Кто однажды не переборол в себе трусости, будет умирать от страха до конца своих дней». И я с этим согласен однозначно.
Ехали какое-то время молча. За окном уже стелилась степь, местами исполосованная узкими посадками деревьев, разделявшими поля, засеянные разными культурами. Нива чередовалась заброшенными участками, заросшими разного рода сорняком. Со временем за окном пошли только бесхозные пустоши.
– Эх, – вздохнул отец семейства, не отрываясь от окна, – вот ведь какая ерунда получается… Раньше всё это место целиком засеяно было. Колхозы работали, пахали фермеры. А теперь половина земель заброшена. Птицефабрика у нас в районе была. Закрыли! Свинокомплекс на семь тыщ голов разорили! Молоко в деревню из города везут автолавкой. Докатились! Совсем страну довели, плешаки голомозые! Только и знают, что хвастаться о развитии страны. А где оно? Где развитие? Откуда будем хлеб брать, коли большая война разгорится? Чего жрать станем? Ишо ведь этих кормить придётся.
– Кого ты собрался кормить, дрючок старый? – выдала и тут же захохотала большая женщина. – А будешь громко гутарить, то на баланду перейдёшь.
– Чего ты т у т а р а з ора лась, д у р а б езмозглая?! – неожиданно для Пашки вскрикнул муж и стукнул по столу. – Я имею право спросить, когда в стране порядок наведут. Я всю жизнь счастливого будущего жду, а его всё нет. Может, кто-то из вас мне скажет, почему так?
Слова не на шутку разгорячившегося мужичка повисли в воздухе. Наступила неловкая тишина. На вопрос так никто и не ответил, да и не мог ответить. В России все директивы исходят сверху и обсуждать здесь и сейчас проблемы высокого плана было бы просто бесполезно и глупо. Так уж сложилось, что всё в стране делалось во все времена с оглядкой на верха. Кабы чего не вышло! Уж лучше ждать приказа, чем проявлять инициативу. А вдруг невпопад? А народ? А народ всегда отнесётся с пониманием и будет терпеть и держаться, даже без денег. Разве от простых людей в России что-то зависело? Вот если на войну пойти или, как раньше, комсомольские стройки осваивать, то тут, конечно, без простых людей никуда. А вот за народ решать и о судьбе его думу думать, то тут другие люди нужны – непростые, богатые, с двумя-тремя паспортами, холёные, лощёные, говорливые, в дорогих костюмах и лакированных ботиночках. Изображать всенародное согласие и любовь, когда старики еле концы с концами сводят, – самообман и лицемерие всенародного же масштаба.
Пашка не любил рассуждать о политике ни в каком кругу, но думать о происходящем вокруг ему запретить никто не мог. Его так же, как и этого возмущённого землепашца, приводила в недоумение вся картина происходящего. Телевизор голосами глашатаев главных каналов откровенно врал, что всё хорошо. Окружавшая реальность кричала об обратном. Рубль, как атрофированный мужской половой орган, уже и забыл, когда поднимался, жильё недоступно, машины стали снова дорогой роскошью, у пенсионеров сначала украли накопления, а потом заставили их же самих ещё несколько лет отрабатывать уворованное чиновниками. И самые главные вопросы, которые задают все, кто за «ленточкой»: «Чего мы ждали восемь лет? А не умоемся ли мы очень большой кровью на этот раз? Как так получилось, что вроде братский народ встретил союзные войска ожесточённым сопротивлением? Сколько необученных „мобиков“ на подступах к Мариуполю в пашню укатали? Почему города Донбасса украинская артиллерия утюжит так, как никогда за восемь лет Русской весны? Сколько ещё телевизор будет народ на ночь убаюкивать небылицами о том, как генералы за три дня Киев брать собирались? И стоит ли эта война того Русского мира, в котором останутся сотни тысяч семей без мужей, отцов, сыновей? Не напрасна ли кровь солдата, пролитая за такой мир?»
Ох и много же вопросов! Да ответов нетути…
Павел вспомнил, как прочитал в одной исторической книжке про династию Романовых, что говорила Екатерина Великая о важности развитой интуиции для работы правителя или руководителя. Екатерина II имела в виду, что в управлении важно уметь угадывать развитие событий и последствия принимаемых решений. Уметь заглянуть в будущее дано не каждому, но у неё это получилось. Факт! Удавалось ли хоть в одном своём шаге заглянуть в будущее сегодняшнему руководству? Сомнительно. Очень сомнительно. И кто же будет отвечать за подобные решения?
Отвечать за них придётся простому российскому обывателю и рядовому Костину, ефрейторам Бологуру и Гурову, гранатомётчику Саенко, капитану Рагнару, многим тысячам Ивановых, Петровых, Сидоровых, Хромовых и прочих солдат и офицеров с разными фамилиями многонациональной России. «Дай-то Бог в помощь нам», – наверное, с такими мыслями Пашка и отправился на боковую.
До Ростова оставалось достаточно времени, чтобы ещё разок поспать. Впереди была бессонная ночь на скамейке в зале ожидания железнодорожного вокзала. Павел тут же закрыл глаза и постарался представить себе её образ.
«Мы увидимся завтра. Я тебе обязательно всё скажу честно и открыто. Ты хорошая и, конечно же, услышишь меня. Закончится война. Мы создадим семью. У нас будут дети. Мы будем вместе. Ты и я. Я и ты. Вместе навсегда. Навсегда…» – так он и заснул под убаюкивающий стук колёс поезда, который не в первый раз вёз его в сторону войны, где теперь у него была ещё и любовь. Какое несуразное несоответствие – любовь и война… А может, всё-таки это сочетание, без которого нам будет трудно и выжить, и победить?
* * *
Бывает ли любовь с первого взгляда? А разве она бывает с какого-то второго или третьего? Где-то когда-то кто-то умный или очень учёный доказал, что любовь – не что иное, как обыкновенная и в то же время единственная в своём роде и удивительная химическая реакция. Первая встреча взглядом с глазами человека, образ которого вы себе давно нарисовали как идеал красоты, изящества и вожделения, зарождает в душе, в сердце, в теле цикл сильнейших реакций, химическое взаимодействие неизвестных вам клеток, посылающих мгновенно сообщение в мозг, подтверждающее притяжение. Пусть несколько мудрёно и не сразу понятно, но суть мысли в том, что любовь в человеке зарождается или сразу, или не возникает никогда. Как на уроках химии: в колбе что-то зашипит и забурлит или эксперимент не удался. Реактивы не те подобрали…
Кто-то скажет, что это не любовь, а просто сексуальное влечение и что мужчины, предлагая руку и сердце, чаще смотрят на округлости, разделяемые талией, и привлекательность голых коленок женщины… Они будут правы, но ведь, покупая автомобиль, никто из нас не может с точностью на сто процентов сказать, как себя покажет эта красивая груда железа в период её эксплуатации. Всё начинается с первого взгляда, хотя продолжение у каждой реакции своё, как и то, что некоторые звёзды Вселенной давно потухли, а мы принимаем на ночном небосводе за их сияние лишь вспышку после их гибели, идущую до нас миллионы лет. Реакции, происходящие на Солнце, греют, кормят и вообще дают нам жизнь от момента нашего рождения до смерти и возрождения на этой планете под названием Земля.
То, что происходило с Павлом Костиным, стоило назвать именно любовью, и произошла она, как это должно быть хотя бы у одного из партнёров, именно с первого взгляда в глаза живой, а не фотографической Агапеи. При встрече с ней у него что-то трепетало в животе, голос его дрожал, а в горле поселялась сухость. Павел смущался, когда, думая о ней, улыбался, а окружающие замечали это и задавали неудобные вопросы. Он всё время был под ощущением, что знал Агапею всегда, быть может, в прежней жизни, и постоянно представлял себя и её рядом, и не обязательно в постели. И главное – ему нестерпимо хотелось её видеть, пусть издалека, но видеть.
Ему было всё равно, идеально ли они подходят друг другу, совместимы ли физически, эмоционально, по интеллекту. Всё, что он знал: ему действительно очень и очень нравилась Агапея, и он серьёзно уже планировал совместное с ней будущее. Думал о том, как выразить свои чувства и дать им обоим шанс на счастливое будущее, хотя практически ничего не знал о ней.
И то правильно люди говорят, что любят не «за…», а «несмотря на…».
