Бёрнер Вася
Зуб Дракона
12. Глава двенадцатая. Орёл
Хайретдинов ничего не стал думать о моей квалификации. Он скакал по территории поста среди скал, крыл матом, источал приступ бешенства. Как говорится в простонародье – Комендант «рвал и метал». Физически это выразилось в том, что он принялся пинать ногами зелёный ящик тротила.
– Я же просил прислать мне АГС! – И с ноги по ящику – БАХ, БАХ!
Завязка данной драматургической ситуации сформировалась на Пятнадцатом посту.
Старший лейтенант Рязанов И.Г. на Пятнадцатом посту.
Там произошел подрыв. Боец вышел за территорию поста и подорвался на нажимной мине. Да не просто вышел, а с подвыподвертом. Комендант Пятнадцатого поста Рязанов поставил задачу гарнизону отрыть траншею.
Гарнизон Пятнадцатого поста.
Все пацаны, как нормальные солдаты, взяли в руки инструмент и принялись вгрызаться в гору. А один «офигенный дембель» заявил, что он стал гражданским человеком с того момента, как Министр Обороны подписал Приказ об увольнении в запас весеннего призыва 1982 года. Стало быть, вся военная тягомотина ему теперь по барабану. Рязанов приказал офигевшему бойцу, чтобы он прекратил шляться по брустверу потому что там территория прикрыта минными заграждениями.
– Я дэмбэл, мне всё похрен! – Выкрикнул боец и нарочито попёрся в противоположном от Рязанова направлении. Тут же наступил на мину, подорвался, упал на бруствер и, не снижая тембра голоса продолжил орать: – Что вы, гады, со мной сделали!
Такие приключения считались небоевыми потерями, начальство из политотдела дивизии устроило нагоняй нашему КЭПу. КЭП «вспылил», «выхватил шашку» и приказал проложить проходы в минных полях накладными зарядами. «Шашку, дык шашку», – сказали снабженцы, взяли под козырёк и доставили на каждый пост ящики с тротилом. По итогу всей кипучей деятельности тротиловые шашки на посты развезли, а на АГС для Хайретдинова забили, ну, то есть, забыли про АГС.
Однако «пылить» и «кипеть» КЭП не прекратил, издал ещё один приказ – чтобы за территорию постов никто не выходил: ни один солдат, ни по какой причине, ни за водой, ни за едой, ни за пленными душманами, ни покакать, ни пописать!
В Рухе КЭПу хорошо было отдавать приказы, чтобы с территории постов никто не ходил за водой. Ему в любой момент дневальный мог поставить на стол стакан чая. Или компота. А нам в горах что надо было делать? Ждать дневального? Дык он не придёт, потому что он не наш, а КЭПа. Получается, что гарнизону поста оставалось лишь сосать лапу, как мишка в берлоге.
Хайретдинов очень расстроился, но приказ, таки, до нас довёл в своей неподражаемой манере. Очень авторитетно и доходчиво объявил, что каждого, кого увидит за границами поста, расстреляет за попытку дезертирства. А потом отправит письмо на родину, чтобы другим было неповадно. Ни у кого не возникло сомнений, что так и сделает, ибо после истории с Мампелем все научились верить Коменданту с полуслова.
Летом солнце на Зубе пекло словно топка мартеновской печи. Серые скалы через прозрачный воздух нагревались до состояния утюга. Среди этих раскаленных скал мы должны были таскать камни, махать киркой, ломом или лопатой. В разреженном воздухе вода с тела испарялась моментально, а пополнить её было неоткуда. Три солдатских кружки в сутки – это не три ведра и даже не три литра. Любой нормальный человек в таких условиях сдохнет насмерть, если не попьёт. Так что вариантов действий у нас было немного: либо помереть от обезвоживания, либо нарушить приказ КЭПа и втихаря уйти с территории поста за водой. В силу ряда понятных причин мы с Бендером задумались о том, как наиболее рационально совершить данное несанкционированное действие.
Думали мы думали, наконец придумали. Решили создать оперативную группу отважных разведчиков, которые должны отыскать в скалах источник воды, расположенный не так далеко, как тот, что показал сапёр Сеня. В самый низ идти было не вариант потому что такой поход занимал очень много времени. Комендант поста однозначно заметил бы отсутствие бойцов и расстрелял бы за дезертирство в пользу противника. Ну, расстрелять не расстрелял бы, это понятно. Но взыскание выписал бы такое, что мало не покажется. Именно поэтому разведчики должны быть отважными.
С целью вербовки отважного разведчика мы с Олегом попёрлись на Третью точку к Серёге Губину. А к кому ещё? Миша Мампель остался на посту так же как Миша Бурилов потому что была их смена дежурства. Из нашего призыва доступны были лишь Орлов да Губин. К раздолбаю Орлову обращаться с такими вопросами хотелось меньше всего. Он на гору залез без жратвы и почти без боеприпасов, он «дедов» боялся, за себя постоять не мог, какой из него разведчик, откуда у него возьмётся отвага? В общем, мы с Бендером оставили дежурить на Второй точке Мишу Мампеля, а сами полезли через скалы к дружбану Серёге.
Серёгу мы застали на Третьей точке в бодрствующем виде. Он сидел в нагромождении булыжников со снайперской винтовкой и просматривал через оптический прицел скалы во вверенном для охраны и обороны секторе.
– Серёга, «сдароф», не пальни в нас ненароком! – Окликнул Губина Олег.
– Привет, пацаны! – Серёга повернул к нам лицо, густо закамуфлированное горной пылью. Оно светилось бодростью духа прямо через эту серую пыль.
– Чё сияешь, как утренний закат? Ведро воды нашел что ли?
– Да не, с водой облом.
– А чё тогда лыбишься, как мусорный ящик?
– У нас приколист завёлся на Третьей точке. Вот только что ушел в отдыхающую смену. А пока был на парном посту со мной, то смешил меня до тошнотиков. Ночью ржать громко нельзя, я пытался сдержаться, корчился, а он всё трындел и трындел. Как рассвело, так я хоть проржался. А знаете, кто этот приколист? Ни за что не догадаетесь, а если скажу то, не поверите. Это Андрюха Орлов. Внизу его узбеки чмырили, он ходил затюканный, а тут его никто не пинает, он ожил и развеселился. Теперь каждую ночь истории рассказывает, да такие смешные. Во всех рассказках он герой и богатырь, мастер спорта майор Чингачгук. Я понимаю, что он трындит больше чем весит, но всё равно ржу. Надо будет как-нибудь к вам на пост его притянуть, устроить вечер юмора.
Пока Серёга восхищался способностями Орлова к разговорному жанру, я вспомнил эпизод из весенних приключений в Баграме. Мы тогда жили в палатках на территории Сто восьмой дивизии. В силу ряда понятных причин дисциплина там поддерживалась как положено, а один раздолбай, «молодой» боец из нашего призыва по имени Кошель Олег, взял и не прибыл на Вечернюю Поверку. По большому счёту ничего обидного он не замышлял, а чисто культурно пошел вечером к своим землякам из Донецка. Побыл-побыл у них в гостях, а в это время в нашей роте неожиданно наступила пора тёмного времени суток. Рязанов вышел, как положено по Уставу, застроил подразделение, открыл Книгу Вечерней Поверки, начал читать… и тут обнаружилось отсутствие в строю молодого бойца. Ротный матом всех отругал, дал задание, чтобы Кошеля быстро «родили» и поставили в строй. Короче, ротный отправил личный состав на «прочёску» соседних подразделений. Часа два или три вся толпа носилась по территории дивизии, заглядывала в палатки и каптёрки, рожала Кошеля изо всех сил. Но ничего-то выродить не смогла.
Кончилось всё тем, что Кошель явился сам.
Ротный вечернюю поверку провёл, подал команду «отбой» и пошел в свою канцелярию. А все бойцы пошли отбивать… Кошелю почки. За то, что он подарил роте двухчасовой кросс по территории дивизии.
Примерно в сто часов ночи, где-то в районе 22:00, старослужащие «застроили» Кошу. Они поставили его возле входа в палатку и объяснили, что сейчас ему надают по морде «молодые» бойцы, чтобы не было эксцессов, связанных с «дедовщиной». Коша стоял, как набедокуривший воспитанник детского сада: грива понурена, спина ссутулена, плечи повисли вместе с гривой, руки повисли вместе с плечами. Всем своим видом и природным талантом он являл собой облик страдальца. Типа, «мочите ужо, мочите», но не очень сильно, потому что я всё осознал.
Дембеля-узбеки разлеглись на своих койках, приготовились к просмотру «гладиаторских боёв» и направили к Кошелю первого «мочильщика», известного «орла» – Андрюху Орлова.
Орёл поднялся со своей койки. Он весь трясся, как будто это он три часа у земляков зависал, а не Коша. Как будто это его сейчас будут пинать «молодые», а не Кошу. Ссутуленный Орёл подошел с трясущимися руками к «жертве» и начал бормотать трясущимися губами:
– Олег… Извини… Я не хотел… Я не хочу… Я не могу… Извини, пожалуйста… Если бы не дембеля, то я никогда бы… Извини… Никогда в жизни…
Дембеля сначала обомлели от таких неожиданных соплей. Потом устали. Кто-то выкрикнул с сильным узбекским акцентом:
– Арлёп, ти чмо, ти ему када-нибут врэжешь?
Орёл вздрогнул от окрика и ударил Кошу ладошкой по щеке:
– ШЛЁП.
– Ой, Олег! Прости! Я б сам никогда! Никогда в жизни!
Этот эпизод «героического махача» однозначно показал, что речитатив – это большое искусство. Но судить о высоте полёта орла надобно не по речам, а по измерительным приборам. Вполне несложно взять весы да измерить сколько боеприпасов боец затащил на «трёхтысячник». И сколько продовольствия. Несложно выяснить поделился ли хлебом и патронами с товарищами, или в одну харю под одеялом сожрал. А говорить – это не мешки с патронами на гору тащить.
13. Глава тринадцатая. Разведка
Наше с Олегом предложение насчёт поискать источник воды, Серёга Губин воспринял нормально, долго уговаривать его не пришлось. В общем-то мы и не сомневались в дружбане, иначе зачем нужны были бы друзья, если сложную, ответственную и опасную задачу пришлось бы решать в одиночестве. Приличные люди с приличными задачами обращаются к друзьям, а не к артистам разговорного жанра.
В три разгильдяйских башки мы устроили на Третьем посту «движение мозгов». Основной отправной точкой служил график бодрствования Коменданта. По ночам Хайретдинов не спал, ходил с автоматом наперевес, проверял боеготовность дежурной смены. Днём он выделял себе несколько часов для сна, поэтому нам логично было устроить вылазку на разведку именно в это время. Да и воду искать в светлое время суток несколько продуктивнее, чем в тёмное. На том и порешили.
Наряд сил для экспедиции разделили следующим образом: мы с Серёгой собрались разведать склон, обращённый к Хисараку, а Олега одного отправить по склону, обращённому в сторону полка. Направление со стороны Хисарака мы посчитали более опасным, чем со стороны полка, поэтому туда задумали отправить двух разведчиков. Направление со стороны полка нам показалось спокойнее, поэтому мы решили, что Олег справится один.
Как мы и предполагали, Хайретдинов оказался не железный. Он не сумел бодрствовать круглосуточно. Набегавшись по посту Зуб Дракона, наотбиравшись у всяких идиотов аммонала и прочих боеприпасов, он, в конце концов, выделил для себя время отдыхающей смены, лёг и уснул. А когда он спал, ни себя, ни нас не контролировал. Поэтому мы с Серёгой полезли через бруствер за территорию поста, а Бендер в противоположном направлении неторопливо запрыгал с камня на камень, чтобы не подорваться на ПМНке. Миша Мампель остался на огневой позиции крутить башкой во все стороны, чтобы не прозевать ни душманов, ни пробуждение Прапорщика.
За бруствером, со стороны Хисарака, мы с Серёгой потопали в крутые, почти отвесные скалы.
Серёга задвинул мне, что он родом с Северного Кавказа, что он понимает, как и где надо искать воду. Сказал, что весной, когда в горах тает снег, то горы становятся полностью мокрые, ручейки бегут повсюду. Потом весна продолжается, талая вода от вершины начинает опускаться вниз. То есть, сперва пересыхает вершина. Потом ниже, ниже. Чем дольше продолжается тёплое время года, тем ниже опускается вода. Верхние источники пересыхают, в нижних воды становится меньше. Не, как бы, всё понятно. Но нам-то от этого, что? Лезть как можно ниже?
Мы полезли. Долго ли, коротко ли лезли, я сказать не могу. Потому что у меня акрофобия, то есть я боюсь высоты. Моё детство прошло в Гродненской области Белорусской ССР, в вековом сосновом лесу.
Изо дня в день дальность моего прямого взгляда не превышала сотни метров. Лес – это не степь, в лесу за деревьями перспективы не видно. А в горах куда ни глянь, везде одна сплошная перспектива, причём весьма неприятная, связанная с возможностью падения с высоты. Из-за такой перспективы у меня появился отвратительный холодок «под ложечкой», возникло кружение головы и желание повалиться в обморок. В силу этих причин я цеплялся за скалы грязными, скрюченными пальцами, как в последний раз. От напряжения и жары я должен был вспотеть, но воды в организме для пота не было. Поэтому я перегрелся, находился в состоянии, близком к тепловому удару. В таких условиях каждая миллисекунда казалась мне пыткой и вечностью, счёт времени я потерял, лез по раскаленным отвесным скалам и думал, что альпинисты – это святые люди. И ещё больные на всю голову. Надо быть ненормальным человеком, чтобы по своей доброй воле влопаться в такое жуткое самоистязание. Лично меня никто не спрашивал, банально призвали в армию и отправили на войну. Мне садомазахизм в скалах пришлось переживать для того, чтобы пережить. А остальным-то чего неймётся, за каким лешим их несёт в горы? Сидели бы дома, не ходили бы вообще никуда, пили бы лимонад или морковный сок, как рекламировал Зайчик в мультфильме «Ну, погоди!». Хотя… баловство всё это. Лучше простой, чистой воды не существует в мире напитка. В раскалённых скалах, болтаясь над пропастью в полуживом состоянии, я осознал эту мысль до глубины души. Все, кто этого ещё не понял, они – дилетанты и пижоны.
В какой-то момент бесконечной пытки горами мы с Серёгой приняли решение возвращаться на пост. Каким образом мы отмерили время, по каким приборам его определили, сказать затрудняюсь. Но мы как-то дружно решили, что скоро проснётся Прапорщик, а значит надо вернуться до того, как он это сделает. Мы повернули обратно.
Воды не нашли, это было чудовищное разочарование. Нам было хреново, когда мы вышли в эту «экспедицию», а теперь стало ещё хреновее. Несколько часов мы лазили по раскалённым скалам, напрягались, тратили последнюю влагу. А теперь надо было лезть наверх, на подъём, не попивши! Это было ужасно.
На пост мы вылезли совершенно вымотанные и убитые. Тем не менее, правильно сделали, что осмотрели склон под своими позициями. В ходе разведки местности мы обнаружили множество всяких естественных укрытий, в которых мог сосредоточиться и укрыться противник, то есть душманы. Например, мы нашли грот под камнями. Да такой большой, что в него можно разместить целый взвод бойцов.
Под таким толстым слоем горной породы в этом гроте не достанет ни артиллерия, ни авиация. Значит следовало поставить себе в планы прийти сюда ещё раз и основательно всё заминировать.
Кроме этого грота мы нашли убежище, явно оборудованное человеческими руками. Об этом недвусмысленно свидетельствовала каменная кладка.
В общем, мы с Серёгой нашли много интересного, но не воды.
После того, как мы вымотанные, грязные и измученные ввалились в траншею Олега, выяснилось, что самого Олега ещё «не вернулось». Вот тут до нас дошло, что не надо было отправлять на разведку Олега одного. Это был безрассудный поступок. Мало ли, что склон обращен к полку. Он хоть к Москве может быть обращен, но Олег пошел в зону, которая с поста не просматривалась и из полка тоже. Мало ли что там могло случиться! А у Олега не было ни связи, ни прикрытия, ни заранее оговоренных сигналов. Он просто пошел себе и пошел. Так никогда не надо делать на войне.
Пока мы ждали Олега, мы страху натерпелись – мама не горюй! Каждый из нас думал, что лучше уж сам пошел бы в эту гадскую сторону. Но, потом Олег всё же пришёл. Живой и почти здоровый. Слово «почти» я сказал потому что сначала у нас возникло сомнение насчёт его душевного состояния. Потому что он тащил на своём горбу скрученный в рулон полосатый матрас, обтянутый солдатским ремнём с бляхой. А под мышкой у Олега была его гимнастёрка, обмотанная вокруг каких-то предметов. Более дурацкой картины возвращения героя из разведки представить себе было невозможно. Какой матрас? С чего вдруг в горах матрас? Может у Олега с головой что-то не так?
После первого приступа изумления мы дружно принялись мечтать, что в гимнастёрку завёрнуты фляги с водой. И тогда хрен бы на него, на тот странный матрас. Главное, чтобы была вода. От нетерпения мы принялись ждать Олега пуще прежнего.
Через несколько минут Олег поднялся на пост, скинул с плеча в пыль полосатый матрас и выдохнул сквозь натужное дыхание:
– Во, держите бакшиш!
Рядом с матрасом в пыль между камнями грохнулась гимнастёрка. У меня возникло подозрение, что в неё завернуто несколько кирпичей.
– Где ты пропадал? Мы думали, что тебя уже в армию забрали. – Серёга улыбнулся потрескавшимися от обезвоживания губами. В трещинках показалась кровь. Показалась, но не потекла.
– Воду нашёл?
– Вот, что нашёл. – Бендер нагнулся, взял за шкирку гимнастёрку и вытряхнул из неё содержимое.
В пыль, рядом с матрасом с глухим звоном вывалились зелёные ребристые ПОМЗы, обмотанные проволочными растяжками.
Это было чудовищно! В гимнастёрке у Олега оказались не фляги. Там оказались мины. Более жёсткого разочарования я не испытывал за всю свою раздолбайскую жизнь. Пить нам было нечего и завтра будет то же самое.
Мы стояли вокруг этого нелепого барахла, уныло рассматривали.
– А мины-то нахрена сюда притащил? Своих что ли недостаточно? – Угрюмо прервал нависшую тишину Серёга.
– А вы бы хрен мне поверили. Ты первый сказал бы, что Хитрожопый Бендер сосцал, посидел за скалой, покурил, а теперь пришел сочинять всякие небылицы.
Оказалось, Олег нашёл духовский наблюдательный пункт. Видимо с него душманы вели наблюдение за полком. Может быть, корректировали миномётный огонь. Чтобы наблюдателю было удобней, ему постелили матрас. А чтобы было безопасней, всё вокруг затянули растяжками. Там их было наставлено столько, что по словам Олега туда не следовало соваться.
Чтобы напакостить душманам Олег снял пять мин, сделал проход к матрасу и упёр его у духов. А мины закрутил в гимнастёрку и тоже захватил с собой.
Герасимович Олег Павлович в/ч 86997 Руха, Панджшер.
В общем, всё было очень печально. Результаты разведки были впечатляющими и очень положительными для нас, но пить нам было нечего.
14. Глава четырнадцатая. Пополнение
В один из ярких солнечных Панджшерских дней на Зуб Дракона прибыло пополнение. Точно помню, что день был яркий и солнечный, потому что они все там были яркие и солнечные. Один раз за всё лето пришли облака, но и те проплыли ниже нас.
В общем, день, по любому, был яркий и солнечный, навигация была отличная, к нам прилетел вертолёт и изверг на взлётку из своего дюралевого чрева разведчиков-корректировщиков батареи «Град». Главным этой группы был старший лейтенант Ефремов, с ним два сержанта, ефрейтор, «стопятая» радиостанция и куча оборудования (дальномер, буссоль и ещё какие-то штуковины).
Старший лейтенант Ефремов приказал Хайретдинову организовать построение гарнизона поста, чтобы провести официальное знакомство. Хайретдинов покривился от того, что тут Афганистан, противник может пострелять в строй, но старлей оказался старше по званию, а Хайретдинов Устав чтил. Он застроил личный состав поста возле блиндажа. Старлей поставил своих разведчиков напротив нашего строя. Представился сам и представил своих спутников:
– Старший лейтенант Ефремов, командир взвода управления Одиннадцатой Градбатареи. Сержант Сёмин, командир отделения разведки. Младший сержант Шабанов, командир отделения связи. Ефрейтор Маламанов, дальномерщик.
Сёмин, Ефремов, Маламанов, Шабанов.
Хайретдинов представил нас разведчикам. Выглядело это мероприятие довольно комично, потому что вокруг блиндажа были горы, а в горах земля завсегда кривая. На кривой земле оба строя стояли вкривь и вкось, выглядело это не солидно и несерьёзно.
Мы дружно приуныли из-за того, что к нам на Зуб прислали какого-то уставника. Только этого не хватало.
После построения Хайретдинов с Ефремовым провели «совет в Филях». Им надо было расставить все точки в слове «ёк-колобок», то есть разобраться с правилами единоначалия. Хайретдинов полагал, что Комендантом должен быть старший по званию, а Ефремов сказа, что – нифига! У разведчиков другая задача. У гарнизона поста задача – оборона объекта, у разведчиков задача – корректировка артиллерийского огня. Завтра их могут снять с этого места и выдвинуть в другое: вправо или влево, или вперёд. А Пост № 12 останется. Раз так, то и Комендант поста останется.
Хайретдинов, на всякий случай, «позвонил» по рации «Графику». Это позывной ЦБУ полка (центр боевого управления). «График» сказал, что Ефремов прав, Комендантом поста №12 был и останется Хайретдинов.
После выяснения отношений Ефремов с Хайретдиновым разделили разведчиков между постами. К нам, на Вторую точку, направили младшего сержанта Шабанова. Причем назначили его старшим нашей точки. Потому что из нас, бойцов, он был самый старший по званию, самый старший по сроку службы и по боевому опыту. Дык в Афгане все были старше нас по боевому опыту. Потому что наш полк только ввели в Афганистан, мы все были «зелёные, как сопля пионера».
Младший сержант Шабанов притопал к нам в СПС с вещмешком и автоматом в тот момент, когда мы разложили консервные банки и собрались отобедать. Бендер набрал в блиндаже консервов «Глобус», затащили их к нам в СПС, прикидывал фасоль или горошек первым «зарезать» душманским ножом:
– Во, смотри, на банке «Хунгаро» написано. – Олег подсунул Мишке Мампелю под нос банку. – Значит, болгарские.
– Дятел, ты! Хунгаро – это не Болгария! – Мишка выхватил банку из рук Олега.
– Да пошёл ты! Я же пошутил. – Олег выхватил банку у Мишки.
В этот момент в проходе СПСа появился Шабанов. Что он должен был о нас подумать? «Стадо кретинов! Сидят, банку друг у друга отбирают, совсем одичали в горах». – была бы самая логичная мысль.
Но, как говорится в известном мультфильме: – О чем подумал Кролик, никто не узнал, потому что…
Потому что вслед за Шабановым в проёме СПСа показался Ефремов. Он решил посмотреть, как приняли его разведчика горные стрелки. А мы находились всё в тех же позах, с той же банкой. Просто позор какой-то получился.
Ефремов удивился нашей общительности и доброжелательности, затем заявил, что таким образом вкушать обед в армии не годится. Обязательно надо сделать, если не столовую, то, как минимум, кухню с централизованным изготовлением горячего питания. И пункт кипячения чая.
Мы сразу же приуныли во второй раз, потому что во второй раз началась армейская мозгоклюйка. Уставник Ефремов снова навязал нам какую-то армейскую обязаловку. А раньше было так хорошо без него.
После того как Ефремов ушел, Хитрожопый Бендер похватал все банки и закопал их в песок на полу СПСа. Сказал:
– Это на потом. Хрен его знает, что нудный старлей ещё придумает.
– Да не, пацаны. – Шабанов вступился за своего командира. – Ефремов классный мужик. Вот посмотрите. Мы с ним столько по горам прошли, в таких переделках бывали. Он шарит пипец-пипец.
– Угу, а централизованное питание, это зачем? Чтобы бедного солдата ещё и на хавчик нахлобучить?!
– А централизованное питание, это, чтобы вы желудки себе на сухомятке не убили. И чтобы не пили сырую воду. Её надо кипятить, иначе всем постом загремите в инфекционку. Здесь Афганистан, здесь холеру можно схлопотать в три секунды и сдохнуть за три дня в жутких конвульсиях. В Союзе холеру ликвидировали, а тут она, как зимой насморк. У нас в Кабуле прапор поел немытую шелковицу с дерева, а назавтра у него язык почернел. Амёбиоз называется, такие амёбы, типа холеры. Этого прапора чуть откачали. В Кабуле, между прочим, в столичном госпитале. А здесь, в горах, от такой бациллы мы всем постом ласты склеим, покуда вертолёт до нас долетит.
С подачи старшего лейтенанта Ефремова на Первой точке, в рекордно короткое время, организовали кухню. Пацаны притащили какие-то алюминиевые сковородки, валявшиеся в блиндаже, приволокли лист жести. На нём, наверное, и царандойцы, и душманы готовили себе хавчик. Мы тоже решили его использовать, установили на четырёх камнях, напихали под него аммонала, решили, что не дурнее душманов. В общем, достаточно быстро у нас получилась походная кухонная плита. На ней бойцы разогрели банки с тушёнкой и закипятили воду в металлическом бачке. Сержант Бузруков насобирал среди скал мяты, сделал из неё шикарный чай.
Через полчаса бурной деятельности, «кухня» выдала нам горячий обед и горячий ароматный чай, сделанный по узбекскому рецепту. Мы затащили жрачку в свой СПС, расселись на стыренном у душманов полосатом матрасе. Шабанов поднёс к своему лицу кружку с чаем, подул на него, отхлебнул, блаженно вымолвил:
– Мгновение стало прекрасным, и оно длится.
Затем обвёл взглядом всех присутствующих, спросил, как бы у всех:
– Ну, а теперь сравните, что лучше – холодную тушёнку запивать сырой мутной водой, или горячую еду запивать ароматным чаем?
– Так вкусней, базара ноль. Но без старлея было лучше. – Заявил Бендер.
– Не понять вам … иронии аристократов.
После употребления обеда вовнутрь мы как-то мало по малу разболтались и договорились до того, что приняли решение «стреляться». То есть решили провести соревнование по стрельбе на меткость.
Миша Мампель сказал, что он является водителем БТР-70В, значит его призвание – содержать технику в порядке, да катать пацанов на боевые задания. А пулять из автомата, это не его, не боярское дело. В общем, Миша остался дежурить на посту.
Бендер шумел и махал руками, намекал, что он со своей снайперкой «разложит нас на все лопатки». А я подумал, что на близкой дистанции СВД не сможет реализовать своё преимущество. Потому что у оптического прицела на первых двадцати пяти метрах идёт превышение линии прицеливания над линией полёта пули. А где мы могли найти на Зубе Дракона дистанцию больше 15-20 метров так, чтобы до мишени дойти и живым вернуться обратно? Нигде не могли. Значит Олегу надо было стрелять с открытого прицела. А при таком способе ведения огня мой РПК-74 с длинным толстым стволом и малоимпульсным патроном будет иметь преимущество перед винтовкой потому что у неё очень мощный патрон и сильная отдача. Значит у меня были высокие шансы выиграть «соревнование». Тем более, что со школьного возраста я имел приличный стаж стрельбы. На мой четырнадцатый день рождения отец подарил мне пневматическую винтовку ИЖ-22. Моему однокласснику Сашке Бакланову его отец сделал такой же подарок. Поскольку детство наше проходило в вековом сосновом лесу, мы вдвоём могли стрелять сколько угодно, где угодно и когда угодно. Что, собственно и делали. Практически ежедневно шастали по лесу, стреляли по стандартным мишеням, по нестандартным игрушечным солдатикам, по пластилиновым рыцарям и прочим невероятным целям. Дострелялись до того, что на школьных занятиях по стрельбе из «мелкашки» выполнили какой-то там детский «разряд» и стали обладателями нагрудных знаков «Юный стрелок».
На что рассчитывал Андрюха Шабанов со своим простым автоматом АК-74, я не понял, но мы втроём «завелись» и преисполнились энтузиазма. В качестве мишени выбрали кусок солдатского «Земляничного» мыла ярко-розового цвета. Во-первых, из-за цвета оно было хорошо заметно на фоне серых скал. А во-вторых, на Зубе Дракона нет более бесполезного предмета, чем кусок мыла. Что с ним делать при отсутствии воды? На хлеб его не намажешь.
Достаточно быстро мы установили нашу ярко-розовую мишень на огромную скалу, отошли на выбранную позицию и приступили к состязанию. Сами себе подали команду на открытия огня, после чего Андрюха Шабанов вскинул к плечу автомат и выстрелил. Он не стал занимать более устойчивую позицию для стрельбы с колена или с упора. Просто поднял автомат, кинул молниеносный взгляд через прицельную планку и нажал на спуск. Ярко-розовый кусок мыла разлетелся фонтаном ярко-розовых осколков во все стороны света. Пока мы с Олегом «жевали сопли», мишень была уничтожена. «Снайперка» и «юный стрелок» мяфкнуть не успели. Теперь им оставалось лишь нервно курить в сторонке.
Итог соревнования был печален: мало того, что в качестве пополнения к нам прислали старшего лейтенанта, любителя Устава и порядка. Дык он ещё приволок за собой какого-то невменяемого убийцу в погонах младшего сержанта. Дальнейшая служба обещала быть насыщенной и нескучной.