Лесли Чартерис
Святой едет на Запад
То, что таких улик не обнаружили, было истинной правдой, и об этом стоило подумать. Саймон достал из пачки сигарету.
– Мы на вас не в обиде, – сказал Лазарофф. – Мы часто поступаем сумасбродно, а иногда бываем и настоящими мерзавцами или даже похуже, но, клянусь вам, мы никогда никого не убивали и даже никогда не пытались намеренно поставить кого-нибудь в такое положение, в котором вы сейчас оказались. Вы можете сообщить все Кондору, если хотите. Расскажите ему эту историю. Мы с Бобом все подтвердим. Конечно, у нас будут неприятности, но мы их заслужили. Во всяком случае, вы будете очищены от подозрений.
– Вам и правда лучше сделать это, – покорно проговорил Кендрикс. – Чтобы выбраться из этого дерьма...
– И тем самым допустить, чтобы сложилось впечатление, что все случившееся – просто совпадение и вы, ребята, не имеете никакого отношения к убийству.
– О Боже, – воскликнул Лазарофф, – мы не убивали Афферлитца! Но вам нет необходимости нас покрывать. Можете рассказывать Кондору все, что считаете нужным. Мы сумеем это перенести.
Его квадратное побагровевшее лицо сморщилось, как у ребенка, который вот-вот заплачет. В это мгновение он показался Святому смешным, каким-то побитым и трогательным, по в то же время очень искренним.
Должно быть, он говорил правду. Саймон понял это, и его напряжение спало, осталось только странное чувство безнадежного спокойствия. Если бы Лазарофф действительно был замешан в преступлении, то его реакция могла бы быть какой угодно, только не такой, как сейчас. Он явно не был дураком. Он просто обожал безответственные глупые шутки, а кроме того, был настоящим профессионалом по созданию самых закрученных сюжетов. Если бы на его совести было преступление, то он разыгрывал бы негодование, или пускался бы в пространные объяснения, или был бы вызывающе спокойным, или притворялся бы рассерженным. Но у него не было бы сейчас такого растерянного и испуганного выражения лица, словно бы он по обыкновению в шутку наставил на кого-то незаряженное ружье и оно вдруг выстрелило в его руке.
Стало быть, все сказанное было правдой. Простое совпадение, по странным причудам судьбы связанное с настоящим преступлением, и это могло очень осложнить поиск истинных мотивов преступления и самого убийцы. Сейчас Святой постарался освободиться от всех своих прежних предположений и ложных выводов, поскольку обстоятельства, которые он раньше рассматривал как неразрывно связанные между собой, на самом деле, как оказалось, не имели никакого отношения друг к другу.
– Налейте-ка мне чего-нибудь выпить, – сказал он. – Я решил для разнообразия пошевелить мозгами.
– Давайте выпьем все вместе, – с жаром предложил Лазарофф.
Кендрикс пересек комнату и включил радио. Мелодия как раз оборвалась, и елейный голос диктора принялся расписывать достоинства популярного кишечного препарата.
– Насколько плохо в действительности обстоят ваши дела? – спросил Кендрикс.
– Пока что не так уж плохо. Я был в доме Афферлитца, когда появились полицейские, но мне удалось скрыться. Естественно, я не рассказал Кондору о том, что был там. Записка у меня в кармане могла означать лишь то, что я придумал предлог для своего пребывания в доме, как вы и предполагали. Так что я не собираюсь втягивать вас в эту историю, если только и вы в будущем оставите меня в покое.
– Можете не сомневаться, мы так и сделаем. А Кондор еще откуда-нибудь не узнает об этом?
– Мы не можем быть в этом уверены. Поэтому мне и хотелось поскорее отыскать настоящего убийцу.
– А теперь вы не догадываетесь, кто бы это мог быть? – взмолился Лазарофф.
Святой уставился на свою сигарету. Ему придется все начинать сначала. Но теперь на первый план в его уме выдвигались те обстоятельства, на которые он поначалу не обратил серьезного внимания.
По радио объявили:
– А сейчас последние новости вам сообщат Бен Александер.
– Добрый вечер, дорогие радиослушатели, – зазвучал в эфире другой голос. – Перед тем как рассказать вам о последних европейских новостях, я хочу прочитать только что полученное нами сообщение. Наша известная кинозвезда Орландо Флейн застрелился сегодня днем в своем доме в Толака-Лейк. Его сенсационный путь к мировой славе начался тогда, когда он снялся в...
Глава 9
Эйприл Квест налила мартини из шейкера в два стакана и села рядом с Саймоном. Ее красота вызывала в нем какое-то необыкновенное чувство, словно он отрешился от всего реального и находится в мире мечты. Совершенная гармония ее темно-рыжих волос и необычного разреза изумрудных глаз, скульптурные черты лица и плавные движения тела не могли оставить мужчину безразличным и, казалось, сулили исполнение всех его самых смелых ожиданий.
– Ну что ж, отвратительный вы человек, – сказала она, – я надеюсь, теперь, когда вы отреклись от всех человеческих чувств, вы считаете себя в безопасности.
– И это награда за то, что человек вел себя так, как и подобает джентльмену! – возмутился он.
– Вздор! – возразила она. – Джентльмен – это тот, кто ведет себя так, как ты хочешь, и тогда, когда ты этого хочешь. А свинья – это такой же человек, который делает то же самое, но только тогда, когда ты этого не хочешь. Или если он не делает этого, когда ты хочешь.
Саймон улыбнулся и отпил из своего стакана.
– Вы тоже философ в душе, моя дорогая. Значит, здесь и кроется причина того, что вы не захотели разговаривать со мной сегодня днем?
– Мне не хотелось разговаривать с вами в присутствии всех этих ничтожеств.
– Это приятно слышать. А потом...
– А потом вас позвали к телефону.
– Вы, должно быть, ужасно спешили.
– Если вы хотели меня видеть, то знали, где меня можно найти. Я, по правде говоря, надеялась, что вы так и поступите.
Святой поднес зажигалку сначала к ее сигарете, а потом и к своей. Некоторое время он наблюдал за поднимавшимися вверх кольцами дыма, а затем сказал:
– Эйприл, что вы думаете об убийстве Афферлитца?
– Я не слишком над этим задумывалась, – сказала она. – Это одна из тех вещей, которые происходят в жизни время от времени. С таким же успехом он мот и воспаление легких подхватить, вылезая из теплой постели.
– А это может сильно отразиться на вашей карьере?
– Не думаю. Я уже говорила вам, что у меня контракт с Джеком Грумом. После вычета расходов на мое содержание за время, пока я не работаю, он получит половину всей суммы, за которую ему удастся меня продать другой студии. Так что он постарается поскорее найти мне новую работу, чтобы его доля оказалась посущественнее.
– Он вроде бы намекнул мне, – сказал Саймон, – что финансисты, поддерживавшие Афферлитца, могут предложить ему должность покойного. Если это случится, то он наверняка сможет добиться более выгодных условий как для себя, так и для вас.
– Может быть.
Она не проявила пи малейшего интереса к его словам.
– А вам все равно?
– Господи, – сказала она, – к чему переживать по этому поводу? Если он добьется выгодных условий сделки, ну что ж, хорошо. А если нет, я тоже не буду голодать. Мне здорово везет. У меня красивое лицо и фигура, не слишком большой талант и уж совсем немного здравого смысла. Я никогда не смогу стать новой Бэтт Дэйвис и не собираюсь потратить всю свою жизнь на то, чтобы стать звездой. Но я могу прокормить себя, а это уже не так мало.
– И вас не беспокоит, добьется успеха Джек Грум или нет?
– А почему это должно меня беспокоить? Он и сам может о себе позаботиться. Пусть вас не обманывает его одухотворенный вид. Он очень хорошо разбирается, что к чему. Он может вести очень искусную игру – не замечать того, чего не следует, и пресмыкаться там, где это требуется.
– Вчера вечером я задал вам один вопрос, но вы не захотели мне на него ответить. Так что я все еще теряюсь в догадках, было ли что-нибудь между вами?
Казалось просто невероятным, чтобы такое красивое, выразительное лицо могло вдруг сделаться таким бесстрастным и отрешенным.
– Однажды он повез меня на выходные в Палм-Спрингс и вел там себя как свинья. Думаю, у него не хватит смелости попробовать еще раз. Но на мне можно неплохо зарабатывать в кино, а это для него означает очень много.
Саймон стряхнул в пепельницу пепел сигареты.
– Значит, вы не стали бы никого убивать ради него?
– О Господи! Конечно же нет!
– Тогда почему же вы убили Афферлитца?
Без сомнения, Эйприл была хорошей актрисой. Она просто сидела и смотрела на него, ничем не выдавая своей реакции на прозвучавшее обвинение.
– Наш разговор обещает быть интересным, – наконец сказала она. – Продолжайте.
– Кстати, – начал он, – вы, случайно, не слушали новости недавно? По радио?
– Да, слушала какое-то время.
– А вы слышали, что Орландо Флейн пустил себе пулю в лоб?
– Да. В этом тоже виновата я?
– Не знаю. Вам, случайно, не известно, что могло послужить причиной этого самоубийства?
– Причин могло быть много. И для него могла подойти любая. Он всегда был ублюдком. А дела у него в этом городе шли не слишком хорошо. Уже в течение многих месяцев ему было не на что шить, пока Афферлитц не предложил ему работу. Правда, и он очень скоро отказался от услуг Флейна.
– А что вы думаете о Трилби Эндрюс?
– Никогда о ней не слышала. Кто она?
– Больше никто. Она умерла.
Эйприл откинулась на спинку дивана, держа стакан в руках.
– Хокшоу вновь идет по следу, – сказала она. – Продолжайте. Говорите, а я буду слушать. Еще вчера я сказала вам, что мы к этому придем. Я не следователь. Продемонстрируйте мне свою работу.
Саймон достал из пачки новую сигарету и прикурил ее от той, что курил до этого. Потом долил мартини из шейкера в оба стакана, опустился рядом с Эйприл на диван и несколько минут, расслабившись, смотрел в потолок. Сейчас он чувствовал себя очень спокойным.
– Детектив из меня получился паршивый, – сказал он. – Да я, честно говоря, никогда и не хотел им быть... Возможно, что и все прочие детективы таковы. Им удается иногда добиваться успеха лишь потому, что подозреваемые тоже глупы, и не имеет значения, сколько ошибок совершит сыщик. Он действует вслепую и ждет, когда что-нибудь случится и можно будет разгадать головоломку... Я только этим и занимался. Я попытался предъявить обвинения очень многим здесь и был уверен, что однажды нападу на след. Я метался вокруг, приходил к скороспелым выводам, подозревал всех подряд, был самонадеянным и ошибался... Но, в конце концов, я задумался.
Он продолжал размышлять и сейчас, пока говорил, стараясь связать воедино все те разрозненные нити, о существовании которых он уже давно догадывался.
– Байрон Афферлитц был убит выстрелом в затылок в своем кабинете, в своем доме, был убит человеком, которого он очень хорошо знал, во всяком случае, знал достаточно хорошо, чтобы не быть начеку и предоставить убийце возможность выполнить задуманное. Таким образом, мы получаем первый список подозреваемых. Ни у одного из них нет падежного алиби, но, с другой стороны, никто, кроме самого убийцы, не знает точного времени преступления, поэтому все алиби не имеют такого уж большого значения. Я мог бы и сам совершить это убийство. То же самое можно сказать и о вас.
– И вы решили, что именно я это и сделала.
– На месте преступления не было никаких улик, – сказал Святой. – Абсолютно никаких улик. Все они были тщательно устранены. А я был слишком занят прочими вещами, чтобы догадаться, что главная улика заключается именно в этом.
– Я что-то вас не понимаю. Объясните, что вы имеете в виду.
– Когда вы оставляете следы своего пребывания где-либо, это еще не означает, что вы непременно виновны и вам прямая дорога в газовую камеру. Но если вы заметаете за собой следы, то это уже выглядит подозрительно, так как их отсутствие будет свидетельствовать о том, что ваша совесть нечиста. Улика еще не означает смертный приговор, потому что появление ее может носить совершенно случайный характер. Если бы я зашел сюда, убил вас и скрылся, я мог оставить после себя множество следов, но ни один из них не имел бы решающего значения. Криминалист может потом исследовать пыль с ковра под микроскопом, обнаружить в ней частички целлулоидной пыли и сказать себе: "Ага! Здесь был некто, связанный с кинематографом; значит, злодей работает на одной из киностудий". Ну и что же? Под это описание подходят сотни людей... Или же я мог бы оставить на месте преступления коробок спичек из ресторана "Дом Романовых", и проворный сыщик решил бы: "Это был такой-то и такой человек, который посещает такие-то и такие места". Но ведь может быть и так, что я получил эти спички у шофера, который позаимствовал их у другого шофера, а тот получил их от третьего шофера, чей шеф забыл эти спички в машине. И вполне возможно, что сам я даже близко никогда не подходил к "Дому Романовых"... А теперь я хочу сказать вам, что не знаю, что было убрано с ковра Афферлитца пли какие спички были унесены с места преступления, по я абсолютно уверен в отношении одной улики, от которой постарались избавиться и которая позволяет разрешить эту загадку.
– Это звучит просто захватывающе, – сказала она. – Продолжайте.
– Пепельницы были очищены, – сказал он.
Эйприл, потягивая свой мартини, сказала:
– На сигаретах могли остаться отпечатки пальцев. Или... или сорт сигарет мог указать на того, кто их курит...
– Я не большой специалист в этих вопросах, но мне не хотелось бы оказаться на месте того, кто задумает снимать отпечатки пальцев с сигаретных окурков. Курящий, как правило, держит сигарету так, что в лучшем случае можно получить фрагменты отпечатков трех пальцев, но невозможно получить целиком отпечаток хотя бы одного пальца. Кроме того, окурки обычно сминают, они обгорают и пачкаются пеплом. Существует лишь один шанс из миллиона, что вам удастся получить стоящие данные. Что же касается получения улик на основании сорта сигарет, то это, может быть, и было хорошо для Шерлока Холмса, но в наше время уже ее существует такого сорта сигарет, который не курили бы тысячи людей. Кроме того, большинство людей очень легко меняют сорта сигарет, которые курят. Но на окурках сигарет в доме Афферлитца все же мог остаться один след. И такой след не смог бы не заметить даже самый бестолковый следователь.
– Что же это было?
– След от губной помады, – ответил он.
В комнате наступила тишина. Казалось, какой-то особый мир был заключен внутри этих четырех стен, но вдруг пол и потолок внезапно раздвинулись и этот мир растворился где-то во вселенной. Стук опустившегося на дно шейкера льда был столь неожиданным, что показался в этой тишине грохотом снежной лавины.
– Ну разумеется, – сказала она.
– Так что убийцей была женщина, – сказал он. – Этой женщиной не могла быть Трилби Эндрюс, потому что она умерла. Но вполне вероятно, что это была другая девушка, с которой Афферлитц обошелся подобным же образом, но которая решила поступить иначе. Трилби покончила с собой, но девушка с другим характером могла решиться покончить с ним. Или же это мог быть кто-нибудь, кто хотел отомстить за Трилби.
– В любом случае, – сказала она, – вы остановили свой выбор на мне.
Он взглянул на Эйприл.
Она затушила свою сигарету и сейчас смотрела на красный след от губной помады, оставшийся на окурке. Затем она вновь обратила на Саймона свой взгляд. Странно, но ему почти ничего не удалось прочесть в ее глазах.
– Вы действительно великий сыщик, – сказала она. – А что же будет дальше?
– Мы могли бы выпить еще по стаканчику.
– Вы полагаете, что мне лучше сдаться полиции самой, или же вы меня схватите и заработаете дополнительную известность?
– Ни то, пи другое. Может быть, я и сыщик, но уж никак не полицейский. Я могу вершить свой собственный суд присяжных. С тех пор как я впутался в это дело, я узнал много такого об Афферлитце, что заставляет меня оставить все, как есть.
Где-то в глубине дома прозвучал звонок.
– На каких условиях? – спросила она. – Ну, давайте же. Я совершеннолетняя.
– Никаких условий, Эйприл, – ответил Святой. – Я доволен тем, что Афферлитца убили. Понимаете, некоторые из этих историй, что обо мне рассказывают, в целом не так уж далеки от истины. В прежние времена, когда я еще не стал объектом внимания прессы, я и сам вполне мог бы его убить.
Взгляд ее глаз внезапно затуманился.
– Святой... – сказала она, и ее голос придал новое значение этому слову. Но она не смогла закончить, потому что ее прервали.
В комнату неслышно вошел дворецкий и сказал:
– Лейтенант Кондор спрашивает мистера Темплера. Саймон поднялся.
Эйприл тоже поднялась, не сводя с него глаз.
– Я постараюсь увести его отсюда, – сказал он. – Вы разрешите мне потом вернуться сюда и допить мой мартини?
Не дожидаясь ответа, он вышел в холл, где увидел мрачную фигуру лейтенанта Кондора, с нетерпением ожидавшего его. Улыбка на лице Саймона была естественной и беззаботной.
– Так, так, так! – сказал вполголоса Саймон. – Вот и наша недремлющая ищейка. Как вы узнали, что я здесь?
– Я так и думал, что вы будете у кого-нибудь. – Слова лейтенанта прозвучали довольно загадочно. – Я побывал в двух-трех местах и вот нашел вас. Вы предпочитаете побеседовать здесь или на улице?
– Давайте уйдем отсюда.
Они вышли из дома в темноту улицы и медленно направились по лужайке в сторону боковой дорожки, где стояла полицейская машина Кондора. Уличный фонарь освещал машину, словно белая бледная луна среди пальм. Саймон увидел, что водитель машины высунул из окна голову и наблюдает за ними.
– Вы легко находите с ней общий язык? – Вопрос Кондора прозвучал сухо и безлично.
– Очень легко.
– Она помогала вам сочинять еще одно алиби на то время, когда был застрелен Флейн?
Саймон замедлил шаги, держа руки в карманах, и сказал вполне дружелюбно:
– Если вы говорите серьезно, то я предпочел бы услышать от вас официальное обвинение, и дальше мы будем беседовать в присутствии прокурора округа и моего адвоката. В противном случае вам лучше быть более осторожным в своих высказываниях. Я не могу позволить вам до бесконечности обращаться со мной подобным образом. Итак, мне в самом деле необходимо алиби или нет?
– Боюсь, что нет, – мрачно признался Кондор. Он вздохнул. – На этот раз вы, кажется, ни при чем. Вы что-нибудь об этом знаете?
– Только то, что я слышал по радио.
– Флейн примчался домой, очевидно, совершенно пьяный, и пошел прямо в спальню. Экономка попыталась его о чем-то спросить, но он не обратил на нее никакого внимания. Он, должно быть, вытащил пистолет из ящика и застрелился тут же, прямо на месте. Экономка сразу же вбежала в комнату, а он лежит на полу с пистолетом в руке.
– Для меня это большое облегчение, – сказал Святой. – Итак, зачем же я вам понадобился?
– Я подумал, что, может быть, у вас есть какие-нибудь соображения относительно того, что случилось.
Когда они остановились на тротуаре, водитель открыл дверцу и вышел из машины. Он медленно и неуклюже двинулся в их сторону, напряженно приглядываясь к ним в темноте.
– Если все произошло именно так, как вы рассказали, то это, должно быть, было настоящее самоубийство. Я хочу сказать вам, что это действительно было самоубийство. А значит, нет смысла воображать, что это наш убийца вновь нанес удар, чтобы окончательно замести следы.
– Если только он не гений, – сказал Кондор.
Теперь водитель стоял совсем рядом с ними. Он продолжал во все глаза смотреть на Святого. Внезапно рука его потянулась к кобуре.
– Это Темплер? – вмешался он, и голос его звучал хрипло.
– Да, – ответил Кондор, взглянув на него.
Рот водителя подергивался от волнения.
– Я видел его прошлой ночью! Я обходил дом, проверяя, не прячется ли кто-нибудь на заднем дворе, и осветил его фонариком. Я решил, что он вышел из соседнего дома, где была вечеринка. Он, должно быть, как раз находился в доме Афферлитца, когда мы туда приехали!
Глава 10
– Итак, посмотрим, насколько убедительно вы сможете объяснить мне все это, – бесстрастно проговорил Кондор.
Он сидел в машине рядом со Святым, грыз новую зубочистку, а его рука с пистолетом покоилась на коленях, в то время как Святой разворачивал свой большой "бьюик", чтобы ехать в сторону бульвара Беверли. Один раз Кондор оглянулся через плечо на огни следовавшей за ними полицейской машины.
– Даннигэн едет прямо за нами, – сказал он, – так что, я думаю, вам не придет в голову сделать глупость и попытаться удрать.
– Лично я еще надеюсь избавить вас от чертовски неприятного положения, а также от вызова в суд за незаконный арест, – ответил Святой. – Вы читали эту записку?
Кондор пробежал глазами записку при тусклом свете, исходившем от приборов на щитке.
– Стало быть, вы утверждаете, что эта записка и послужила причиной вашего пребывания в доме.
– Да, именно поэтому я и поехал туда.
– Когда вы ее написали?
– Я предвидел, что вы так скажете. Поэтому и постарался сбежать оттуда как можно быстрее. Я вошел в дом и обнаружил Афферлитца за письменным столом, а его мозги – разбрызганными по всей комнате. И тут появились полицейские. Я понял, что меня кто-то захотел подставить, и постарался побыстрее убраться оттуда.
– И вы даже ничего не сказали мне сегодня утром, когда мы с вами беседовали.
– Конечно же нет. Ведь ничего не изменилось бы. Вы все равно решили бы, что я стараюсь как-то вывернуться. Но сейчас вы сами сможете все проверить. Я уже проверил. По словам ночного портье в гостинице "Шато-Мармонт", записку доставил человек среднего роста с густой рыжей бородой в наглухо застегнутом твидовом пальто. Внешность его, разумеется, была изменена. И конечно, все это звучит очень неубедительно. Этим человеком точно так же мог быть и я, если бы ходил, чуть-чуть согнув ноги в коленях, чтобы казаться пониже ростом. Я знал, что вы так и подумаете, поэтому с моей стороны было бы величайшей глупостью рассказать вам все это.
Кондор продолжал довольно громко грызть свою зубочистку.
– Люблю, когда мне объясняют, что и когда я мог бы подумать, – сказал он. – Итак, вы решили держать все в секрете. В то время вы уже знали, кто убийца?
– Нет, – честно признался Святой. – Поэтому мне так необходимо было тогда скрыться из дома Афферлитца, чтобы получить возможность все обдумать и провести собственное расследование. Я просто обязан был найти убийцу. Мне нужно было отыскать его прежде, чем он сумеет снова втянуть меня в какую-нибудь историю, из которой я уже не смог бы так просто выбраться. Я понимал, что это должен быть кто-то, кто очень сильно ненавидит меня. Этот человек, во-первых, должен быть крутым парнем, чтобы суметь убить Афферлитца, а во-вторых, озлобленным, чтобы постараться затем свалить всю вину на меня. То есть мне нужно было отыскать человека, которого отличало бы и то, и другое.
– И вы нашли этого человека совершенно самостоятельна.
– Да, – ответил Святой. – Это был Орландо Флейн.
Они остановились на красный свет светофора. Саймон перевел двигатель на малые обороты, снял ногу с педали сцепления. Он, не отрываясь, смотрел вперед, но все время чувствовал, что Кондор наблюдает за ним.
– Это вы так говорите, – произнес Кондор. – И это ваша версия.
– Догадаться было не так уж трудно. Я отобрал у Флейна роль в фильме. Он катился по наклонной плоскости, и эта роль могла бы его спасти, но я отобрал ее, хотя и не нарочно. Идея принадлежала Афферлитцу. В то время я не был лично знаком с Флейном, для меня он был лишь именем на рекламных щитах. Но он этого не понял. Во всяком случае, он уже плохо соображал из-за постоянного пьянства. Он был страшно пьян и в тот вечер в "Чиро", когда мы его встретили. Это вы тоже можете проверить. Я думаю, он страшно взбесился и уже толком не понимал, что творит.
– Но почему он убил Афферлитца?
– Потому что Афферлитц его шантажировал. Флейн ведь не всегда был звездой киноэкрана. Было время, когда он в Новом Орлеане очаровывал женские сердца, занимаясь гораздо менее романтическим делом. Однажды он попал в переплет, и какая-то девушка стала свидетельницей его преступления. Она вскоре умерла, и весьма кстати. Но Афферлитц каким-то образом все об этом узнал.
– А вам откуда все известно?
– Вы забываете, – мягко сказал Святой, – что преступления – моя специальность. Кроме того, у меня неплохая память. Просто иногда мне не сразу приходит на ум то, что надо. Но вам же нет нужды полагаться на мое слово. Вы можете сами все проверить в полиции Нового Орлеана.
Они снова ехали по бульвару в восточном направлении.
– Почему же вы не рассказали мне все это сегодня утром?
– Утром эта история еще не пришла мне на память. Я вспомнил о ней лишь после нашего разговора днем. Сначала я неоправданно заподозрил Грума, и мы выясняли с ним это в вашем присутствии, потом начался разговор о девушках и бизнесе, потом о грязных делах с девушками, и внезапно я вспомнил эту историю. Я был тогда в баре "Приемная", и, Бог мой, Флейн тоже оказался там. Ну что ж, признаюсь, что я не слишком законопослушный гражданин. Никогда не мог понять, почему это все удовольствия должны доставаться только полицейским. Мне всегда нужно сунуть нос не в свое дело. Так я поступил и на этот раз. Я сказал Флейну, что все о нем знаю. Я рассказал ему всю историю, попутно присочинив кое-что, в чем сам не был уверен. Но мне прекрасно удалось это сделать. Я хотел проверить, не расколется ли он после моих слов.
– И тогда...
– И тогда он раскололся. Мне нет необходимости пытаться убедить вас в этом. Вот здесь мой первый свидетель.
Он нажал на тормоз, остановил машину рядом с освещенным неоновой рекламой фасадом "Приемной", и полицейская машина также остановилась, подъехав вплотную. Саймон открыл дверцу своей машины и вышел с нарочитой медлительностью; детектив спрятал пистолет и вышел вслед за ним.
Они окунулись в сумеречный уют бара, где в это время суток довольно многочисленные клиенты расположились в затемненных углах зала. Саймон кивком подозвал бармена.
– Не могли бы вы рассказать мистеру Кондору о том, что произошло здесь сегодня днем?
Бармен был явно удивлен, что снова видит Святого, но к этому удивлению примешивалась и привычная профессиональная осторожность.
– О чем? – поинтересовался он с невинным видом.
– О Флейне, – ответил Святой.
– Все в порядке, – поспешил успокоить бармена Кондор. – Никто не жаловался. Мистер Темплер просто хочет, чтобы я услышал эту историю.
Бармен вытер руки о свой фартук.
– Думаю, мистер Флейн выпил немного лишнего, – сказал он. – Он разговаривал с этим джентльменом, но я не слышал о чем. Потом мне показалось, что мистер Флейн начинает горячиться, с ним это случается, когда он выпьет лишнего, вернее сказать, с ним это случалось...
– Продолжайте, – сказал Кондор.
– Что ж, тогда я постарался прислушаться к их разговору, но ничего не смог услышать, а потом он, должно быть, ударил этого мистера, как вы его там называете, потому что он упал со стула, а мистер Флейн бросился вон отсюда. Я помог этому господину подняться, принес ему выпить, и после этого он ушел. Это все, что я знаю.
– Спасибо, – поблагодарил его Кондор.
Они снова вышли на улицу.
– А потом, – продолжил Святой, – я вернулся на студию и постарался отыскать вас, но вы уже ушли. Вы можете сейчас пойти и проверить мои слова у привратника. Если сейчас дежурит другой привратник, то он скажет нам, где найти того, с которым я разговаривал днем.
Кондор уныло посмотрел на противоположную сторону улицы, словно страдающий дурным пищеварением крокодил, лежащий у реки и наблюдающий за жирной дичью, резвящейся на противоположном берегу.
– Я поверю вам на слово, – сказал он. – Вы не настаивали бы на проверке, если бы не были уверены в том, какие ответы я получу. Но почему вы не позвонили мне в полицейский участок?
– Я собирался, – сказал Святой. – Но я... Словом, у меня было назначено свидание. Вы ведь знаете, как это бывает, А потом я выпил и решил отложить все дела. Позднее я услышал сообщение по радио и просто побоялся высовываться. Я посчитал, что дело все равно закончилось само по себе. Я дал понять Флейну, что он попался, и вслед за этим он застрелился. Таким образом, справедливость восторжествовала, даже если никто и не получил за это медаль.
Кондор потер свой длинный меланхоличный нос.
– Вы хотите, чтобы я принял на веру массу вещей, – сказал он. – А кстати, человек моей профессии обожает медали.
– Я вовсе не предлагаю вам верить в то, во что вы не хотите верить, – бесстрастно сказал Саймон. – Вы можете все проверить. Флейн расправился с Афферлитцем. Он и прежде угрожал ему...
– Разве?
– Прямо в баре. Именно тогда я и увидел его впервые. Он был сильно пьян и кричал, что Афферлитц не имеет права с ним так обращаться, что он ему еще покажет. Бармен старался его успокоить. Вернитесь в бар и спросите у него сами.
Детектив покачал головой.
– Если вы договорились с барменом, чтобы он подтвердил один ваш рассказ, то что вам мешало столковаться с ним и в отношении всего остального, – сказал он без всякого энтузиазма. – Кто еще слышал, как Флейн угрожал расправиться с Афферлитцем?
Святой задумался, и внезапно в памяти его очень отчетливо возникло происшествие в конторе Афферлитца.
– Секретарша Афферлитца слышала. Вчера Афферлитц выкинул его из своего кабинета, и Флейн угрожал убить его. Разве она вам не рассказывала об этом?
– Нет.
– Она должна была это сделать. Она при этом присутствовала.
Кондор как-то ссутулился.
– Посмотрим, дома ли она сейчас, – сказал он.
Они снова поехали на машине Святого, на этот раз в северном направлении, через Голливудский бульвар, по адресу, который нашли в телефонной книге в ближайшей аптеке. Полицейская машина как тень следовала за ними по пятам.
Но Святой больше не обращал на это внимания. Теперь это уже не имело особого значения. Кондор поверил ему, хотя еще и не признался в этом вслух. Теперь это был лишь вопрос времени и рутинной проверки фактов. Траурная пассивность детектива и то, что зубочистка, торчавшая у него изо рта, была удручающе направлена вниз, служили безмолвным подтверждением этого. В конце концов дело оказалось очень простым. И теперь Святой мог лишь удивляться тому, что ни разу за все время не вспомнил об этой сцене, когда Флейн вылетел из кабинета Афферлитца, а Святой подхватил его и помог встать на ноги, в то время как Флейн выкрикивал свои угрозы, – сцене, о которой Пегги Уорден не рассказала Кондору. Святой подумал, что не проявил прежде должной сообразительности. Но теперь он контролирует ситуацию...
Они вошли в квартиру Пегги Уорден. Она испуганно смотрела на них большими глазами, но все же сказала:
– Да, мистер Флейн действительно говорил это, но...
– Вы можете точно вспомнить его слова? – спросил Кондор.
– Кажется, он сказал... – Она наморщила лоб, вспоминая. – Что-то вроде: "Можешь не сомневаться, я с тобой разделаюсь".
