Дана Стар
Дороже жизни
– Если откажешься – будешь жить на вокзале. Я всё у тебя отберу, понял?! Ровно год. Год ты будешь работать в этом центре и жить в общежитии для малоимущих. С этого момента, от нас с матерью больше не получишь ни копейки.
– Да что ты? Ты не можешь так поступить!
Всё-таки я обернулся, решив высказать всё до последнего, но отец, гордо вздёрнув подбородок, стряхнув с идеально отутюженного смокинга несуществующие пылинки, зашагал прочь, напоследок добавив:
– Разговор окончен.
***
Я стоял напротив серого, невзрачного здания, не решаясь зайти внутрь, наблюдая за тем, как к парадному входу каждые десять минут подъезжают автомобили скорой помощи.
Если существует ад на земле – то он начинается тут.
Делать было нечего, пришлось принять волю отца. Кушать ведь хотелось. Этот старый осёл, все мои шмотки из последней коллекции вывез в церковь, а остальные – прямо во дворе нашей усадьбы демонстративно спалил.
Вот и всё. Мой отец меня просто выгнал. Приказал своим амбалам вышвырнуть меня за ворота и даже близко к усадьбе не подпускать.
Не ближе, чем на расстояние пушечного выстрела.
***
Я начал работать в государственном центре для тяжелобольных и инвалидов через неделю после того жуткого вечера, когда, находясь за рулем в алкогольном опьянении, сбил ни в чём не повинную девушку. Не знаю, что с ней. Жива, или нет? Мне просто стыдно об этом узнать. Я не могу! Я трус. Трус и ублюдок, каких только ещё поискать нужно.
Первое время кантовался на вокзале. Несколько раз даже подрался с бомжами за картонку. Писец просто. Дожили, бл*ть.
Из рая, в ад. Без предупреждения, называется.
Это было тем ещё долбанным испытанием. Настоящим вселенским потрясением. Даже лучшие друзья отказались мне помогать. Батя и с ними неплохо поработал. В конце концов, я решил сплясать под дудку олигарха, выполнить все его грёбанные условия. Других вариантов попросту не было.
Отправился в этот чёртов центр. Там меня, благо, встретили как героя. Только вот я был очень голодным. Умял две тарелки какой-то непонятной похлёбки. Ммм, это было так вкусноооо! Не то, что протухшие объедки в мусорных бочках возле ресторанов, за которые пришлось сражаться со сворой бродячих собак.
***
После того, как я начал работать в этой калечной психушке, мама вдруг объявилась. Втихаря, естественно. Через нянечку подкинула денег на квартиру. Правда, хватило только на сраную однушку в покоцанной хрущевке.
– Ну что, Денис. Спасибо тебе большое за желание поработать!
– Да уж, – процедил сквозь стиснутые зубы, после обеда, в ожидании первых указаний заведующей, а сам, в этот момент, на руки свои ужасные уставился, сплошь усыпанные порезами, трещинами, с грязью под ногтями, и меня передёрнуло от ужаса.
Видели бы друзья мой новый «style», оборжались бы от позора.
Боже, в кого я только превратился? Прощайте ежедневные «спа салоны», маникюр, педикюр, безлимитная карта в стрип-клуб. Теперь, я настоящий ходячий мешок с грязью.
Вонючей грязью.
Неделю, наверно, не мылся.
Рядом со мной, даже пролетающие мимо мухи, дохнут.
– Идём, покажу за кем будешь ухаживать.
Наталья Степановна, заведующая реабилитационным центром, любезно повела меня на персональную каторгу чёрными, обшарпанными коридорами, от которых голова шла кругом, а ноги сами по себе бежали к выходу. К тому же, из многочисленных дверей центра, струились не самые приятные запахи, и, доводящие до ужаса, душераздирающие вопли.
Наталья увидела насколько сильно я побледнел. Она решила поддержать меня добрым словом:
– Не бойся. Привыкнешь. У нас тут не Рублёвка, конечно, но и не колония строгого режима. Проходи. Твой пациент находится в палате номер пятьдесят девять.
Что мне нужно было ещё для полного «счастья»?
Ну конечно же это…
Мне выдали одежду санитара, и я с абсолютной неуверенностью, вошёл в палату под номером пятьдесят девять.
Дряхлая дверь противно скрипнула. Первое, что я увидел – девушку. В кислородной маске. Без малейших движений лежащую в постели.
В комнате было темно. Сначала я её не узнал. А когда подошёл ближе – у меня ноги от шока подкосились. Хорошо, что я вовремя успел ухватится за стену.
– Это Анечка. Её машина недавно сбила. У девушки очень серьёзная травма.
Каждое слово заведующей, будто острым скальпелем, безжалостно втыкалось в моё сердце. И резало, резало, резало!
На живую. Без наркоза. Без капли жалости.
– Пациентка уже приходила в себя, но всего на пару минут. Я позову нянечку, она расскажет тебе, что ты будешь делать.
Наталья ещё что-то возбуждённо рассказывала, проверяя данные приборов, но я не слушал. Окружающий мир для меня навечно погряз во тьме.
– Спасибо, Денис. Ты очень хороший парень. – Хлопнула меня по плечу, а мне головой об стену с разбегу захотелось впечататься. – У нас катастрофически не хватает работников. А кто же за такими пострадавшими будет ухаживать? Аня теперь вряд ли будет ходить. У девочки тяжёлые переломы. Бедняжка… Самое ужасное, что преступника так и не нашли. Никакой информации. Никакой зацепки. Будь он проклят, этот убийца!
Сейчас, я бы многое отдал, чтобы отмотать время назад.
Или, хотя бы, поменялся с Аней местами.
– Только ты, когда она очнётся, не говори малышке об этом. О том, что теперь она будет навечно прикована к инвалидному креслу. Напротив, говори, что всё будет хорошо. Опыт показывает, что такие больные намного быстрей идут на поправку. А вообще… на всё воля Божья.
Глава 3
Не понимаю, как я до сих пор не сошёл с ума. Однако, я понял лишь то, что хочу заботиться об этой несчастной девочке, хочу всё исправить, покаяться хочу, вину загладить. Вот только признаться в преступлении не смог. Кишка тонка. Лучше застрелиться, чем посмотреть в глаза бедняжке и сказать, что это я тот сраный подонок, который тебя сбил, да ещё и под проливным дождём гнить оставил, потому что в этот момент мне шлюха отсасывала, а сам я под кайфом был.
Около суток она лежала без сознания. Но врачи говорят, что состояние пациентки стабильное, опасность миновала. Девушка потеряла много крови и перенесла сложную операцию на ногах. Её кости… буквально собирали по частям. Странно, что она вообще осталась жива.
***
Я настолько сильно привязался к Ане, что даже ночевал на шатком трёхногом табурете, рядом с её кроватью. Потому что боялся… боялся, что ей вдруг ночью станет плохо, а никого рядом не будет. И если, не дай бог, с ней что-либо случиться, я ведь тогда точно таблеток наглотаюсь.
Я не убийца. Но мне очень жаль! Правда…
Я не хотел! Так получилось…
Но что ей мои сопли, если у девочки теперь вся жизнь сломана. Она ведь балериной хотела стать. В свободное время на танцы ходила, мечтала накопить на учебу в школе балета.
Четыре раза в день я делал ей массаж ног и лечебную гимнастику, пока девушка спала. Когда я увидел её худые, истощенные, сплошь усыпанные синяками ноги, сутки не ел, снова винил себя до изнеможения. Но потом, всё же поел.
Я нужен ей.
Нужен!
Она ведь сирота.
И никто ей больше не поможет.
Никто.
Кроме меня.
***
Когда все необходимые процедуры были выполнены, всё оставшееся время я просто сидел напротив девушки и смотрел не её бледное личико.
Какая же она всё-таки красивая! Эта малышка ассоциировалась у меня с ангелом. Таким нежным, хрупким, ранимым ангелом. Вот только я для неё, был самым настоящим дьяволом.
Густые, длинные волосы, светло-русого цвета, кукольное личико, пышные ресницы, острый носик и сладкие губы… а ещё эти уродливые гематомы по всему телу.
Господи. Как же сильно я себя ненавижу.
***
Наконец, на третий день, Аня открыла глаза. Сначала, девушка очень удивилась, затем испугалась, а потом по её бледным щекам покатились слёзы.
Боже! Какие же у неё всё-таки изумительные глаза. Яркие, большие, насыщенно-синие. Как огромный, бескрайний океан.
– Привет, – попытался улыбнутся, а сам кулаки до боли сжал, – Меня… в общем я это… Денис. – Меня сейчас дико колбасит, млять! – Твоя… сиделка. Помнишь, своё имя?
Как же это невыносимо и мучительно – находится с ней рядом и осознавать, что это я виноват в её боли.
Кивает. Слабым-слабым голосом отвечает:
– А-Аня.
Протягиваю ей руку, для рукопожатия, но она свою быстро прячет под одеялом, поглядывая на меня из-под прищуренных, густых ресниц.
Черт. Не думал, что это будет настолько трудно.
Наверно, на зоне срок отмотать – и то проще.
– Помнишь, что произошло?
Кивает, тут же голову в сторону поворачивает, намекая на то, что разговор окончен.
– Ясно. Болит что-нибудь?
Бл*ть!
Нет, всё у неё просто зашибись!
А ты как думаешь, ублюдок ты поганый?
– У-ходи. – Едва слышно.
Быстро покидаю комнату. Забегаю в уборную, открываю кран на максимум и засовываю голову в раковину, под ледяную воду.
Капец.
Что же мне делать…
***
Следующие недели выдались ещё ужаснее предыдущих.
Анна отошла от наркоза и уколов, поэтому у девочки начал проявляться характер. И он, в отличии от её внешности, был вовсе не таким уж сладким.
– Я не буду это есть! Я вообще ничего не хочу! Уходи и оставь меня в покое! – как только я зашёл к ней в комнату с подносом, она в меня подушкой запустила, но я успел увернуться. Тогда она вазу схватила. Ту, которую я ей, между прочим, с рынка принёс, вместе с полевыми цветами. Цветы бережно выложила, а вот вазу… вазу со всей дури в стену швырнула. Часть осколков попало в овсяную кашу. Испугавшись, я резко опешил. Поднос в моих руках пошатнулся, и мне горячим чаем ошпарило кисти.
– Проклятье! Ты что творишь?
Не удержался. Тоже в ответ психанул и поднос со всей дури навернул. Всё равно еда уже не годна к употреблению. Хорошо, что в шкаф попал.
Секунда затишья… И снова горькие слёзы в подушку.
Я тоже человек. И меня завести – раз плюнуть. И так сдерживаюсь, как только могу. Но характер, что у меня, что у неё – не подарок природы.
Понимаю, стресс у девочки и всё такое, но для этого я здесь. Чтобы вину загладить, чтобы помочь. Панькаюсь, как с младенцем, а она, дурочка глупая, этого не ценит.
– Так, Аня, успокойся. Пожалуйста. Очень тебя прошу. Тебе поесть надо. Давай массаж сделаю?
Присаживаюсь рядом на табуретку, а она пытается отползти на другой край постели. Когда я положил свои ладони на её неподвижные ноги, она вдруг всхлипнула, и со всей силы шлёпнула меня по рукам, закричав:
– Да что вы со мной как с ребёнком возитесь! Я ничего не хочу! Ясно?! Сдохнуть хочу… СДОХНУТЬ! Уходите! Проваливайте! И в покое меня оставьте!
Всё, это была последняя капля терпения.
– Я ухожу, Аня. Больше не вернусь. Ищи себе другого дурака.
Дверью с маху шарахнул.
Так лихо, что штукатурка на голову посыпалась.
***
Целый день я в бестолку шлялся по парку реабилитационного центра, наблюдая за остальными больными, прогуливающимися на территории лечебницы. Кто без руки, кто без ноги, а кто вообще без обеих конечностей.
Это полный писец. Если бы со мной такое произошло, я бы на себя руки наложил. У них нет больше жизни. Они обречены. Но несмотря на это, безногие пациенты улыбались. Искренне! Кто-то цветы с клумбы срывал, кто-то кота местного своим ужином тайком подкармливал, доставая из кармана куски черствого хлеба и остатки котлет, а кто-то картины рисовал.
НОГАМИ!
Один мужчина, безрукий… Сидел на траве и рисовал маслом на холсте. Ногами…
Эти люди… Они достойны восхищения!
Почему мы так мало о них знаем? Почему наши телевизоры сплошь кишат «Домом 2» и передачей, типа «Звёзды под гипнозом?» А о воистину важных вещах мир молчит?
Инвалидам не выделяют нормальные лекарства, а больницы вообще давно списаны под снос. Им нечего кушать. Основная еда – овсянка на воде и суп с куриными пупками.
В этот момент, я действительно начал задумываться о других ценностях. И эти ценности – не крутая тачка и дом на Рублёвке, а наличие обоих рук, ног и головы. Вот что делает нас счастливыми.
Это здоровье.
***
Вечером я всё же решил вернуться в корпус и попробовать поговорить с Аней ещё раз. Но стоило только открыть дверь палаты, как я… сразу же превратился в дикого волка. Оказывается, девушку привязали. Ремнями. К кровати. А она плакала и билась в истерике, захлёбываясь в собственных слезах.
– Тише, тише! – как ненормальный заскочил в комнату, рывком разорвал ремни и быстро прижал девчонку к груди. По волосам погладил, в макушку поцеловал. А она… она вдруг притихла. И… обеими руками меня обхватила, прижавшись в ответ.
Долго ещё укачивал бедняжку на руках, пока она полностью не успокоилась. А вскоре, и вовсе уснула. Осторожно положил девушку на кровать, укрыл одеялом. Когда я невольно взглянул на эти жуткие синяки и стёртую кожу на запястьях – мне захотелось свернуть кое-кому шею! Тому, кто посмел приковать Аню к постели, ещё и оставить малышку одну. Но не смог я уйти. Она схватила меня за штаны и вяло прошептала, не открывая глаз:
– Денис… Н-не уходи.
Обалдеть. Это её ДЕНИС. Как будто камнем по сердцу.
Конечно, я не смог уйти. Рядом лёг. К себе хрупкое тельце прижал и до самого утра успокаивал своим теплом. Впервые во сне она не плакала. Крепко-крепко обхватила меня маленькими ручками и сладко посапывала. А я, всё это время, на губы её слегка приоткрытые смотрел и чокался от желания попробовать их на вкус.
Не знаю, что со мной происходит.
Но кажется… я начинаю влюбляться.
