Дана Стар
Дороже жизни
Она не верит. Или просто в шоке? Потому что продолжает рыдать.
Теперь Аня рыдает не от боли, а от счастья. Теперь в её глазах во всю сверкает восхищение.
Снова к девчонке подбегаю и снова целую её сладкие губы. Аня вдруг перестаёт дрожать. Ручками шею мою обхватывает, пальцами в волосы на затылке зарывается, начинает отвечать на поцелуй. Сначала робко, застенчиво, а затем, более уверенно. Лаская и даже покусывая по очереди то верхнюю, то нижнюю губу.
– Ох… какая же ты сладкая! И красивая, – томно урчу в её рот и чувствую, как она изящно выгибается, полностью отдаваясь ласкам. А меня ведёт. Как наркомана проклятого ведёт от её запаха, от её нежной кожи и от того, насколько она хрупкая, ранимая, отзывчивая и в то же время горячая девочка.
Да чёрт возьми! У меня башку мгновенно рвать начинает! Потому что никогда! Никогда я, блин, ещё ничего подобного не испытывал в жизни. Ни с одной шлюхой. Даже самой дорогой. Ни с одной настолько кайфово не было.
В штанах мгновенно потеснело. Аня это почувствовала. Её дыхание участилось, а щеки покрылись красными пятнами. Как же мне дико хотелось в неё ворваться… и любить, любить, любить! До самого утра, кайфуя от её страстных стонов, от её сладких поцелуев и от того, что она стала моей. Первой и единственной. Любимой… девушкой.
Той, ради которой я сделаю всё на свете.
Той, ради которой я даже пожертвую собственным сердцем.
Она моя.
Она теперь для меня дороже всего.
И даже… дороже жизни.
Глава 7
– Всё, что я делаю, я делаю ради тебя. Потому что мне так хочется. Обещай, что больше никогда не скажешь нечто подобное.
– Обещаю! – не думая, шепчет в ответ, – При одном условии. Если ты меня ещё раз поцелуешь.
– Поцелую. Даже не раз. Раз сто поцелую! И каждый день это буду делать, пока твои сладенькие губки не опухнут от моего настойчивого желания. – Улыбаюсь, на все свои тридцать два, поглаживаю большими пальцами её бархатные щеки, скулы, шею… и медленно, направляюсь к груди. Туда, где уже выпирают две твердые и очень сочные ягодки.
Она тоже улыбается. И больше не боится. Ни меня, ни своей немощности. Потому что мне плевать. Я люблю её всю. Абсолютно и полностью. И моя любовь искренняя. Я это точно знаю. Я это чувствую. Сердцем своим чувствую.
– Денис… я хочу тебя.
– Нет. Пока нет. Я ведь могу не сдержаться. Сойду с ума, голову потеряю, когда тебя целиков и полностью увижу. Разорву к чёрту!
Она смеётся. Так звонко и так радостно, что мне рыдать от счастья хочется.
– Серьезно. Я блин могу потерять контроль. Или больно тебе сделать. Нам уже пора. Или мне голову оторвут, за то, что мы задержались.
– Не хочу в больницу. С тобой быть хочу. Мне тебя мало. Я очень скучаю.
Когда я вскочил с кровати, собираясь взять Аню на руки, мне вдруг стало так неловко. Только сейчас я понял, что у меня, там, в штанах, выросла настоящая Эйфелева башня.
– Я думаю, это мощное доказательство того, что ты мне действительно нравишься, Аня. Что теперь скажешь? – Похвастался, демонстративно вильнув бедрами, а она раскраснелась ещё больше.
– Подойди ближе, пожалуйста, – сглотнула, облизав нижнюю губу.
Обеими руками она вдруг хватается за ширинку моих брюк, а я, от неожиданности, чуть было не спускаю в собственные трусы.
Ей-Богу. Будто пятнадцатилетний пацан.
– Ты что?
– Ничего. Я просто… Я просто хочу это сделать. Потрогать, посмотреть… и хочу, чтобы тебе было приятно. Ты ведь такой заботливый, такой добрый.
Бороться со своими желаниями было бесполезно. Она сама мои штаны до колен вниз рванула, а затем остолбенела, с восхищением глядя на мою, гордо выпирающую, мужскую силу. Глаза девчонки, как у дикой кошки, расширились до максимума, а дыхание участилось. Тёплые ладони заскользили по гладкой коже выпирающей эрекции, и я даже ничего толком не успел понять. Меня словно шандарахнуло молнией.
Я кончил. За секунду. Прямо в её нежные ручки.
Твою ж…
***
Я никогда не задумывался о том, что вообще такое «любовь»? Для меня её просто не существовало. Или, я просто не знал, что это вообще такое и с чем его «едят»? Родителям на меня всегда было наплевать. Слишком занятые… Их любовь задабривалась бесконечными тоннами подарков, а виделись мы только на праздники.
Любимой девушки у меня тоже никогда не было. Только шлюхи. Которых я менял как перчатки. Мне нравилось разнообразие. Однотипность слишком утомляла. Я просто удовлетворял свои сексуальные потребности, избавляясь от напряжения в члене. И всё! Всё остальное было неважным.
До тех пор, пока…
Пока не встретил ЕЁ. И не понял, что до этого я жил как конченный придурок, не имея никаких целей в жизни. А сейчас… сейчас мне действительно захотелось дарить людям смысл, добро, помогать нуждающимся и защищать слабых.
Я изменился.
Конкретно так изменился!
И всё это… благодаря одному человеку.
Моей Нюте. Моей любимой девочке.
Да! Я действительно влюбился. И любить кого-то, искренне, не из-за денег – кайфовей всего на свете. Тем более, если ты понимаешь, что твоя вторая половинка любит тебя так же. Душевно, чисто, нежно…
Как и ты её. Не потому, что у тебя в кармане звякают ключи новенькой «Мазератти», или в штанах шуршит приличная пачка зелёных, а потому что ты несёшь людям пользу, сеешь добро, спасаешь жизни. Шлюха получила свои бабки, я – удовольствие. И всё. На этом спектакль окончен. Я купил её фальшь, её стоны, её лживые чувства. Купил и забыл. Но когда рядом с тобой есть тот человек, который ждёт каждый день твоего прихода, смеётся, обнимает, целует, зная, что ты практически бомж – эти эмоции не купишь ни за какую валюту.
Я полюбил Аню.
А она полюбила меня.
Ни дня не мог прожить без её ласк, поцелуев, объятий. Особенно без того, как вечерами, после обхода, я тайком пробирался в её палату, нырял под одеяло, и мы целовались до самого утра. А она… она меня ласкала в ответ. Пошло, порочно, и так горяяяячо! Что самому аж стыдно становилось. И я её ласкал… Правда очень осторожно. Потому что боялся. Снова боялся сделать ей больно.
***
Этим вечером Нюте не здоровилось. Девочку знобило. Возможно, Аня немного простыла, а у меня, блин, в душе уже во всю буйствовал внутренний Апокалипсис. К хренам я сегодня домой пойду! Хоть заведующая и настаивала, чтобы я взял отгул, а то похудел и побледнел, как живая мумия. Сказала, мол, что я уж очень сильно привязался к пациентке.
Пациентке?
Смешно!
Аня никакая не пациентка.
Она моя.
Моя жизнь.
Наталья Степановна меня часто хвалила. А персонал и вовсе не верил, что сам отпрыск, сыночек будущего мэра, действительно пашет в захудалой больничке для неполноценных, надраивая утки в сартирах и выполняя прочие унизительные действия.
Ладно.
Шучу!
Хорошо, что до этого дело не дошло. Нянечка одна здорово помогала.
Первую неделю более-менее было спокойно. Я одевался как бомж. Намеренно. Чтобы знакомые не узнали. А заведующую попросил, чтобы она здорово не трепалась о моём желании поработать бравым добровольцем у истоков сущей Преисподней. Мол, парень я скромный, обойдёмся без прессы. Уже потом, чуть позже, я сообщил управляющей, что она всё-таки может выступить перед публикой со своей похвалой. Вот только, если честно, мне этого, больше не надо. Пиар, реклама, внимание прессы и окружающих. У меня теперь другие цели в жизни.
Как Аню на ноги поставлю – сеть таких вот центров открою. И буду людям помогать. А Нюту я обязательно вылечу. Я ведь упёртый!
Ежедневно я прокручиваю в мыслях один и тот же диалог, который стал у нас с Аней, как слово: «привет» или «пока», постоянным ритуалом:
«Я всех самых лучших врачей наизнанку выверну, но ты будешь у меня ходить! Будешь! А после… после станешь самой знаменитой на планете танцовщицей. Как и хотела!»
Говорю ей это по сотню раз на день. А затем целую. Так жадно целую, что помереть к чёрту мечтаю, от того, насколько это приятно. Любить кого-то. Со всей душой. И я вообще удивляюсь, как так быстро я на ком-то помешался? До безумия. Эта девчонка для меня – самый мощный живой метаморфоз, который полностью перевернул как мою жизнь, так и мой характер.
Если честно, когда я впервые увидел Аню впервые, у меня будто что-то лопнуло в груди, и на миллиард острых осколков разлетелось по всему телу. А дальше нахлынуло такое ощущение, что якобы я знаю её не одну сотню лет. Будто виделись уже раз эдак с сотню, не меньше. В прошлых жизнях, наверно.
По венам побежал кипяток, а нервы затрещали, будто от тока, стоило мне только взглянуть в бледное личико девушки.
Именно поэтому я не смог уйти.
Не смог бросить.
Родная она мне. Очень родная.
А души наши, определённо, связаны.
Их ещё там, на небесах, связали.
И каждый раз, возвращаясь на землю, мы играли новые роли в новых спектаклях.
Но в этот раз спектакль выдался не таким уж счастливым.
За что мне такое наказание?
Как это нас угораздило?
Когда я узнал, что моя девочка, в день, когда я её сбил, спешила домой с прослушивания, снова провалился в глубокую депрессию. Ей дали шанс. Её приняли на бюджет. В следующем году. В профессиональную школу балета… и тут… бац!
Грёбанная авария.
Конец мечтам.
Конец всему.
Я… бессердечный ублюдок.
Я жизнь ей, сука, сломал!
Почему именно ОНА? ПОЧЕМУ?
Лучше бы я сам сдох.
В лепёшку бы разбился во время очередного нелегального стритрейсинга по улицам столицы, накануне происшествия, чем вот так вот… корчиться от невыносимой боли.
Я не знал, что мучиться от чувства вины… это настолько жестоко.
Сейчас я ощущал себя абсолютным ничтожеством. И каждый новый день подыхал от своей лжи, вины, трусости, что мешали мне признаться в непростительном преступлении.
Для меня каждый день приравнивался к вечной внутренней каторге.
Если бы такие пытки существовали в далёкие времена, несомненно, подобный вид наказаний стал бы самым жутким испытанием, уготованным виновнику.
Сдохнуть от собственного самоедства… что может быть хуже?
***
Уложив Аню спать, я сам рядом присел, как обычно, на стуле. Лоб её потрогал и мысленно выругался, потому что, чуть было не обжёгся. Несколько минут я поглаживал её бледное личико кончиками холодных пальцев, а затем, кажется, задремал. Но проснулся от громкого, жуткого вопля.
– Денис! Денииис!!!
На месте подскочил, быстро Нюту к себе прижал, пытаясь успокоить.
Проклятье!
Снова кошмар приснился.
Было уже такое. Раньше. Несколько раз.
– Шшшш, тише, маленькая, я тут. С тобой! Успокойся. – Лёг на край постели, на грудь её голову положил, нежно погладил.
У самого дыхание сбилось и пальцы дрожат. Её мокрые волосы насквозь промочили мне майку.
– С-страшно мне. Очень страшно! – Аню трясёт, как при мощном гриппе.
– Успокойся, это просто кошмар. Просто кошмар…
– А ещё мне б-больно… – Всхлипывает. Так протяжно, что меня на части рвёт и на атомы рассыпает от невозможности помочь.
Почему? И за что ей всё это?!
Почему не я… Почему не Я сейчас на её месте?!
Это было бы справедливо.
– Где больно? Где больно милая? Ноги? Ноги болят? – Обхватываю её бледное лицо дрожащими ладонями, слёзы большими пальцами растираю. – Врача позвать? Что мне сделать? Что?!
– Нет. – Сглотнула. – Ног я больше не чувствую. Тут болит… – руку мою берёт, ладонью к груди прикладывает. К сердцу. – Там болит. Ноет и печёт.
Руки трясутся. А липкий пот несётся по коже. Дыхание тяжёлое, рваное.
В глазах темнота. А под ладонью её хрупкое сердечко бешеным эхом вибрирует. И этот стук, глухой и рваный, будто у меня в ушах громовым раскатом отзывается.
– Мне просто снова приснилась авария. На этот раз сон был настолько реальным, что я… что я думала, что моё сердце… оно не выдержит.
– Ты со мной, со мной, со мной… – как молитву повторяю, пытаюсь успокоить.
Но больше себя, подонка утешаю, чем её.
В конце концов Аня немного расслабилась. Согрелась. Дрожь прошла, дыхание более-менее выровнялось, благодаря моей поддержке, моим объятиям. Сделав несколько глубоких вдохов, девушка оторвала голову от моей груди, посмотрела мне в глаза и судорожно прошептала:
– Мне п-приснилось, что это т-ты… Ты за рулём б-был.
Секундная пауза. Свист в ушах. Такой, как на кардиографе, когда сердце останавливается.
– И это ты меня сбил.
