Наконец, Давид успокоился. Понял, что погорячился, понял, что перешёл за грань, понял, что напугал. Просто так. Без причины.
Тогда он опустился передо мной на колени, положил руки на мои бёдра и, с сожалением склонил голову:
– Прости, Крошка. Сам не знаю, что на меня нашло. Просто бесит весь этот негатив, льющийся из уст продажного СМИ.
Киваю.
Невольно запускаю руки в его влажные, слегка вздыбленные волосы, нежно-нежно поглаживаю, пытаясь успокоить. Больше не решаюсь разговаривать на эту тем. Видимо, у него в душе хранится некая травма, связанная либо с этим сюжетом, либо вообще с миром новостей.
Быть может, СМИ осквернили его любимого человека?
Не буду гадать.
Придёт время – сам расскажет.
Однако меня все ещё не отпускало… В голове эхом витали слова ведущей…
«Банда из пяти человек».
Это ерунда.
Просто дурацкое совпадение.
Нам лучше успокоиться и заняться ужином. Не хочу портить настроение.
Он ведь извинился. А это главное.
***
Ужин прошёл практически в полном молчании. Давид даже не взял меня, хотя видел, как по пути в особняк меня ломало от вожделения. А ещё я не доела его изумительный стейк. Он просто схватил меня за руку и сообщил, что мне лучше вернуться домой пораньше, а ему ещё нужно отвезти протеин для клиента в другой конец города.
Сегодня мужчина был совершенно другим.
Его нечто гложило. Нечто серьезное. Я это чувствовала. У меня грудь от волнения до боли сжималась, а лёгким не хватало кислорода. Они, словно губка, впитывали ауру его беспокойства. Потому что воздух, вокруг нас, сплошь был пропитан тревогой. Отчего у меня начиналась болезненная отдышка.
– Прости меня, девочка. – Мы припарковались у ближайшей остановки. Давид, нажав на ручник, обернулся ко мне. Бережно взял за руку и ласково поцеловал каждый палец, глядя исподлобья. – Настрой дерьмо. Мне очень жаль. Но я обещаю исправиться. – Ещё раз извинился. Наверно это было его десятое извинение за сегодняшний вечер.
Ох уж эти перепады настроения!
Ну конечно же я прощаю. У меня ведь нет другого выхода.
За всё прощу. Чтобы у тебя там не случилось. Потому что до полоумия люблю!
– Всё в порядке, – улыбаюсь.
– Испугалась? – продолжает обжигать мою руку горячими, бурными выдохами, губами скользит по коже, отчего я вся покрываюсь приятными пупырышками.
– Немного. – Врать не буду. – Я просто за тебя переживаю. За твоё настроение, самочувствие, за ваши отношения с братьями.
– Моя заботливая девочка… – рывок, и я прижата носом к ароматной шее бойца.
И у меня снова разыгралась гипоксия!
Господи! Как же люто я обожаю ЕГО запах! Запах дорогих духов, мяты, табака.
– Не переживай. Я в норме. – Пробубнил, запуская свои наглые ладони под мою кофту. Властные мужские руки скользнули внутрь джинсов и… я вздрогнула, почувствовав их невероятную мощь на своих ягодицах.
Давид, подхватив меня под попу, усадил к себе на колени.
С наслаждением закрыла глаза… В голове проснулся пьяный вихрь. А он носом о мой нос потерялся и довольно мурлыкнул, продолжая по-хозяйски сжимать, сминать и мять упругие округлости.
Жаль, что у нас жесткое ограничение во времени. Да и припарковались мы на людном месте. Подумав об этом, я мысленно захныкала. Потому что мне было адски некомфортно сидеть на его вздыбленном бугре и чувствовать невыносимо сладкую пульсацию между ног, помирая от невозможности почувствовать эту восхитительную эрекцию прямо здесь и прямо сейчас глубоко внутри… в покалывающем от пошлого желания лоне.
Боже!
За что мне эти муки!
Это как трогать любимый эклер и при этом не иметь возможности его слопать.
Сегодня Давид решил отпустить меня домой неудовлетворенной, озлобленной на весь мир женщиной.
– Не открывай глаза, Крошка, – шипит в ухо, кончиком языка поддевая мочку, – У меня для тебя есть подарок.
Улыбаюсь! Киваю, застывая в нетерпении.
Давид осторожно перебрасываете мои распущены волосы на правое плечо.
Три секунды, и я чувствую, как он будто бы надевает мне что-то на шею.
– Теперь можно.
Распахиваю глаза. Руками нащупывают некий небольшой предмет в области груди, по форме напоминающий сердце.
– Смотри… Это – парное украшение. У тебя сердце, у меня ключ. – Вытаскивает из-под своей футболки некую блестящую цепочку, на которой поблескивает ажурный, невероятной красивый предмет, вероятно, изготовленный из серебра, в форме ключа, украшенный блестящими камушками.
– Ох, Давид… – Теряюсь, смущаюсь, руками касаюсь своего подарка и вижу, что эти украшения идентичны друг другу. – Это невероятно! Очень оригинально и очень красиво.
– Открой своё сердце… Откроешь его для меня, Крошка? – тёплыми пальцами касается моего подбородка. В больших карих глазах мерцает надежда. И я, конечно же, тону в дне его нереально изумительных омутах.
Мы открываем кулон вместе. Там, внутри украшения, я вижу нашу миниатюрную фотографию. На одной половинке он, на другой – я.
– О-открою… – Вот и все. Из глаз снова хлынули долгожданные слёзы радости.
Я бросилась ему на шею, шмыгая носом, обнимая и целуя его щёки, его губы, его ключицы…
Наконец-то Давид улыбнулся.
Прежний, заботливый, нежный, полный сюрпризов… он снова вернулся ко мне.
А я лишь мысленно пожелала, чтобы он оставался таким, как сейчас, всегда.
– Крошка… Носи его всегда и никогда не снимай. Я буду твоим единственным мужчиной. Хранителем ключа. От твоего нежного сердца.
***
Спотыкаясь на каждой кочке, я бежала со всех ног домой, с опаской проглядывая на часы в телефоне. Давно не устраивала подобный марафон! От которого начала буквально закашливаться и задыхаться, в момент ритмичного подъема по лестнице.
Но прежде, чем я добежала до подъезда… увидела, что в наших окнах, на втором этаже, горит свет. На секунду я впала в ступор. Сердце провалилось куда-то в желудок, там же припадочно забилось в агонии, а в ушах неприятно зашипело
Я опоздала.
Она уже дома.
Не успела я переступить порог квартиры, как сразу же почувствовала неприятный запах табака. Меня передёрнуло от отвращения.
Быть может, я случайно ошиблась квартирой?
Зашла на кухню… а там мать сидит и…
Курит!
Черт! Чёрт! Чёёрт!
Чтоб тебя!
Это серьезно! Очень и очень серьезно!
Помимо запаха приторного дыма, в комнате ещё и прилично воняло ароматом назревающего скандала. Естественно, первой мыслью было то… что она узнала о моей интрижке с боксером.
По её словам, он бы годился мне в деды, если бы она узнала сколько ему лет. А ещё она бы сказала, что по нему рыдает колония строго режима.
Мертвой статуей я застыла в дверном проёме. Опустила голову в пол, сжала руки в кулаки, готовясь встретиться лицом к лицу с настоящим Армагеддоном.
Сделав последнюю затяжку, она грубо воткнула бычок в пепельницу и… на секунду спрятав руки под стол… с ненавистью швырнула мне в лицо какие-то вещи. Кухня поплыла перед глазами, а тело качнулось куда-то влево, когда я узнала мои любимые рваные джинсы и футболку с черепами, подаренные Давидом.
Боже! Боже! Божееее!
Я забыла… Дурочка! Забыла перепрятать!!!
– Ну, и как ты объяснишь мне ЭТО??
Молчу.
Лишь до боли покусываю нижнюю губу, не решаясь посмотреть ей в глаза.
Боюсь. До сих пор брось. Хоть и взрослая уже. Но не могу принять этот факт.
Много она меня ломала. Много. И больно. Этот страх… Страх унижений, побоев… будет жить со мной вечную вечность.
Я думала, я надеялась, что смогу дать ей сдачу!
Но я ошиблась.
Меня по-прежнему трусит, я по-прежнему ощущаю себя мелкой букашкой под огромной и когтистой лапой безжалостного льва.
– Ты думала я не догадаюсь?? – слышу, как скрипит паркет от уверенных шагов, когда мать встаёт из-за стола и направляется ко мне. – Да о твоих грязных интрижках уже весь двор знает! Мне баба Люба рассказала. А её внуки даже фотографию показали, где дочь образованной учительницы практически в одних трусах рассекает на мотоцикле в обнимку с татуированным уголовником!!!
– Прекрати… – пищу, с надрывом в голосе и до хруста в шее вжимаюсь в стену, когда она оказывается в шаге от меня. – Давид не такой! Не смей так говорить! Ты ничего о нем не знаешь! Обязательно, если у человека есть татуировки и мотоцикл – то он уголовник! Что за дурацкий стереотип?!
Она яростно фыркает, хватает со стола бутылку с водкой, залпом опустошает склянку до конца:
– Что же ты меня так позоришь, дочка?? За что?? Связалась с каким-то неотёсанным, хамоватым быдлом!!! Значит так ты решила меня отблагодарить за заботу, за то, что вырастила и выкормила тебя? В одиночку! Считая каждую копейку, ночами вкалывая уборщицей в грязных барах, лишь бы тебя прокормить??
– Нет. Ты не права… Я не хочу тебя позорить. Но я правда его люблю… мама.
Она устало опускается на стул, хватается за волосы, и я вижу, как по бледным щекам градом катятся слёзы:
– Позорище! Какое же позорище!!! Сегодня пришла в школу, а мамы моих учеников на меня пальцами тыкают и перешептываются.
Ну это уже полнейший бред!
Да кому какое дело? Какое им вообще до меня дело! До моего парня??
У мамы просто дурацкая фобия. Мания всё преувеличивать!
– Вчера я позвонила на кафедру… – продолжила.
Нет! Только не это!!!
Зачем всё так сразу!
Скачем сразу макать меня в грязь? Полностью.
Судьба, что же ты делаешь?
– Мне сообщили, что твоя успеваемость упала. И что ты стала часто прогуливать занятия. А ещё твой декан не упустил случая, чтобы пожаловаться. На то, что якобы твой парень мешает студенткам учиться – маячит перед окнами с обнаженным торсом, отвлекая девушек от учёбы.
Да Боже, Боже, Божеее!
Это было всего один раз!
– Какая-то глупая ошибка. Ма, это гнусное преувеличение… – Глубокий выдох, отклеиваюсь от стены и делаю шаг навстречу, – Просто послушай меня, ладно? Умоляю! – жестами, с мольбой, практически падаю перед ней на колени, – Его зовут Давид и он очень хороший парень. Честный, смелый и заботливый! Он несколько раз спас мне жизнь, когда я убегала от гоп…
СТОП!
Что я несу?
Просто не могу контролировать свой пыл! Эмоции на пределе!
Она грозно нахмурилась, а я чуть было не проболталась.
О своей тайной работе, и о том, в какой жуткий клоповник бегала вместе с Каринкой, вместо обещанного кино!
Всё.
Конец.
Не знаю, как я теперь выпутаюсь из этого прочного, змеиного клубка, плотно сомкнувшемся на моём горле.
– Ну, чего замолчала? Хотя… довольно уже! Я о нем наслышана! Видела твоего парня.
Я нервно поёжилась, снова сжавшись в беспомощный комок.
Казалось бы, весь мир обернулся против меня. А судьба… она просто решила меня растоптать.
– Соня, сколько ему лет?
– Он… он старше меня. Но возраст ведь не главное. Сердце – вот, что главнее.
И тут она рассмеялась. Истерически, с гласным надрывом. Высмеяв меня по полной.
– Не неси чушь! Ты… – чёрствая пауза, – больше никогда его не увидишь. Можешь уже прямо сейчас писать смс-очки, что ты его бросаешь.
– Нет! Никогда! Хватит. Я уже взрослая. Я сама буду распоряжаться своей жизнью. – Скрестила руки на груди, с вызовом глянув исподлобья.
Главное не сдаваться!
– Брось, доча, – коварная ухмылка растянулась на её заплывавшем лице, —
– Драться и трахаться – это всё что умеют такие как они, грязные отбросы общества, жулики и ублюдки!
– Боже! Мама! Как тебе не стыдно такое говорить! Ты же учитель литературы!
– У него в башке мусор. Он бездушный монстр и безнравственный ублюдок! – бьёт кулаком по столу, так, что искры летят на метр вперёд.
Мне становится реально не по себе…
Она приняла Давида за нашего отца.
И она слишком много выпила. Лучше не спорить. Лучше просто уйти, немедленно закрыться в комнате.
Но её интонация, её гнусные насмешки меня разозлили.
Поэтому я не смогла вовремя остановиться.
– А ты откуда знаешь? Опыт имеется? – огрызнулась, подливая масло в огонь, а она замахнулась.
– Не смей так говорить! – хлёсткая пощёчина обожгла лицо. – Дрянь, шалава, проститутка! Позорище!!! Быстро марш в свою комнату! Ещё раз с ним увижу – отправлю в монастырь. Разговор окончен.
***
Прижала ладонь к пылающей щеке, не в силах сдержать горькие слёзы, которые мощным напором брызнули из глаз, когда мать тащила меня за волосы в мою комнату, а я отчаянно пыталась доказать ей, что она ошибается.
Я как будто кричала в пустоту. Я как будто потеряла способность говорить. Потому что она меня не слушала. Она мне не верила. И это было так больно, что хотелось вырвать собственные нервы, собственное сердце, чтобы там не жгло, не зудело, не болело. А вместе с этим и уши. Чтобы не слышать гадости от самого близкого, самого родного человека в моём замкнутом мире.
Но своими острыми словами моя мать резала меня без анестезии. Колола ножом в самую душу! И с тех пор я поняла… что у меня больше нет матери.
Нет и отца. С этого момента я… сирота.
Единственный близкий человек, который у меня остался – Давид.
– Поверь мне! Просто поверьььь! Не кроши мою жизнь, не превращай моё сердце в осколки! Я ведь очень сильно его люблю! Мама! Мамочкааа! Он очень хороший парень. Обеспеченный, добрый, ласковый! Состоятельный мужчина! Он заплатил за мою учёбу на год вперёд!
– Да? И кем же он работает? – ослабила хватку, остановилась перед порогом моей комнаты.
– Он спортсмен. – Глотаю слёзы.
– Спортсмен? Серьёзно? Который шмалит, как паровоз??
– Нет!
– Всё! Хватит, Соня! Хватииит! Ты наказана. Под арестом.
– Нет. Не имеешь права! Я уже совершеннолетняя. Что хочу, то и буду делать! – попытались вырваться, но меня в миг парализовало… Ядом её страшных, наполненных чистым гневом глаз.
– Ты с ним спала? – с рыком.
– Какая разница! Даже если это так – это моё право! Это моя жизнь. Хочу – буду спать с бандитом, хочу – буду пить, курить, сделаю наколку! – меня захлестнуло в бездне истерики.
– Замолчи! – И снова острый шлепок по лицу. – Ты будешь делать то, что я скажу. – Ещё один, и ещё. А затем… череда жгучих пощёчин, от которых в газах замигали чёрные кляксы.
***
Отобрав телефон, она толкнула меня в комнату и быстро перерезала шнур от компьютера. Хлопнув дверью, заперла на ключ.
– Будешь сидеть взаперти все выходные. Подумай над своим поведением.
Я твоя мать. И я желаю тебе только добра. Думала, ты повзрослела… Но я ошиблась. Ты всё ещё маленькая, наивная дурочка. И тебя следует держать в кулаке.
Разрыдавшись в истерике, я упала на кровать и со всей силы принялась молотить подушку кулаками. Лицо горело в огне, а глаза слепли от соленой воды, которая продолжала капать и капать, будто из бракованного крана, обжигая воспаленную кожу от свежих ударов.
Она боялась, что я повторю ошибки её прошлой жизни. Но мне было наплевать. Всё, о чём я мечтала, так это забить на её слова, на её идиотские запреты и просто сбежать… Сейчас меня всё ещё дико трусило, но, когда аффект ослабнет, возможно, я буду снова её жалеть. Потому что прекрасно понимаю, что она переживает, поэтому и ведёт себя крайне вспыльчиво.
Но когда-нибудь… жалости настанет конец.
Если передо мной встанет выбор… она или Давид?
Я… выберу Давида.
***
Целый день я пролежала на своей испачканной в слезах кровати и думала о том, что, если мы с Давидом расстанемся я… я… просто вскрою себе вены.
Мне снились жуткие кошмары. Каждый час я просыпалась с истошными криками, мокрая от холодного пота. Меня тошнило. Настолько сильно выкручивала органами наружу, что я не могла смотреть на еду, которую мать молча приносила мне в комнату. Ставила на стол и, не проронив ни звука, уходила.
Тогда я поняла, что в нашем случае все крайне серьёзно. Обычно, в любой другой ситуации, через день, мы, с горем пополам, мирились. Но не в этот раз.
***
На следующий день, ближе к вечеру, я услышала рёв мотоцикла за окном. Встрепенулась, почувствовав, как дыхание участилось, как пульс подскочил до грани нормы. Но я не вставала. Лежала на кровати и отчаянно кусала мокрые подушки, представляя, как Давид разносит полгорода в хлам, оттого, что я не отвечаю на звонки.
А может, это он приехал за мной?
Воображение уже вовсю рисовало красочную картинку, как он, такой большой, сильный и красивый, ловко карабкается на козырёк к моему окну. Как его упругие мышцы на руках напрягаются, как его шелковистые волосы развиваются на ветру.
Три секунды… и вот он, неудержимый зверь, уже стоит передо мной и одним лишь своим властным взглядом в клочья рвёт на мне одежду.
Улыбнулась. От этих вкусных, невозможных грёз…
А затем услышала осторожный стук в окно.
Обернулась, и сквозь тьму увидела ЕГО. Как там, за окном, он, стоя на козырьке подъезда, игриво машет мне рукой.
– Ненормальный! – бросилась навстречу. Настежь распахнула створки, притянула мужчину к себе, помогая забраться внутрь.
И плевать он хотел, что кто-то из соседей звякнет в ментовку!
Он любит риск. Он как бесстрашный волк! Который порвёт любого за свою добычу.
Забавно… Волк влюбился в овечку – как наивно и как глупо.
Но ещё глупее видеть то, что овечка влюбилась в кровожадного и свирепого хищника.
Он с жадностью набросился на мои губы.
Поцелуй…
Дерзкий, бешеный, и немного даже поучительный. До боли на языке, до привкуса крови на нёбе. Давид целовал меня как в последний раз…Так, словно ему осталось жить не больше минуты. Алчно, по-звериному. Кусал, жрал моё дыхание, пил мои стоны, ерошил мои волосы, пропуская пряди через пальцы. В то время как я сходила с ума, мысленно кончая от этих запредельных, от этих озверелых ласк.
Мы вели себя настолько помешано, словно не виделись лет эдак с пятьдесят, а не пару дней.
– Крошкааааа – прорычал, – Я не мог ни есть, ни спать, ни дышать! Испереживался весь на хрен. Ты не отвечаешь на звонки, не читаешь смс. Что происходит? Ты заболела? Выглядишь не очень… – Запустил пальцы в волосы, притянул к груди, с жадностью ноздрями втягивая запах моих волос.
Дышал рвано, со свистом, не мог отдышаться после такой-то дыхательной гимнастики. Как и я не могла. Ни отдышаться, ни надышаться. Им.
– Я ломился к тебе в дом, а твоя мама сказала, что ты уехала к бабушке и когда вернёшься – точно сказать не может.
– К-как? Правда? Ты что наделал? – я не верила своим ушам. – С ума сошёл!
– Я просто представился твоим знакомым из универа. Типа принёс конспекты. – ухмыльнулся.
– Ага, и она тебе конечно же поверила. Сумасшедший, псих! Какие конспекты? Какой друг по учебе? В воскресенье, в девять вечера! Ты себя в зеркало-то видел? – хихикнула, с наслаждением поглаживая его до одурения сексуальные бицепсы. – Из тебя ботаник, как из меня боец без правил.
Господи!
Как хорошо!
Как хорошо чувствовать его рядом.
Его запах, его необузданную энергию, его обжигающие прикосновения.
Я готова прыгнуть в бездну, я готова заключить абсолютно любую сделку с самим дьяволом… лишь бы мы… всегда были вместе.
– Вроде бы да… поверила. Я сказал, что я пятикурсник… подтягиваю тебя по литературе.
– С ума сойти… Как остроумно. – Я уже во всю рыдала от удовольствия, постанывая сквозь слёзы, когда ладони мужчины, нырнув под футболку, заскользили вниз по спине, вдоль позвоночника, рождая дорожку из сладких мурашек, уверенно двигаясь к ягодицам, – Теперь она точно не позволит тебе даже смотреть в мою сторону.
– Тогда… я просто тебя украду. Потому что ты… моя. Моя Крошка.
***
От счастья, от того, что он здесь, рядом со мной, не иллюзия, а реальность, у меня темнеет перед глазами, кружится голова, так, что я отстраняюсь от объятий и падаю на кровать.
Давид лукаво подмигивает и тоже плюхается рядом, без капли скромности, словно он тут хозяин. Деловито подкладывает руки под голову, а я не могу избавиться от боли в скулах, когда улыбаются, потому что здоровяк полностью не помещается в моей постели. Кровать скрипит и прогибается под его баснословным весом, а он ехидно улыбается и мечтательно смотрит в потолок. Будто нечто задумал. Нечто такое… непристойное, или пошлое.
Затем вдруг резко перекатывается на бок, сгребает меня в охапку и жадно прижимает мои ягодицы к своему паху.
– Ты не должен… не должен… Только не сейчас… – мотыляю головой в разные стороны, прикусываю язык, чтобы не закричать от сверхмощного желания, потому что начинаю гореть от мучительной жажды почувствовать его внутри себя. – Да-вид, – дыхание становится более частым, более прерывистым, а он мурлычет мне на ухо, языком облизывает мочку и одновременно начинает двигать бёдрами, исполняя дразнящие и настойчивые толчки в мои ягодицы. Его главный орган твердеет с каждым новым ритмичным ударом. И я не могу! Не могуууу сдерживаться. Хочу его! До безумия хочу взять его сверху! Хочу прыгнуть на его совершенную эрекцию и отправится к вратам Рая.
– Остановись, уходи! Мама… она дома… она может услышать!
– Ах! – кричу, мычу, когда его наглые пальцы ныряют под мои пижамные шорты, оттягивают резинку кружевных трусиков, зарываются в мягкие складки промежности.
Он начинает безжалостно двигать пальцами, одной рукой – уверенно подталкивая меня к сладким спазмам, а другой – сжимает моё тело, так, чтобы я не посмела вырваться.
Безумный маньяк!
Он просто меня обездвижил!
И от надвигающегося экстаза, от запредельного удовольствия, мне захотелось орать во всю глотку!
– Шшш, маленькая взрывчатка. Мамка услышит. – Давид быстро накрывает мой рот ладонью и я, как одичавшая зверина, зубами впиваюсь в его горячую кожу, которая пахнет мятой и табаком.
Возбуждение переваливает за грань!
Он растирает мои складки ещё быстрее, ещё жёстче, ещё настойчивей, продолжая вторгаться уверенными толчками в ягодицы своим каменным бугром.
Затем этот озабоченный дьявол резко входит в меня пальцами! Глубоко, ритмично, двигаясь резкими рывками со скоростью падающего метеорита!
И…
И я кончаю. Тело разрывает на части! Нервы крошатся в пыль! А по мышцам несётся электрический ток, мощностью в миллиард ватт.
Если бы меня подключили к электростанции, клянусь, я бы смогла на несколько минут обеспечить целый город энергией.
Горячие волны проходят сквозь меня. Нервные клетки горят адским пожаром! Я дрожу, дёргаюсь, мычу в его руку, кажется, прокусываю ладонь до раны и чувствую насколько порочно сжимаю его пальцы своим мокрым пре-мокрым лоном!
В ответ Давид кусает меня за шею и тоже хрипит, как наркоман, во время сумасшедшего аффекта! В глазах разноцветные вспышки, кончики пальцев будто отмирают в приятных судорогах. Меня швыряет ещё полминуты, а потом, наконец, я обмякаю.
Несколько минут лежу мёртвым бревном, изредка подёргиваюсь, не в силах прийти в себя. Глаза не открыть! Мышцы растеклись в желе. Всё, что сейчас хотелось после такого безбашенного потрясения – спать. Не менее суток. Под звуки его ритмичного сердцебиения, его властного дыхания. Завернувшись в моего мужчину, будто в одеяло.
***
– Ох, девочка… если бы ты знала, как же сладко ты кончала. Как красиво и как неприлично! Моя маленькая, моя реактивная петарда!
Лежу рядом с ним и чувствую, как краснею. А он до сих пор растирает мою влагу на своих дрожащих пальцах и даже не думает убирать руки. Всё гладит, гладит и гладит, вырисовывая узоры на покалывающем клиторе.
Его вздыбленных член будто прожигает в моей спине сквозную дырку.
По-прежнему стоит. Но уже не настолько сильно.
– Чёрт подери… Что же ты надела, Соняяяя. Я ведь только что кончил в штаны.
И я не шучу.
Я наделала?
Да я вообще лежала и никого не трогала.
В конце концов Давид вытаскивает свою руку из моих трусиков, включает светильник на тумбочке, взглядом рыщет по комнате.
–С-салфетки… они в верхнем ящике. – Смущённо.
Боюсь даже обернуться. Щёки как будто облили бензином и подпалили.
Я наверно сейчас такая, как тот самый рак, которого мы с Давидом не так давно слопали в ресторане. Красная и полностью опустошенная. Но до смерти счастливая.
Шелестит там пачкой, что-то бубнит себе под нос. Огромный такой, как бабушкин совдеповский шифоньер, практически лбом упирается в потолок. Непривычно видеть живого медведя в своей мизерной конуре.
Только сейчас, возвратившись в суровую реальность, я поняла, что мы ласкали друг друга в темноте. Но стоило только Давиду включить свет… как его лицо тут же исказилось гневом. Когда он… увидел красные полосы на моей щеке.
– Что это за херня, детка?
– Да, так… Просто, эээ… – запнулась.
А врать не получается!
Всё равно догадается.
– В общем… с матерью поругались.
– Из-за меня?
– Из-за тебя.
– Узнала.
– Угу.
– Млять! Так и думал! И что, именно поэтому она подняла на тебя руку?
– Она выпила немного…
– Дерьмо. – Выругался. В полтона. И пнул ногой ни в чём не повинную стену, – Послушай, Соня! Хочешь я с ней поговорю?
– Бесполезно. Не достучишься. Она против наших отношений. Я… в общем не знаю, что делать.
– Зато я знаю… Сбежать!
– Сбежать??
– Да. Согласна? Сбежим, к дьяволу, и начнём новую жизнь. Вместе. Вдвоём. Лишь ты и я. За деньги не волнуйся. А город… Можешь выбрать сама. Мне фиолетово. С тобой, хоть на луну, детка.
Не верю! Не верю! Не верююю!
Безумная, нехорошая идея!
О которой… О которой, чёрт возьми, я так долго мечтала.
Чувствую, как куда-то улетаю, как на душе начинают порхать птицы, как сердце, дергается в приятных конвульсиях и подскакивает где-то в желудке, пропуская удары.
– Давид… Я… Я согласна. – Рыдаю от запредельных эмоций.
– Рад, что ты так быстро приняла решение. – А он улыбается, притягивая меня к своей ароматной шее, ногтями царапая кожу волос, усиливая тот сумасшедший аффект, в который я сейчас впала.
– Просто я уже давно хотела сбежать. Но у меня, увы, не было денег. – Оправдываюсь, больше самой себе, чем ему.
– Запомни… Ты моя. Крошка. – Своим поцелуем он поставил очередную метку на моей груди. – Дождись меня. И я заберу тебя. Очень скоро. После того, как завершу одно срочное дело. Договорились?
– Я буду ждать. – С отчаяньем. – Обещаю.
Сладко-сладко целует в шею, поцелуями двигаясь к губам. И напоследок ещё раз берёт мои губы в страстный плен, отчего, я снова чувствую, как по венам хлещет вожделение, когда его острый холм снова вжимается в мой живот.
Будто между нами ничего и не было минутой ранее.
– Сладких снов, куколка. – Быстро отстраняется, направляясь к окну. На секунду замирает, бросает на меня предупреждающий взгляд. – Ты – моя жизнь.
– Сладких снов, любимый. – Не хочу, чтобы Давид уходил. Слёзы льются по щекам. – Дожить бы до следующей нашей встречи. Я уже невыносимо скучаю.
Тихо-тихо успеваю шепнуть, глядя на то, как мужчина бесстрашно выпрыгивает в окно.