Данила Андреевич Трофимов
Аллергик
– Ты че делаешь, балда! – засмеялась Танька-деревня.
Ленка тоже смеялась, Елисей продолжал улыбаться. Москва проявляла равнодушие.
– Смотри, – начал Елисей серьёзно. – Тут взатяг надо. Ты берёшь сигарету, говоришь: «А-а-а-а-аптека». Вот на «а-а-а-а» долго вдыхаешь.
Я попробовал, но только начал вдыхать первую «а», как закашлялся. Голову закружило, но это мне и понравилось. Ради этого кружения я выкурил всю сигарету. Горло жгло. Я заел непривычный привкус конфетой.
Коровы двигались медленно, вертели хвостами и редко поднимали головы.
– Дим, а хочешь до Попова леса сходить? – спросила Таня московская.
Лес был дремучий и страшный. Ленка мне рассказывала, что там жил поп, у него церковь своя стояла, а потом он повесился, там же дух его до сих пор ходит, воет. Мне очень интересно сделалось, вдруг увидим его чёрную тень, так что я сразу подскочил:
– Пойдем!
– И Таньку возьмем. Да, Танька? – спросила московская.
– Гулям не будем мешать! – ответила та.
«И где у нас тут гули… Чего они обзываются?» – не понимал я, сшибая кнутом, пока шли к лесу, всё подряд.
– Ребят, а когда поедете домой обратно, меня не возьмёте в Москву? – спросила местная Танька.
Я пожал плечами. Танька Москва-Тамбов – тоже, и молчит. Фиг знает, я не против, у нас квартира хоть и трёхкомнатная, а людно: в каждой комнате по два жильца, если Таньку взять.
– Немного поживу, мне город посмотреть. Может, работать устроюсь. Ем я мало. Если что, свой мешок картошки возьму.
Я пожал плечами, а она рассмеялась громко, неестественно-болезненно. Конечно, у ней дома сейчас совсем грустно: две сестры и мать в однушке поселковой четырёхэтажки вместе с ней помещаются. Отец её повесился в деревенском доме на чердаке. Он был музыкант, записал альбом, отпечатал тираж на кассетах. Помню, на обложке красовались желтые розы, а название – что-то про купола. Слушал на магнитофоне и радовался, какие песни хорошие написал Танькин отец, и как хорошо поёт тетя Вика, её мать. С долгами отец не смог расплатиться. Так и повесился.
– Я спрошу у мамы, Тань, – сказал я.
Вдруг недалеко в траве я заметил здоровый, мелового цвета камень. Начал пальцами показывать в ту сторону девкам. Подошли мы, а оказалось – гриб. Рядом ещё два таких же здоровых.
– Ядовитые? – спросил я.
– Да какой! – отрезала деревенская Танька. – Бери в дом, бабка ужарит.
Я сорвал два, ещё один оставил. Пускай плодит вокруг себя таких же.
До самого Попова леса решили не идти уже, вернулись на пастбище.
– Гули-гули-гули! – хохотала Танька, глядя хитро на Елисея с Ленкой.
В обед мы под теньком ели бутерброды и варёные яйца. С московской Танькой бегали наперегонки до мраморного оврага, набрали там бадью воды из родника. Проигравший, то есть я, пёр бадью до пастбища. Елисей делился со мной «Пегасом», от него всё так же кружилась голова и вкусно пахли табаком пальцы. Работа пастуха казалась спокойной, потому что сами коровы были ленивы и благостны, почти не сходили со своих мест, тупо жуя траву.
К вечеру, когда заоранжевело небо, мы погнали скот обратно, и, проходя мимо дома, я решил закончить службу пастухом досрочно. Елисей пожал мне руку, улыбнулся. Таня деревенская бросила «покедова» и отбила пять. Лена пошла дальше с ними, а Таня московская пошла со мной. Я спросил у неё:
– Чего Ленка осталась?
– У неё особый интерес.
– Какой?
– Потом поймешь.
Я достал барбариски и поделился с Таней. Съел конфету, чтоб не пахло от меня сигаретами, и вошёл в дом. Бабке вручил торжественно два громадных гриба, она порадовалась и навалила мне тарелку макарон и положила две сосиски. Я залил всё это дело кетчупом, начал есть, слушая телевизор, вещавший из соседней комнаты «Поле чудес». Мне понравилось быть пастухом.
Интервенция
Второй месяц пошёл, как она рассталась с Костей: он просто не пустил её домой, ей пришлось идти пешком к родителям, а потом он привёз её вещи, когда представился лучший момент.
Мы шли к ней втроем. Ветер поднимался холодный, выл.
– Нет-нет-нет! – шептал Валера. – Здесь точно не пойдём!
– Рома с ней уже идёт в сторону парка. – заметил я. – Не успеем, надо сократить.
Мы повернули за угол и увидели Сашу и Рому, идущих вдоль дороги в парк. «Хорошо, что Саша плохо видит», – подумал я. Мы обогнули дом и оказались уже позади них.
– Как будто на «стрелку» идём, – заметил Валера.
– Или в казаки-разбойники играем, – добавила Лена.
Саша и Рома подходили ко входу в парк. Мы ускорились и догнали их. Первым Саша заметила меня, но, похоже, не сразу признала.
– Привет! – сказал я.
– Ого! – наигранно произнес Рома. – Как неожиданно.
– Ага… Пойдем присядем, – предложил я.
Впятером мы подошли к скамейке.
– Сядь, Саша.
По левую руку от Саши села Лена. Мы с парнями остались стоять.
– Итак, Саш, – после недолгой паузы заговорил я. – Как видишь, сегодня у нас состав не совсем обычный. Это первая в твоей жизни интервенция. Надеемся, последняя.
«Как-то несерьёзно начал», – подумал про себя и продолжил:
– Здесь сегодня собрались люди, которые беспокоятся за тебя. Каждый из нас может рассказать про твои похождения. И, поверь, это совсем не то, что нам хотелось бы о тебе вспоминать. У тебя есть проблема. Мы здесь только для того, чтобы на неё тебе указать.
Саша смотрела на меня большими глазами:
– Я… – начала она.
– Саш, подожди, – перебил её Рома. – Сначала мы все выскажемся, а потом ты. Мы с тобой не спорить пришли.
Три мужика стоят напротив неё. Чего-то хотят. Она вся скукожилась на скамейке.
Неделю назад я вернулся из деревни. Вечером мы должны были встретиться с Леной, моей девушкой, пойти куда-нибудь, отметить моё возвращение. Но она, как оказалось, уехала с Сашей в торговый центр. Саша позвонила мне, когда я только-только зашёл в квартиру:
– Можно я твою женщину на вечер займу? Я её потом на такси до дома довезу. Просто посидеть во «Фрайдисе» хотели, но Лена говорит, что ты её не пустишь.
–Ладно, дай ей трубку, – говорю. По Лениному голосу всё было понятно, – Ну что, не хочешь с ней там сидеть? Скажи ей просто, что я тебя типа не пустил. Мы не виделись целые выходные, нам нужно побыть вместе и так далее… Скажи и всё. Сваливай.
Однако они всё равно остались на «два коктейльчика». Лена звонила периодически:
– Саша уже совсем никакая, сидит за барной стойкой и пристаёт к барменам.
Говорит ещё, Саша напросилась на коктейльчик. Представляю себе, как она, пьяная, в рубашке с двумя расстегнутыми пуговицами, грудью навыкат говорит: «Молодой человек, а что бы вы могли мне посоветовать? Что-нибудь покрепче и послаще». Ей сделали «слив»: в кружку из-под пива вылили всё, что было алкогольного в баре. Через пару минут Сашу стошнило прямо на барную стойку, но даже тогда она отказалась уезжать. «Вот. Во-о-от! Пследний кок-тейль доп’пиваю и уходим», – после этих слов Лена собрала вещи и ушла, оставив Сашу одну. Я встретил Лену и отвёл её домой, а потом позвонил Саше. Она ответила так: «Мне на-а-а всех напл’вать, я прост хочу нажрац». У Саши был хороший друг, который часто её выручал, Валера. Я позвонил ему и рассказал всё, что там произошло. Валера согласился помочь за бутылку виски. Бутылку я ему купил, но он так её и не забрал. На следующий день он рассказывал, что поймал Сашу, когда та шаталась по магазину косметики в заблеванной кофте и тратила, не глядя, тысячи и тысячи на всякую ерунду, которой никогда бы и не воспользовалась. Когда Валера предложил ей поехать домой, она начала вырываться. Ему пришлось её подхватить и понести до машины. Люди, с сумками, уставшие от шоппинга, обожравшиеся в ресторанном дворике, с кричащими детьми наперевес, наблюдали, как мужик толщиной в тростинку еле волочит рыжеволосую девочку в заблеванной кофте. Он не повёз её домой, а оставил у себя. Наутро Саша, ни слова не сказав, просто вышла из его квартиры.
А через пару дней Саша завалилась домой к Роме на чашечку чая вся занюханная, швырнула пакет с порохом: «Смотри, чё есть. Будешь?» И глядит на него большими глазами, сквозь растрепанную челку. Глаза безумные, нижнее правое веко дёргается.
Рома рассказал про наркоту, и мы решили действовать. Придумали план: Рома таскает за собой Сашу, пока мы подтягиваемся, а потом садимся в парке и начинаем с ней серьёзный разговор.
Мы рассчитывали на то, что Саша будет сопротивляться, огрызаться на каждое слово, спорить, мол, мы тоже не святые – пьём, бывает, и похлеще. Но она держала удар стойко.
– Мы – твои друзья, – повторял Рома, – мы не диктуем тебе правила, не заставляем от чего-либо отказываться. Просто задумайся.
– Вы хотите, чтоб я бросила? Я брошу, я понимаю.
Лена сидела рядом и сочувствующе смотрела на Сашу:
– А то и правда нам пришлось бы идти к твоей маме.
Саша оживилась:
– Моей матери?
– Ой, Саш, это просто был вариант, – оправдывался я.
– Она, – вдруг выпалил Валера, – тебя сразу на место поставила бы.
Саша вспыхнула:
– Подожди, у меня есть вопрос. Это что же, ты, наверное, получается, хотел идти матери моей говорить? У тебя есть претензия – иди с ней конкретно ко мне, а не…
– Да пошла ты, не умеешь себя вести, а я тебе что, нянька, каждый раз вытаскивать тебя из дерьма, – разозлился Валера.
– Саш, – прервал его Рома, – мы тут с тобой разборки не будем устраивать. Дай ему высказаться, а потом решайте ваши вопросы отдельно.
– Санёк, – добавил я, – никто не хотел идти рассказывать всё твоей матери. Просто это был вариант…
Саша теперь ненавидела Валеру, это было видно по её взгляду. Она выбрала его предметом ненависти, и все обиды мира, что когда-либо постигали её, сосредоточились в одном несчастном тощем человеке.
Впоследствии, когда нам надоело гонять по кругу одну и ту же идею, мы решили закончить Сашину интервенцию. Она шла позади нас понурая, уткнувшись в мобильник. Мы тогда думали, что больше она никому из нас не перезвонит.
– Точно не перезвонит, – подытожил я, после того, как мы расстались с Сашей.
– Странно, что даже не спорила, – удивлялся Рома.
Несколько недель никто из нас не видел Сашу с алкоголем. Только стала она реже встречаться с нами, но оно и понятно.
Глаза до сих пор были бешеные, нервный тик не прошел, то она говорила громко и оживленно, быстро-быстро, постоянно перескакивала с темы на тему, то замолкала и скучающе посматривала в телефон.
Со временем в её руках появилась новая банка: теперь уже не пиво, а энергетик. Я думал, что её нездоровый вид именно из-за этого, потому что пила она очень много, по два-три энергетика в день. Она сама рассказала:
– Но я же не бухаю. А что, одну банку с утра энергетика, чтоб проснуться, другую – днём. Может, иногда вечером. Просто мне нужен адреналин, понимаешь…
Я пытался объяснить:
– Это же ещё хуже синьки. Ты хочешь, чтобы у тебя почки перестали работать, всё отвалилось?
– А я и не хочу жить долго, – Саша улыбалась.
Она сильно поправилась. Хотя хвалилась, что наоборот похудела на пять килограмм. «Смотри!» – она подняла майку, чтобы похвалиться магическим похуданием, но вместо поджарых кубиков выглянул расплывшийся живот.
Она перестала следить за волосами. У неё отросли корни, казалось, что концы волос ей выжгли.
– Сань, приведи себя в божеский вид! – даже Лена не вытерпела. – Так не должна выглядеть женщина.
– Да кому это нужно, мне мужиков не кадрить, да и вообще – я решила посвятить себя работе.
Потом мы не виделись ещё неделю. Как обычно, после работы я провожал Лену до дома, потом шёл на остановку. В этот момент у меня зазвонил телефон.
Звонил Валера.
– Алло?
– Здорова, Дима. Ты где?
– Здесь почти. Иду на остановку.
– А где точнее?
– Около Лениного дома.
– Я сейчас подъеду.
Валера никогда мне не звонил. Он приехал через пару минут. Я сел к нему в машину. Он был злой, давил педаль в пол. Вдруг остановился в безлюдном месте.
– Дим, – начал он. – Что происходит?
– В смысле? Ты мне скажи, что происходит.
– Что вы наговорили Саше? Она меня послала только что.
– А я тут при чём?
– Ты же с ней всегда общаешься. Скажи. Обещаю, я бить тебя не буду.
– Меня, – рассмеялся я, – ты вообще себе что навыдумывал?
Валера начал прогонять какую-то дичь.
– Я не понимаю, – сказал я раздраженно.
Он затараторил ещё быстрее.
– Я не по-ни-ма-ю, – повторил я медленно.
Валера фыркнул, вдавил педаль газа в пол, и на повороте мы чуть лоб в лоб не столкнулись с грузовиком.
– Да остановись ты! – я сильно ударил по торпеде, и это, вроде бы, подействовало. – Нормальным будь. Давай пройдёмся.
Мы вышли из машины, и свежий воздух подействовал на Валеру успокоительно.
– Я пришёл к ней поговорить. Она сидела на лавке перед домом. Вся трясётся, с кем-то говорит по телефону. Я подошёл к ней и сказал, что нам нужно поговорить. Сначала она просто не отреагировала, а потом послала меня. Ты не знаешь почему?
– Валер, меня же там не было. Могу позвонить и всё узнать.
– Давай.
И мне пришлось звонить, играть в дипломата, выслушивать мнения сторон, пытаться вести переговоры. Вышло коротко и неудачно. Когда я положил трубку, Валера заявил:
– Она нюхает «порох» с какими-то наркоманами с Поречной. Не знаю, как ты, а я больше никогда и ничего ей не буду делать. В следующий раз, когда она обдолбится, нажрётся – 777-1-777 – телефон такси. Всё, давай, Дима.
– Да, может, ещё помиритесь?
– 777-1-777, – он развернулся и пошёл.
Валера был первым человеком, отвернувшимся от неё, и тогда я не знал, смогу ли я найти силы и не отвернуться от Саши так же, как человек, который был её другом детства, всегда готовым прийти ей на помощь (пусть и иногда за символическую бутылку виски).
– Почему можно расставаться только с теми, с кем у тебя хреновая любовь? – рассуждал Рома. – Почему бы нам просто не сказать ей: Саша, мы тебя бросаем и расфрендить её на фиг.
Мы смеялись, конечно, с каждым разом с Сашей было всё тяжелее и тяжелее, мы знали, что теперь никакая интервенция уже не поможет.
Первый выпускной
Ту девочку с пергаментной кожей потом ждал я ещё несколько лет. У неё был парень, с чёлкой, в сером балахоне и скейтерских тапках или, как их ещё называют, «патрулях». Она встречалась с ним не знаю сколько – долго. Она переживала вместе с ним тяжелые его дни: у него друг, с которым он катался каждую зиму на сноуборде, влетел во время спуска в дерево. И погиб. Я представлял, как они сидят на диване, он потирает устало лоб, а она – рядом, кладёт на его грудь голову и смотрит в пол. Я хотел быть на месте этого парня, пусть у меня тоже лучший друг умрёт, пусть у меня тоже в ушах будут тоннели, пусть будет хоть наводнение, хоть ураган, но только пускай она будет со мной. Я продолжал с ней видеться и всё время говорил: «Это последняя встреча. Разберись с собой, разберись в себе». И каждый раз я приходил к ней и под конец повторял эту фразу, которая уже ничего не значила. А она мне говорила другую, тоже уже ничего не значащую фразу: «Мне нравится быть с тобой». Раньше она меня держала этими словами, каждый раз я очень надеялся, что за ними последуют и другие слова, будет сказано фантастическое – «люблю». Она меня понимала, я её, кажется, – тоже. «Ты живёшь так, как будто за тобой смерть гонится», – говорила она мне. Но потом я изменился, разошелся с лучшим другом и перестал употреблять. Больше смерть за мной не гналась. Первая же школьная любовь вспышкообразно жила до выпускного моего класса. Она пришла ко мне на выпускной, мило говорила со мной, радовалась, смеялась, пила шампанское в доме моей одноклассницы, обнимала меня, а потом попросила проводить. И я проводил. Мы гуляли по тёмному городу, слушали, как молодые листья на деревьях шумят. «С тобой всё ещё лучше всех молчать», – сказал я. Она рассказывала про своего парня в балахоне. Ваня должен был пойти с ней в больницу. Когда они вышли из метро, он потерялся, и они проходили впустую полрайона. Она всё говорила: «Как я могу быть с человеком, который говорит мне, что знает, куда идёт, но при этом не знает, то есть меня обманывает даже в самом простом? А ты всегда знал, куда идёшь». Мы подошли к её дому, встали около подъезда. Она смотрела на меня. Я пожелал ей спокойной ночи, поблагодарил за то, что она пришла на выпускной и поехал домой.
