Данила Андреевич Трофимов
Аллергик
Ангелинины глаза тяжело посмотрели на меня, на Сашу. Саша обняла Ангелину.
Зазвонил мобильник. Ангелина достала его из кармана. «Намик» – отпечаталось на потёртом зелёном экране.
– Это друг! Самый хороший на свете друг, честно! – улыбалась Ангелина. – В обиду меня не даст! Алё!
Я слышал, как за спиной моей посапывал асфальт, по нему шуршали колеса. Когда проезжающие машины были совсем близко, мне казалось, будто они притормаживают около нас. Послышалось, как у железнодорожной платформы негромко, боязливо загудел поезд.
Я отпустил руку от Ангелины.
– Нет, Намик! – улыбка Ангелины сузилась. – А что, ну да, около железки. Они меня спасти хотят! Я не пьяная. Ты не понимаешь. Погоди, я тут решила, а они меня… хорошие люди. Да что ты орёшь-то? Нет, подожди, нет, не бросай трубку!
Над нами светили безразличные фонари. Ангелина выронила телефон и заплакала. Напротив неё встала Саша, а я нагнулся поднять мобильник. На экране опять – «Намик».
– Дайте! – всхлипнула Ангелина, вырвав у меня мобильник. – Намик, ну чего тебе ещё? У меня хорошо. Не нужно ничего! Нет!
Я оглянулся. На другой стороне дороги теперь стояла побитая красная шестёрка. В салоне двое. Сидевший за рулем человек змеино прохаживался по мне взглядом. Он держал трубку у уха. Я оглянулся на Ангелину, потом опять на него. По-хозяйски величаво-лениво он приподнял толстую руку от руля и властно, вопросительно взмахнул ею.
– Ну и что за дела? – я показал на Ангелину, потом поднял ладони и громко сказал. – Как будто я её держу!
– Пошли они, мы доведем её до дома, – отрезала Саша, потом она обратилась к Ангелине. – Хорош болтать. Хватит.
Сердце стучит. Ни одной машины, ни поездов, ни ветра. Только фонари светят. И красная шестёрка эта.
– Что делать будем, Дим?
Ангелина опять плакала, а Саша смотрела на меня выжидающе. Я глядел на другую сторону дороги. Ко мне бежал человек, сидевший до этого на пассажирском сиденье в шестёрке. Он приблизился вплотную и пошёл на меня:
– Тебе что? Чего надо?
Женский голос. Фонари – гудящие точки.
– Мне – ничего. Твоя подруга только что чуть под машину не сиганула, – ответил я.
– Что?
– Я её, по-твоему, обувать, что ли, собрался?
«Тук, тук», – дважды стукнул канализационный люк на дороге. Ангелина вскочила. Пуховик распахнулся вновь, стал виден выступающий живот.
Всё произошло слишком быстро. Я сказал Саше, что нам нужно уходить. Взял её под руку и потянул за собой.
– Э! – кричал парень вдогонку.
– Идём, идём, не оборачивайся, – говорил я Саше и силой тащил её за собой.
За спиной визжали колеса. Дважды хлопнула дверь. И снова визг. Мы почти бежали оттуда. Когда мы добрались до дома Саши, у неё зазвонил телефон, и она сбросила.
Я спросил её:
– Что ты думаешь?
– Не знаю.
У Саши опять зазвонил телефон.
– Кто это?
– Отец.
– Ты тогда иди, и я пойду?
Настойчиво звонил Сашин мобильник. Она ответила скороговоркой: «Сейчас иду, папуль», а потом обратилась ко мне:
– Мне пора.
Я пожал её холодную руку:
– Давай.
Я пошёл домой.
Мы никогда больше не говорили об Ангелине. Её как бы и не было. Мы её вытеснили. Ведь у нас другая жизнь. Своих забот много. Всегда что-то случается, хорошее, плохое – а мы-то тут при чём?..
Следующим вечером Костя вернулся домой. От Саши у Кости остался подарок, сделанный им же, на её день рождения – шахматы: она соглашалась играть с ним только ради того, чтобы он выигрывал. Все остальные Сашины вещи Костя вывез две недели спустя и молча отдал их в руки её отцу.
Память
– Почему ты ни разу не поцеловал меня? – донеслось из трубки.
И я понял, что наконец-то свободен, что наконец-то не люблю эту девочку, её пергаментную руку я больше не хочу держать в своей.
Превозносил её. Я здесь, на земле, а она – солнце, или ночная звезда, которая помигивает всегда, когда тоскую по ночам или бреду домой чёрт-те откуда.
Ходил на английский в школу рядом с её домом. Мечтал, что однажды выучу аккорды на гитаре и, как в банальных фильмах о любви, спою про любовь на пятом этаже.
Любил, а она позволяла. И у неё тоже была любовь, но не со мной. Долго я пытался уговорить: «Если тебе нужен точный, серьёзный, деятельный человек, я ради тебя могу научиться, могу стать таким: надёжным, как швейцарские часы».
И вот последняя наша весенняя ночь. Мы всё вздыхали в трубки, говорили часов до пяти. У меня горело ухо, отяжелела рука держать телефон, но всё было не важно, важно было только, что она рядом, пусть и только голосом, но рядом, я слышал, как она дышит, и представлял себе, как она лежит у меня на плече. И тут после молчания, романтичного и многозначительного. «Почему ты меня не поцеловал?» Она забыла. Она забыла. Я пытался её поцеловать в тот, первый раз, но она сказала, что не надо.
Вешая трубку, я сказал:
– Надеюсь, у тебя в жизни всё сложится очень хорошо.
– Такое ощущение, что ты со мной прощаешься навсегда.
– А кто его знает, как там в жизни получится.
С тех пор мы и не говорили. Она стала важной, нужной, вышла замуж. Моя одноклассница, с которой мы случайно встретились на улице, рассказала мне об этом и добавила: «Когда я её мужа увидела, подумала, что это ты, только похудел чутка». Я пришёл домой, заглянул на её страницу в социальной сети, увидел счастливое фото – действительно, похож, но это не я. Совсем не я.
Весна – самое неудачное время для меня, в который раз в этом убеждаюсь. Закончил институт, параллельно работал, и тут на тебе – сократили. У меня появилось много свободного времени, я много гуляю. Недавно прошёл мимо её дома. Я смотрел на тот пятый этаж. В этом доме давно она не живёт, переехала к мужу, конечно. Я вспомнил её тогда и улыбнулся.
Опять распускаются почки на деревьях, а у меня глаза чешутся и слезятся.
Автор обложки сборника – Данила Трофимов
