Дари Псов
Кзарина
Справедливость? Лжебог или просто выдуманная смертными глупая концепция? Кзарина начала размышлять, какой конфигурацией тела можно взлететь бесшумно и не поднимая ветра. Надежда умирает последней, но… вряд ли. Это будет она, Кзарина, и первой и последней.
– Проблемы главное не запускать, – снова посочувствовала паладину Рексана. – Ленивые и глупые подчинённые без присмотра становятся только ленивее и глупей.
Духовная связь между ними снова возникла на мгновение.
– Я бы с радостью избавился от него, но мальчишка очень силён. Ромао, продемонстрируй то, о чём мы говорили по пути сюда.
Молодой паладин выставил вперёд раскрытую рукавицу, сосредоточился и крикнул: “Обличение!” Неожиданная вспышка света ослепила демоницу. "Святой мальчишка!" – взвыла она мысленно, хватаясь за лицо. Гламур и Отвод взгляда рухнули, пар пошёл от кожи, и она оказалась на виду. Нет, сейчас важнее её жизнь, чем глаза! Она мотнула головой, отгоняя остатки ослепляющего света, яростно посмотрела на паладина и, резко развернувшись, бросилась бежать вглубь деревни.
– Это оно. Убить это поганище, Ромао. И перестань выкрикивать названия приёмов! – приказал паладин, чьё имя так и не было названо, и его подопечный кинулся за демоном.
Кзарина побежала по снегу среди куч камней, ям и испуганных людей. Паладины (как совпало, что “паладины” и были главным ругательством демонов)! Она оглянулась на преследующего её паладина Веритас. Несмотря на доспехи, он не отставал. Ещё и из его груди исходил неприятный яркий свет. Кто носит символы веры в такие времена?
– Стой, демон! – крикнул светоносный паладин.
– Я – демонесса! – поправила его суккуб через плечо.
– Стой, демонесса! – исправился преследователь. Такой молодой, а уже вступил на прямой путь света. Паладины! Паладины! ПАЛАДИНЫ!
Они выбежали из поселения, и Кзарина смогла ускориться. Паладин тоже ускорился. Сколько же в нём выносливости? Явно не на одних молитвах так раскормился. Бесит.
Через некоторое время даже суккуб начала уставать. Все крупицы Метаморфозы, которые она собрала за ночь, были потрачены. Теперь она не сможет обновлять свои усталые внутренности новыми. А иллюзии на таком сильном обличителе не сработают.
У неё снова выступил пот, но она не смогла остановить его. Таково простым смертным, не умеющим менять свою плоть? Бедные… Как они вообще выживают? Демоница попыталась взмахами головы стряхнуть пот с глаз. И без него снегопад почти скрывал ближайшие сугробы.
– СТОЙ! ОСТАНОВИСЬ! – как-то отчаянно закричал смертный. Паладинчик начал уставать?
Кзарина обернулась, чтобы бросить ему издевательскую фразу, но под ногами кончилась твердость и началась пустотность. Демонесса с каким-то позорным (почти смертным) криком полетела в тёмную пустоту. Всё ещё обращённая назад голова смогла увидеть, как паладин попытался остановиться на краю пропасти, но не смог и полетел следом, захватив с собой кучи снега, а потом даже обогнал её в падении. Ну что за наглец. Теперь с суккубом остался только другой наглец – ветер.
С каждой секундой падения ей становилось всё страшнее. У неё не было Метаморфозы даже на изменения глаз, чтобы видеть сквозь тьму. О крыльях или хотя бы кожаных перепонках и мыслей не было. Через какое-то расстояние и время (что для Кзарины в данном случае было одним и тем же) она поняла, что она тупица. Мирокрай. У этих смертных не хватило бы воображения на что-то абстрактное. А, и ещё что она обречена. Падающий в тёмную пропасть демон. Большинство смертных назвали бы это поэтической справедливостью. Но не из Бездны пришли мы… Внезапная земля агрессивно налетела на суккуба. Наступила настоящая тьма.
Первое, что увидела Кзарина после пробуждения – это снова тьму. Начинает приедаться. Она пошевелила рукой и поняла, что теперь её тело состоит (примерно) из 90% боли и 10% агонии. Через боль она обшарила вокруг себя рукой и нашла грязь, снег, воду и какой-то комок ткани. Ещё парой превозмоганий она попыталась обмотать этими тряпками свою руку (как делали смертные для лечения), но это не помогло. Однако она нащупала там кольцо. Мысленно перечислив все возможные варианты действий (их осталось всего два: надеть кольцо или не надеть кольцо), Кзарина втиснула палец в колечко.
Выскочившая из кольца светящаяся дуга впилась в лоб демонице, освятив всё вокруг, но тут же порвалась посередине, как самая простая нитка, и угасла. Прекрасная магия, просто шедевр. Осветило мне… ничего. Аж целую секунду. Спасибо, полезно.
Кзарина перестала думать о дурацком кольце, ведь во вспышке света она увидела паладина, который сжался в ком, и из его груди мужчины снова забил свет, показывая, что он пришёл в себя. А затем и линии на его молоте вспыхнули чистым белым светом, озаряя пространство вокруг.
Светящийся паладин с молотом в руке. Не самое приятное для демона зрелище, особенно в таком состоянии (90% боли и 10% агонии. А нет, уже 89% боли и 11% агонии). Молотный свет отбрасывал тени на лицо молодого мужчины, делая его очень непаладинским.
Пошатываясь, он направился к лежащей Кзарине. Она попыталась дёрнуться, но её тело словно перешло на сторону этого человека – оно пригвоздило хозяйку ко дну пропасти такой болью, что даже стон застрял в легких. Он убьёт меня? Прямо так? В грязи, в огромной яме? Его свет слепил глаза. Я ведь только получила свободу! И выжила после такого падения!
Паладин подошёл совсем близко и занёс свой молот. Я не хочу! Не хочу умирать! И ПОЧЕМУ У ДЕМОНОВ НЕТ ДУШИ!?
Но паладин не спешил опускать молот и прекращать жизнь демона. Теперь свет молота не падал на лицо мужчины, и это была одна сплошная тень. Что же там? Усмешка победителя? Отвращение? Скука? Хочет помучить меня напоследок? А ещё воин света…
Паладин опустил молот, но не на Кзарину, а к своему боку (на секунду показав сморщенное от внутренних терзаний лицо), развернулся и бросился бежать.
Он… не убил меня? Почему? Неужели он сжалился надо мной? Пощадил демона? Как же я тогда выгляжу?
Кзарина, пересилив боль, приподняла голову. Её зрение тут же раскололось надвое. Мальчонка уносил свет, но его было ещё достаточно, чтобы увидеть, что половина зрения осталась на месте, а другая половина поднялась вместе с головой. А заодно появилась острая боль (куда уж без неё?) в глазах, голове и каком-то новом органе между этими штуками. Демоница посмотрела вниз и увидела меж обломков кости, незапланированно выпирающих через мясо, свой глаз на стебельке, уходящем к голове. Паладин далеко унёс свет молота, и это зрелище погрузилось во тьму вместе с разумом демоницы.
3
Кзарина смогла немного восстановить себя. Она лежала в грязи в разобранном виде. Демон гордыни, грязь и тьма! В её теле всё ещё происходили какие-то процессы (вроде тока крови по сосудам или жизнедеятельность клеток), которые генерировали крупицы энергии, которые демоница собирала, как человек, умирающий от жажды и высасывающий росу с растений. Хотя, скорее, уже умерший. Пустынная мумия, лет тысячу мечтающая о воде.
Вместе с восстановлением тела она изменяла свои глаза (падение уже проделало часть работы, можно было сразу начать с чистого листа), чтобы видеть в темноте. Рядом ходила альма ростом до колена (хотя колено суккуба могло остаться где-то вверху), на единственных конечностях – двух ногах. У живой штуки был длинный хвост и вытянутая голова, как у муравьеда (если бы у него была гусиная шея), с двумя рожками, как у улитки. Существо деловито ходило у ручейка и опускало хвост в воду. Возможно, это был аудитор мелких ручьёв или Перелом вдавил её виду рот в хвост.
Кзарина медленно (как удачно совпало, что сейчас она не была способна на быстроту) подползала к этой альме. Альма же беспечно жила своей донной жизнью, не обращая внимания на подкрадывающегося высшего суккуба. Ах, думаешь, этот медленный кусок мяса не опасен для тебя? Только подожди ещё пару часов, вот тогда посмотрим, кто будет смеяться последним. Хотя, этой альмы будет недостаточно, чтобы восстановить функции смеха в организме. Ну ладно, но ещё пару альм – и вот тогда мы похохочем.
Отчаянно ищущий хоть намёк на свет глаз суккуба был грубо ослеплен приближающимся ярким светом. А бегемотоподобный топот отбросил все сомнения – паладин возвращался. Альма юркнула в воду и скрылась. Предательница! Могла бы стать моим обедом!
Кзарина закрыла, какой могла, глаз, но даже через веки свет настырно проникал в её мозг. Хорошо, что другой глаз закатился под её тело и видел темноту. Свет стал совсем близко, и она почувствовала его всеми остатками своего тела. Паладин.
– Демонесса? – позвал он.
Она смогла издать лишь стон, причём не классический: без использования лёгких, горла или рта, а с помощью каких-то других загадочных внутренних органов или их ошмётков. Вот тебе и демоническое изящество. Зато оригинально.
– Я не могу вылезти, стенки не выдерживают моего веса, – сообщил паладин. – И пальцы доспеха (если он показал свои пальцы, то демоница, разумеется, не увидела). Ты, вижу, ещё тут. Я предлагаю перемирие, чтобы помочь друг другу выбраться. А на поверхности я сдам тебя своим братьям, уж не обессудь (какой наивный дурачок, кто так договоры заключает?).
Наступила тишина, которую можно было бы назвать неловкой, но она не была таковой. Вся ситуация превзошла любые пределы неловкости и, сделав полный оборот, подошла с другой стороны и стала ловкостью.
Кзарина открыла глаз и увидела в мерзком свете силуэт склонившегося над ней мужчины. Приложив все усилия разрушенного тела, демоница смогла приподнять то, что осталось от её руки, к счастью, кисть ещё болталась на ней. Паладин подумал, а потом взял своим металлическим мизинцем её безжизненный мизинец и осторожно потряс его.
– Это клятва. Но я принимаю её только потому, что вижу, что ты сейчас не в самой удачной форме (да он настоящий джентльмен) и не можешь говорить.
Джентльмен некоторое время смотрел на горку костей и мяса, жгя её своим светом. Затем спохватился:
– Точно! Мы теперь союзники, я должен назвать тебе своё имя – Ромао. Я паладин, но это ты уже знаешь. А твоё имя… – Ромао сделал паузу, словно ожидая ответа. – Думаю, раз я пока единственный из нас умею говорить, то должен дать тебе имя. Хм… Дурашка.
Ты… Я была правой рукой правителя демонов! Ты… Ты сам дурашка. Первородный грех, как звучит-то убого!
Не подозревая об обидных мыслях Дурашки, Ромао продолжил:
– У меня в детстве была ручная альма по имени Дурашка, тоже маленькая, как ты. До сих пор скучаю по ней. Она ушла как героиня, убив огромного верекрока. Застряв в его горле (убейте меня кто-нибудь. На этого идиота надежды мало…).
Ромао постоял ещё, погружаясь в воспоминания или же просто думая, что ещё можно сказать собеседнику, который не может его остановить. Затем он куда-то ушёл, унося с собой свой жгучий свет. Вернулся он, держа в руке двуногую альму.
– Матушка всегда говорила, что больным нужно есть, спать и не мешать им восстанавливаться.
Ладно, не такой он и идиот.
4
Паладин шёл вдоль бурлящей реки, освещая путь своим светом, а Дурашка висела на его плечах, словно мясной воротник. Они (в лице одного Ромао) решили идти против течения, чтобы посмотреть на источник воды. По мнению демоницы, это не имело какого-либо смысла, но идти по течению тоже. Главное – не идти вглубь пропасти, там легко можно потеряться без ориентиров.
Внезапно Ромао метнулся к стене и схватил туннельную змею, которая высунулась из одного из множества отверстий и поймала в пасть мелкую альму. Альма расширилась и застряла в горле змеи, не давая ей вернуться в свою дыру. Паладин завёл обоих альм себе за плечо, и Дурашка с жадностью поглотила их.
На дне был свой собственный микрокосм. Как и в любой экосистеме, все виды участвовали в гонке вооружений: грибы использовали грибоядных для распространения своих спор, грибоядные выращивали на своих телах защиту от хищников, хищники выращивали на своих телах (а некоторые – на чужих) средства обхода этой защиты. Вероятно, здесь были свои паразиты и трупоеды. Только светящиеся медузы догадались левитировать в воздухе, не касаясь поверхностей, где происходили безумства Эволюции.
– Приятного аппетита, Дурашка, – сказал паладин.
– Спасибо, – ответила она хриплым и совсем не женственным голосом.
Благодаря кормёжке она смогла восстановить внутреннюю структуру. Вот только она не хотела давать себе голос, чтобы не мешать паладину пребывать в собственных иллюзиях. Однако она создала себе голосовые связки случайно: Ромао постоянно рассказывал какие-то истории, которые суккуб большей частью пропускала мимо ушей. Но тут его рассказ зашёл о символе веры, который ему подарил отец. Чтобы оживить рассказ, паладин достал этот злосчастный символ из-под брони, и демоница совсем ослепла от усилившегося света. Свет жёг ей тело, но безвредно, это её разум и дух страдали и теряли силу.
Дурашка смогла разглядеть сквозь слезы (и зачем она только восстановила слёзовыделительную систему?) деревянные весы Справедливости на верёвочке. Странно, ведь обычно они были серебряными или железными (Кзарина – молодая демоница, но она знала о старой кампании демонов по убеждению смертных, что железо причиняет сильную боль демонам (что не так). Хотя скрыть, что это серебро причиняет боль, не удалось, но, по крайней мере, теперь был шанс встретить железные орудия демоноборцев среди серебряных, и можно было притвориться, что изгоняешься).
– Убери… Больно… – неожиданно для себя и для паладина взмолилась Дурашка.
Ромао аж подпрыгнул на месте, но спрятал символ веры под броню:
– Ох, да, это было невежливо с моей стороны. Прости меня, Дурашка, я забылся, – извинился перед демоном паладин. Он был очень странным паладином.
– Спасибо. Больше не надо.
У демоницы не было сил что-то скрывать от него (да и что? Он внутренности её внутренностей видел) или притворяться. Да перед этим дурачком и не надо было – он с восторгом и улыбкой в голосе шёл во тьме с демоном на плечах. Рассказывал истории: о семье, о фермерской жизни, об учёбе на паладина (что были бы ценными для демонов сведеньями, если бы они уже не знали всё об этом), о том, что он рад, что сделал выбор в пользу жизни Дурашки, и теперь не надо об этом думать.
Один раз он пристал к ней, расспрашивая про её жизнь, но она быстро пресекла эти вероломные попытки выведать больше про демонскую жизнь. Хотя и рассказать ей особо не было что. Всё, что из неё вытянул паладин, что она тень. Просто это звучало таинственно, и он потратил много времени, обдумывая, что значит эта бессмысленная “тень”.
Чего не хватало в его рассказах, так это любви, с удовлетворением думала демоница. Да, в них была любовь к родителям и вере, но это было не то, что мог поглощать суккуб. В его историях не было ни подруги детства, ни какой-нибудь приезжей соблазнительницы, ни паладинши, с которой соперничество могло бы перерасти в нечто большее. Он не познал любви, смешанной с похотью. Значит, этот паладинчик – лёгкая добыча для такого сильного суккуба, как я. О, рыбка!
Сам паладин ел альм, пожаренных на огне из грибов, который он разводил своим кресалом из потайного кармана на боку своей брони. Грибы сгорали быстро, и их приходилось постоянно подкладывать. Ромао съедал лишь малую часть альмы и запивал вскипяченной в рукавице водой из реки (чистоплюй).
Но прежде он склонял голову, складывал ладони перед собой и что-то бормотал еде. Дурашка, решив, что это один из тех человеческих моментов, когда, загнав обезумевшую от страха альму и жестоко расправившись с ней, люди по-дружески благодарят её за предоставленное мясо, словно в этот момент служат Гармонии, а не Эволюции. Из вежливости (а вежливость к тому, от кого зависит твоя жизнь, практически необходимость) она сложила руки над собой и начала бормотать: "О маленькая альмочка, прости, что мы тебя съели."
Ромао начал сбиваться в своём бормотании, поглядывая на демоницу, а затем прислушался и тут же расхохотался.
– Вот ты действительно Дурашка, – сказал он сквозь слезы. – Ты зачем их благодаришь за то, что они позволили себя убить, они ведь явно не хотели? Ха-ха-ха! Дурашка…
Для демона гордыни Дурашки это звучало довольно обидно.
– Смешно тебе? А я тебя изображала.
– Это молитва, Дурашка.
– Ох, тогда мне не надо такого.
Дурашка лежала рядом, наблюдая за тем, как паладин занимается едой в собственном свете и синеватом свете костра. Хоть он и не в моём вкусе, но он довольно привлекательный. Я знаю пару суккубов (хоть она не особо ладила со своим видом), которым бы он понравился. Стоит запомнить его внешность, ведь мужских обликов у меня совсем нет.
– Мда, надо будет попросить командира добавлять кристаллы вкуса в общий комплект, а то это просто дрянь какая-то, не в обиду этой дряни, – Ромао посмотрел на свою спутницу (вернее, груз) и улыбнулся.
Уголки губ суккуба тоже непроизвольно устремились вверх. Ромао поднялся, положил демоницу себе на плечи, скормил ей остатки альмы и отправился дальше во тьму.
