Дарья Белова
Заберу тебя себе
Глава 8
Зоя.
«Придурок!» – пишу я в итоге и сразу отправляю. Даже если слово написано с ошибкой, пусть читает так.
Откидываю телефон на кровать, тот ударяется об стену с глухим стуком. Аж дыхание остановилось. Нервы ни к черту с этим Леманном. Вон, телефоном уже разбрасываюсь.
Ложусь следом, телефон к себе прижимаю. На обоях фотография Лео. Как только он приехал к нам, и я впервые его увидела, влюбилась в его красоту.
Никогда не верила в любовь с первого взгляда. А тут такая подстава. Влюбилась, спать не могла, о нем мечтала. А Лео на Ирку внимание обратил. Мне лишь кивки приветствия доставались и редкие сцены на репетиции. Бесилась жутко.
Я скопировала все его фотографии из интернета. А свою самую любимую, где он стоит на фоне реки, летом, позирует – на обои поставила. Его кудряшки смешно развиваются, улыбка широкая, открытая. У глаз морщинки солнечными лучиками расходятся. Не мужчина – мечта.
И как я только могла согласиться на эти свидания с Кириллом? Боже, стыдно за свою легкомысленность.
Телефон в руке подпрыгивает, когда звуковая вибрация раздается по комнате.
Мила.
Долго смотрю на имя лучшей подруги. Не взять – нельзя, а ответить на звонок… Знаю, о чем будет разговор. Я среди ночи спросила телефон парня, чтобы что-то важное ему сообщить. Вопросов у нее должно быть целое море.
– Мила? – искусственно зеваю. Может, разговор будет коротким?
– Позвонила?
Закатываю глаза. Не будет.
– Написала.
– И?
Делаю глубокий вдох. Непросто рассказывать о своих «отношениях» с мужчинами. У меня-то их никогда особо и не было. Не знаю я, что можно рассказать, что нельзя. Как это вообще происходит? Теряюсь. Вроде и поддержка нужна, совет, а вроде, и сама справлюсь.
– Сказала, что не пойду с ним на свидание. Не хочу. Я… с Лео хочу.
Мила вздыхает. Какое-то необъяснимое напряжение между нами натягивается. Мы не видим сейчас друг друга, да и в трубке тишина. Чувствую ее невысказанное недовольство. Мила больше, чем уверена, думает над тем, чтобы переубедить меня на счет Лео. Он ей не нравится.
«А мне Кирилл Леманн», – добавляю в свою неозвученную мысль.
И вспоминаю, как он оттащил от меня своего брата, каким диким взглядом смотрел на меня. Упертость его эта, наглость… Губы сами растягиваются в улыбке. Са-ми!
– Зойка, – тон непринужденный, немного поучающий. Не люблю его. Он словно разрезает нас, ставит на разные ступени. И от этого обидно. – Кирилл хороший, правда. На свидание позвал тебя он, а не Лео, – выговаривает последнее имя спешно и четко. – Ты просто не даешь ему шанса из-за своей фантомной влюбленности.
Кладу трубку. И так ужасное настроение становится еще хуже. Спать не хочу, а хочу плакать. И первый раз за очень долгое время я позволяю себе выпустить пару капель, пока никто не видит.
* * *
Утром конечно же встаю со слегка опухшими веками. Крылья носа предательски красного цвета, а губы чуть увеличились из-за постоянных прикусываний. И кажется стали очень чувствительными и сухими, как на солнце обгорели.
– И куда ты такая пойдешь? – говорю своему отражению. Снова в горле предательский ком. Теперь от обиды на себя, что позволила вчера себе чуть поплакать.
Наношу тональный крем. Он скроет не только мои веснушки, но и красноту.
Из гардероба достаю джинсы и белую футболку. Не хочу наряжаться для Леманна. И гладить вещи не буду. Так и пойду в мятой одежде.
Волосы собираю в высокий хвост.
Кеды, сумка через плечо, и я готова выдвигаться из дома.
Смотрю на себя в зеркало, и мне не нравится то, что я вижу. Ну вот совсем. Вспоминаю, какие девушки были на вчерашнем вечере, и становится грустно. У меня ведь не получится быть такой как они – элегантными, изысканными, очаровательными до мозга костей. Я ведь другая. Изначально была другой.
Берусь за ключ, хочу открыть уже дверь, но с каким-то отчаянным вздохом и ругательством прохожу обратно к шкафу. Достаю платье. Я его еще ни разу не надевала. Мила посоветовала его купить, когда мы ходили по магазинам. Оно, как она выразилась, очень женственное.
Глажу его, чтобы ни одного залома не осталось, и надеваю. Волосы распускаю. А губы крашу розовым блеском, на скулы наношу легкие румяна.
Улыбка сама собой растягивается на губах.
О, еще духи забыла. По капельке за мочки ушей и капелька на впадинку между ключицами.
Ну и кто теперь скажет, что Зоя Беляева хуже тех особ с праздника, а?
Кирилл прислал сообщение с адресом ранним утром, я еще спала. Открываю его, пальцы слегка потряхивает. Но я списываю это на недосып. Потому что я не волнуюсь. Не могу волноваться.
Встреча в небольшом сквере в центре. Пока нет ни одной мысли, куда поведет меня Кир. Это заставляет сердце как-то странно танцевать в своем радостном ритме. Объясняю это тем, что приятная неизвестность всегда так действует на организм. Позови меня куда-нибудь другой человек, реагировала бы так же.
Я выхожу из метро и чуть ускоряю темп. Опаздываю дико. Странное желание, чтобы он все-таки дождался. Если нет, я… разочаруюсь в нем, пожалуй.
Но другая часть меня твердит, что хочет, чтобы он уехал, не дождавшись. Потому что так будет легче. А что легче – не понимаю.
Подхожу к скамейкам. Вижу несколько парочек. Целуются. Противные скребки ощущаю в груди. Моя мечта сидеть так же на лавочке с Лео. Обниматься и целоваться.
Прохожу вдоль всего сквера, и… нет Кирилла Леманна. Совсем. Нигде.
Все-таки разочарована. Чтобы я не говорила самому Киру, Миле, мне хотелось сегодня провести с ним вечер. Против всех законов логики, забивая на чувства к Лео, я хотела побыть с Кириллом. Вот как-то так.
Опускаюсь на ближайшую свободную скамейку, откидываюсь на спинку, взгляд упирается во влюбленную парочку напротив. Они целуются так откровенно, что я вижу их сплетающиеся языки. Его руки нырнули в вырез ее блузки, а ее пальцы считают кубики под его футболкой. Подглядывать нехорошо, а я уставилась на них, что, заметь они меня, покрутили бы у виска.
– Ты опоздала, Зоя, – раздается над ухом так резко. Подскакиваю как ошпаренная.
Он скрестил руки и, нагнувшись, локтями уперся в край лавочки. Сверлит меня взглядом. Недовольным выглядит. А мне… радостно. Что пришел.
Да не просто пришел. Он ждал меня.
– Забыла просто. Вспомнила, вот и пришла. Обещала ведь. А я не люблю нарушать обещания, – в конце своей речи не забываю хмыкнуть. Ведь мне это все неважно.
Кир цыкает, обходит лавочку и встает ровно напротив меня, загораживает парочку.
Мне хочется снова посмотреть на него. Нравится его хмурое лицо. Становится очаровательным. Силой удерживаю глаза на каком-то кусочке облупившейся краски, ковыряю ее ногтями и закусываю внутреннюю сторону щеки. Черт, больно.
И улыбаюсь все-таки.
– И долго ты меня ждал?
– Ага, сейчас прям я так и сказал.
– Пожалуйста, – прошу.
Вздыхает тяжело. Поворачивает голову сначала влево, потом вправо. Повторяю за ним зачем-то. И жду. Если бы мне пару дней назад сказали, что буду ждать ответа от Кирилла, сколько он прождал меня на нашем первом свидании – не поверила бы. Звучит фантастически и неправдоподобно. Ведь я совсем не собиралась видеться с ним. Да даже разговаривать больше не хотела.
– Туда и обратно десять раз.
Упс. В голове подсчитываю количество минут. Это… неожиданно и приятно. Может, и не зря я переоделась перед выходом.
– Вот, это тебе.
Кирилл из-за спины достает один единственный цветок, его и не заметишь сразу. Улыбка сходит с моего лица. Дыхание частое от злости на Леманна.
Ведь он… издевается?
– Что это? – спрашиваю наигранно мило и сладко.
– Гвоздика. Розовая. Красивая. Нравится?
Смотрю на чуть повядшие лепестки цветка. Зеленые листочки, покрытые белесым налетом. Взгляд перекатывается на мужские пальцы, сжимающие упругий стебель, ладонь с выпуклыми венами и руки с выгоревшими на солнце волосами.
И меня снова придавливает чувство раздражения, смешанное с каким-то непонятным мне наслаждением. Я теряюсь настолько, что молча еложу взглядом то по цветку, то по Кириллу.
В груди палитра из ощущений разбилась.
Протягиваю руку к цветку. Он же не виноват, что этот дурак такой… дурак.
– Ее тоже со скидкой купил? Потому что последняя?
– Ну зачем ты так? Я, может, ее выбирал долго, с флористами советовался. А ты «акция», «последняя».
– Ужинать в «Теремок» поведешь?
Кира так и тянет улыбнуться. Признаться, мне и самой нравятся наши с ним диалоги. Какие-то шутки на грани флирта. И почему-то я совсем не задумываюсь, что он обо мне подумает. Я расслаблена.
«Не как с Лео», – мысль цепко крепится ко мне. От этого становится грустно. Потому что хочется совсем по-другому. Чтобы я вела себя так с Лео, а не с Киром. Чтобы сейчас на месте Леманна был Лео.
– Не, за углом шаурма вкусная. Сейчас купим и на лавочке посидим. Давай?
– Ты хотел сказать «шаверма», питерская интеллигенция?
– А ты знаешь, что шаверма, скорее всего, является вариантом произношения одного и того же блюда, которое называли так просто по ошибке? Но он проще в произношении и это фонетически более удобное слово.
Если посмотреть со стороны, то передо мной парень, одетый в дорогущие джинсы, белоснежную и идеально выглаженную рубашку, с одной единственной гвоздикой в руке. Он рассказывает какую-то фигню, а я слушаю, разинув рот. Странная картинка выходит. Но почему она ввязывается в мою странную жизнь?
– Ну так что? Идем? – голос у Кира ровный, без задорных ноток. И не всегда понятно, он шутит или нет. Но от его тона так спокойно становится. Говорил бы и говорил, а я слушала.
– К-куда?
– На свидание, Зоя, на свидание.
Он протягивает мне руку, и я без единого сомнения вкладываю ему свою ладонь. Приятные покалывания устремились от точек соприкосновения. Его ладонь теплая-теплая и сухая. Она приятно согревает мою. Мамочки, не хочу, чтобы он отпускал меня. Еще ни разу в жизни я не испытывала такое удовольствие.
Кир просто взял мою руку, а у меня коленки дрожать начинаю, и улыбаться стала странно.
Доходим до его машины. Она рядом оказалась. Снова тот хищник с яркой аэрографией. Сексуальным жестом он снимает машину с сигналки и открывает заднюю дверь.
Слежу за ним взглядом, боясь упустить детали. Они кажутся такими вкусными.
– Да выкинь ты уже эту гвоздику! – чуть повышает голос. А я схватилась за цветок, будто самое дорогое отбирают. Господи, всего лишь гвоздичка, а я готова сражаться за нее как за свою честь, дурная.
– Ты чего? – смотрю как она изломанная лежит на плитке и вдруг осознаю, что мне понравился этот цветок. Он такой же, как и я. Красивый, но недооцененный.
– Вот твои цветы.
Кир вытаскивает с заднего сиденья огромный букет. Сам еле держит его в руках. Слов не нахожу, чтобы описать это великолепие. Перетянутые крупной бечевкой большие белые розы. Запах стоит такой, что голова кружится, на языке сладость их нектара, а на коже я чувствую нежность лепестков.
Что он творит? Леманн этот?
– Это все мне? – не веря спрашиваю. Второй подаренный букет в моей жизни. Первый был тоже от Кира. Теперь стыдно сознаться, как жестко я его тогда обманула.
– Нет, только половина. После тебя еще свидание. – Говорит раздраженно. Да плевать. Я теперь знаю, что у него ужасные шутки и вообще ужасное чувство юмора, но офигенный вкус на цветы.
Утыкаюсь носом в букет и плыву. Так здорово, двигаться не хочется.
– Все, Зоя, садись. Опаздываем.
Кир обходит машину и открывает мне дверь. А я незаметно все-таки подбираю с дороги поврежденную гвоздику и забираю ее себе. Пока Кирилл не видит. А то еще ругаться начнет. Невыносимый!
– Ну что, в Питер, за шавермой? – спрашивает и очаровательно подмигивает.
Глава 9
Зоя.
Мы едем размеренно. Больше всего боялась, что Кир будет гнать. А я не люблю скорость. Но он даже из ряда в ряд не перестраивается, хоть, как поняла, мы и опаздываем. Мне нравится, как он ведет машину. Есть в этом что-то сексуально-возбуждающее. В таком спокойствии и уверенности.
– И куда ты все-таки меня везешь? – спрашиваю между делом. Стараюсь придать голосу непринужденный тон, а саму так и раздирает любопытство. Усидеть спокойно на месте очень сложно.
– В одно интересное место. Сам еще не был. – Кир говорит это спокойным тоном, взгляд устремлен на дорогу. Только изредка посматривает на меня, словно проверяет, на месте ли я еще.
Пальцы постоянно теребят повядшие лепестки гвоздики. Кир убрал огромный букет роз снова на заднее сиденье, а сломанный цветок остался у меня в руке.
– Знал бы, букет гвоздик тебе подарил, – говорит тихо, с легкими хриплыми нотками в голосе, и странно косится он на мои руки. Взглядом колен касается. Кожу покалывать начинает, словно щетиной по ней провели.
– Я люблю пионы, – томно вздыхаю и отворачиваюсь к окну, скрывая ладонью улыбку.
Тащусь от того, как на мою колкость, он отвечает своей. До порхающих мотыльков в животе.
Кир хмыкает, но молчит. Готова снова повторить то, что сказала. Я просто требую его вкусную реакцию на мой выпад!
А он лишь говорит:
– Душу из меня вынимать по кусочкам будешь, да? Эх, Зоя.
– Только если она сладкая.
Ох, мурашки расползаются от наших диалогов.
Мы подъезжаем к ресторану. Хочется сказать, что банальщина. Возникает желание позлить Леманна. Но я пока сижу и помалкиваю. Все же предвкушение чего-то странного и необычного окутывает невесомой дымкой.
И совершенно выбешивает меня, когда помогает выбраться из машины, подав руку. Что ж он такой… хороший?
– Ты никогда не был в ресторанах, Леманн? – провоцирую и смотрю прямо в глаза.
Говорят, в мире зверей у самцов это означает вызов. А если самка с таким вызовом будет смотреть на самца? На задворках сознания мелькает, что это опасно и нужно быть осторожной.
– Этот ресторан особенный, – говорит скомкано и опускает взгляд на мои губы. Рефлекторно облизываю их, а Кир повторяет ровно тоже со своими. Мы стоим и пялимся на губы друг друга.
То, что происходит в эту секунду между нами, заставляет дыхание сбиться. Это становится привычным, но я противлюсь изо всех сил.
Потому что «всего три свидания».
Мы проходим в холл ресторана, где нас встречают и просят надеть на глаза что-то вроде очков. Долго смотрю на этот предмет. Воздух вбираю ртом, по нервам разряды проходят как по проводам. Они опасно искрят.
– Ты. Куда. Меня привел? – цежу сквозь зубы. Или шиплю. От страха и гнева просто пелена застилает глаза.
– В ресторан, – кажется, Кир не замечает изменений во мне. А я уже трясусь вся. Понять бы, это так страшно или от желания голову ему открутить.
– А это зачем? – указываю на «очки».
– Чтобы ничего не видеть.
Боже, меня выворачивает наизнанку и скручивает в рулет. От неприятных ощущений готова выть и ругаться. Ненавижу. Не-на-ви-жу!
– Кирилл. Я туда не пойду. Я. Боюсь. Темноты.
До остановки сердца, до высушенных вен, леденеют органы. Всегда боялась. Я даже сплю только с включенным ночником. Потому что как только закрываю глаза, дыхание сбивается, сердце частит до гулкой боли, а тело сводит от пронизывающего страха.
В детстве бабушка в наказание часто запирала меня в чулане. Он был маленьким, и света там не было. Я постоянно слышала скрип половиц и какие-то шуршания в углах. Спиной прижималась к двери, обнимала колени руками, глаза были зажмурены настолько, что сверкали молнии перед ними. Векам от напряжения со временем становилось больно, а я терпела. Время растягивалось как свежая смола.
– Пфф, ты чего? – спрашивает между делом.
Кир рассматривает очки пристально, словно выбирает: купить или нет. Это выглядит странно. А потом достает из кармана маленькую упаковку влажных салфеток и достает одну, чтобы протереть.
Страх куда-то уплыл. Вместо него удивление ударило по голове.
– Ничего не бойся. Я же с тобой буду, – говорит ровно и так, блин, уверенно. Шансов не оставляет.
Кир протягивает вторую салфетку мне. Жест выглядит обыденным, и его совсем ничего не смущает. Ни вопросительный взгляд встречающего, ни мое молчание. Будто все так, как и должно быть.
А тут мужчина очки дезинфицирует салфетками, которые носит с собой в кармане как мама малыша.
Я забираю у него салфетку и повторяю его действия. Пока мой мозг переваривает происходящее, Кир помогает мне с очками, надевает их на меня и берет за руку.
С этого момента его рука самое ценное. Я помню, какая она. И, не задумываясь, сжимаю крепче.
– Трусишка, – говорит мягко. Это почему-то сейчас не кажется мне обидным, хотя я всю свою жизнь не люблю это прозвище.
Когда глаза перестают видеть, обостряются другие чувства: слух, вкус, даже ощущения на кончиках пальцев по-другому воспринимаются. Все рецепторы становится очень чувствительными.
Мозг пытается перестроиться на изменения во мне, и я ощущаю легкое головокружение и тошноту.
Похожее состояние было, когда мы на гастролях ходили в популярные «дома-перевертыши». Вся обстановка оформлена вверх дном, а размеры мебели могут быть изменены: широкое стало узким и наоборот. Наша привычная картинка стала другой, и организм проходит стадию шока.
Только крепче хватаюсь за Кира. Аромат его туалетной воды, смешанный с запахом кожи, такой явный. Удивляюсь, почему я так отчетливо не слышала его хотя бы машине. Вдыхаю аромат полной грудью. Боже, какой же он вкусный.
Захотелось поцеловать бьющуюся венку на шее, куда попадают первые капли духов.
Кажется, если допустить мысль, что он отпустит мою руку, я найду его только по одному запаху. Меня не собьет и запах еды, чужого парфюма, какая-то сладость сахарной ваты, и … твою мать, пота. Мы прошли какую-то вонючку. Тошнота усиливается, и на ощупь руками прохожусь по телу Кира. Жмусь и нюхаю его.
– Ты тоже вкусно пахнешь. Так бы и съел, – плотоядно говорит. И более чем уверена, скалится. Его острые клыки снова выделяются. Я правда вижу его таким перед собой.
– Чем? – спрашиваю и жду ответа. В темноте время и правда тянется. Только сейчас мне не страшно. Скорее остро.
Он смеется глухо. Смех из глубин диафрагмы идет и кажется очень низким.
– Вкусным сексом, Зоя.
Не вижу, но чувствую, как покрываюсь позорным румянцем. Щеки в момент становятся пунцовыми. Сейчас я несказанно рада, что мы в кромешной тьме, и Кир не видит моего позора.
Прозвучало несколько расслабленно, в стиле Леманна. Мне должно быть приятны такие слова. Наверное. Я лишь хочу высвободить свою ладонь.
А он это чувствует. Говорю же, все обостряется.
– Не пугайся. Сегодня только первое свидание. Впереди еще два. Раньше не полезу к тебе.
– Тебе никогда не говорили, что ты очень самоуверенный?
– Говорили. На первом свидании, – и снова я чувствую его оскал.
Мы не видим еду, которую приносят. Можем только по запаху определить, по вкусу понять. Как загадка. Ну, пальцами щупать то, что принесли, я не стала. А вот Кир тыкнул. Ему стало интересно.
Я смеялась. Не думала, что Кирилл Леманн на такое способен. Я все еще не могу его понять. Сейчас он кажется одним, а потом резко меняется и передо мной уже совсем другой человек. Сложно уловить истинного Кира. Это раздражает безумно, а потом восхищает. Он сам весь смесь безумия и восхищения, которая может такой бедлам учудить. И в моей жизни тоже.
– Ты знаешь, что сама концепция ресторанов в темноте – это социальный проект? Чтобы обычные люди, без каких-либо особенностей, могли почувствовать на себе, какова жизнь тех, кто лишен зрения. Скажи, интересно?
Кир снова говорит быстро, немного сбивчиво. Заметила, как только он сбрасывает с себя маску обходительного мажора и становится обычным парнем, то начинает быстро изъясняться. Будто время его ограничено, он рискует не успеть.
А мне, черт возьми, нравится этот обычный парень-торопыга.
– Есть же простые вещи, например, взять со стола вилку и нож, затем отрезать кусочек от приготовленного блюда, наколоть его на вилку и отправить рот. В темноте это превращается в самый настоящий квест. Для нас это любопытно, интересно. В каком-то смысле загадочно. А кто-то живет так с рождения.
– С детства я очень сильно боюсь темноты, – не знаю, что меня подтолкнуло к тому, чтобы сознаться, может, та же темнота, но мне захотелось ему это сказать.
– Все мы чего-то боимся.
Желаю сесть ближе к нему. Его запах до сих пор окружает меня, голос близко, накрывает с головой. А мне все мало.
Хочется больше его голоса, запаха. Чтобы снова взял мою ладонь, и я почувствовала ее тепло, чтобы улыбнулся мне хитро.
Темнота плохо на меня действует. Я чувствую то, что не должна. И не буду!
– Мы еще долго? – меняю тональность. Знаю, Кира это сбивает. Я своим поведением его сбиваю.
И понравившийся мне парень-торопыга скрылся.
– Уф, Зоя, своему любовнику ты тоже задаешь такой вопрос?
Зрение все-таки важно. Я как ненормальная хочу посмотреть на него. Увидеть его глаза, взгляд. Он стал темным? Покрылся корочкой льда? Там есть блики бешенства и раздражения?
Но чувствую едва уловимый запах легкой обиды и досады.
Я знаю, что прохожусь острой бритвой по его нервам. Возможно, и чувствам.
– Я хочу уйти, Кирилл, – говорю строго. Внутри все бьется в истерике. Отчетливо теперь осознаю, что больше темноты я боюсь втрескаться в этого человека.
Молчание. Я слышу его густое и глубокое дыхание.
– Понял.
Он каким-то образом зовет официантов, нам помогают выйти из темного зала в холл. Все это время я дышу через раз.
Глаза режет от яркого света, когда снимаю очки. Кир хмурится. Глаз не оторвать. Красивый.
И резко отвожу взгляд, не позволяю себе его разглядывать. Это уже лишнее.
До машины идем, не разговаривая. Неуютная тишина висит над нами.
– Ты правда так темноты испугалась? – спрашивает спустя время. Мы выехали на шоссе в сторону моего дома. Он знает мой адрес. И сейчас это уже не раздражает. Скорее, заставляет чувствовать себя еще более виноватой.
– Да, – вру. Кир решил, что это все она, темнота дурацкая.
– Прости. Надо было как-то тебя предупредить что ли. В следующий раз буду думать.
– Следующего раза не будет, Кирилл, – не хочу сейчас смотреть на него. С каждой проведенной минутой вместе он заползает внутрь как вирус. А болеть я не хочу. Не люблю это дело.
Леманн останавливает машину напротив подъезда. Да что ж такое, он и номер подъезда знает?!
– Хорошо. Твои предложения по второму свиданию, – разводит руки в стороны. Милый сейчас такой.
Я лишь отрицательно качаю головой.
– Упрямая коза, – ругается.
Хлопнуть бы дверью его машины и скрыться в подъезде. Но догонит ведь, номер квартиры знает. А на свою территорию я его не впущу.
– На балет приходи, – говорю между делом. Более чем уверена, сольется.
Кир морщится, словно букашку раздавил. Точно сольется. В груди растекается противная лекарственная горечь.
Он провожает меня до подъезда. Я все это время стараюсь не думать о том, что будет дальше. Короткий поцелуй? Кожа пылает и становится жарко. Я даже обернуться боюсь.
– Ну, пока? – шепчу. Взглядом в свою гвоздику уткнулась. Стесняюсь, как бы…
– Поцеловать-то хоть можно? – спрашивает так, что ответ его вообще не интересует. Я лишь по сторонам смотрю, как загнанная в угол.
– Нет.
Кир наклоняется и хочет коснуться губ. Этот человек и правда не понимает слова «нет» Отворачиваюсь. Через силу.
– Как девственница ломаешься… – произносит обиженно. Обида выходит на поверхность. Я наконец-то вижу ее. Такая тонкая, невесомая, но она есть. Ему не нравится мое поведение, его это обижает.
Его слова обухом по голове. Тело напрягается, а мозг воспринимает их как опасность. Теперь моя цель – защищаться.
Толкаю его в грудь и убегаю в подъезд. Кир даже не стал догонять. Прислоняюсь к закрытой двери и прикрываю глаза. Здесь так же темно. Раньше я проскакивала этот пролет быстро. Сейчас мне ровно. Через минуту глаза привыкнут к темноте, и я увижу очертания лестницы и дверей.
«Балет, так балет. Коза моя», – читаю входящее сообщение.
Вот дурак, а…
