Денис Бурмистров
Филер уголовного сыска
Глава 4
Набережная Софийского канала была по субботнему многолюдна и шумна. Горожане стремились насладиться последними теплыми деньками уходящей золотой осени, когда солнце еще довольно долго держалось над горизонтом, рассыпая медовый свет на стены домов и камни мостовой, а северный ветер не успел набрать пронизывающей силы. Вдоль чугунных оград сыто и неторопливо фланировали кавалеры с дамами, отцы семейств с женами и отпрысками, полные достоинства военные чины на побывке и ведущие светские беседы господа. Тут же мелькали одежды и попроще – в открытых верандах восседали усатые купцы средней руки, теребя на показ ручные часы, их жены старались соответствовать дамам познатнее, но их выдавал слишком грубый и громкий говор. Романтичные студиозы жарко спорили в сторонке о судьбах Империи и дипломатических отношениях между странами, о возможной войне с Британией и о моде на узкий покрой.
В этом старом, центральном, районе города Воронин бывал редко. Когда-то давно, казалось, и вовсе в прошлой жизни, он гулял под сенью ухоженных кленов куда как чаще. Сыщик еще помнил времена, когда фонари вдоль канала были обычными, масляными, они чадили и источали густой горелый запах. Сейчас же их заменили на современные, с круглыми стеклянными шарами, наполненными поставляемыми акватиками светящимися рачками, плавающими в морской воде. Рачки меняли цвет в зависимости от уличной температуры, от алого в жаркие дни и до нежно-голубого в прохладные. От этого каждый раз набережная будто выглядела по иному, а многим живущим в близлежащих домах цвет фонарей помогал определиться с фасоном одежды на выход. Что ж, скоро нагрянут холода и этих морских светлячков, до следующей весны, заменят на газовые горелки.
А вон будка башмачника. Когда-то рядом сидел его внук, предлагая почистить прохожим обувь. Теперь же мастер позволил себе паровой механизм, который справлялся с работой внука быстрее и лучше. Теперь не надо было сидеть по пять минут в кресле, стоило просто подставить ботинки под размеренно крутящиеся валики.
Предаваясь ностальгии, филер вышел к величественному собору, в честь которого был назван канал. Приветливо прикладывая пальцы к полам шляпы, отвешивая короткие полупоклоны, он прошел мимо открытой кофейни, где за изящными французскими столами, кутая своих спутниц в теплые пледы, попивали кофе и курили кальяны отдыхающие господа.
Здесь до слуха Воронина донеслись характерные звуки, идущие со стороны горбатого мостика через канал. Там уже собралась довольно внушительная толпа любопытствующих, к ним то и дело присоединялись идущие мимо зеваки. Поспешил туда и сыщик.
Извиняясь и аккуратно отводя за локоток, вдыхая разноголосый аромат духов и притирок, улыбаясь и тактично обходя, Воронин пересек ждущий представления народ и оказался прямо у перил.
Внизу, в водах канала, готовились к старту «скаты» с легкими жокеями на спинах. Покачиваясь на волнах вдоль натянутой желтой ленты, они действительно напоминали морских дьяволов – похожих на порождение кошмара рыб с орлиным разлетом треугольных плавников, вынесенными вперед рогами и постоянно открытой в плотоядной страсти пастью. На деле же это были гоночные машины с небольшими паровыми двигателями внутри. Сидящий на спине «ската» жокей, держался за «рога», управлял ими словно кавалерист поводьями. Сквозь распахнутую «пасть», представляющую собой раскаленную трубу, в котел попадала вода, превращалась там в пар, и с бешеной скоростью вращала похожий на веретено двигатель, торчащий, словно хвост-шип, позади «ската».
Гонки на «скатах» были уделом аристократии. Самый простой «скат» стоил как две лошади, уход же обходился еще столько же. За самые дорогие скоростные лодки, работающие на акватинском мальварине, иные господа не гнушались отдавать породистых жеребцов с внушительной родословной.
Воронин обвел взглядом собравшуюся по обе стороны канала толпу, вглядываясь в лица и подмечая детали одежды. Нет, искомого человека не видно. Что ж, обождем малость. Не хотелось бы думать, что Фельбух обманул их.
– Иван Акимович! – раздался совсем рядом радостный звонкий девичий голосок. – Я так рада вас видеть!
Филер обернулся и не смог сдержать улыбку.
В воздушном шифоновом облаке на него летело чудное создание с большими синими глазами и искрящимся смехом. Не успел он опомниться, как его окутал тонкий аромат цветочных духов, шею оплели тонкие руки и на небритую щеку приземлился неловкий, но искренний поцелуй.
– Махда, jeune création! – донесся вдогонку густой возмущенный женский голос. – Не на людях! Фи, неприлично!
Девушка отпрянула, но лишь ради успокоения нервов своей спешащей няни, урожденной корсиканки Стеллы Коллоны, полностью соответствующей своему звучному имени. Сама юная особа, семнадцатилетняя Мария Галицина, являлась полной противоположностью гувернантки, была хрупкой, тонкой и почти невесомой. Она буквально души не чаяла в своем двоюродном дядьке по материнской линии Иване Воронине, и сыщик отвечал тем же.
– Здравствуйте. Какими судьбами? – филер отстранился и оглядел с ног до головы племянницу. – Мари, ты сегодня просто обворожительна!
– О, спасибо! А мы прогуливались по парку, когда мальчишки прокричали о начинающихся гонках! – затараторила Мария. – Стелла твердит, что не девичье дело вечерами по каналам расхаживать, но я страсть как хочу на посмотреть!
– Мon dieu, Махда! – гувернантка уперла крупные руки в покатые бока и насупила губы с заметными темными усиками. – Гонки и скачки для солидных мужчин, дело девицы заниматься домом! К тому же, мы помешали променаду Ивана Акимолвича…
– И ничегошеньки не помешали! – девушка с надеждой посмотрела на филера. – Ведь верно?
Сыщик хотел ответить, что действительно несколько занят, но тут судьи дали старт и слова потонули в оглушительном реве горна. Толпа качнулась к перилам, оглушительно засвистели паровые двигатели, Машенька зажала уши тонкими ладонями в узорных перчатках…
И тут Воронин увидел его. В точности, как описывал Фельбух – высокий, с надменным «немецким» лицом, в необычных очках с полупрозрачной оправой. Одетый в черный котелок, пальто не по сезону и ботинки с желтыми носами. Зовет себя…
– Артур! – крикнул что есть мочи филер. – Толмач!
Мужчина остановился и закрутил головой, выискивая источник голоса.
Точно он!
– Простите великодушно! – сыщик обогнул пискнувшую девушку, закричал, пробиваясь через народ:
– Алтан! Бери его!
Но тот, на кого указал лидер «Союза кометы» оказался не прост. Заметив, что к нему рванулись сразу с нескольких сторон, он быстро бросил что-то на землю и побежал по улице, пригибая голову.
Грохнуло так, что лопнуло стекло в близлежащей пуговичной лавке. Стоящие рядом люди попадали на землю, закрывая головы руками. Протяжно завизжали женщины, испуганно заголосили дети. В воздухе кисло завоняло богомерзким порохом.
Воронин, ослепший от яркой вспышки и практически оглохший, поднялся с тротуара, со всех ног бросился за удаляющейся фигурой. Алтан и трое из летучего отряда отстали, увязнув в брызнувшей в разные стороны истерящей человеческой массе.
Британский шпион свернул в переулок, филер последовал за ним, на бегу вытаскивая пистолет и взводя поршень. Гулко отдавался стук каблуков от стен, жались по сторонам редкие прохожие.
Поворот, еще поворот. Через сквозной подъезд и на право, мимо заведения цирюльника. Преступник бежал резво, успевая оглядываться и маневрируя. Воронин не стал искушать судьбу, вытащил из кармана свисток и засвистел, призывая на помощь ближайших постовых.
Шпион резко вильнул в сторону, пробежал под низкой аркой во дворы и скрылся в кустах. Филер, как ни хотел, последовал за ним, прикрывая лицо от хлещущих веток.
В лицо прыгнула земля, вперемежку с камнями и рваными корнями. Взрывная волна откинула филера назад и в сторону, жестко ударив о застарелый пенек. Воронин, еще не понимая, что чуть было не погиб, вдыхая едкий пороховой дым, не стал вскакивать, а, превозмогая боль в боку, перекатился за старую вербу.
Они оказались в глухом дворе черного входа в Салтыковские бани. Задний двор порос кустами акации и сирени, над ними раскинули могучие ветви несколько тополей. Сам вход в бани обычно запирался изнутри, открытым оставался лишь домик дворового служащего, где тот хранил инструменты. Вот в него-то и забежал Толмач.
Воронин приподнялся на локтях и выглянул из-за дерева. Из темноты дверного проема щелкнуло и на голову сыщика посыпалась отлетевшая кора. Филер выстрелил в ответ, почувствовав, как мягко толкнулось оружие в руке. Вновь передернул поршень.
Из домика вылетел небольшой черный мяч, оставляя позади сизый дымок, упал в траву и покатился в сторону Ивана. Филер успел лишь сообразить, что произойдет, как пороховая бомба взорвалась.
Зажатый стенами звук обрушился на него, разрывая барабанные перепонки и вдавливая тело в прелую листву. Над головой со свистом пронеслись осколки, сверху посыпались сорванные взрывом ветки.
Сыщик не выдержал и заорал.
Кто-то тучно опустился рядом, грохнувшись оземь. Воронин перевернулся на бок, выставляя пистолет. Но его аккуратно прижали, отбив оружие в сторону. Сквозь плывущую перед глазами пелену вырисовалось волевое лицо мужчины с лихо закрученными усами и пальцы, держащие жетон с номером и регалиями третьего отдела Имперской канцелярии. Сквозь заполнившую уши вату пробился голос:
– … дальше мы!
В поле зрение вплыли еще три фигуры, на всех – противогазовые маски с длинными гофрированными «носами». В руках у одного Воронин увидел помповое ружье, которое с коротким «пфф!» исторгло дутый цилиндр, со шлейфом зеленого дыма унесшийся внутрь убежища шпиона. Стало ясно, зачем нужны маски.
– Там… шпион, – морщась, проговорил филер, поднимаясь на колени.
– Мы знаем, – хлопнул его по плечу сотрудник третьего отдела.
Пока проходил звон в голове, пола унималась тошнота и муторность, Воронин поднялся и оперся спиной о тополь, наблюдая за действиями коллег. Потом не выдержал, решил подойти ближе.
– Ушел! – раздался недовольный голос одного из агентов. – Ушел, паскуда!
– Ничего, его на той стороне примут, откликнулся мужчина с усами и повернулся к встрепенувшемуся было Воронину.
– А хорошо вы его загнали, – сказал он, улыбнувшись. – Чувствуется опыт. Откуда будете, такой бравый?
– Отделение уголовного сыска седьмого околоточного участка, унтер-офицер Воронин, – представился филер, демонстрируя свой жетон на подкладке пиджака. – Чего же вы стоите? Его же ловить надо! Уйдет!
– Не уйдет, у нас все под контролем, – успокоил Ивана мужчина, в свою очередь представился. – Штаб-офицер Нестеров Максим Селантьевич, третий отдел, к вашим услугам.
– Ваше высокоблагородие…!
– Ну, полноте, – отмахнулся Нестеров. – Не при параде. Лучше скажите, как вы на нашего соколика вышли? Чуть нам всю операцию не завалили по собственному рвению.
– У меня тоже вопросики имеются, господин штабс-офицер, – решил дерзнуть сыщик. – Много тут непонятного образовалось…
И застыл, глядя через плечо Нестерова.
В маленьком помещении домика, где сотрудники канцелярии деловито подбирали разбросанные вещи шпиона, прямо в воздухе висела эдакая рваная дыра, словно картина. Сквозь эту дыру виднелась чудная дорога, освещенная неприятным резким светом похожих на колокольчики фонарей. Дорога была необычайно гладкой, будто отшлифованной, по ней проносились паромобили неизвестных конструкций. Вдалеке, упираясь в серое, без звезд небо, возвышались одинаковые как близнецы дома-коробки.
Иван увидел спину Толмача, который согбенно озирался вокруг. В последний момент, прежде, чем дыра свернулась сама в себя, Толмач обернулся и Ворониным увидел в его глазах неподдельный страх.
Судя по всему, Толмач попал в тот мир, истории из которого так любил рассказывать. Что ж, кесарю кесарево…
– Это что там такое за чертовщина? – не сдержался Воронин, указывая рукой в сторону домика.
– Уважаемый сыскных дел мастер Воронин, – Нестеров резко сместился, закрывая своим телом дверной проем, приобнял филера за плечо и повел прочь, на выход со двора, – Я думаю, что вам стоит отдохнуть. Да-да, безусловно. Вы проделали большую работу, и я всенепременно доложу свою благодарность вашему начальству.
– Но что это было? – не унимался Иван. – Какое-то новое изобретение британцев?
– Британцев? – не сразу сообразил Нестеров, но потом протянул не очень убедительно. – Ах да, британцев. Но вы понимаете, дорогой мой, что как офицер и государев человек, вы должны хранить молчание о том, чему стали свидетелем. Более того, я бы рекомендовал и вовсе позабыть об этом. Надеюсь, не стоит говорить почему?
