Денис Леонидович Коваленко
Битва при Молодях
Каждое утро падал грозный царь на камни в своей царской часовне перед иконами Господа Иисуса Христа и Пресвятой Божьей Матери и молил о прощении грехов своих, молил о помощи не допустить гибели, вверенной ему, грешнику недостойному, земли Богом освященной – земли Русской; последнему оплоту Церкви Православной. Неужели подобно византийской Софии, превратят нехристи Храмы Божии в поганые мечети? Не попусти этого беззакония Господи! – вот о чем денно и нощно молил первый Русский царь Господа Иисуса Христа. И вмятины от царских коленей появились на камнях часовни.
В конце мая, царь оставил Москву и уехал в Новгород. И в Новгороде не переставал он молить Бога и Матерь Божию о милости и поможении.
– Услышал меня Господь, – облегченно произнес царь Иоанн, когда донесли ему, что Девлет-Гирей выбрал к Москве прохоженный, самый короткий путь – через Серпухов. В Серпухове ждало татар собранное Воротынским русское войско.
И войско это со всеми полками, со всеми воеводами было всего ровно 20 034 человек. Это «опричь Мишки с казаки» – донского атамана Мишки Черкашенина, приведшего к Серпухову может сотню, а может тысячу, а может… Бог их знает. Сколько казаков он с собой привел, не знал и сам атаман, таковы были свободные нравы у донцов. Не холопы они великому государю, а вольные люди – его союзники, и в поход могли выступить и сто, и тысяча, и больше, словом, сколько «похочет». Среди же 20 тысяч «всяких людей» было 300 немецких конников ротмистра Фаренсбаха и 1900 монастырских слуг13 новогородских и подмосковных монастырей.
Рисковал князь Воротынский. Выбери Девлет-Гирей другой путь – и без помех зашел бы он в Москву, и погибла бы Россия. Но прозорлив оказался князь Воротынский, просчитал он шаги крымского хана, и не ошибся.
***
В субботу 26 июля конные авангарды Девлет-Гиреева войска вышли к Оке, к самому Серпухову. И левый и правый берега здесь были пологими, и ширина реки из-за косы была меньше. Но слишком грозно смотрели на топчущихся на своих лошадях татар русские пушки и пищали, защищенные в три ряда частоколом и плетнем. Не решились татары на переправу. Так, по баловству, стрельнули из луков по укреплениям и ушли.
Ниже по течению, километрах в двадцати, на Сенькином перелазе (или, как еще говорят, броде), где река Лопасня впадала в Оку, стояли две сотни ратников сторожевого левого полка воевод князя Ивана Шуйского и опричника Василия Умнóго-Колычёва.
Место для переправы самое подходящее. Ширина Оки здесь хоть и более двухсот метров, и течение сильное, но глубина почти всего брода – по пояс. Татарам и надо что шагов пятьдесят проплыть, а потом, хоть на полном скаку – до самого устья.
– Иван Петрович, – Умной-Колычёв вглядывался в деревья того берега, – А как они сейчас тут все попрут… удержим? – и сам ответил, – удержим.
– С Божьей помощью, – отвечал князь, так же вглядываясь в деревья, точно вот сейчас выскочат оттуда с гиканьем татары и…
– Братцы! Гляди! – крикнул один из казаков и руку одну аж выставил, а другой часто кресты на себя накладывал. – Матерь Божья! Пресвятая Богородица! Да сколько ж их там, сыроядцев14!
И деревьев не видно – столько конников выскочило на берег; и первые с ходу прыгнули в воды реки и поплыли, за ними следующие, и следующие, и конца им не было. Первые кто выбрался на песок брода, шагом приближались к правому берегу, готовые перейти на бег, а в воду все входили и входили, крича и визжа, новые всадники.
– Братцы! Товьсь! – приказал пищальникам и пушкарям воевода Умной-Колычёв. – Пли!
Точно в стену врезались татарские кони – такой плотный был первый залп почти полсотни пищалей и десятка пушек.
– Пли! – скомандовал воевода. И вторая конная волна, как и первая, рухнула, наскочив на чугунно-свинцовую стену. Час назад прозрачно-желтый песок брода стал яростно-красным от крови. А кто прорвался из татар сквозь «стену», шагах в десяти падали – сбрасывали их ошалевшие их же кони, наступавшие на густо разбросанные по песку брода чесноки – острые шипы, вонзавшиеся в копыта лошадиные.
А кто-таки выбрался на берег, был заколот и зарублен дворянскими сотнями и сброшен обратно в реку.
Коротким и кровавым оказался этот первый бой. Потоптавшись на берегу, развернулись татары и точно сгинули.
– Братцы, не могу это слышать! Душу рвет! – и казак закрыл уши, только бы не слышать надрывное ржание барахтающихся в крови брода раненых лошадей. – Не могу! – схватив копье, казак бросился в воду, и с плеча, колол и колол вылупивших на него красные глаза и скаливших крупные зубы, татарских лошадей.
И тихо стало. Убитых татар и коней выволокли на берег и закопали, чтобы не смердели.
***
Девлет-Гирей и его главный полководец Дивей-мурза сидели в шатре, когда принесли весть о поражении их воинов на Сенькином перелазе.
– Неверные, как голодные псы, разбрелись по реке, – Девлет-Гирей ножом проткнул кусок варёной баранины, поднял его перед глазами и, внимательно рассматривая этот жирный сочный кусок, продолжил: – Они прогнали одного молодого волка и скулят от радости.
– Они забыли, что к ним идёт лев, – гордо продолжил Дивей-мурза. Он не только был главным полководцем и правой рукой хана – его сын был женат на дочери Девлет-Гирея. И никого хан так не слушал и не любил, как своего свата.
– Мы поможем им это вспомнить. – Девлет-Гирей швырнул кусок к выходу, где стояли слуги. Один из них ловко поймал мясо и с благоговением прижал его к груди.
В шатёр позвали Тягриберди-мурзу и общим советом решили вот что: Тягриберди-мурза с ногаями переходит Сенькин брод; в это же время Дивей-мурза поднимается вверх по течению и западнее Серпухова переправляется через Оку у деревни Дракино. Сам же Девлет-Гирей с основными силами становится напротив главных сил русских и бьёт по ним из всех пушек, удерживая неверных и не давая их князю помочь своим полкам.
Когда же мурзы переправятся, они окружат русских, вынудят их покинуть укрепления и принять бой в открытом поле.
– И наша конница растопчет этих бешеных собак! – воскликнул Дивей-мурза. – Я лично приведу тебе, хан, русского князя на аркане!
***
И наступило утро воскресения, 27 июля.
И было дело большое в этот день правому полку, где воеводами поставили князя Микиту Романовича Одоевского да Федора Шереметева, которые держали переправу у Дракино, а Федор побежал и саадак15 с себя скинул, а бился князь Микита один.
Прорвал Дивей-мурза оборону, переправилось его войско на левый берег, и шло в тыл укреплений князя Воротынского. И Тягриберди-мурза перешел Сенькин брод и шел со своими нагаями навстречу Дивей-мурзе.
Отдав переправы, русские воеводы со своими отрядами бежали в Серпухов под защиту своих пушек.
А Девлет-Гирей «день весь до вечера и два часа нощы» бил изо всех орудий по русским укреплениям, не давая Воротынскому возможности помочь своим воеводам удержать переправы. С пяти утра и до десяти вечера длилась это артиллерийская перестрелка, не причинившая вреда ни татарам, ни русским.
