– Ну, бояре, – сказал князь, – вот сейчас пойдет настоящая потеха! – и засветились радостью лица боярские, и слуги их, и стрельцы, и дети боярские, все славили Бога за милость Им данную, и готовились принять смерть славную и постоять за землю Русскую, и за Москву-матушку.
В пешем бою не было русскому ратнику равного, потому и радовались защитники крепости, потому и славили Бога.
Но что заставило Крымского царя бросить все силы на решающий бой, почему не взял он измором крепость? Знал же хан, что на земле его всадники теряли всю свою силу, и на верную смерть слал он своих татар.
Схватили в ту ночь татары гонца, скакавшего из Москвы в Молоди. У гонца нашли послание от защищавшего Москву князя Токмакова к князю Воротынскому. В послании том было сказано, что просил князь воевод «сидеть безстрашно», что идет к ним помощь «рать наугородская многая». Командует той ратью сам царь Иоанн Васильевич. А в Москву уже прибыл авангард той рати – 40 тысяч конных и пеших воинов, и привел этот полк боярин Мстиславский.
Крепко пытали татары гонца, жгли и резали его, но говорил он, пока душу свою праведную не отдал Богу, что сам своими глазами видел и войско несметное и боярина Мстиславского в золотых доспехах.
А гонца того с ложным посланием – сам царь Иоанн благословил. Знал гонец, что на верную гибель и муки идет страшные. Нельзя было русскому царю уводить войска из Новгорода, того только и ждали поляки со шведами. И в Москве никакого полка с Мстиславским не было. Но крепок духом русский человек, и первое, что помнит он, что нет лучшей доблести, чем положить душу за други своя, и потерпеть муки добровольные, подобно Господу нашему Иисусу Христу, добровольно на крест взошедшего и пострадавшего за всех христиан.
Поверил гонцу Девлет-Гирей, спешил своих конников и отправил их на последний штурм. И случился он в субботу, 2 августа 1572 года от рождества Христова.
С невиданной храбростью бросались татары на стены гуляй-города. Ни что не останавливало их: ни ядра, ни картечь, ни пули. Руками хватались они за стены крепости, стараясь раздвинуть их и прорваться за обозы.
А через спины их летели тучи стрел в крепость. Но от этой татарской храбрости русская храбрость становилась еще яростнее. Пронзенные стрелами русские ратники, боли не чувствуя, рубили руки татарские, и тысячи отрубленных рук покрыли землю у стен гуляй-города. И громче зверей ревели обрубленные крымчане, нагайцы и турецкие янычары; вскидывали вверх обрубками, била из них кровь фонтанами и на красных птиц похожи были эти несчастные.
Но мало этого. Когда атаки татар ослабели, раскрылись сами обозы гуляй-города, и бросились стрельцы и дети боярские в рукопашную. А справа бросилась на татар конница, что ждала в засаде – свежие силы воевод Хованского с Хворостининым и немецкие рейтары с ротмистром Фаренсбахом. А слева – полк во главе с самим князем Воротынским: во время боя незаметно спустился с противоположного холма полк его и ударил в бок татарской армии.
С трех сторон ударили русские, взяв татар в клещи. Не выдержали этого последнего удара татары, и, кто не был зарублен, бежали в свой лагерь к своему хану, со страшной вестью, что нет больше у него войска.
Оставив несколько тысяч войска на защиту – бежал Девлет-Гирей с малым отрядом. За несколько часов, достиг Оки, переправился, и, бросив обоз с артиллерией, той же дорогой, что шел на Москву, теперь бежал в Бахчисарай, столицу своего крымского ханства – бежал в сраме и уныние.
Только утром Воротынский узнал о бегстве крымского царя. С ходу разгромив оставленное ханом для прикрытия своего отхода войско, до самой Оки русские гнали татар – мало кто спасся. Отбив и обоз с артиллерией, русские остановились – преследовать татар не было сил, да и татары бежали налегке, без полона и добычи.
Захватив ханский лагерь и богатую добычу, бояре и воеводы, князь Михайло Иванович Воротынской со товарищами пошли назад по старому месту в Серпухов, в Торусу, в Калугу, на Коломну, где стояли до государева приходу.
В тот же день гонцы принесли весть о победе в Москву «и бысть на Москве и по всем градом радость неизреченная, молебная пения з звоном. И с радостию друг со другом ликующе».
До Новгорода же весть о победе дошла 6 августа. Гонцы, князь Ногтев и Давыдов, передали царю грамоту от Воротынского и его товарищей о великой победе над Крымским ханом, и положили к царевым ногам ханские два саадака, два лука и две сабли.
До полуночи по всему Новгороду звонили колокола и шли благодарственные молебны.
17 августа царь Иоанн IV покинул Новгород и отбыл в Москву. 30-го же августа в Москву из Новгорода была отправлена и государственная казна.
Радовалась Россия, славила по всем церквям и монастырям Господа. Увидели русские люди, что крепка их вера, и сильна их молитва. Что угодно Господу видеть славу Православия, и угоден Ему «первенец» Его – помазанник – Государь царь и великий князь Иоанн IV Васильевич всея Руси.
В этом же году, в осень, пошел царь Иоанн походом на шведов и, с Божьей помощью, взял тем походом город Пайду.
О крымском же ханстве вовсе забыла Россия, точно и не было его. Нагайское ханство попросило дружбы Москвы, казанцы и астраханцы окончательно признали Москву своей повелительницей. И наступил на востоке мир. Четыре татарские сабли20 больше не угрожали России.
Правда, Девлет-Гирей еще в конце августа, прибежав в Бахчисарай, прислал «брату Ивану» письмо, где уверял, что шел он в Москву не воевать, а переговорить с русским царем о передаче ему обещанного ему весной Астраханского ханства: «Хотенье мое было: с тобою на въстрече став, слова не оставив, переговорити… И ныне по прежнему нашему слову, меж нами добро и дружба быв, Казань и Асторохань дашь, – другу твоему друг буду, а недругу твоему недруг буду; от детей и до внучат межь нами в любви, быв ротý и шерть21 учинив, нам поверишь». А то что под Молоди случилась битва, так в том, – писал крымский хан, – виноват сам русский царь, что не пожелал личной встречи, а послал на «своего брата» войска с воеводой Воротынским.
И если де царь Иван, не отдаст Казани и Астрахани, он, Девлет-Гирей, вместе с Польшей нападет на Россию. Не знал, наверно, крымский хан, что не до России было тогда Польше, умер ее король Сигизмунд II, и делили польские магнаты власть.
Труден был 1572 год для молодого Русского царства и первого Русского царя. Но угодно было Богу сохранить и преумножить землю русскую – землю православную. Пал Рим, пала Византия, одна Москва сохранила чистоту Церкви Божией. Третьим Римом стала Москва – и четвертому не бывать! И как подтверждением тому стала битва возле славного города Серпухов, у деревни Молоди, недалеко от храма Воскресения Господнего, 2 августа 1572 года от рождества Христова.