Анастасия Долганова
Мир нарциссической жертвы: отношения в контексте современного невроза. Твой персональный прорыв: как принципы Дзёдо помогают в жизни
Личность без права на радость
Такие идеи создают картину мира, в которой терпение и страдание – это необходимо и правильно, а забота о себе, чувства и потребности – неправильно. Это, в свою очередь, создает определенный тип личности, которому свойственны характерные мазохистические проявления. В глубине мазохизма лежит много стыда и боли, и потому коррекция таких проявлений непроста и почти всегда связана с сопротивлением.
Среди характерных черт мазохиста встречаются: пассивная агрессивность, запутанные способы выражения своих потребностей, претензия на обслуживание, претензия на благодарность, саботаж лучшей жизни, психосоматические заболевания, отсутствие границ, саморазрушительное поведение и потребность в создании садиста.
Пассивно-агрессивное поведение
Чувства у человека с мазохистическими чертами под запретом, но это не означает, что они не проявляются. Психика похожа на закипающий чайник, в котором пар найдет себе дорогу во внешний мир. Мазохист с его убеждениями и с потребностью иметь моральное превосходство не может позволить себе прямой агрессии, так как это чревато разрушением компенсаторно созданного идеального образа и предполагает агрессивный ответ.
Пассивная агрессивность – это такой способ проявлять агрессию, в котором источник агрессии может остаться неопределенным, а значит – защищенным. Это маскировка собственной агрессивности под обоснованные и социально приемлемые реакции.
Прежде всего это создание справедливого повода. Так как мазохисту недоступна злость как реакция на нарушение его границ или неудовлетворение потребностей, то ему нужен однозначный повод, который сделает другого человека виноватым, а самого мазохиста – правым и имеющим основания для агрессии и обиды.
Пассивная агрессивность может проявляться по-разному.
Пассивное ожидание
Человек с мазохистическими чертами не имеет навыков по выражению своих желаний. Посвящая свою жизнь служению другому, он пассивно ждет, что для него сделают то же самое. Это звучит очень логично: если я буду делать для другого то, что ему приятно, даже ценой больших усилий, он захочет отблагодарить меня и тоже сделает для меня что-то в ответ. Если я буду ухаживать за ним, когда он болеет, он будет ухаживать за мной, если я потрачу полгода на выбор подарка – тогда и я могу рассчитывать на аналогичное внимание со стороны.
Мазохист ждет, что те ограничения и обязательства, которые на себя по доброй воле налагает он сам, будут замечены и поддержаны.
В детско-родительских, супружеских, дружеских отношениях большую часть занимает именно пассивное ожидание и страдание мазохиста из-за того, что оно не оправдывается. Такое разочарование создает повод для обвинения партнера. Без прямой агрессии партнер мазохиста чувствует, что причинил ему боль, и действительно пытается загладить свою вину.
Мама Иры по каким-то причинам решила, что Ира – это венец ее жизни, и пожертвовала для дочери всем. Эти огромные жертвы стали впоследствии семейным мифом. Ира живет и чувствует, что если бы не она, то мама была бы здоровее, красивее, успешнее. Мама ничего не просит, но ей и не нужно: Ира удовлетворяет ее желания и нужды еще до того, как мама об этом подумает. Она выходит замуж за человека с достатком, чтобы как можно раньше начать обеспечивать маму всем необходимым и чтобы у той не было необходимости работать на ненавистной работе (что примечательно, мама начинает ходить по дорогим клиникам и ездить в санатории, но с работы не уходит). Она звонит дважды в день в любой ситуации, где бы ни находилась и чем бы ни занималась. Не рожает, чтобы не утруждать маму внуками. Не рассказывает о том, что счастлива, и не становится счастливой. Мама ожидает от Иры жертвы, но какой именно – не говорит, и поэтому Ира вынуждена действовать превентивно, жертвуя ради мамы вообще всем.
Для Дениса каждый день с Аней – тяжелое испытание. Ему вроде и здорово с ней, она многое для него делает, заботится о нем, печет ему кексы, гладит рубашки. Но он не может сделать ее счастливой и все время чувствует себя виноватым. Он не помнит о дне их знакомства, а она готовит целую программу. Он покупает ей на день рождения обычный телефон, а она рисует картину своими руками, целый год ходит на курсы по рисованию, готовя ему сюрприз. Он всегда проигрывает в игре «кто из нас больше заботится об отношениях». Она всегда говорит, что все в порядке, но всегда усталая, всегда немножко в нем разочарованная. Денис не чувствует себя вправе просить о чем-то еще и тем самым копит свою неудовлетворенность, которая со временем превращается в раздражение на Аню, из-за чего он чувствует себя еще более виноватым.
Пассивное обвинение
Так как злость вместе со многими другими чувствами у мазохиста под запретом, то и агрессивные проявления не могут быть прямыми. Пассивное обвинение – это вздохи, интонации, выражение лица. Часто в ответ на прямые вопросы о том, что произошло, мазохист отвечает, что все в порядке, ничего не произошло. Этот отказ от прямых посланий не дает партнеру возможности исправить ситуацию и снова вызывает у него чувство вины.
Мазохиста сложно упрекнуть в пассивном обвинении, потому что оно неочевидно. Трудно найти убедительные аргументы о намеках, трудно назвать своими словами тонкую игру, цель которой – создать у других людей ощущение собственной виновности в несчастье мазохиста. Эта игра часто остается неразоблаченной.
Софья рассказывает о браке, в котором к ней предъявляются нарциссические претензии: муж обвиняет ее в том, что она грустна, заставляя ее быть оживленной и веселой тогда, когда она этого не чувствует. Это нарциссическая претензия и нарциссическое неприятие неудобных для нарцисса чувств, но проблема в том, что в этом браке Софья никогда не чувствует себя веселой. У нее усталое лицо с опущенными уголками губ, грустные глаза, холодные интонации. Когда Софья говорит мне «доброе утро», я сразу начинаю подозревать, что утро не доброе, снова что-то случилось и наша прошлая встреча ей не помогла, если не сделала еще хуже. Когда я говорю ей об этом – она пропадает, хотя на встрече делает вид, что все в порядке. Мне остается только обвинять себя в грубости и нарциссизме – таких же, как и у ее мужа.
А Борис, которому нельзя проводить время нигде, кроме своей семьи, боится звонить жене с предупреждением, что он задержится после работы. Его пугает не то, что она скажет, а то, как она это скажет. Борис говорит, что она так умеет отпустить его в бар или на корпоратив, что ему уже и быть там не хочется.
Пассивное наказание
Вина – самый доступный для мазохиста инструмент. В пассивном наказании он тоже используется – вина помогает ухудшить качество жизни партнера таким образом, чтобы это не было прямым проявлением агрессивности. Кроме того, мазохист может сделать общение невозможным, не идти на контакт и тем самым лишить партнера значимых для него потребностей. Пассивность этого способа наказания не дает возможности наладить отношения до тех пор, пока мазохист сам не сделает шаг навстречу, и потому такое наказание зачастую мучительнее, чем прямые агрессивные выпады. Затяжные периоды молчания и дистанцирования без возможности приблизиться разрушительнее, чем крики и скандалы.
Рита вспоминает затяжные периоды родительского молчания, когда оба родителя с ней не разговаривали. Это была необъявленная война: никто не говорил. «Мы не разговариваем с тобой потому, что ты поздно вернулась домой», – говорили родители. Стоило Рите сделать что-то, что их не устраивало, – и она оказывалась в изоляции. Рита пробовала злиться – это не помогало, пробовала объясняться – ее равнодушно выслушивали, пробовала молчать в ответ – но родители всегда оказывались более стойкими. Все заканчивалось одинаково: не выдержав напряжения и вины, Рита буквально валилась в ноги отцу или матери, со слезами вымаливая себе прощение и обещая, что больше никогда их не обидит. После такой сцены напряжение спадало, и в семье снова налаживались нормальные коммуникации до следующего проступка. Последний из них Рита замаливать так и не стала. С тех пор вот уже четыре года ее отношения с родителями формальны. Это самое страшное: Рита обнаружила, что и отец, и мать в ней не нуждаются и потому могут попросту отказаться от отношений с дочерью, если они будут построены не по их правилам. Рита чувствует, что если она извинится, как раньше, то все наладится и она снова сможет жить иллюзией о том, что родители ее любят.
А у Тани все выходные и отпуска проходят на бабушкиной даче, поскольку если та не получит помощи, то все равно будет работать и обязательно поранится или перегреется. Это не легкие недомогания, а серьезные травмы с вызовом скорой помощи и госпитализацией. Таня потом навещает бабушку в больнице каждый день, поскольку чувствует себя виноватой: если бы она поехала помогать, то бабушке не пришлось бы в одиночку пропалывать три сотки клубники или окучивать картошку с ее слабым здоровьем. На дачу тоже ездит, конечно, потому что иначе все бабушкины труды пойдут прахом. С родителями Таня не близка, мама живет в другой стране, поэтому бабушка – самый близкий ей человек из семьи. Уговорить бабушку отказаться от огорода Таня не может, уговорить ее нанять помощников – тоже, отказаться от тяжелой повинности под угрозой бабушкиной болезни, а то и смерти – тем более.
Провокация агрессии
Своей пассивной агрессивностью мазохист создает напряжение, которое трудно выразить в словах или в действиях, и затягивает его до тех пор, пока кто-то не взорвется. У самого мазохиста богатый опыт терпения, и в этом соревновании он выигрывает – он легко переносит периоды неопределенности и неизвестности, если они инициированы им самим. Партнер позволяет втянуть себя в сценарий, в котором он рано или поздно будет испытывать такое сильное напряжение, что от него необходимо будет избавиться. Это приводит к скандалам, в которых мазохист как бы не виноват, а партнер очевидно проявляет агрессию, чтобы потом снова оказаться виноватым.
Олег срывается на Лену периодически и с разной интенсивностью. Его агрессивность – это семейный миф, который делает его виноватым во всех Лениных несчастьях, а Лену – правой. Он чувствует, как часто в их доме появляется напряжение: Лена становится замкнутой, раздражительной, недовольной. Олег не всегда понимает причину таких состояний, а Лена не утруждается объяснить, потому что для нее все очевидно. Она начинает его третировать по мелочам: «забудет» о том, что в этом месяце нужно оплачивать страховку на машину, и потратит деньги, отменит давно назначенные планы, будет неприветлива с его родителями, которые пришли в гости. Олег медленно закипает от таких проявлений и от того, что Лена делает непонимающее лицо и говорит что-то вроде «а что такого?». Испытывая потребность избавиться от напряжения, Олег начинает приходить домой поздно, разговаривает грубее, нарушает обещания. Лена держится до последнего и только пилит его за проступки – монотонно, постоянно, вспоминая ему все старые обиды и вешая на него ответственность за свои несчастья. Рано или поздно Олег взрывается, бьет посуду, орет. Лена плачет. Он чувствует сильную вину и начинает вести себя так, как ей удобно. Напряжение в отношениях снижается, но потом снова неизбежно растет.
Катя провоцирует мужа вполне осознанно: они находятся на пути к разводу, уже не живут вместе, но документы ни он, ни она подать не могут. Катя знает, что, если она будет его провоцировать, он может ее избить. Также она знает, что после этого он всегда идет на уступки и страшный разговор о разводе откладывается еще на какое-то время. Она ходит с ним на встречи, когда он зовет, оказывает ему помощь, постоянно встречается с ним по работе. Когда тема развода поднимается – она делает что-то, что выводит его из себя. Например, в последний раз Катя пригласила друга детства, мужчину, пожить в ее квартире во время его визита в родной город и демонстративно провела с ним всю неделю, после чего пошла на встречу с мужем и сообщила ему, что если бы вышла замуж за этого друга, то во всех смыслах была бы удовлетвореннее. Муж избил Катю публично, на улице. Катя теперь со сломанным носом, мучается головными болями и не может ходить на собеседования, но зато муж помогает ей деньгами и о разводе не говорит.
Невозможность извиниться и односторонние решения в отношениях
Так как цель пассивной агрессивности – это создание и удержание напряжения, которое рано или поздно выльется в чувство вины, извиниться перед мазохистом бывает очень сложно. Во-первых, непонятно, за что именно. Во-вторых, извинения не имеют подходящего контекста, потому что мазохист не предъявляет претензий и говорит, что все в порядке. В-третьих, мазохист извинения разными способами отвергает: они то неуместные, потому что все в порядке, то запоздалые, то он и вовсе не нуждается в извинениях и надо было изначально вести себя по-другому. Мазохист в одностороннем порядке решает, когда в отношениях начинается период дистанцирования и когда заканчивается. У партнера часто нет возможности на это повлиять: требования мазохиста расплывчаты и нереалистичны, их невозможно угадать. Мазохист найдет, обо что пораниться.
Женя с упоением рассказывает о том, что никогда не простит мужа. Так и повторяет, много раз: «Я никогда его не прощу». Мой вопрос о том, возможно ли дальше быть в отношениях, в которых прощение невозможно, Женя воспринимает с удивлением: ей кажется, что вот именно теперь отношения и наладятся. Ее мучения должны быть вечными для того, чтобы ее потребности имели оправдание и выглядели как справедливая награда. То есть Женя чувствует, что просто так она права на любовь и верность не имеет, а вот чем больнее ей сделал муж, тем больше он обязан любить ее, для того чтобы ее страдания искупить. Повлиять на этот процесс у самого мужа нет никакой возможности: Жене так нужны страдания, что она единолично принимает решение о том, когда они начинаются и когда заканчиваются.
Ян тоже принимает односторонние решения в отношениях: когда им сближаться, когда жениться, где жить, чем заниматься, куда лететь в отпуск. Эти решения основываются не на потребностях Яна, которые можно было бы обсудить и скорректировать, а на необходимости, построенной на его страдании. Например, жить они будут в городе Яна, поскольку его будущая жена «слишком близка» с компанией молодых мужчин и женщин, ее друзьями, а у Яна друзей нет и им нужно создавать новую дружескую компанию, уже как паре. В отпуск они едут к родителям Яна, поскольку у него проблемы с алкоголем и он боится ехать на курорт с системой «все включено», а дикарями ехать нельзя, потому что у него слабое здоровье. Будущую жену, которая пока живет в другом городе, он мучает внезапными исчезновениями, которым всегда находятся объяснения типа: «Я должен был побыть один, ты как самый близкий мне человек должна меня в этом поддерживать». Близости на самом деле в этих отношениях не хватает: стоит паре наладить контакт и в этой стабильной связи развивать какое-то сближение, Ян от этого дистанцируется, и после перерыва все приходится начинать с самого начала.
Запутанные, многоходовые, манипулятивные способы удовлетворения своих потребностей
Мазохисту недоступны прямые и ясные послания. Его способы удовлетворения потребностей неочевидны порой и самому мазохисту. Он манипулирует, хитрит, пользуется намеками, вовлекает третьих лиц – таким образом, чтобы в результате выглядеть невинным, хорошим, морально правильным. Такие сложные игры часто затратнее, чем удовлетворение, которое мазохист в результате получает. Поэтому для человека с мазохистическими чертами характерны отсутствие энергии и ощущение постоянной усталости и неудовлетворенности, а для окружающих его людей – вина за то, что они никак не могут сделать его счастливым, и раздражение на это.
С Асей бабушка и мама постоянно проворачивают такие «многоходовочки». С бабушкой Ася не общается, но с мамой поддерживает контакт и близость, при этом мама и бабушка живут вместе. От бабушки Ася отстранилась именно из-за чувства вины и приближаться обратно не собирается. На свой день рождения Ася на вопрос мамы о том, что ей подарить, просит подушки, которые мама и дарит. При вручении подарка мама говорит, что купила подушки на деньги бабушки, которые та передала для внучки, раз уж Ася с бабушкой не общается. Бабушка при этом пассивно удовлетворяет свою потребность показать внучке, какая та несправедливая и какая бабушка хорошая. Мама просит бабушке позвонить и сказать ей спасибо, пассивно удовлетворяя свою потребность в том, чтобы не быть между двух этих сильных и взрослых женщин в позиции громоотвода. Ася в бешенстве: ее подставили, теперь она снова чувствует себя виноватой перед бабушкой, ничего не сделав. От подушек она отказывается, бабушке не звонит, с мамой отношения на какое-то время портятся. Прямым посланием от бабушки стал бы телефонный звонок, а от мамы – просьба не втягивать ее в сложные отношения, но этого не происходит.
А Рома, которого воспитывали как «хорошего мальчика», не может прямо предъявлять миру свою потребность в том, чтобы его похвалили, чтобы заметили его успехи в спорте, чтобы восхитились его меняющимся от большой и серьезной работы телом. В компании друзей и подруг он не рассказывает о своих успехах, потому что «хвастаться нехорошо». Зато он рассказывает историю о том, как накануне в спортзал пришел новый парень и он находится в такой плохой форме, что Роме неудобно снять при нем футболку и заниматься с обнаженным торсом, чтобы этому парню не было за себя стыдно. Это именно хвастовство: но не тем, какой Рома порядочный, а тем, какое у него тело. Рома не может заявить об этом прямо, и ему приходится придумывать поводы, которых он даже не осознает.
Претензия на догадливость и обслуживание со стороны других
Это тоже проявление подавленных потребностей и невозможности заявить о них прямо: мазохист в одностороннем порядке идет на сделку, в которой со своей стороны он угадывает желания другого таким образом, что тому не нужно даже просить, и ждет в ответ того же самого. Так как другой человек в этой сделке на этапе ее возникновения не участвует, то для него эти обязательства остаются тайной. Даже если мазохист свои требования в отношениях проговаривает, то у другого часто просто нет возможности их выполнить, поскольку нет достаточных навыков.
Чтобы угадывать потребности другого человека и обслуживать его таким образом, чтобы это обслуживание попадало в цель, навыки нужны специфические. У мазохиста их достаточно из собственного детства, когда он вынужден был по выражению лица родителей или по звукам поворачивающихся в замке ключей угадывать их настроение и состояние, чтобы не нарваться на отвержение. У человека с более здоровым детством таких умений просто нет. Сделка, которая звучит как «ну я же для тебя это делаю, делай и ты для меня», оказывается не только нежелательной для партнера, но и невозможной.
Галя чувствительна к настроениям и состояниям окружающих ее людей. Она ловит малейшие признаки раздражения, усталости, обиды. Для нее информативны изменившийся тембр голоса, чуть другое выражение лица. Часто Галя угадывает состояния других даже до того, как они сами начинают чувствовать, что что-то не так. При этом Галя таких состояний у близких ей людей боится и при первых признаках того, что они раздражены или обижены, начинает о них нежно заботиться и опекать, чтобы им стало лучше: она может сделать массаж ног, приготовить любимые блюда, сделать маленький подарок. В отношении себя Галя ожидает такого же поведения, ей хочется, чтобы, когда она больна, расстроена или устала, другие люди создавали вокруг нее такой же кокон безопасности и поддержки. Но прямо Галя о своих желаниях и состояниях не говорит, потому что в этом как будто нет нужды: для Гали нормально угадывать чужие настроения, и ей непонятно, что другие люди этого не умеют. Муж не обращает внимания на Галино неочевидное предъявление усталости, сын может спросить, как у нее дела, но удовлетворяется ответом «все нормально». Галя живет и чувствует их холодность, обвиняет их в эгоизме, но более прямо высказываться не начинает.
Лене нужно столько внимания, сколько у ее партнера просто нет. Таковы были требования ее родителей, которых Лена должна была окружать вниманием и заботой, потому что иначе они начинали разваливаться: пить, болеть, попадать в небезопасные ситуации, ссориться друг с другом. Дочь вынуждена была все время держать руку на пульсе, предсказывать проблемы до того, как они появились, сглаживать ссоры, напоминать пить лекарства, договариваться с родней о том, чтобы к ним в гости приходили без алкоголя. Муж Лены относится к ней как к взрослому человеку и в принципе не имеет навыков заботы такого объема: его родители всегда были довольно самостоятельными и в опеке со стороны детей не нуждались. Просьбы Лены он вроде и понимает и даже не против сделать ей что-то приятное, но ему просто не приходит в голову, что он должен контролировать количество еды или вместе с ней пойти к доктору на плановый осмотр. Лена обижается, он раздражается ее недовольством, отношения постепенно становятся хуже.
Претензия на благодарность
Так как мазохист жертвует собой, посвящает свою жизнь обслуживанию другого и терпит страдания, он ожидает награды, которая в отношениях выглядит как глубокая благодарность. Простого «спасибо», даже повторенного несколько раз, недостаточно. Мазохисту нужна особая благодарность, благодарность делом, послушанием, заботой, тем, что ему будут доставаться лучшие куски от достижений партнера. Мазохист хочет публичного признания своих жертв и раскаяния.
Эти довольно агрессивные и необоснованные претензии мазохист размещает в отношениях как справедливые: я тебя родила, я ради тебя всем пожертвовала, я ночами не сплю, а ты меня не жалеешь и ходишь где попало. Это мощный посыл на чувство вины, потому что первая часть утверждения верная. Мазохист действительно делает то, за что потом ожидает благодарности. Но это его одностороннее решение, в котором другой человек не участвовал, а если и участвовал, то на такие условия благодарности не соглашался. Для мазохиста сделать что-то для другого без его просьбы – привычный и рабочий инструмент манипуляций.
Аля предпочитает маме ни о чем не рассказывать, потому что иначе мама берется решать все ее проблемы в обход дочери, так, как считает нужным. Например, когда во время студенчества Аля рассказала в телефонном разговоре о том, что плохо высыпается на жесткой кровати, мама рванула в другой город с матрасом. Аля уже привыкла к тому, что иногда ей звонят совершенно незнакомые люди и начинают давать советы о здоровье и об отношениях: мама, тревожась за дочь, просит их «поговорить с ней» и научить ее жизни. Предел наступает тогда, когда Аля жалуется на мужа. Мама звонит родителям мужа, самому мужу, друзьям мужа, ругает их всех и пытается убедить все Алино окружение, что Але в этом городе плохо и она должна вернуться к матери, а все остальные – этому поспособствовать. Она прямым текстом просит у мужа развестись с ее дочерью. Когда Аля об этом узнает, она рвет отношения с матерью, но ненадолго, так как чувствует себя виноватой. Самая большая претензия Али к себе заключается в том, что она никак не может научиться жить такой жизнью, чтобы мама за нее не тревожилась.
Родители Алены и Саши ожидают от своих детей благодарности в виде материальной помощи. Брат и сестра давно работают и довольно успешны. Оба чувствуют вину и необходимость заботиться о родителях, прежде чем о себе: копят деньги на санатории, шубы, новый автомобиль, каждое лето отправляют родителей на заграничные курорты на месяц-полтора. Каждый из них живет в съемной квартире, оба много работают. Мама не устает им повторять, что сейчас хорошее время для работы, что Алене и Саше повезло, а вот когда они росли, родителям приходилось голодать, чтобы ни в чем не отказывать детям. Дети теперь ни в чем не отказывают им: Саша копит на новые зубы для отца, Алена в прошлом месяце оплатила маме профилактическую операцию. Оба тоже утешают себя тем, что им не приходится голодать, но с родителями не близки – в их частых встречах нет теплоты или искреннего интереса друг к другу, отношения строятся на выполнении обязательств. Как-то брат и сестра с ужасом говорят о том, что родители будут стареть и становиться немощными и кому-то из них придется отказаться от работы, чтобы за ними ухаживать, а кому-то из-за этого придется работать еще больше. И Саша, и Алена любви к родителям не испытывают: все место занимает стыд, страх, подавленная злость и огромное чувство вины.
Отсутствие осознанных усилий для повышения качества жизни, внутренний и внешний саботаж
Несчастья мазохиста складываются в отлаженную систему жизни, в которой он с помощью многоходовых способов удовлетворения потребностей живет так, как ему хочется. Изменение такой системы опасно, поскольку предполагает развитие совершенно других навыков, которых у него нет. Отказ от манипуляций актуализирует страх отвержения, забота о себе лишает права на опеку со стороны других, а внимание к своим желаниям и удовлетворение их лишает чувства морального превосходства.
Мазохист часто говорит о том, что все бы изменил, если бы его жизнь сложилась иначе, но избегает реальных изменений.
Новая работа не ищется, новые отношения не находятся, изменения стиля жизни приводят к заболеваниям, которых мазохист пугается и возвращается в старое русло.
Олег делает попытку изменить свою жизнь тогда, когда ему тридцать пять. До этого он как-то все время оказывался под крылом у сильной и энергичной женщины – сначала матери, потом жены. После тридцати он начинает чувствовать себя неполноценным, и ему хочется самостоятельности, успеха и развития. Он разводится и открывает собственное дело, которым не может заниматься. Его трудности буквальны: Олег физически не может усидеть за компьютером, для того чтобы продумать рекламу, не может ездить на переговоры, не может перезванивать тогда, когда базовые договоренности уже есть. Он просто сидит дома, не отвечая на звонки, или с большим облегчением погружается в дела своей новой девушки, работая для нее водителем. На собственные дела у него нет сил. Олег погружается в философию и психологию, отдавая энергию абстрактным размышлениям, вместо того чтобы тратить ее на работу. Портит отношения с детьми до такой степени, что они отказываются общаться с отцом, и лишает себя этого ресурса. Портит отношения с девушкой, ненавидя ее за то, что рядом с ней он превращается в безвольного мальчика. Копит долги. В конце концов начинает искать новую сильную и энергичную женщину, для того чтобы она решила все его трудности, и считает развод и уход в собственный бизнес большой ошибкой.
Для Зины желание изменить жизнь заканчивается эмиграцией в другую страну и кардинальной сменой сферы деятельности. Россию и руководящую должность она меняет на тропики и йогу. Перемены связаны с усталостью, даже истощением. Зина рассчитывает, что в новом климате и с новой работой она больше не будет так себя нагружать и сможет просто наслаждаться жизнью. Но уже через несколько месяцев она превращает новую работу в такую же утомительную, какой была прежняя: берет слишком много часов, мало спит, поскольку ведет занятия с раннего утра и до полуночи, мало ест, потому что требует от себя идеальной физической формы. Она снова чувствует себя утомленной и снова мечтает о переменах, думая на этот раз о Европе и о работе «простого продавца или официанта».
Психосоматические заболевания
Так как собственное тело для мазохиста не имеет большого значения, он довольно легко переносит не вызывающие больших затруднений симптомы и даже использует их для сохранения такой системы, в которой он чувствует себя хорошо. Так, аритмия или повышенное давление может быть хорошим основанием для пассивного наказания или чувства вины, головная боль – легальной причиной для отказа в чем-то, больной желудок может обосновывать строгую диету и изможденный вид. Симптом в таких случаях выполняет функцию косвенного послания: ты виноват, я устала, я нуждаюсь в заботе, пожалей меня. Таким образом, подавленные потребности находят себе место. Усилия по облегчению состояния часто оказываются саботированными: таблетки мазохист не пьет, за помощью врача не обращается, рекомендации по образу жизни не соблюдает. Иметь симптом оказывается выгоднее, чем быть здоровым.
Эта система бонусов от симптомов и функциональности (полезности) болезней в жизни мазохиста поддерживает соматизирование эмоций. Невыраженные чувства и в норме склонны находить выражение в теле, это один из способов функционирования психики, но у мазохиста первичный процесс подкреплен вторичными выгодами.
Высокое давление для человека с мазохистическими чертами – довольно частый симптом, который изначально возникает от внутреннего напряжения при нереализованных вовне эмоциях и потребностях. Спазм мышц и сосудов вызывает головные боли и падение уровня энергии, обуславливая тем самым необходимость отдохнуть. Часто это единственный легальный способ остановиться и позаботиться о себе. С течением времени любой симптом приобретает и вторичные выгоды, как, например, у Маши: поднявшееся давление не только легализует ее право на отдых, но и позволяет ей избегать неприятных разговоров и регулировать поведение близких. Вся семья Маши знает о том, что Машу нельзя расстраивать, потому что у нее поднимется давление. Значит, нужно приходить вовремя, не ссориться, не иметь проблем. Каждый раз, когда сын пытается поговорить с Машей о том, что поступать в университет он планирует в другой город, у нее поднимается давление, и этот разговор не может состояться вплоть до того, пока сроки подачи документов не выйдут. Когда муж пытается рассказать ей о своих сложностях, происходит то же самое. К Маше в семье относятся, как к механизму, который в любой момент может выйти из строя. Ее от всего берегут и не воспринимают как человека, на которого можно опереться. Это Машу тоже обижает: она расстраивается, что близкие ничего ей не рассказывают, не советуются с ней и вообще держат многое в тайне. От этой обиды у нее тоже поднимается давление. Семья находится у ее симптома в заложниках: что бы они ни делали, они будут испытывать чувство вины.
У Марины роль симптома выполняет глухота. Она оглохла в детстве, из-за взрыва фейерверка, но глухота решила и множество других проблем: в семье у Марины страшно ссорились, привлекая девочку каждый на свою сторону, и нарушения слуха заставили Марининых родителей искать себе другого арбитра (им стал брат-погодок, который решил эту проблему с помощью алкоголя и наркотиков). Во взрослой жизни Марина часто замечает, что ее глухота избирательна: иногда она слышит почти все, а иногда не может разобрать ни звука, сколько бы усилий не прикладывала. Она понимает, что это не просто так, и даже догадывается, какие задачи ее симптом решает, но не знает, как решать их по-другому. Мучаясь от своей инвалидности, Маша пасует перед трудностями, которые обещает ей жизнь здорового человека.
