И я наконец-то вижу.
Свята выходит из темноты и приближается к окну. После она стучится лбом в стекло. Я наблюдаю, как её губы шевелятся, а где-то за своей спиной уже слышу то, что она произносит:
– Открой.
Я решаю взять страх в свои руки и подхожу к окну, распахивая форточку.
Это она пыталась меня утопить. Значит она, а не я, должна чувствовать вину и раскаяться в содеянном, прятаться и скрываться от меня, а не наоборот!
– Чего тебе? – я первая задаю вопрос, когда окно открывается. Отец всегда говорил, что тот, кто задаёт вопрос – рулит процессом.
Свята медленно моргает, затем опускает глаза и столь же медленно поднимает их на меня снова.
– Прости, – произносит она тихо. – Мне казалась, что ты готова. Но я выбрала не тот переход.
– О чём ты? – хмыкаю я.
– Я считала, что тебе нужна явь, чтобы переродиться. Но тебе не нужна явь, Марина, – Свята хватается рукой за оконную раму, чтобы приблизиться. – Ты переродишься, когда пройдёшь через морок.
– Кончай нести чушь, – процедив это сквозь зубы, я добавляю: – и отвали от меня. Явь, правь, морок, блять, вся эта языческая херня меня достала. Отстань от меня, иначе я побью тебя!
Свята хватает меня за грудки и неожиданно начинает трясти. Я пытаюсь вырваться, но она слишком крепко сжимает пальцы на моём воротнике.
– Дура ты! Проклятая дура! – неожиданно верещит Свята: – Никогда не смей жечь землю! Ты поняла? Поняла?! – она так крепко сжимает мою одежду и так сильно злится, что даже её глаза темнеют. И не только глаза, но и руки. Хотя вряд ли нечто подобное может произойти, если просто сильно злиться. Впрочем, моя жизнь не была похожа на нормальную с самого начала.
– Я поняла! – выкрикиваю я и наконец-то высвобождаюсь из чужой цепкой хватки. Гляжу на свою смявшуюся футболку, а там следы от пальцев Святы – будто следы чёрной краски… или сажи. Это немного пугает.
– Возьми, – успокоившись, шепчет Свята и вытаскивает откуда-то наш утерянный раскладной нож. Она поднимает взгляд на меня и протягивает свою полностью потемневшую руку с ножом. – Он ведь твой?
– Откуда?
– Домовой, – оскаливается Свята.
– И таблетки?..
Она кивает.
Я выхватываю раскладушку из её руки и хватаюсь за окно, намереваясь его захлопнуть.
– Прилетай на наше место, – сладким пением срывается с губ Святы, – когда закончишь здесь. Ладно, Марин? Прилетай, а, Марин? Поиграем, да, Марин?
– Мечтай, – рявкаю я и закрываю окно, чудом не оттяпав Святе пальцы.
Сразу после этого я задёргиваю занавеску и прячу нож в кармане.
Эта дура считает, что мы похожи… фигня.
Я нормальная, в силу нормальности, а она. Она, блин, вообще, может быть, существует только в моём воображении. Если всё это не заговор.
А вдруг и вправду заговор? Она заодно с Вадимом, другими ребятами, может, даже моими родителями?
А вдруг они все хотят свести меня с ума, для того и притащили сюда…
Гудящая над моей головой лампочка вдруг взрывается, и свет гаснет. Кажется, свет гаснет вообще повсюду.
Я слышу, как схлопывается уличный радиатор. А сразу после – гром молнии, что разлетается по всей округе. Даже окна дрожат.
Но не это главное. Свет гаснет.
Я изо всех сил сжимаю рукоятку ножа, оказавшегося в моём кармане.
Заговор, повторяю про себя, точно заговор, когда двигаюсь по коридору короткими бесшумными шагами.
В доме темно. Едва ли можно разглядеть собственные ноги.
Я подхожу к двери Стёпы и толкаю её указательным пальцем. Открыто.
Заговор, повторяю про себя, точно заговор, когда замираю в дверном проёме и смотрю на маленькую кровать, в которой беззаботно дрыхнет мой брат. Но тот лишь притворяется. Достаточно улыбнуться, чтобы он улыбнулся мне в ответ. Я знаю, знаю… мерзкий пиздюк на самом деле не спит.
Это заговор. Просто заговор. Они все сговорились.
– Мариша? – в темноте позади меня раздаётся знакомый голос.
Я жму по кнопке. Это заговор.
Лезвие вылетает из рукоятки. Просто заговор.
Дикий ветер забирается под футболку. Зябко настолько, что почти жарко. Вся одежда мокрая, хотя дождь так и не хлынул. Лишь ветер воет, нагоняет тоскливые тучи. Вдалеке взрываются молнии, разрезая небосвод как материки карту мира.
В ночной тьме много враждебных силуэтов. И зачем только я сбежала из дома? Лучше бы, по старинке, спряталась под одеялом. Там гораздо безопаснее, чем здесь.
И всё же, что-то заставляет меня двигаться вперёд, подволакивая ногу. Неудачно спустилась с лестницы, когда выбежала из дома? Вся икра болит и левый глаз ничего не видит. Я шарю руками перед собой, чтобы прогнать страх. Но лишь в очередной раз спотыкаюсь о какую-то корягу и падаю на землю, вляпавшись в размокшую грязь.
Мне херово. Тошнит, и сердце заходится, будто вот-вот остановится.
Я встаю на ноги через силу, уже бессовестно взвыв от боли и страха:
– Мамочка, – утирая запястьем лицо, я делаю шаг вперёд и обнаруживаю уже знакомую мне поляну с яблоней.
Я начинаю приближаться к яблоне, как вдруг слышу гул из колодца. Страх и любопытство перемешиваются в одну глиняную массу, из которой можно вылепить щит. Главное – найти чем его обжечь.
Я медленно подбираюсь к колодцу и заглядываю внутрь. Гула больше не слышу, зато кто-то начинает шептать изнутри и скрестись:
– Мы здесь, Мариша, – так тихо и слабо. – Спускайся! Мы здесь.
Я почти решаюсь им ответить, как вдруг меня толкают в спину.
Сердце мгновенно уходит в пятки. На сей раз устоять на ногах не выходит.
Открываю глаза уже лёжа. Я пытаюсь подняться, но чувствую тяжесть в ногах, хотя абсолютно не ощущаю опоры. Словно несколько болтиков в коленях разболталось, или вроде того.
– Эй, – кричу я, проводя рукой по лицу, липкому и грязному. Просто отвратительно. – Помогите! – я кричу ещё раз, стоя на коленях в абсолютной тьме, – На помощь! – мой голос уносится вверх, но не достигает улицы. По крайней мере, мне так кажется, поэтому я начинаю практически орать, – помогите кто-нибудь, я здесь! Я здесь одна! Вытащите меня!
– Ты здесь не одна, – отвечают тихо, и я вижу лицо Святы, что мелькает в проёме наверху. – Мы здесь все. Я, ты, твои мама, папа и брат. Наши семьи. Предки наших предков.
– Что ты несёшь, – уже почти плача, завываю я: – позови на помощь, прошу… Свята.
Что-то падает на меня сверху. Несколько капель.
Я провожу рукой по лицу, стирая слёзы и сопли, чтобы взглянуть на Святу ещё раз. Но никакой Святы там уже нет.
– Сука ты! – выкрикиваю я.
Капли барабанят по моему лицу. Тёплые, почти горячие, и пахнут как металл. Несколько попадают мне в рот, и я узнаю этот вкус. Он мне знаком.
С неба льёт не дождь, а кровь. Весело, просто жесть.
Я коротко и нервно смеюсь, после чего начинаю ржать, бить кулаком в стену колодца. Мой хохот заполняет всё узкое и вонючее пространство вместе с шумом пролившейся с небес крови. Мне весело. Мне чертовски весело, даже когда от ударов в стену начинают гореть костяшки, и от крика голит горло.