Любава
Глубоко вдохнув, я распахнула глаза и оказалась снова в знакомой темнице, пропахшей плесенью и нечистотами. Дрожащими руками растерла кровь под носом. Несколько капель измазали чистую хлопковую рубашку, распустившись на ней алыми звездами.
– Где мой сын? – король встал напротив и легким движением локтя придавил меня к стене. Ему было все равно, что у меня в крови кипяток от нахлынувших воспоминаний. – Говори, тварь, куда ты дела Синарьена?! – крупные пальцы сжались вокруг шеи, вытянули меня вверх.
– Это вы украли у нас пять лет, – я засучила в воздухе ногами, не нарочно брызнула в мерзкое лицо кровью. Король поморщился, но не отступил, сильнее стиснул меня. Я захрипела: – Вы… изверг. Вы меня использовали… Если Синарьен узнает…
– Он никогда не узнает, потому что ты дала обет молчания, – прошипел король сквозь зубы и сильно тряхнул меня об стену. От удара по затылку под веками засверкало, кровь полилась в горло. – Стоит открыть рот, шлюха иномирная, ты захлебнешься в собственной блевотине. Где он?! Отвечай!
Я слабо вцепилась пальцами в его мощные руки и едва могла дышать, не то, что говорить. С трудом получилось просвистеть:
– За что вы так со мной?
– Безродная не станет женой моего сына и никогда не будет править моей! страной, – ин-тэй наклонился, в карих глазах я вдруг поймала сходство с безумным Синарьеном, отравленным ядом осок. – Никогда, чужачка. Ясно? Ты годишься только для роли прислуги или шлюхи. Знай свое место!
– Мы с Синаром люби… ли друг друга! – попыталась вскрикнуть, но пережатое горло не пропускало звуки, лишь хрип и скрежет.
– Ты любила, – ехидно оскалился правитель, – не забывайся. Синарьен ин-тэ… – король коротко и страшно засмеялся, – просто развлекался. Рассказать, что он делал, пока ты не помнила его все это время и училась пять лет? Сколько девиц прошло через его постель, знаешь? Показать? В замке есть менталисты, способные подкинуть тебе некоторые воспоминания принца.
Я замотала головой, задыхаясь от горечи.
– Ты и сама прекрасно все понимаешь, – ин-тэй резко расцепил пальцы. Я сползла по стенке на грязный пол и, стискивая горящее горло ладонью, закашлялась. Король продолжал давить словами: – А теперь я жду правду. Где? Мой. Сын!
– В заднице азохуса ваш отпрыск! – истерично выплеснула я и прислонилась к стене. – И вы туда отправляйтесь…
– Вы ведь с ин-тэ не обручены больше, Любава. – Король встал надо мной горой, мантия из белого тигра, будто снег, легла около ног. – Ты понимаешь, что с тобой будет?
– Прекрасно понимаю. И мне плевать, – последнее я сказала холодно и, откинувшись затылком на стену, закрыла глаза. – Но Синарьена вы никогда не найдете. Это я вам обещаю.
Дэкус тихо зарычал, а я с удовольствием посмотрела на красную рожу, что повисла надо мной. Королю будто лопатой по носу прилетело: его перекосило, ноздри раздулись, желваки зашевелились.
– Вот же сука! – ин-тэй замахнулся, но кулак так и повис в воздухе. – Скажи спасибо, что я женщин не бью.
– Вы только пускаете их в расход? Безмерно благодарю за сломанную жизнь! Идите прочь, ваше величество… – я отмахнулась от него, как от комара. – Воняет от вас, будто от старой жабы.
– За такие слова я трижды мог тебя казнить, – король заскрипел зубами.
– Ну-ну… могли бы – казнили уже, а так – это все – пустая болтовня. Вам очень интересно, что за магия во мне скрыта, которую вы, советники, архимаги и мастера, подчинить не можете. – Я приподняла руки и затрясла тяжелыми кандалами. – Снимите их, и я лично покажу вам, как выглядит жопа граза.
Гадости срывались с губ непроизвольно, но не казались мне чем-то гнусным или предосудительным. Они словно восстанавливали справедливость, даже легче стало.
– Не переживай, твою магию мы найдем, как применить. – Губы короля изогнулись в кривой ухмылке, а в глазах вспыхнуло дикое пламя.
И почему я его не боюсь? Странно. Память словно возвращает мне кусочки той, незнакомой Любавы, которая оказалась сильнее и смелее меня.
– Смотрите, как бы вам боком мой дар не обернулся. А то не я, а вы блевать будете.
Я всмотрелась в лицо застывшего с открытым ртом правителя. Он будто подбирал слова, шевелил губами, отчего густая седая борода подергивалась, а по серебру волос бегали искры кританской синей магии.
Как я могла доверять ему раньше? Я помню это чувство – теплое такое, беспросветно наивное. Да только мной бессовестно воспользовались и выбросили, как ненужный хлам.
Чтобы вспомнить все, нужно время, а его у меня нет. Да и что это даст? Мое слово против слова правителя, которому верит вся страна. Частички памяти, что получилось выудить из сознания, выдавали лишь некоторые эмоции, а вот детально я помнила очень мало.
Только любовь к Синарьену горела в груди ярче ялмезского солнца и энтарского лотта – она, будто луч в темном коридоре, вела меня вперед и заставляла бороться.
Да только посеянное зерно сомнения уже пробило грунт, пустило глубокие корни, сдавило в кулаке израненное сердце. Любил ли меня принц пять лет назад? Любил ли после бала? И эти… любовницы… что грели его постель. Как это все простить и пережить?
Я взвизгнула от пронзившей грудь стрелы – стигма отозвалась на мысли об измене жестоким огнем. Дернула цепи блокирующих артефактов, желая их разорвать, но они лишь тонко звякнули. Шрам под пластиной будто вспыхнул, болезненное жжение побежало по кисти вверх и окрасило кожу правой руки черными завитками и узорами. Да только я знала, что никто, кроме меня, этого не видит.
Метка под хлопковой рубахой ярко запульсировала, выпустила лозы, побежала по ключице на плечо, закружилась на спине и больно вонзилась в одно из сердец, призывая истинного. Но он не откликнулся: Синарьен слишком далеко.
Магия тут же иссякла под кожей мелкой россыпью колючек.
Я ослаблено опустилась на топчан, сердца загрохотали в унисон, лишая меня равновесия. Лучше не двигаться больше, иначе упаду под ноги подлому старику.
Птица с красным оперением истошно закричала за окном.
Король повернул голову в ту сторону, будто тоже услышал ее крик, прищурился и, качнувшись, отошел к двери.
– Где Синарьен? – снова спросил ит-тэй. Он смотрел себе под ноги и безжалостно давил носком сапога мелкую живность, что ползла по полу.
– Идите во мрак, следом за сыном, – ответила я холодно, отвернувшись и пристально следя за пернатой вестницей смерти.
Олефис встряхнулась и, перелетев по крыше вдоль, исчезла на другой стороне здания.
Но я еще какое-то время слышала над головой цокот ее когтей, хлопанье алых крыльев и дикие вопли.
Дверь скрипнула, меня подняли с топчана и вытолкнули в коридор. Я упала лицом вниз. Нос и так кровоточил после новых воспоминаний, а теперь соленая горячая влага заливала губы и подбородок. Боже, что же будет, когда я все вспомню? Я не выдержу такой нагрузки. Мне нужен отдых и восстановление, но кто же позволит преступнице такую роскошь?
Входя в полный и душный зал заседаний, я думала о том, почему память о детстве и моменте, как попала на Энтар, даже частично ко мне не вернулась. Кто же мои родители? Где они сейчас? Чья во мне течет магия? И что в ней такого особенного?
Любава
– Безродная иномирянка Любава верховным судом Криты приговаривается к иссушению, – безэмоционально прочитал заключение обвинитель. – Магия по обету академии переходит во благо Энтара. Ее решено сохранить в артефакте силы пострадавшей стороны, семьи О'тэнли. Король Криты, Дэкус ин-тэй сам распорядится, кому пригодится дар неизвестного происхождения с неисчерпаемым резервом. Прежде будет проведен анализ ценности и последствия слива магии в новую эссаху.
Я слушала вполуха. Стояла, потому что приказали. Молчала, потому что сказать больше нечего. Дышала, потому что все еще получалось…
Протянула руку, когда понадобилась капля крови для закрепления документа, и острая игла прошила подушечку указательного пальца, но я ничего не почувствовала. Даже удивилась, что в моем теле все еще есть кровь, увидев, как алая клякса впиталась в белую бумагу и засияла синей кританской магией, подтверждающей приговор.
Я искала выход, но не находила его. Содрать с себя рубаху и показать стигму? Да не поверят же, что метка к Синарьену привязана, скажут, что пытаюсь оттянуть казнь, только и всего.
Секунды неумолимо бежали вперед, часы сплетались в сумасшедший круговорот лиц и путаницу слов. Нашлись свидетели моего нападения на принца и запрещенное использование магии на балу – еще бы, это эпичное действо видели все в академии. Кто-то вспомнил, что я отказала принцу прилюдно, оттолкнув его при встрече, хотя не имела права. Кто-то расписал в красках, как я украла дорогое королевское имущество, колесницу, которая в тысячи раз дороже моей жизни.
Я почти не слушала и не вникала, потому что воспаленным мозгом пыталась найти выход, безумно желая спасти Синара. Но как?
Без магии я даже стигму толком не раскрою, для других она ведь невидима. А может…
Я дернулась. Кандалы стукнулись друг о дружку.
А вдруг они не могут обнаружить принца, потому что заблокировали меня сильнейшим артефактом? Никто ведь не знает, что я теперь носитель магии Синара. Они ведь ничего не поняли!
– Приговор привести в исполнение немедленно, – последние слова главного судящего смазались в оглушающем грохоте сердец. Было ощущение, что мое запнулось и остановилось, а Синара захлебнулось в безумном биении.
Так и есть! Они не слышат магию Синарьена, ведь она под контролем моей эссахи. Идиоты! Сами обрекли наследника на гибель. А еще великие архимаги!
Я снова дернулась. Страж, что стоял по правую руку, не тот – одноглазый, а другой – громила с кривым ртом и паклями черных волос, показал мне плеть, угрожая ударить, если еще раз попытаюсь спротивляться.
– Прошу… – голос после камеры и жестких рук короля на шее так и не восстановился. Я сипела словно простуженная.
Потянув руки вперед, чтобы привлечь к себе внимание, подалась к сидящим напротив архимагам и королевской свите. Страж расценил это, как агрессию – меня тут же стегнули по спине плеткой.
От толчка и огненной вспышки между лопатками я не удержалась на ногах и рухнула на шлифованный камень. Сверху прилетел еще удар, рассекая мир на алые полосы. Слез больше не было и сил бороться с несправедливостью не осталось. Я просто упала и не могла встать.
Приподняв тяжелую голову, поискала взглядом знакомое лицо с белой пышной бородой и попробовала снова:
– Синар жив… умоляю… выслушайте, – пошевелила я губами, обращаясь к Патроуну. – Вы же его сами погубите…
Ректор сегодня выглядел худо. Побледнел, словно ему на щеки щедро насыпали мела. В обрамлении белоснежной бороды и длинных волос ис-тэ казался мертвой статуей.
Король, наоборот, в контрасте с седыми волосами напоминал разъяренного алокожего быка. Здорового во всех смыслах. Щеки горели, глаза сверкали, обещая мне мучительную и долгую смерть.
Я неуклюже привстала на колени и, не обращая внимания на удары по спине, что прилетали с правой стороны, потянулась к вороту рубахи. Эти действия расценили, как опасность. Стражи мигом заломили мне руки до хруста костей и уткнули лицом в пол, не щадя лицо и нос.
Я кричала сорванным горлом, но никто не слышал. Зрители гудели, король щелкал тростью по столу, и мне чудилось, что над головой парит краснокрылая птица.
– Хватит!
От услышанного голоса все тело пронзило яркой вспышкой. Радости, узнавания, счастья. У меня будто силы восстановились и все раны зажили.
– Синарьен… – я скинула оковы чужих рук и бросилась к принцу, не чувствуя усталости и боли. Вскочила на ноги, толком не видя его из-за окровавленных глаз, но зная наверняка, что не ошиблась. Это он! Синар выбрался из другого мира, чтобы меня спасти! Пришел помочь!
Но, сбив плеткой ноги, стражи снова прижали меня к полу. Так сильно, что показалось позвонки взрываются под тяжестью сапог, но я все равно выкрутилась и уставилась на Синарьена сквозь сетку грязных волос.
– Синар…
– Я жив, – принц, что сидел в глухом углу зала среди зрителей, выпрямился и откинул черный капюшон. Зал ахнул, задрожал голосами, по рядам полилось удивление и восхищение, смешанное с ужасом. Короткие белоснежные волосы наследника с яркой темной прядью, свисающей на высокий лоб, синевато сверкнули. Принц медленно, слишком вальяжно спустился на первый ряд и остановился около замершего в шоке обвинителя.
Любава
Ин-тэй Дэкус резко вскинулся на ноги, ступил навстречу и потянулся к сыну, но принц развернулся к нему спиной и обратился к верховному судье:
– Вы не можете казнить эту… – он небрежно ткнул в меня пальцем, но так и не глянул, не обернулся, – безродную, потому что я привязан к ней жизнью. – Холодный бесцветный взгляд скользнул по толпе и, завернув по дуге, замер на моем лице. Принц поморщился. Шрам, что все еще бугрился на его щеке, потемнел, налился кровью. Ин-тэ поджал губы и еще жестче добавил: – Любава, ученица элитной академии Агоса, украла мою магию и мое сердце! – он нехорошо усмехнулся и покачал головой. – И это не любовь, поверьте, это физическая угроза моей жизни. Патроун, вы же можете услышать, есть ли у меня пульс? – Синар посмотрел на ректора.
Тот побелел еще больше. Кряхтя, поднялся, вскинул ладонь и направил магический поток в грудь Синарьена.
– Да, ин-тэй, – заговорил хрипло старик, исподлобья поглядывая на короля, – сердце вашего сына не бьется, а вот у нее, подозреваю… – ис-тэ показал на меня, – их два. Я не могу услышать сквозь такие сильные артефакты, – крючковатый палец обрисовал цепь и кандалы, что пудовой тяжестью тянули меня к полу.
– Вот же мразь! – король подался ко мне, краснея еще гуще. Над головой загудела магия, колкие искры вмиг разошлись по плечам и сковали горло. Ин-тэй, замахнувшись тростью, гаркнул: – Покалечу, отродье иномирское!
Стражи буквально швырнули мое ослабленное тело под ноги правителю, но ему дорогу преградил Синарьен. Он, до безумия спокойно склонившись, потянул меня за шиворот, заставляя подняться, но это внезапно остановило Дэкуса от нападения, и его магия рассыпалась в воздухе синим порохом. Король побоялся зацепить сына, этот страх прочитался в темно-карих глазах, как откровение.
– Никто не приблизится к ней! – зло вскрикнул Синарьен. – Я приказываю! Она – моя собственность, ясно? Моя жизнь! И пока это не изменится, никто ее пальцем не тронет. Даже король, – он перевел жесткий взгляд на побагровевшего отца.
Я не могла поверить в происходящее. Это все сон, очередная иллюзия…
– Отец, ты же видишь то, что не видят другие, – заговорил Синарьен, толкая меня к королю, словно шавку дворовую, но полностью не отпустил, крепко держал за локоть. – Связи… крепкие, такие, что ни одна магия не может порвать.
Король наклонил голову к плечу, разглядывая сына, будто видит впервые.
Синар, больно стискивая кожу на моей руке и оставляя синяки, продолжал говорить:
– Вы не могли меня найти из-за этого, – дернул цепи, приподняв мои руки на уровень глаз. Я не сопротивлялась. – Моя магия в ее эссахе! И я докажу!
Тонкое лезвие блеснуло в длинных пальцах, которые я безумно любила и целовала, когда принц не приходил в себя. Острие царапнуло по плечу, затем коснулось второго шва рубахи, рассекая тонкую ткань. Она сместилась на ключицу, я судорожно подхватила ее пальцами, чтобы удержать от падения, но хлесткий удар плети по пояснице, прилетевшей от стража, заставил меня опустить руки и подчиниться. Синар зашипел в сторону, но я от боли ничего не соображала. Рубашка соскользнула с плеч и обнажила грудь.
– Я сказал, – принц понизил голос, – что она моя. – Он не кричал, но весь зал затих, будто перед взрывом или катастрофой. – Еще раз прикоснешься, криворотый, я тебе хребет вырву.
Страж стушевался и отступил. На его смену пришел одноглазый, и я заметила, как Синар ему слабо кивнул. После чего воин забрал у принца широкий плащ, следом слетела белая рубашка.
Синарьен, обнаженный до пояса, повернулся ко мне, но в глаза не смотрел, будто это и не он вовсе. Какая-то дешевая копия, но не тот восхищенный мной парень и импульсивный мужчина, с которым мы были в Мертвой пустоши и прошли через Темное изменение.
Принц приложил ладонь к моей скрытой для других глаз стигме. Она мигом отозвалась на тепло его рук и раскрылась навстречу сверкающими серебром лозами, отчего наследник злобно и недобро заулыбался. Это Синар. Истинная связь никого другого бы не признала. Подозреваю, что именно метка не позволяла мужчинам ко мне приближаться, это она защищала меня все это время.
Ин-тэ приложил вторую ладонь к своей груди, синяя магия метки заплела его пальцы и побежала к моим нитям навстречу. По его руке, плечу, спине, забираясь по шее, оборачивая ее и спускаясь по второй кисти к моей груди.
Столкновение нитей защипало кожу, и между нами вспыхнул алый пион. Жар окутал с головы до ног, излечивая, воспламеняя, будто и не было мучений, разлуки и… предательства.
– Она моя истинная пара! – провозгласил Синарьен в затихшем зале, глядя мне прямо в глаза. Не моргая. Без сожаления. Без тоски и любви.
Я его не узнавала. Это не тот юноша, что восторженно рассказывал об устройстве колесниц и терпеливо ждал, пока буду готова к близости. Это другой Синарьен! Чужой, безликий, темный… Чувствуя, как накатывают волны памяти, как они будоражат кровь, я понимала, что вряд ли выдержу новую порцию сегодня.
– Если вы казните ее, убьете и меня, – на удивление спокойно сказал Синарьен. Дыхание у него было ровным, сдержанным, будто его совершенно не волнует, что со мной случилось во время его отсутствия и что будет дальше. – Придется изучить природу этого иноземного цветочка… – он пренебрежительно ткнул в раскрытую стигму, отчего лепестки закрутились в бутон и спрятались.
Принц будто намерено причинял мне боль, но не физическую, а ту, что никогда теперь не пройдет. Он рисовал на моем сердце глубокие шрамы, осознанно или нет, все равно.
– Придется найти способ оторвать от меня безродную и вернуть магию в мою эссаху!
И массивная волна памяти украла свет, затянув меня в тихую и спокойную тишину.
Любава
Просыпаться было сложно. На плечах будто гранитная глыба лежала, а голову расплющило кувалдой. Я с болью разлепила веки, но ничего не получилось рассмотреть – тьма не расступилась.
Ночь? Или слишком темное помещение?
Дрогнув всем телом от легкого озноба, я потянулась к лицу: нащупала мягкую повязку на лбу и влажные волосы, что прилипли к коже. Что-то было не так. Спустилась подушечками до бровей, огладила вспухшие веки и мокрые ресницы, что дрожали от моих прикосновений. Глаза горели, я бездумно хлопала ими, но ничего не менялось.
– Девушка очнулась, ваше высочество, – пролепетал рядом незнакомый мужской голос. – Но… она еще слаба.
Я потянулась к плечам и неосознанно прикрылась тонкой тканью, которую получилось нащупать – на мне не было и нитки одежды.
Шуршащие шаги сдвинулись в сторону, их сменили более ровные, твердые.
– Вы можете уйти, – холодно бросил Синарьен совсем рядом.
От его тембра меня бросило в жар и трепет, но воспоминания о происходящем на суде быстро вернули холод и ужас. Я невольно обняла себя за плечи. Цепей не было, кандалы не оттягивали руки, но что-то плотное оборачивало обе кисти. На ощупь – браслеты из сегментов, наверняка блоки магии, ведь я, несмотря на жуткую усталость и болезненность, все еще ощущала легкое давление изнутри. Если эссаха переполняется, а маг не выбрасывает излишки дара, то может сгореть. Мое средоточие очень вместительное. Надежда оставалась, что магия из другого мира не подчиняется законам Энтара, и я не умру от перегрузки.
Дверь тихо закрылась, я повернула голову на звук, но разглядеть хоть силуэт или проблеск не вышло. Неужели ослепла?
Принц молчал, но я чувствовала его присутствие и слышала глубокое дыхание. Все чувства, кроме зрения, словно обострились. Запахи: теплый масляный, легкий хлопковый и тяжелый металлический, будто принц провел долгое время в амбаре с колесницами.
– Синарьен… – прошептала осторожно, прислушиваясь к его дыханию и шагам.
Я не понимала, чего ожидать после суда, а темень перед глазами лишала единственного якоря, за который могла бы зацепиться – его эмоции и мимика. Может, хотя бы слова и интонации помогут?
– Синарьен ин-тэ, – сухо поправил он, словно окуная под лед.
Ничего не поможет. Это не мой принц, который клялся в верности и обещал быть всегда поддержкой. Не тот, с кем я прошла гиблые коридоры Темного измерения. Это будто другой человек.
– Конечно… ин-тэ, – повторила я, до боли в пальцах сжимая ткань, оставляя на плечах синяки. Вскинула подбородок, слепо посмотрела в сторону голоса принца. – А я для тебя кто? Безродная воровка и убийца?
Син резко выдохнул – прохладный воздух качнулся около моего лица и тут же испарился. Я невольно потянулась за ним, но одернула себя, сильнее стиснула простыню.
– А кто ты на самом деле, Любава? – голос принца сел, задрожал на окончаниях, но он быстро поправился и обезличил тон. – Расскажешь мне, кто ты? Чья? И как сумела мое сердце забрать? Это ведь магия такая, да? Ты понимаешь, что покусилась на самое важное? На мою жизнь. И за это будешь отвечать перед законом.
Кивнула. Я прекрасно это понимаю и всегда понимала, но… как себя оправдать, когда прошлое и будущее будто в связке? Будто вся моя жизнь – вереница неслучайных совпадений и продуманных кем-то событий.
– Я… же тебя… – хотелось признаться о нашем обручении, рассказать Синарьену все, напомнить о своей любви. Я даже губы открыла, чтобы сделать это, но позвоночник тут же прошило огнем, скрутило желудок, брызнули из глаз слезы. Накрыв губы руками, я скорчилась на постели, и кислота стремительно хлынула в рот.
Кто-то дернул за волосы вверх, а меня, наклонив, направили в сторону. Я успела вцепиться руками во что-то холодное, гладкое и закругленное, напоминающее плошку, как яд распустил по венам дикие цветы и выплеснулся наружу. Выворачивало меня долго, и слова короля о том, что дала обет молчания, – стали реальностью. Я думала, ин-тэй всего лишь пугает… И не представляла, что признание в любви – часть жуткой игры Дэкуса. Это жестоко, особенно если представить, что Синарьен совсем ничего не вспомнил, а я не могу ему даже заикнуться.