Диего де Ланда
Сообщение о делах в Юкатане
По словам Ланды (с. 161), жених должен был 5–6 лет отработать в доме тестя. Почти то же говорится в «Распоряжениях» Томаса Лопеса: «Они часто заставляют своих зятьев служить им 2 или 3 года и часто они не позволяют им покидать их дома и жить, как они хотят» (Когольюдо, V, 16). Обычай этот, очевидно, отмирал, так как в другом месте (с. 126) Ланда говорит, что молодые жили в шалаше либо у дома свекра, либо у дома тестя. Ройс на основании материалов переписи на острове Косумеле (1570 г.) показывает, что большинство (правда незначительное) супружеских пар жило в домах свекров, а не тестей.
Ланда и Эррера перечисляют ряд брачных запретов. По их словам, запрещалось жениться на женщинах, носящих то же родовое имя (хотя в «Родословном дереве Шиу» встречаются нарушения этого правила), запрещался левират и сорорат (женитьба на женах братьев и сестрах жены), женитьба на тетках по матери и мачехах. По словам Ланды, разрешалось жениться на других родственницах по матери, хотя бы они были двоюродными сестрами (с. 160). Некоторые исследователи усматривают в этом указание на наличие перекрестно-двоюродного брака. В некоторых случаях материалы переписи на Косумеле позволяют предполагать перекрестно-двоюродный брак, но таких случаев немного.
В терминах родства и свойства у майя (они сохранились в словаре из Мотуля и у Бельтрана) прослеживаются черты классификационной системы родства. Были отдельные названия для дедушки по отцу (сукум), дедушки по матери (мам), бабушки по отцу (мим), бабушки по матери (чич), старшего брата (сукум) и старшей сестры (кик). Младший брат и младшая сестра назывались одинаково (иц’ин). Тетки и дяди назывались составными терминами (дядя по отцу: ц’е-юм – «как бы отец»; тетка по матери: ц’е-наа – «как бы мать»; эти слова означают также «отчим» и «мачеха»), кроме дяди по матери, для которого было отдельное название (акан). Двоюродные братья и сестры также назывались составными терминами: каа-сукум, каа-кик («второй брат», «вторая сестра»). Женщина называла своего сына и сына своей сестры одинаково (аль). Мужчина одинаково называл своего сына и сына своего брата (мехен). Муж одинаково называл отца жены и мужа дочери (хаан).
По словам Ланды и других источников, майя в течение жизни трижды изменяли имя. Ребенку давалось «детское» имя (пааль к’аба); после «крещения» к «детскому» имени прибавлялось родовое имя, переходящее по отцовской линии. После брака родовое имя сохранялось, а «детское» заменялось «материнским» именем, переходящим по женской линии обычно с приставкой на- (мать). Иногда имена заменялись прозвищами или сочетались с титулами.
Культура майя оказала сильное влияние на соседние народы. Майя первыми на континенте Америки разработали систему иероглифической письменности, под влиянием которой возникла письменность у тольтеков и сапотеков. Созданный майя календарь вошел в употребление у многих народов Мексики почти без изменения. Для обозначения цифр майя употребляли три знака – точку для единицы, черточку для пяти и изображение раковины для нуля. С помощью этих трех знаков можно было записать любое число, так как майя употребляли позиционную систему написания чисел, подобную европейской, но с той разницей, что у майя счет был двадцатиричный, а число писалось сверху вниз. Самая нижняя цифра обозначала единицы, вторая снизу – двадцатки, третья снизу – четырехсотки и т. д. Особенно значительных успехов майя достигли в области астрономии. Продолжительность солнечного года астрономы майя вычислили с точностью до одной минуты (т. е. точнее, чем в принятом в настоящее время григорианском календаре). Майя умели рассчитывать наступление солнечных затмений, знали периоды обращения луны, а также Венеры и других планет. О других научных знаниях майя сведения крайне скудны. Известно, что была значительно развита медицина и в связи с ней ботаника, так как лекарствами служили обычно растения.
Источники не сообщают, имелись ли у древних майя школы. Однако по аналогии с ацтеками можно предполагать наличие у майя специальных школ, где обучались дети жрецов и знати. Обучение молодежи было в руках жрецов, а главным предметом изучения являлась жреческая астрология, т. е. умение предсказывать будущие события. Астрология отчасти включала и положительные знания по метеорологии, климатологии, астрономии и математике, потому что жрецы должны были уметь предсказывать не только судьбу отдельных лиц, удачу в походах и т. д., но также и наступление дождей, засухи и различные астрономические явления. Кроме астрологии важным объектом изучения была история. В книгах Чилам-Балам сохранились хроники на языке майя, частично составленные, по-видимому, задолго до испанского завоевания. В этих хрониках кратко записывались важнейшие события, случившиеся в течение каждого «двадцатилетия» (к’атуна). Особенное внимание будущие жрецы уделяли изучению мифологии и религиозных обрядов·
По словам Когольюдо, в городе Тишхуалатун находились архивы, где можно было получить любые сведения, «как в Саламанке».
Главными источниками для изучения религии майя, кроме Ланды, являются мифологические и пророческие тексты в книгах Чилам-Балам, а из испанских источников наиболее важна работа Педро Санчеса де Агиляра «Разоблачение идольских культов в Юкатанском епископстве» (1639 г.).
В сельской земледельческой религии важнейшую роль играли Чаки, боги дождя и покровители полей. По представлениям майя, Чаки были связаны с символикой цветов и странами света: красный Чак помещался на востоке, желтый – на юге, черный – на западе, белый – на севере. С Чаками очень тесно связаны Бакабы и Павахтуны, также находившиеся в четырех странах света. Различие между Чаками, Бакабами и Павахтунами не совсем ясно. По мнению Ройса, Павахтуны считались преимущественно богами ветра; представления о них оказались очень стойкими и сохранялись до XX в., но в результате христианизации майя стали называть красного Павахтуна св. Домиником, белого – св. Габриэлем, черного – св. Диего, а желтого Павахтуна – богиню Иш К’ан Леош, покровительницу кукурузы – отождествили с Марией Магдалиной. И Чаки, и Бакабы могли рассматриваться у майя (по-видимому, уже в жреческом толковании) как один бог Чак или Бакаб в четырех ипостасях. Далее, в земледельческой религии важнейшую роль играли бог кукурузы и бог смерти. Бог кукурузы всегда изображался юным. Имя его было табуировано, и он назывался описательно Юм К’ааш («владыка лесов»). Бог смерти изображался в виде скелета, звали его тоже описательно Ах Пуч («разрушитель»), Юм Кимиль («владыка смерти»), Мультун Цек’ («холм черепов»).
Верховным богом в пантеоне майя был Ицамна, бог неба. Женой его считалась богиня Иш Ч’ель, богиня плодородия. По Лас Касасу, Иш Ч’ель была матерью богини Иш Чебель Яш, жены Ицамны и матери Бакаба, которого христианизированные индейцы отождествляли с Христом. Когольюдо называет женой Ицамны Иш Асаль Box, богиню луны и ткачества, а их дочь Иш Чебель Яш – изобретательницей рисования и искусства делать узоры на одежде. Эти противоречия объясняются тем, что в различных городах-государствах пантеон был разным; хотя некоторые божества были общими для всех, но называли их часто по-разному.
Ицамна, бог неба, обитающий на облаках, считался создателем цивилизации майя; ему приписывали изобретение письменности и наук; считалось, что он разделил Юкатан на провинции и дал название местностям. Жрецы считали его своим покровителем. Бог войны, покровитель военной знати, назывался по-разному и всегда описательно; К’ак’-у-пакат («огненный лик»), Пак’ок («несущий ужас»), Ах Чуй К’ак’ («вносящий огонь»), Хумпикток’ («8 тысяч копий»). К’ук’улькан считался покровителем тольтекской по происхождению знати; культ его был принесен в Юкатан тольтекскими завоевателями в Х в. Купцы считали своим покровителем, бога Эк’ Чуах, который считался также покровителем плантаций какао. Бог полярной звезды Шаман Эк’ («северная звезда») был также покровителем купцов и путешественников.
В иероглифических рукописях майя и в произведениях искусства боги, как правило, изображаются в человеческом образе, кроме К’ук’улькана, который обычно имеет тело змеи и человеческую голову. Но наряду с богами в мифологии значительную роль играли обожествленные животные. В иероглифических рукописях они часто изображаются со звериной или птичьей головой на человечьем туловище. К’инич К’ак’ Mo («солнечноглазый попугай»), по-видимому, олицетворял солнце и, по Когольюдо, в Ицмале отождествлялся с Ицамной. Цуль каан, небесная собака, изображаемая с горящими факелами в лапах, олицетворяла молнию. Важную роль в мифологии играла сова (муан), связанная с представлениями о 13 небесных сферах, и ягуар (балам). Ягуарами иногда называли богов стран света – Чаков и Бакабов. При этом важно отметить, что титул «ягуар» носили правители и военачальники, а также жрецы. Трон правителя носил название «циновки ягуара» (иш поп ти балам). На фресках Бонампака три главных персонажа (может быть, правитель и два военачальника) одеты в шкуры ягуаров.
Судя по текстам в книгах Чилам-Балам, жрецы майя разработали сложнейшие мистические учения о богах, главным образом в связи со жреческим календарем, летосчислением и астрологией. Согласно этим учениям, боги правили миром поочередно, сменяя друг друга у власти. Четыре бога – Хобниль, Кан Цик Наль, Сак Кими и Хосан Эк’ – сменяли друг друга у власти ежегодно. Они отождествлялись с богами стран света – Бакабами, Чаками и Павахтунами, а также с обожествленными ягуарами. Эти представления в своей основе фантастически отражают древний социальный институт смены власти по родам, и боги, сменяющие друг друга у власти, первоначально, вероятно, соответствовали тотемам сменяющих друг друга у власти родов. Аналогичным образом возникли представления о богах, сменяющих друг друга у власти каждое «двадцатилетие» (к’атун), отражающие, очевидно, позднейший этап, когда срок пребывания у власти значительно удлинился. Согласно жреческим учениям, было 13 богов, которые правили миром в следующем порядке: каждый бог находился у власти 30 лет; в течение первых 10 лет «двадцатилетия» он принимал власть у своего предшественника, затем 10 лет он правил один и, наконец, последние 10 лет (уже следующего «двадцатилетия») он правил вместе с преемником, передавая ему власть. Но эти боги не только поочередно правили миром. По Авенданьо (Минс, 1917, 141), 13 богам «двадцатилетий» соответствуют 13 провинций, на которые делился Юкатан согласно древним традициям. Каждый из 13 богов постоянно правил одной из этих провинций и периодически – всем миром. Имена этих богов следующие: Яшхаль Чак («двадцатилетие» 11 Ахау), Сак Вакналь (9 Ахау), Эк’ Чуах (7 Ахау), Пуск’охом (5 Ахау), Яш Кокай Мут (3 Ахау), Амайте К’у (1 Ахау), Яшхаль Чуэн (12 Ахау), Лахун Чаан (10 Ахау), Амайте К’авиль (8 Ахау), К’инич К’ак’ Мо (6 Ахау), Ах Бакокоб (4 Ахау), Булук Ч’абтан (2 Ахау), Ицамна Ицам Цаб (13 Ахау). Некоторые из этих имен понятны, например Лахун Чаан («десятое небо», бог планеты Венеры), но многие не поддаются убедительной этимологии. Соответственно с тем, какой бог должен принимать или сдавать власть, его статую с подобающими обрядами вносили в храм или выносили. В таком же духе были тщательно разработаны мистические учения о том, какой бог является покровителем каждого дня в году и даже каждого часа в сутки. На этих учениях основывалась жреческая астрология в своих предсказаниях.
У майя была особая категория жрецов, которые специализировались на пророчествах, – чиланы. Согласно книге Чилам-Балам из Тисимина, способ пророчествовать был следующим: чилан уходил в комнату своего дома и, придя в экстаз, ложился там; считалось, что в это время чилан беседует с богом или духом, спустившимся на крышу дома чилана. Другие жрецы, собравшись в соседнем помещении, слушали откровение с опущенными лицами. В книгах Чилам-Балам сохранилось много пророческих текстов. Кроме того, у майя были знаменитые оракулы, особенно в Чичен-Ице и на острове Косумеле. По Когольюдо, на Косумеле был пышный храм божества Теель Кусам, которое изображалось с лапами ласточки. Статуя этого божества, сделанная из терракоты, была пустой внутри и прислонялась к стене. В середину прятался жрец, который от имени божества давал ответы паломникам. Кроме того, на острове Косумеле был оракул богини Иш Ч’ель.
По словам Лисаны, правители и некоторые жрецы почитались у майя наравне с богами. Из описания Ланды видно, что имелся культ умерших правителей. Их пепел помещали в статуи, вероятно, портретные. Лица, которых приносили в жертву, в ряде случаев рассматривались как воплощение бога.
У майя имелись развитые космогонические и эсхатологические мифы (о начале и конце мира), известные отчасти по мифологическим текстам в книгах Чилам-Балам, отчасти по этнографическим данным. Тоззер записал со слов индейцев в окрестностях Вальядолида (бывшая провинция Купуль) рассказ об эрах, которые пережили мир. В первую эру жили карлики сайям виникоб («люди порядка»); эти карлики были строителями древних сооружений, руины которых встречаются в Юкатане. Они работали в темноте, так как солнца еще не было. Когда взошло солнце, карлики обратились в камни. Первая эра закончилась потопом Xa-йок’оль-каб («вода над землей»). Во вторую эру жили ц’олоб («нарушители»); снова мир был разрушен потопом, после чего появились люди майя или масевали («простой народ»). Последовал третий потоп Хун-йекиль или Буль-кабаль («погружение»). Четвертая, современная эра тоже должна окончиться потопом. Эта версия, очевидно, довольно сильно отличалась от космогонических мифов древних майя. Как сообщают испанские авторы (Ланда, Когольюдо, Эррера), по представлениям майя, в доисторическую эпоху мир был населен гигантами (чаак). Миф о потопе упоминается в книге Чилам-Балам из Чумайеля и у многих испанских авторов XVI–XVII вв. Сходные космогонические представления были у киче («Пополь Вух») и у народов Мексики (тольтеки, ацтеки).
По представлениям майя, было 13 небес, или небесных сфер («слоев неба»), и 9 подземных миров. По четырем углам мира, на востоке, севере, западе и юге, находились «мировые деревья», которые соответственно назывались Красное, Белое, Черное и Желтое дерево. В центре мира находилось Зеленое дерево (яш-че или имиш яш-че). На четырех «мировых деревьях» по странам света обитали боги дождя Чаки. Здесь же были четыре гигантских кувшина (бакаб) с водой; когда боги лили из них воду, шел дождь. Боги Бакабы, по-видимому, связаны с представлениями об этих кувшинах. На небесах в тени ветвей Зеленого дерева находился рай с богиней Иш Таб, а в подземных мирах – ад. Адского бога майя называли условно Хун Ахау («первый владыка»); он, вероятно, тождествен с богом смерти. В эпоху испанского завоевания майя называли подземный мир Метналь (от ацтекского Миктлан). Древнее название подземного мира было, вероятно, Шибальба (оно сохранилось у киче в «Пополь Вух»; ср. Ланда, с. 192). Многие зарубежные исследователи совершенно неосновательно относят представления об аде и рае за счет влияния католических миссионеров. В действительности представления о загробном возмездии развиваются по мере возникновения классового общества независимо от влияния извне. По представлениям майя, участь в загробном мире определялась не только этическим принципом (т. е. поведением в земной жизни), но и социальной принадлежностью (например, жрецы после смерти попадали на третье небо), и, отчасти, родом смерти (повесившиеся попадали в рай, к богине повешенных Иш Таб).
От богатой литературы майя вследствие беспримерного варварства католических монахов, яростно уничтожавших языческие рукописи, написанные иероглифами, сохранились жалкие остатки. В конце XIX в. во многих местах Юкатана были обнаружены учеными так называемые книги Чилам-Балам («книги пророка-ягуара»; Чилам-Балам – имя известного пророка майя из Мани). Эти книги написаны испанскими буквами, приспособленными к языку майя («традиционный алфавит»), и представляют собой довольно хаотическую смесь текстов и отрывков различного содержания, стиля и происхождения. Некоторые отрывки относятся к доиспанскому периоду и, вероятно, являются транслитерацией иероглифических текстов, но подверглись более или менее сильному искажению. Другие отрывки написаны уже в колониальное время. Некоторые тексты повторяются в разных книгах Чилам-Балам. Списки большинства этих книг относятся к XVIII в. В начале XIX в. такие книги были почти в каждом индейском селении, но во время «войны рас» юкатанские каратели, зверски избивавшие индейское население, уничтожили и последние остатки древней литературы майя, пережившие страшные века испанского колониального режима.
Из 13 книг Чилам-Балам (часть их известна лишь по названию) опубликованы и переведены только некоторые. Изучению подвергались главным образом книги Чилам-Балам из Чумайеля, Мани и Тисимина. Впервые отрывки из книг Чилам-Балам с весьма сомнительным испанским переводом опубликовал Лисана (1633 г.). Первым собирателем и исследователем этих книг был Пио Перес. В 1843 г. Стефенс опубликовал некоторые отрывки, переведенные на английский язык с испанского перевода Пио Переса. Затем появились переводы хроник майя из книг Чилам-Балам на французский (Брассёр де Бурбур) и английский (Бринтон) языки. До 1930 г. не было попыток дать полный перевод какой-либо из книг Чилам-Балам. Дело в том, что язык, на котором написаны многие тексты в этих книгах, сильно отличается по лексике и грамматике от языка майя, изученного испанскими миссионерами XVI–XVII вв. Первый опыт перевода книги Чилам-Балам из Чумайеля сделал Медис Болио (1930 г.). Позже появились и другие переводы. Все они более или менее приблизительны и во многих местах сильно расходятся друг с другом.
Сохранившиеся в книгах Чилам-Балам древние тексты дают некоторое представление о литературе майя. Наиболее распространенными и, вероятно, одними из самых древних были календарные тексты, или «альманахи». Эти тексты представляют собой краткие заметки о днях и месяцах; часть заметок – жреческая астрология, но многие из них – просто народные приметы. Образцом календарного текста, дающего приметы на каждый день года, может служить «альманах» на 1841/42 г. из материалов Пио Переса, опубликованный Стефенсом. В нем приводятся такие, например, приметы: «9 [число месяца] Соц 4 [день] Эб. Плохой день; рождается владыка», «18 Сип 6 Имиш. Хороший день; дождь». Подобным образом даются приметы к месяцам, например: «[месяц] Мак; черепахи кладут яйца», «[месяц] Шуль; рыбы мечут икру» (книга Чилам-Балам из Чумайеля). Некоторые календарные тексты чисто астрологического характера, например заметки к названиям каждого из 20 дней: «[день] Мулук. Акула и ягуар – его знамение. Пожирание сыновей, пожирание жен. Богатые. Убийца двуутробок также. Богатые также» (книга Чилам-Балам из К’ава; речь идет о судьбе лиц, родившихся в этот день; см. ниже комментарии к названиям дней).
Подобного рода тексты были, по-видимому, у всех сельских жрецов. Из трех сохранившихся иероглифических рукописей две (Дрезденская и Мадридская) представляют собой в основном именно календарные тексты с хозяйственными метеорологическими, астрологическими и ритуальными указаниями в таком роде: «бог Чак находится на Красном дереве на востоке», «бог Чак зажигает факелом огонь в небе» (т. е. гроза), «принести в жертву богу Чаку на поле индюка» (Дрезденская рукопись, с. 30, 36, 41) и т. д. Отдельные разделы трактуют, например, о следующих предметах:
мачан кех (че) – ловля оленей (Мадридская рукопись, с. 40–41);
у пак’ каб – роение пчел (там же, с. 103–106);
пиц’билах поп – изготовление циновок (там же, с. 102);
пак’мул – окраска (ступеней) пирамиды (там же, с. 64; ср. Ланда, с. 201);
к’амаан никтеил – получение букета, свадебная церемония (Дрезденская рукопись, с. 12, 15).
Особо следует выделить тексты ритуальные, трактующие о местопребывании и атрибутах богов, хотя они могут быть связаны с календарными текстами. Ритуальные тексты представляют собой обычно сухие перечни. Образцами их могут служить «Ритуал четырех стран света» (в книге Чилам-Балам из Чумайеля) и разделы о местопребывании бога Чака в иероглифической Дрезденской рукописи (в последнем случае текст календарно-ритуальный).
Важное место в литературе майя занимали хроники, сохранившиеся в рукописях Чилам-Балам из Чумайеля, Мани и Тисимина.
В хрониках кратко перечисляются важнейшие события с V в. до 1610 г., обычно без комментариев, например: «в двадцатилетие 6 Ахау [692–711 гг.] была захвачена страна Чак’анпутун», «в двадцатилетие 5 Ахау [1342–1362 гг.] пришли иноземцы, пожиратели людей; иноземцы без юбок – их имя; страна не была опустошена ими». Хроники частично восходят к иероглифическим текстам. Иероглифические рукописи исторического содержания упоминают, кроме Ланды, Санчес де Агиляр, Вильягутьерре и Понсе.
Наряду с хрониками в книгах Чилам-Балам встречаются исторические повествовательные тексты, образцом которых может служить описание прихода к власти Хунак Кееля (книга Чилам-Балам из Чумайеля). Повествование ведется в сжатом энергичном стиле. Повествовательные тексты могут быть с полным основанием отнесены к художественной литературе.
Далее, в книгах Чилам-Балам представлены мифологические тексты, которые характеризуются довольно вычурным стилем и большим количеством мест, связанных со жреческой символикой и мистикой. Таковы тексты о «Сотворении мира», «Создании месяца» и «Ритуал ангелов» в книге Чилам-Балам из Чумайеля.
Обширно представлены в книгах Чилам-Балам пророческие тексты, т. е. пророчества чиланов о будущих «годах» и «двадцатилетиях». Из всех религиозных текстов пророчества отличаются наибольшими художественными достоинствами. В пророчествах речь идет, как правило, о бедствиях, как то: война, засуха, голод и т. д. Засуха, например, описывается в таких выражениях: «В это время вспыхнет пламя в сердце страны; загорится земля, загорится высота. В это время будут взяты запасы овощей, будут мольбы к небу. Хлеб погибнет, пища погибнет. Заплачут совы, заплачут филины на перекрестках по всей земле, по всему небу». О временах после испанского завоевания пророческий текст говорит: «Увы! Под бременем младшие братья [т. е. индейцы] в двадцатилетия 7 Ахау из-за горя, из-за нищеты, из-за дани, впервые наложенной на вас. Вы будете нести бремя дани завтра и в последующие дни, когда вырастут ваши дети. Будьте готовы переносить тягость нищеты, которая бродит среди ваших селений». Кроме пророчеств о «годах» и «двадцатилетиях», сохранилось несколько пророчеств о возвращении К’ук’улькана. Католические монахи пытались выдавать их за пророчества о приходе испанцев и использовали при обращении индейцев в христианство.
Из религиозных текстов следует отметить еще заклинания и молитвы. Они очень редки в книгах Чилам-Балам. Тоззер опубликовал молитвенные песнопения на диалекте лакандонов (записанные им в начале XX в.).
Образцом эпических текстов может служить так называемая «Песнь ица» (книга Чилам-Балам из Чумайеля), в которой говорится о захвате Чичен-Ицы вражеским войском. Эта песня сохранилась в сильно искаженном виде. «О! Что достойно нас? – Драгоценный нагрудный камень. – Что отличает доблестных людей? – Мой плащ, моя повязка. – Так сказал бог. – Плакал ли ты о ком-нибудь? – Ни о ком. – Юношей я был в Чичен-Ице, когда пришел захватывать страну злой предводитель войска». Далее певец говорит о разгроме его родного города и о том, что он умирает на городском празднике (вероятно, приносимый в жертву торжествующими победителями). Эпические произведения, по-видимому, были в большом ходу у майя. Санчес де Агиляр сообщает, что индейцы на своих собраниях читали книги исторического содержания и некоторые места в них пели под аккомпанемент барабана.
Хотя лирическая поэзия, несомненно, была у древних майя, ни одного образца ее не сохранилось. В источниках упоминаются песни, написанные определенным размером (среди иероглифических текстов). Впервые лирические песни майя были записаны в конце XIX в. (образец любовной песни опубликован Брассёром де Бурбуром). Трудно судить, насколько они отличались от древних.
В книгах Чилам-Балам представлены диалоги или, скорее, вопросы и ответы. В этих текстах перечисляются вопросы, которые должен задавать верховный правитель в начале нового «двадцатилетия», когда проверялись полномочия батабов, управлявших селениями. На эти вопросы тут же дается ответ. Тексты эти записаны уже после испанского завоевания и, вероятно, сильно искажены.
По свидетельству Ланды и других источников, у древних майя пользовались большим распространением драматические произведения (бальц’ам). Для театральных представлений строились специальные сооружения в виде каменных платформ. Были профессиональные актеры, отличавшиеся большим мастерством. Представления были исторического и мифологического содержания. Актеры обычно надевали маски. Насколько можно судить, у древних майя были и трагедии, и комедии. Ни одно драматическое произведение не сохранилось, но известны (по словарю из Мотуля) названия некоторых комедий, например: «Прихлебатель», «Продавец кувшинов», «Белый попугай», «Садовник, выращивающий какао». Брассёром де Бурбуром была записана драма на языке киче «Рабиналь-Ачи» (на испанский язык ее перевел Луис Кардоса-и-Арагон).
Инструментальная музыка у майя была очень тесно связана с песнями и танцами. По данным Даниэля Айяла, майя употребляли пятитонную гамму. Музыкальные инструменты описаны у Ланды достаточно подробно. Из его описания видно, что майя употребляли разнообразные ударные и духовые инструменты, в частности флейту (чуль) с четырьмя отверстиями. Струнных инструментов не было, если не считать музыкального лука с тетивой из волокон хенекена. Танцующие употребляли металлические бубенчики. Древние танцы майя известны только по описанию Ланды.
Архитектура майя была весьма разнообразна. Среди различных архитектурных сооружений следует упомянуть ступенчатые пирамиды с храмами на вершине, дворцы, астрономические обсерватории, стадионы для игры в мяч, колоннады, платформы для танцев и представлений, здания для паровых бань, арки и т. д. Древнейшим образцом архитектуры майя является ступенчатая пирамида E-VII-sub в Вашактуне, с четырьмя лестницами, украшенная 16 белыми рельефными масками. Для перекрытия помещений майя употребляли так называемый ложный свод, образуемый наклоном стен обычно стрельчатой формы, хотя встречается и форма трилистника. В древнейший период (до IX в.) фасад зданий обычно украшался посредине и наверху поясами сложных узоров (иногда с иероглифическими надписями). Здания Ушмаля и городов прилегающей к нему холмистой области Пуук характеризуются преобладанием геометрического архитектурного орнамента и широким употреблением колонн (круглых с квадратной капителью) и полуколонн (стиль Пуук). Постройки Чичен-Ицы тольтекского периода украшались стилизованными фигурами людей и животных, особенно змей.
Скульптура майя достигла чрезвычайно высокого развития. На древнейших рельефах фигуры изображаются условно – голова и ноги в профиль, а туловище в фас. Но вскоре появляются рельефы, где фигуры изображены полностью в фас или в профиль. Скульптура служила не только для украшения зданий, но и являлась самостоятельным видом искусства. Стелы в честь окончания «двадцатилетия» обычно снабжались рельефными изображениями, а в ряде случаев делались в виде статуй. Многие рельефы изображают сложные сцены (бои, пленники перед правителем, правитель на троне, окруженный знатью, и т. д.) и отличаются исключительной выразительностью и реализмом. Сохранились великолепные образцы круглой скульптуры майя, например, «юный бог кукурузы» из Копана. В эпоху после тольтекского завоевания скульптура использовалась почти исключительно для украшения зданий и перестала играть самостоятельную роль.
Образцов живописи майя сохранилось очень немного, но их достаточно, чтобы судить о том, какого мастерства достигли древние художники майя. Наиболее выдающимся памятником живописи являются фрески Бонампака (VIII в.), расположенного недалеко от Яшчилана. Фресками покрыты стены здания, построенного на склоне холма. Здание состоит из трех помещений. На стенах помещения слева (если смотреть с фасада) изображено приготовление к битве. Прямо против входа изображены (в натуральную величину) три фигуры военачальников в пышных головных уборах из зеленых перьев. Справа и слева их окружают воины в причудливых шлемах, музыканты, поднявшие вверх ударные инструменты, знаменосцы, трубачи с большими трубами, фигуры в звериных масках (всего изображено 26 фигур). На противоположной стене того же помещения новая сцена. Главный военачальник (вероятно, правитель) сидит на троне, окруженный группой знатных воинов. Он что-то говорит стоящему около него воину, взяв его за руку. Воин слушает, наклонив голову. Поодаль в горделивой позе стоят два других военачальника. Слуги поддерживают их пышные уборы из перьев. В центральном помещении на стене против входа изображен бой. Воин, одетый в шкуру ягуара, хватает за волосы пленника, бессильно поднявшего вверх руки. Но воин смотрит не на пленника. Перед ним два вражеских бойца; один собирается метнуть в него дротик, второй бросается вперед с копьем. Но с другой стороны им навстречу движутся воины-победители с поднятыми палицами и копьями наперевес. Над ними колышутся знамена. Сзади трубач трубит в громадную трубу. На противоположной стене изображена ступенчатая пирамида, или платформа. На вершине стоит главный военачальник с копьем в руке. Перед ним сидит знатный пленник, простирая к нему руки. Вокруг два других военачальника со шкурами ягуаров на плечах и знатные воины в торжественных застывших позах. У ног главного военачальника на ступеньке лежит в изнеможении пленник. Голова его запрокинулась, руки бессильно повисли. На груди, руках и ногах видны раны. Сбоку сидят обнаженные пленники с искаженными болью лицами. С пальцев рук у них капает кровь. Одного из них схватил за руку воин и склонился над ним. Из кисти руки пленника брызжет кровь. В третьем помещении изображено победное торжество. На ступеньках пирамиды танцуют три военачальника и воины в фантастических крылатых уборах. Слева от них трубачи. На боковой стене изображены три женщины (вероятно, жены военачальников; они появляются и в предыдущих сценах); две из них беседуют, третья ест; около них слуга на коленях и служанка с ребенком на руках.