Дива Флеппер
Девушки Хлопушки
Эрнест замер, хлопая глазами и смотря прямо на Вернера. Он не мог поверить, что оказывается эта проблема могла решится таким образом. Ведь это был правда более простой способ.
– Мне нравится ваша идея… А кто ее будет реализовывать?
– Вы, вам же нужен этот француз, – посмеялся Вернер и налил себе еще немного виски.
Эрнест засиял от счастья и тут же опрокинул в себя порцию виски, которую наливал себе Вернер и поставил стакан на стол так грубо, что тот раскололся на части. От этого жеста Франк вздрогнул второй раз и машинально прикрыл глаза руками.
– Ты в Нью-Йорке, Франк… – Вернер заметил этот жест коллеги и не очень добро посмотрел на Эрнеста. – Друг мой пропойный… Не ломайте посуду. Иначе нам и здесь пить запретят.
Вернер взял другой стакан и налил туда виски, чтобы все же выпить. Правда это у него не получилось сделать, потому что рядом нарисовался Федор, который по своему обыкновению шлепнул его по лысине и звонко посмеялся. Мужчина закашлял и недобро посмотрел на этого шутника. А Эрнест при виде своего друга оживился и улыбнулся еще шире:
– Федь, мы на выставку Дадаистов идем.
– Мы будем познавать французское искусство? – мужчина заметно улыбнулся. Он любил художественные выставки.
– Мы будем Марселя агитировать вступить в наши ряды.
– Того, что в трусах гулял по улице? Партии он вряд ли понравится.
– Мы не ради партии. Мы ради искусства. А потом уже ради партии.
– Ну как знаешь…
Федор ничего не стал говорить и решил просто весело провести время на выставке и пообщаться с гостями и художниками. А Эрнест пусть сам занимается своими странными, но обычными делами. А вот Франк и Вернер собирались на выставку по другой причине. Им были интересны дадаистические движения и их успехе в искусстве. Поэтому они просто собирались посетить выставку, как самое необычное культурное событие Нью-Йорка.
Глава 9
ДаДа мертв!
Выставка обещала быть громкой, яркой и абсолютно бессмысленной, но говорящей. Все, как и любили Дадаисты. Правда до торжественного открытия оставались считанные часы и поэтому художники во всю готовились и вывешивали последние картины.
В зале с лиловыми стенами уже приторно пахло лавандой, а сам художник поправлял свой реди мейд арт – объект. Он был уверен, что его перформанс перевернет все художественное сообщество и что он станет главным героем всех газет на ближайшие пару дней. А может и недель.
– Вы будете показывать людям на выставке унитаз? – тихонько спросила Джесси, видя реди мейд объект без привычной черной скатерти.
Марсель услышал за своей спиной женский голос и тихо улыбнулся, прикрывая объект скатертью, чтобы скрыть от чужих глаз:
– Tu es très vif d'esprit. (Вы очень сообразительны)
– Et tu es un peu étrange (А вы очень странный). Вы не просто художник. Вы… Создаете настоящую революцию в искусстве, но показываете себя как фрика.
– Я и есть плод любви французской революции и искусства.
– Вас не поймут в Нью-Йорке. В Париже вас бы поняли…
– К моим выходкам в Париже привыкли. Надо осваивать новые высоты. Высоты небоскребов.
– Насколько мне известно, Парижская публика более склонна к модернизации своего сознания и общества в целом. Из-за исторических причин.
– Естественно. А вот американцы не сразу принимают все новое. Но вскоре именно они становятся в нем ведущими: Музыкальные театры, живопись, литература, кинематограф. Поэтому я хочу показать им Дадаизм.
– Чтобы американцы стали в нем ведущими?
– Именно.
– Не жалко отдавать им свое направление?
– Нет.
Марсель хитро улыбнулся и пошел к окну, чтобы полюбоваться на красивый вид из окна галереи. Нью-Йорк был просто шикарным городом. И он вдохновлял на новые объекты искусства. Важно было только реализовать это. Но пока он не хотел это делать. Потому что сначала надо было реализовать выставку в Нью-Йорке, потом в Вашингтоне и затем в Лос-Анджелесе. Марсель хотел сначала громко прокатится по Америке, наделать шума и смыться обратно Париж. Родной и любимый. Где можно было себе многое позволить. Например выходить в голышом на балкон и курить сигары. Ведь здесь такое было запрещено. Ему уже делали замечание в отеле за такие выходки. Поэтому приходилось курить голым у себя в номере.
В это же время, в другом зале вовсю шли съемки очередного фильма, нарушающего законы кинематографа.
– Кики, вы созданы для кадра, – Луис расправлял на теле Кики красивую тонкую полупрозрачную ткань и клал под нее электрические лампы, чтобы создавался красивый эффект в кадре. – Вы очень красивая. Могли бы блистать в кадре.
– Ах, Луис, скажите, а все французы так любят и боготворят женщин? – Кики старалась не двигаться, понимая, что сейчас она похожа на самую красивую статую.
– Ну не все. Жаклин Монти вообще больше мужчин любит. Им и посвящает свои произведения, – посмеялся Ив и щелкнул переключателем на камере. – Мотор… Мне нравится, как ты ткань раскладываешь. Беру крупный план. Руками нежнее… Луис, ты можешь не горбатится, а выпрямить спину?
– А ты спину не снимай. Руки снимай. Спина не красивая, -ворчливо сказал паренек и продолжил расправлять ткань.
Съемка кино для обоих художников была всегда чем-то сокровенным и очень важным. Они видели в фильмах подлинное искусство. Этим они и прославились в Париже. А теперь хотели покорить американского зрителя, привыкшего к Голливудским продуманным и слишком шаблонным фильмам, которые строились по формуле: должна быть драма и злодей. И конечно же любовь.
Вскоре зал стал наполнятся журналистами. Они всегда приезжали раньше на место, чтобы взять комментарий и посетить пресс конференцию перед открытием. Только вот для этого им пришлось поискать Марселя, что решил поиграть с ними и спрятался на чердаке, где просидел полчаса и затем вышел под аплодисменты и стал красоваться. На нем была шуба из редкого меха, которую пресса должна была сфотографировать со всех сторон. И вообще весь его образ был особенным. Ведь специально для открытия выставки он даже надел, заказанные ранее, черные лайковые перчатки, которые обычно носили богатые леди на торжественных приемах. А тут он явился на собственную выставку, чтобы показать Нью-Йорку всю суть дадаистического искусства.
Через час стали приходить и гости выставки. И это была очень разношерстная публика: от девушек в брюках, которые почитали творчество Поллет и обожали снимки Михи Мосс, как самого преданного суфражисткому движению фотографа, до леди в шляпах и длинных юбках, которые любили читать переиздания романов Монти. Среди толпы были и мужчины в ярких костюмах с зализанными прическами и огромными усами – местные модники, которые не пропускали такие светские события. Были и просто мужчины с цилиндрах, которые отрицали современную моду, но любили тех, кто выделялся из толпы и не боялся этого. Это были первые денди из самого начала века, которые навсегда оставались модными мальчишками тех годов. Хотя сейчас они были уже пожилыми стариками с начищенными туфлями и резными тросточками. Среди публики и были рабочие, что просто сбежали с работы в костюмах, пропахших заводом и пятнами масла. И были местные художники одетые в то, что и описать нормальными словами сложно.
– Сегодня я с радостью готов представить вам выставку Парижского движения Дада! – Марсель открывал это мероприятие, как один из самых главных дадаистов из Парижской группы и как самый известный из них. – К счастью, это не первая подобная выставка Дадаизма. Я сам когда-то приезжал сюда со своими соратниками, а еще здесь бывали наши коллеги из Цюриха, Мюнхина, Амстердама и Рима. Жаль только, что Рижские соратники не смогли приехать, но мы привезли несколько их работ, которые нам удалось погрузить на корабль в последний момент.
Марсель оглядел толпу. Он был рад тому, что на открытии было так много людей. И с гордостью открывал выставку вместе с Михой – самым известным фотографом и вторым организатором выставки и Поллет – самой известной женщиной в движении дадаистов.
– Я с гордостью открываю эту выставку! И готов объявить на весь Нью-Йорк! Дада мертв! И эта выставка – похороны Дада!
С этими словами Марсель торжественно перерезал алую ленточку черными ножницами и поднял кусочек, чтобы показать публике, которая недоумевала после последней реплике. Ведь француз противоречил сам себе и нес несуразные вещи. Правда и стоит сказать, что для него подобные выступления были нормой и по сути, частью большого дадаистичного представления, которое уже началось.
Только вот это этот перформанс был прерван звуками выстрелов, от которых Марсель сначала опешил и повернулся к Михе, чтобы спросить у него, почему кто-то решил выстрелить, если такого не было в их сценарии. Но вместо этого замер. К затылку фотографа был приставлен пистолет, а сам мужчина не двигался, прижимая к себе камеру. Марсель не решился спрашивать и только прикусил губу, чувствуя дискомфорт и взглядом спрашивая у Михи, что это все значило.
Фотограф и сам был в ужасе от ситуации и он лишь поднял взгляд, моргнул и затем испуганно пошевелил губами: "Опасно". Марсель сглотнул и замер, боясь пошевелится. Он не знал, направлен ли него пистолет и что могло быть дальше. Ведь последовала череда выстрелов и крики людей. Кто-то побежал в панике на выход, но кажется не успел. Либо успел. Марсель хотел думать, что те, кто хотел уйти – уже на улице. Он сжал в руке ножницы и стал смотреть по сторонам, не поворачивая головы. На всех журналистов были направлены пистолеты. Так же как на Миху. И все те люди были журналистами. Не трудно догадаться, что именно из-за камер.
– Je vais t'acheter un nouvel appareil photo. (Я куплю тебе новую камеру.)
Марсель медленно взял из рук Михи камеру и положил вместо нее ножницы. Он выждал нужный момент и собрался с силами, бросить ее в стену и разбить. В эту же секунду послышались выстрелы и женский крик. Затем еще один выстрел и тишина. По спине художника побежал холодок, хотя он и был в шубе. Ситуация была просто страшная и очень тревожная. Марсель был рад, что смог избавиться от опасного предмета рядом с собой и своим другом. Но его трясло. Он понимал, что его выставка сорвана. И что Дада в прямом смысле может умереть. Умереть вместе со всеми дадаистами. Было непонятно, зачем пришли эти вооруженные люди и чего они хотят. Обычно такие разборки устраивались в барах, кафе, ресторанах, кабаре… Но не на выставках средь дня. Тем более выставках французских художников.
– Уберите пистолет от его головы… Он не журналист, – вдруг осмелился сказать Марсель и почувствовал, как потеют его руки. Перчаткам конец. Лайка же не выносила влаги. А значит после выставки это будет вещь на выброс.
– Заткнись… Иначе пуля пройдет насквозь в тебя. И я вторую пущу. Для верности, – прохрипел мужчина с пистолетом.
Марсель наклонил голову на бок и увидел рядом Поль. Девушка все это время стояла рядом. А он даже не заметил ее. Такой она была невидимой среди всех присутствующих.
– Поль, где Кики?
– Не знаю… У меня идея, как Миху спасти. Я этого хрыча ударяю в ногу ножом, ты падаешь на пол и утягиваешь нашего горе-репортера.
– А пистолет?
– Рука дрожит. Устал. Не держит палец у курка… И стоит не в самой удобной позе. Не будет стрелять.
Марсель сглотнул и кивнул. План выглядел надежным. Но был рискованным. Ведь могла смело начаться стрельба. Но вот… На полу было и правда безопаснее. Поэтому француз долго не думая положил руку на плече Михи. Затем немного подумал и положил ладонь на шею фотографа.
– Эй, ты че, там, блять делаешь? – заревел мужчина с пистолетом и посмотрел за голову Михи.
– Че задумал? – Прошептал Миха и удивленно посмотрел на Марселя. Он конечно привык к его выходкам. Но вот эта была слишком странной.
– Падать, – тихо произнес мужчина и дождался удара Поль.
Девушка резко всадила нож в ногу мужчины и тот заорал. А Марсель упал, утягивая за собой Миху и надеясь, что стрельбы не последует. Ведь Поль упала следом и все присутствующие вообще ничего не поняли. Просто на полу резко оказались 4 тела и лужа крови.
Глава 10
Pour l'amour de l'art (Ради любви к искусству.)
В зале было тихо несмотря на то, что один мафиозник был либо мертв, либо близок к этому состоянию. А рядом с ним лежала девушка, которая боялась показать всем, что она жива и даже дышать старалась тихо, понимая, что только что нанесла сильный удар человеку, хотевшего убить ее друга.
В залу вошла статная женщина в черной лисьей шубе и кичевых красных сапогах. Она оглядела всех присутствующих и пошла прямо через толпу, которая расступилась перед ней, боясь даже лишние слово сказать. Ведь весь вид этой барышни кричал о том, что она главарь банды, что и устроила засаду на выставке и зачем-то взяла всех в заложники, уже убив несколько человек. Но это были лишь мелочи. Ведь цель у женщины была одна – найти двух чикагских плутовок.
– Привести их живыми. Всех, кто будет их спасать – убить, – строго сказал женщина и наступила на лежащую на полу зеленую шляпу, применая мягкий и дорогой фетр.
Она опустила взгляд на пол и увидела у своих ног красивого мужчину в леопардовой шубе и лиловом костюме. Он был уже не так уж молод, но хорош собой и явно умел пользоваться пудрой, чтобы отбелить свое лицо и сделать его ровнее. Женщина вздохнула и склонила голову на бок. Жалко, что тот был мертв. Из него мог бы получится отличный главарь ее банды. По крайней мере он бы лучше смотрелся рядом с ней. Меган Зимс тяжело вздохнула и нарочно наступила ему на руку, чтобы поглумиться над трупом за то, что тот был слишком красивым. Только вот она не знала, что этот труп был жив и едва сдержал крик от сдавливания руки. Про себя он тихо проматерился и лишь невольно дернул носком. Это был рефлекс, но его никто не увидел. Правда и запястье теперь у него болело так, что хотелось завыть.
– Она тебе на руку наступила? – прошептал Миха, когда девица и ее свита ушли вглубь залы.
– Oui.. douloureux (Да,Больно)
Марсель подавил желание поменять положение руки и лишь сглотнул, боясь открыть глаза. Он пожалел, что упал не лицом в пол, или как Миха на бок. Лежать на спине было неудобно из-за того, что приходило держать глаза закрытыми. А так ведь можно было и уснуть. Чего он боялся. А еще боялся, что не может даже немного видеть происходящее вокруг. А значит, не может его контролировать. Еще боялся за Кики, которая пропала задолго до открытия. В глубине души Марсель надеялся, что Луис и Ив унесли аппарат в подвал. И Кики ушла им помогать. Но внезапно, он услышал крики:
– Пустите! Я вообще – то инсталляция!
Это кричала Джесси. Масрель вспомнил, что она должна была восседать на троне в зале с женскими портретами. А значит, что всю церемонию открытия находилась там и ждала посетителей, чтобы произвести на них впечатление.
В то же время Кики была в полной безопасности в подсобном помещении вместе с Луисом и Ивом, которые решили отнести снятые бобины в темное место, дабы пленка не испортилась от многочисленных фотовспышек. Ну а девушка просто решила им помочь. Услышав выстрелы, троица решила остаться в относительно безопасном месте, пока не раздались крики Джесси. Тогда Кики не смогла сидеть сложа руки и ринулась к двери, но ее остановил Ив, схвативший девушку за руку и резко дернувший ее назад:
– Там нечего делать без пистолета.
– Но моя подруга в опасности, – воскликнула Кики и была уже готова оттолкнуть от себя юношу.
– А у нас есть пушки…
Ив улыбнулся и кивнул Луису. Тот достал огромный чемодан из-под объективов и открыл его. Внутри лежали револьверы Мариэтта – изысканные бельгийские стволы со штыками, которые можно было использовать в драке. Рядом лежала пара стволов Colt Dragoon – легендарных американских огнестрелов с характерными деревянными ручками.
– Лучше дай ей Ремингтона. В руке дам он смотрится особенно изящно, – Ив взял одну Мариэтту и стал заряжать ее патронами.
Луис улыбнулся и из второго кейса достал красивый позолоченный Remington 1895 года выпуска. Это был почти новый ствол с изысканной красной ручкой и очень легким корпусом, который идеально лег в руку девушки, что была удивлена наличию оружия у этих двух парней:
– Но вы же художники. Вы Дадаисты. Откуда оружие? Разве ваше течение не против решения проблем через оружие?
– Мы против, – сказал Луис и забрал себе Дракона. – Но в кадре они смотрятся шикарно. Особенно в руках девушек. Мы конечно говорим, что это муляжи… Но это не муляжи. Это коллекция моего отца. Досталась мне в наследство. Он мечтал, чтобы я пошел по его стопам и стал подполковником, как и он. А лучше бы дослужился до полковника и выше. Но увы… После победы Антанты и тяжелой контузии во время штурма крепости, он поехал головой. А когда узнал, что распалась империя, бывшая ему союзником – застрелился прямо в собственном кабинете из Трантера. Красивого и старинного револьвера. Оставил мою мать вдовой с 6 детьми. Я был третьим ребенком в семье. Мне было 18 мне пришлось пойти работать киномехаником в Пате. Вообще, я хотел переехать в Российскую империю и пойти работать к Ханджакову. Я очень любил его фильмы. Точнее фильмы, что снимали его режиссеры. Хотел поработать с Евгением Бауэром. Но тот умер. Империя развалилась. А мой друг, работавший у Пауля Тимона сказал, что кинематограф в той части мира умер… Тогда я поверил ему. И отбросил мечты. Хотя и сейчас убежден, что кинематограф Советского Союза прекрасен и полностью продолжает традиции кинематографа Российской империи.
– Луис, ты еще Мурку свою любимую спой. Русский француз Британского производства, – Ив очень любил шутить над другом, который был на самом деле близок с той страной и тем режиссером, которым он восхищался. Ведь мама Луиса была русской актрисой, которая мечтала сниматься в кино и была знакома с первыми кинопромышленником. Но полюбила тогда еще майора и вышла за него замуж, сбежав с иностранцем за границу. – Он еще мечтал посетить Санкт-Петербург, но расплакался, когда узнал, что его переименовали в Ленинград.
Луис смотрел на друга и про себя матерился на родном языке его матери пока в дверь не постучали. Тогда он отодвинул даму в сторону и подошел ближе, показывая Иву, чтобы тот открыл дверь по специальному знаку. Кики же наблюдала за ними двумя и держала револьвер на готовности. Те выстрелы, что она слышала сильно напугали ее. Луис показал жест и Ив резко открыл дверь. Только вот за ней стояла Коринн Мийо – которая испуганно показала странный жест, состоящий из поднятого пальца, проведенного по шее и затем очертила им петлю в воздухе, и прошмыгнула в подсобку. Луис хлопнул дверь и тут же вздрогнул поняв, что это было громко.
– Idiot (Дебил) – констатировал Ив и опустил револьвер.
На удивление, шума не последовало за дверью и Коринн смогла рассказать о том, что происходит сейчас в зале Линкольн:
– Во время церемонии открытия неизвестные ворвались в зал. И всех людей с камерами взяли на мушку. Судя по речи – ирландцы. Судя по манерам – мафиозники. Двоих уже убили. Это точно. На моих глазах. Марсель, Миха и Поллет лежат на полу возле красной ленты. Не знаю мертвы или нет. Там был переполох. Я едва выбралась.
– А как ты выбралась? – Луис подошел ближе к двери и стал прислушиваться. Резко раздался выстрел, от чего он вздрогнул и отошел назад.
– Ну… Там они так помешаны на том, чтобы держать на мушке тех, кто с камерами, что мало что замечают. А я же следила через зеркала из рояля. Вот и выбралась оттуда, когда начались крики. Меня даже не заметили в переполохе.
– Точно… Тибо же развесил зеркала и они могут нам помочь, – Луис приоткрыл дверь и тут же ее закрыл. – Там… Там голый мужик.
– Это Тибо. Пусти его.
– Там голый мертвый мужик.
Коррин похолодела от слов Луиса и схватилась за ручку двери, желая открыть ее. Но Ив резко схватил девушку и не дал ей сделать шаг:
– Qu'as-tu vu ici? (Что ты здесь видел?)
– Le cadavre d'un homme nu sans visage… Un homme assassiné (Труп обнаженного мужчины без лица… Убитый мужчина)
Корин медленно спозла на пол. Она не могла поверить словам и была готова закричать. Но Ив не дал ей это сделать, закрыв девушке рот. Юноша был сам готов закричать, не понимая, как такое могло произойти. И надеялся, что Луис ошибся.
– Он на висилице… Той что была частью инсталяции, – Луис и сам осел на пол, смотря на Коринн. Ему было жаль бедную девушку. – Если это и правда Тибо… Правда… Лица там было не разобрать. Просто голый мужской труп в петле.
– Он шел за мной! Обещал, что зайдет после меня, только заберет одну вещь… Он спрятал пистолет в нише… – Корин вырвалась из рук Ива и тихо заплакала.
Кики смотрела на все это и не могла поверить. Еще неделю назад она была артисткой ревю, танцевала, позировала художникам, потом бежала от итальянской мафии в этот город. Подружилась с дадаистами и стала частью их выставки. И вот, ирландцы нашли ее и напали на невиновных людей, которые и не подозревали из-за чего весь сыр бор. А он был из-за нее. Той самой чертовки, которая решила попозировать Зимсу, чем обозлила его жену.
– Ирландцы… – тихо сказала девушка, осознав ситуацию и принимая решение. – Они ищут меня… Я позировала одному художнику и его жена посчитала, что ее муж изменял ей со мной. Ее цель – убить меня. И я не хочу, чтобы пострадали другие. Я пойду и прикончу эту суку.
Кики собиралась сделать шаг, как вдруг встал Луис и посмотрел на девушку. Один локон его рыжих кудрей упал прямо на лицо еще юного парня и он был вынужден убрать его назад:
– Одна? Тебя пристрелят. Как и Тибо. Это ирландцы. Они стреляют по одному, либо очередью, чтобы убить всех. И против них надо идти вместе. Я иду с тобой.
– И я… Эти поганцы сорвали нашу выставку и должны поплатится. Хоть я и не очень люблю держать в руках оружие… Но ради искусства и защиты тех, кто мне дорог, я готов пристрелить задницы парочке подонков, – Ив поднялся с пола и взял со стола горсть патронов. – Уважения к мафии я не испытываю. Тем более после убийства соратника и единомышленника. Эти засранцы должны хапнуть свою порцию пуль!
– Я с вам… Я отомщу за своего мужа, – Коринн утерла свои слезы и поднялась с пола, смотря на дверь. – Дайте мне пушку. Я пристрелю того, кто убил моего мужа.
Ив хитро улыбнулся и протянул девушке револьвер:
– Ле Ма – идеален для мести. Изящен для дам.
Ив очень хорошо разбирался в оружии наравне с Луисом. Его отец был охотником и часто возил богачей на ловлю уток на природе. И знал все об оружии и том, как важно подбирать ствол под человека. И этому научил сына, который должен был пойти по его стопам. Но Ив с детства проявлял интерес к моде, а затем и к искусству и мечтал стать портным, пока не увидел на экране фильму. Тогда мальчик и стал мечтать о кинематографе. Только вот актером ему так и не удалось стать. Не сложилось. Зато сложилось познакомится с Луисом и примкнуть к дадаистической группе.
Дверь они открыли с шумом и сразу направили стволы на тех, кто мог стоять в зале, только вот рядом никого не было, кроме висящего трупа на петле. Изначально петля была инсталляцией. Но стала… Понятно чем стала. Кики, Луис и Ив предпочли просто пройти дальше по коридору, чтобы выйти в главную залу. А Коринн в свою очередь бросила взгляд на мужа и тихо прошептала:
– Je vengerai ta mort. Et je t'aimerai jusqu'à la fin de mes jours, Thibault.(Я отомщу за твою смерть. И я буду любить тебя до конца своих дней, Тибо.)
Кики пошла прямо по коридору, держа впереди себя револьвер. Она боялась, что уже было слишком поздно, чтобы спасать Джесси, Марселя, Миху и остальных. Что их тоже убили. Только вот среди толпы она не увидела тех, кто был ей дорог. Но ее заметили мафиози, который тут же закричали:
– Вот чертовка! Рыжая!
– Вот поганцы, – Кики резко выстрелила куда-то и громко закричала. – Вы у меня все на мушке. Перестреляю всех! Где ваша главная? Я ее пристрелю! Меган, вшивая ты тварь, выходи!
– Elle est bonne. (А она хороша.) – Подмигнул Луис и направил два револьвера в мафиозников, которые держали на мушке журналистов.
Меган сразу услышала знакомый голос и обрадовалась, смотря на Джесси, которую схватили ее люди. Женщина похлопала в ладошки и наклонилась к блондинке, срывая с ее головы изысканное украшение:
– Нашлась подружка. Пошли поздороваемся… Нолан, на мушку ее.
Госпожа Зимс поправила свою шубку и пошла к большой зале, где в центре уже стояла Кики. Прямо возле четырех лежащих тел и лужи крови одного ирландца. Она сразу поняла, что Марсель точно жив, так как он лежал неподвижно, но возле него не было крови. Это ее успокаивало и девушка была готова подойти к нему и помочь подняться. Но не могла не увести револьвер в сторону и остаться безоружной. Поэтому тихо шепнула:
– Pour l'amour de l'art (Ради любви к искусству.)
Этой фразе ее научил француз. И она знала, что тот сразу поймет, что с ней все хорошо. К ее счастью, тот незаметно для окружающих опять дернул носком туфли, показывая, что он правда не мертв.
Меган вышла в центр как всегда цокая каблуками и смотря на бойкую девушку, что сейчас неумело деражала оружее. Это так позабавило даму, всегда носившую под юбкой ствол, что та посмеялась и тоже достала свой, не стесняясь показать свои роскошные ноги и ужасные зеленые чулки, которые никак не сочетались с ее желтым платьем из отвратительной ткани.
– У меня тоже игрушка есть. И куда более новая, чем то старье, что есть у тебя. Смотри Фростбери. Маленький, да очень эффективный. Как раз для того, чтобы отстреливать колени таким дамочкам, как ты, Кики… Или же… Клара… Клара Эва-Мария Фишман! Хаха… Твое имя выдает твое происхождение. Никакая ты не дива Кики, – Меган спародировала Кики на ее выступлениях и даже пританцовывала для вида. – Ты грязь. Грязь с обочины гетто. Мигрантская грязь.
– А твое имя выдает, что ты паршивая дрянь и последняя сука, – ответила Кики.
Внезапно раздались громкие аплодисменты и обе девушки обернулись, чтобы посмотреть на того, кто хлопал им. И это оказался Марсель, который решил прямо лежа похлопать ответу Кики и поддержать ее. А потом он предпочел подняться и громко заявить:
– Я выспался.
Такое заявление вызвало недоумение у Меган и она ошарашенно посмотрела на мужчину, которого посчитала трупом. Ну а Марсель не стал долго ждать и подошел ближе к дамам и даже наклонился, чтобы поговорить с главой банды на равных:
– У вас такое ужасное платье. Совсем не идет. Желтый не ваш цвет. Попробуйте бордо, темно-зеленый, может быть кобальт. Но не желтый. Он вас старит. Да и помада слишком… Розовая. Вам винные оттенки идут гораздо лучше… Да и шубу учитесь носить. Висит как на вешалке. Ни формы, ни изящности.
Меган от таких заявлений совсем опешила и была готова выстрелить в нахала, но не решилась. Больно тот был красив и слишком шикарно пах. Отчего-то этот запах заставил ее голову кружиться, а ноги чуть не подкосились.
– Вы такая красивая. Но уродуйте себя… Вы должны быть рады, что ваш муж импотент. А то бы он нашел себе кого получше. А вот вы.. Явно обделены мужским вниманием. Особенно со стороны красавцев.
Марсель аккуратно положил руку на шею девушки и притянул ее к себе, чтобы нежно впиться в губы. Он вкладывал в этот поцелуй всю свою нежность и французский шарм, пока не почувствовал толчок в живот и не отпустил даму. Тут же ему прилетела пощечина по лицу. И через секунду Меган упала на пол от сильного удара по голове. Миха не смог спокойно лежать на полу, пока его друг опять творил дичь и впутывался в неприятности. А еще получил по лицу от дамы, которая сама заслуживала получить по голове.
– Как ты смеешь бить даму! – Марсель взревел от выходки Михи и резко развернул его к себе, чтобы смачно ударить по лицу.
Месье Маршал не приемлел такого отношения к дамам. Да, он мог грубо ответить мадемуазель, если та правда славилась своим ужасным поведением. Но вот уважение всегда проявлял и не мог позволить другим поднимать на нее руку. Даже если женщина такое заслужила.
– Я не позволю бить девушку в своем присутствии!
Марсель был в ярости от поступка Михи и снова ударил его по лицу и затем резко стал поправлять свою шубу, стараясь справится со стресом и резко посмотрел вниз на лежащую на полу Меган:
– Ну проблема решена. А почему все стоят?
– Ждут приказа, – Кики решила воспользоваться моментом и забрать револьвер у Меган и снова встала, направляя ствол на главу мафии
– Я приказываю вам разойтись! И опустить пушки! – Марсель демонстративно помахал руками, находясь в полной уверенности, что его послушаютт и все разойдуться.
Но никто расходиться не думал и все мафиозники просто направили на него и на Миху стволы, от чего француз улыбнулся и поднял вверх руки, понимая, что вляпался в дерьмо и он снова в жуткой ситуации. Только вот в этот раз ему не удасться упасть, чтобы спастись.
Такое молчание продолжалось пару минут, пока в залу не ворвались вооруженные люди с разнородной форме и кожанной одежде с криками:
– Всем лежать идет захват помещения.
Ни никто из присутствующих и не думал ложиться, ведь крики были на чисто русском и поняли их всего несколько человек. Но завидев оружие еще больше напряглись. Они разглядывали толпу этих странных людей с очень старым оружием и в одежде из разных эпох: кто-то был в форме солдата Мировой войны, кто-то в красногвардейском кителе. Кто-то просто с черном пальто и зеленой рубахе. На ком-то – косоворотка и серые брюки. К тому же на головах некоторых женщин были красные косынки либо мужские фуражки, что так же выглядело странно для американцев и французов. Но ярче всех выделялась девушка в кожанном черном пальто и красной беретке, которую она сдвинула на бок и зафиксировала шпилькой. Девушка держала в руках пистолет Маузера и разглядывала толпу, которая выглядела не так, как должны выглядеть банкиры и брокеры.
– А что тут столько ряженых? – она внезапно опустила оружие, понимая, что перед ней совсем не те люди, которых она искала. – Вы кто такие?
– Мы французские художники, – ответил Марсель, не боясь, что его могут пристрелить за то, что он подал голос.
– Художники… А банкиры где? – девушка раздасадовано убрала пистолет под пальто и подошла ближе к ряженной толпе.
– Банкиры в здании на углу, – Миха ответил даме и стал активнее потирать свою щеку, чтобы разогнать кровь и снять боль.
– Вот черт! Как мы могли напутать с адресом! Степан! Ты за координаты отвечал! Дурень! – Девушка резко развернулась и увидела, как в помещение резко ворвался мужчина с бородой и в соболиной шубе.
– У меня нитроглицериновая бомба! Все деньги коммунистам! – закричал мужчина и поднял бутыль с неизвестным содержимым над собой.
– Отбой. Это художники. Они бедные и странные, – девушка посмотрела на свою банду и тяжело вздохнула. – Уходим. Надо провернуть то же самое с банкирами.
