Джавид Алакбарли
Кукуруза
Не называй любимых имена
Была и есть любимая одна
А имена ей разные дают
Ну, здравствуй! Как теперь тебя зовут?
И тут я подумал, что действительно, а как же её зовут? Ведь вчера её привезли без документов. Неужели никто так и не кинется на её поиски?
Я рассказал ей о своей первой любви. Именно она заставила меня совершить подвиг. Мне было семь лет, когда мои родители чётко установили, что у меня нет никаких музыкальных талантов. Меня забрали из музыкальной школы и перестали мучить разными всякими сольфеджио. Из обрывков каких-то разговоров я установил, что девочке, в которую я был безумно влюблен, очень нравится «К Элизе» Бетховена.
Я употребил всё своё красноречие на то, чтобы в дом вновь купили инструмент, а ко мне пригласили педагога. Эта яркая и элегантная женщина каким-то чудом всего за год занятий смогла добиться того, чтобы я сносно играл какие-то вещи, в том числе, и «К Элизе». В конце учебного года в школе состоялся концерт. Я на одном дыхании сыграл эту вещь и даже заслужил аплодисменты. Но мой подвиг так и остался неоценённым с её стороны. От её взгляда, которым она одарила меня после того, как я всё отыграл, веяло таким равнодушием, что внутри меня всё застыло. Секунду назад было жарко, а сейчас стало холодно. Естественно, что я тут же её разлюбил.
Я говорил уже шесть часов и восемнадцать минут. Вдруг она открыла глаза и сказала:
– Здравствуй Озёрный мальчик. Ты такой забавный. Смешной и необычный. С тобой не соскучишься.
А потом говорила она. Это был монолог одинокой, измученной, израненной и истерзанной души. Его просто невозможно было слушать. От её слов и откровений невыносимая боль отдавалась в сердце, вызывая головную боль и тошноту. И ещё желание взять автомат Калашникова и выпустить всю обойму в того мерзавца, которого она называла мужем. В человека, в которого она, по её же словам, была безумно влюблена. И была уверена в том, что и он её любит. Ад в её жизни начался спустя три месяца после их роскошной свадьбы. И продолжается до сих пор.
Когда она замолкла, я понял, что старухи в палате уже нет. Она ушла. Ну та с косой, которую мы обычно зовём смертью. Это было уже хорошо. Очень хорошо. Значит та ниточка, что протянулась, между нами, подсказала старухе, что ей здесь нечего делать. Девочка захотела пить. Она была ещё очень слаба, но уже не выглядела стопроцентным кандидаткой в покойницы. У меня пока не было уверенности в том, что всё будет и дальше хорошо. Но надежда на это уже появилась. Это было тоже не так уж плохо.
Уже рассвело и, наверное, скоро в больнице закипит обычная жизнь. Мне, конечно, следует как можно скорее уйти из этой палаты. Я уже направлялся к выходу, когда вдруг заметил ту ужасную робу, которую обычно во всех больницах надевают на пациентов. Я подошёл к ней, взял в руки кусочек рукава этой робы и поцеловал его.
– Ну вот. Ты теперь одета в поцелуй. Девушка моей мечты, одетая в поцелуй. Это круто.
Глаза её были закрыты. Я так и не понял услышала ли она меня или нет. Этот поцелуй я воспринимал как оберег, как талисман, который может хоть чуть-чуть помочь ей, если за ней снова придёт эта костлявая старуха с косой.
Утром все наше отделение гудело как улей. Объявился муж нашей больной. Оказалось, у него просто такая привычка: приходить домой под утро. Или, вообще, не приходить, а звонить из офиса и желать жене доброго утра. Женщины долго не могли понять, с какой стати надо было травиться молодой красивой девушке, у которой муж этакий «мистер совершенство». Все были покорены его красотой, шармом и изысканными манерами.
У него было не просто смазливое личико, но и высокий рост, накачанные мускулы, и брендовая одежда. Ну просто, этакий образец ослепительной мужской красоты. В первые часы он потребовал, чтобы его жену немедленно выпустили из этой ужасной больницы и дали возможность перевезти ее в приличную клинику в Европе. Он уверял всех вокруг, что его супруга потеряла ребёнка, а потому у неё и депрессия. Без устали твердил о том, что самолет готов к взлету в любой момент.
Проблема была лишь в одном: его супруга, как он её величал, не только категорически отказывалась ехать куда бы то ни было, но и не разрешала ему даже появляться на пороге палаты. Однако через три дня он все-таки ее увез. Каким образом? Не знаю. Но весь арсенал воздействия – от родителей до подружек, был приведён в исполнение. А ещё цветы, сумасшедшие подарки и всё время, витающие в воздухе тошнотворные возгласы восхищения в адрес жены, вызывающие среди медсестёр ответную волну восторгов.
– Ах, как он её любит! Ах, какой он замечательный! Ах, как повезло этой девушке!
В ту ночь, когда ее привезли в совершенно жутком состоянии, именно я, с одним нашим санитаром на пару, тащил ее носилки. И, когда из кармашка ее легкого халатика выпало то, как я потом понял, предсмертное письмо, машинально забрал его. Не хочу комментировать его содержание. У меня хватило ума не дать его следователю. Но я его прочитал. Чисто машинально. Потом я сам перед собой оправдывался, что оно было не в конверте, было не запечатано и т.д. Оправданий я находил много. Спустя некоторое время я, конечно же, очень жалел, что я вообще взял его в руки. Есть вещи, которые лучше не знать. Их знание мешает жить. А жить приходиться с чётким пониманием собственной беспомощности и признанием того, что есть на белом свете вещи, которые не дано нам до конца понять. А о том, чтобы пытаться что-то изменить в этом мире лучше было и не думать.
Все то, что чувствовала эта девочка, было очень сложно понять. Во всяком случае, ее желание уйти было настолько непреодолимым, что она использовала практически всё, что могло убить человека наверняка. Ее спасло лишь то, что после приема лекарств в дверь случайно позвонила соседка, а в больнице оказались два тупых медбрата, нарушившие ее планы. Конечно же, коню ясно, что с таким мужем у нее еще не раз появится желание покинуть этот мир примерно таким же способом.
