Джавид Алакбарли
Саид
– Ну и к чему вся эта твоя учёность? Кому нужны все эти книги, которые ты не перестаёшь писать? Я же вижу, что это никому, кроме тебя, абсолютно не интересно. Ведь именно таким образом ты пытаешься подпитывать своё эго. А о нас ты подумал, когда обрёк всех нас на нищенскую жизнь?
Сын пришёл ко мне в тот день только потому, что ему вдруг понадобилась немалая сумма денег. И неожиданно ему пришла в голову странная мысль, что где-то у меня, в убогой квартире, может вдруг заваляться такая сумма. Да вся моя квартира стоила меньше, чем те деньги, которые непонятно зачем вдруг ему срочно понадобились.
Я не видел его, наверное, лет пять. После нашего развода жена не очень поощряла мои контакты с ним.
Я переписал на него нашу прекрасную квартиру в центре и купил себе совершенно убогое жилище на окраине города. У них с матерью сложился такой образ жизни, от которого я был очень далёк. Именно в силу этого я никогда не вникал в детали взаимоотношений в их новой семье и чётко понимал, что они живут в абсолютно другом мире.
Увидев на моём лице замешательство от озвученной им суммы, сын как-то очень зло усмехнулся и начал звонить по мобильному телефону. Видимо, разговором он остался очень доволен. Уже улыбался.
– Мама говорит, что ты всю жизнь смеялся над её теперешним мужем. Мне он тоже не очень нравится. Сейчас он не в Баку. Но, тем не менее, как видишь, смог одним своим звонком решить мою проблему. Я вот сейчас прямо пойду и заберу ту сумму, которая ввергла тебя в состояние шока. Всё-таки правильно сделала мама, что бросила тебя. Такие люди, как ты, вообще не должны создавать семью и заводить детей. Ты никогда об этом не задумывался?
У меня не было ответа на эти вопросы. И не могло быть. Ведь всю жизнь я, с точки зрения окружающих, искал непонятно что и неясно зачем. Хотя мне самому всё-таки казалось, что я ищу истину. Конечно, я никогда не надеялся на то, что её поиски дадут чело веку средства к существованию. Но я искал и нашёл, в конце концов некий компромисс.
Всем хорошо было известно, что востоковеды в советское время жили лучше многих. Работали несколько лет в арабских странах, зарабатывая на кооперативную квартиру и автомашину. Потом год-два отсиживались в стране, формально числясь или действительно являясь исследователями или преподавателями, а затем опять уезжали. И так далее. Всё повторялось именно по такой схеме почти до самой пенсии.
Такой образ жизни не миновал и меня. Считалось, что я являюсь одним из лучших бакинских арабистов. Именно прекрасное знание языка позволило мне несколько лет тесно поработать с экономической и политической элитой разных арабских стран. Ещё молодым человеком я очень многое понял и переосмыслил, находясь именно в центре арабского мира. Все ценности этой цивилизации, вплетаясь в фантастическую смесь азербайджанской и русской культуры, бытовавшей в Баку, и сформировали меня.
В среде же переводчиков, куда попадали все, кто приезжал сюда по линии комитета по экономическому сотрудничеству, меня считали просто человеком не от мира сего. У них считалось нормой постоянное об суждение, сколько и на каких рынках стоят золотые изделия в той или иной арабской стране. И они всегда знали, насколько выгодно их можно перепродать в Советском Союзе.
При этом ещё шёл постоянный подсчёт того, сколько на чёрном рынке стоит та псевдо-валюта, которую выдавали нам в качестве зарплаты. Почему-то их называли чеками. Они были разные и всякие. Этим людям всегда было хорошо известно, что надо купить на эти чеки в валютном магазине «Берёзка». При этом они всегда чётко знали, где и с какой выгодой можно будет всё это потом перепродать.
А я же в свободное время читал рукописи, что были в хранилищах библиотек тех арабских стран, куда меня забрасывала судьба. Ну, а ещё какие-то яркие работы типа «Ориентализма». Если бы не то обстоятельство, что являлся я специалистом высочайшего класса, то, видимо, и дня я не смог продержаться в этой среде, полной разных и всяких ядовитых тварей. На меня стучали. На меня писали доносы. Меня много раз пытались оклеветать.
При этом меня ещё неоднократно пытались лишить доступа к высшим лицам арабских государств. В посольстве уже имелась не одна папка с заявлениями моих коллег о том, что после завершения переговоров и требующей моего присутствия процедуры перевода, арабы нередко оставляют меня для ведения разных всяких доверительных бесед. Сам этот факт трактовался ими как настоящее предательство. Почти как преступление. Словом, всё было как в известной час тушке:
– Сегодня ты играешь джаз, а завтра родину про дашь.
Видимо, каждый раз меня спасало лишь то, что я сам успевал съездить в посольство сразу после таких ключевых встреч. В посольстве я рассказывал всё. Ну, почти всё. Скажем, когда представители спецслужб ехидно спрашивали меня о том, что было в этот раз, я чётко докладывал, что со мной обсуждали, скажем, работу прессы в Советском Союзе. Именно эти выработанные у нас механизмы подачи информации населению вызывали у арабской политической элиты необыкновенный интерес.
– И ты всё им рассказал?
– Ну, как всегда. Только то, что дозволено. А ещё рассказывал анекдоты. У них же их просто нет. Ведь для формирования культуры анекдота нужна абсолютно другая среда.
– Не умничай. Лучше скажи, какой анекдот ты им в этот раз стравил.
– Стоят на Красной площади Наполеон и Мюрат. Идёт парад. Маршал всё время говорит Наполеону:
– Вот если бы у нас были такие пушки, то мы бы не проиграли Ватерлоо.
– Вот если бы у нас были такие танки…
– Вот если бы у нас…
Наполеону это надоедает. И он произносит убийственную фразу:
– Вот если бы у нас была такая газета, как «Правда», мир никогда бы не узнал, что мы проиграли Ватерлоо.
– Ну, и что? Смеялись? И что ещё ты им рассказал?
– Ну, я объяснил распределение ролей между советскими газетами и журналами. Разъяснял, как работает цензура. Честно признавался при этом, что я не специалист по прессе. И могу только в общих чертах обрисовать ситуацию. И знаю ровно столько, сколько знает обычный советский гражданин. Я им даже про Аджубея рассказал. Им очень понравилось, что зять первого лица государства сделал с газетой «Известия» и как он продумал проект еженедельно выходящей «Недели». Почему-то в ответ на всё это они лишь посмеялись и потребовали, что бы я ещё раз рассказал, как меня чуть не арестовали в одном из арабских аэропортов. Ну, а эту историю вы знаете.
– Да, весьма занятная история.
История эта была далеко не смешная. Просто странная. И свидетельствовала она всего лишь о том, что человек, попавший из советской действительности в арабский мир, способен совершить немало ошибок прежде всего из-за различий в восприятии окружающего мира. В общем и в целом, а ещё в каких-то весьма существенных деталях.
Как сейчас помню, что это была середина месяца рамазан. Всем известно, что это месяц строгих запретов. В их число входит и запрет на курение в светлое время суток. И я, только что приехавший переводчик, сойдя с московского рейса, закурил в аэропорту. Подошедший ко мне полицейский грязно выругался, отобрал у меня сигарету и выбросил её в урну. Я возмутился. Не менее эмоционально, чем по лицейский, тоже выразил свой протест и тут же закурил следующую сигарету. Её постигла та же участь. Тогда полицейский рявкнул:
– Документы!
Я протянул ему паспорт. Полицейского чуть не хватил удар.
– Шурави? Какой же ты Шурави с таким прекрасным арабским языком и абсолютно не отличающийся по виду от любого араба?
К счастью, в это время подоспел представитель комитета по экономическому сотрудничеству, и конфликт был улажен. Мне принесли извинения. Но удивлённое лицо этого араба было столь комично, что я ещё долго не мог его забыть. А потом я превратил этот курьёзный случай в настоящую байку.
Она одинаково нравилась и арабам, и русским. Русским, правда, приходилось объяснять, что арабы называют словом «шурави» всех приезжающих из Советского Союза. Просто потому, что слово «шура» означает совет.
