bannerbannerbanner
Тень и искры

Дженнифер Ли Арментроут
Тень и искры

Полная версия

Глава 4

Ничего не видя, я сделала медленный и ровный вдох. В мышцах нарастало напряжение.

– Давай, – раздался приказ.

Крутанувшись, я метнула клинок, и через миг раздался глухой стук. Желая увидеть, куда кинжал попал, я потянулась к повязке на глазах, но ощутила холодную сталь на горле. Я застыла.

– Что теперь? – послышался тихий голос.

– Плакать и молить о пощаде? – предположила я.

В ответ негромко рассмеялись.

– Это сработает, только если тебя не собирались убивать.

– Жаль, – пробормотала я.

И начала действовать.

Схватив чью-то руку, сжимавшую клинок, я вывернула ее. Свирепо улыбнулась, услышав резкий вдох. Вдавила пальцы в жилы, попав в нужное место. Рука судорожно дернулась, пальцы рефлекторно разжались, и рукоять короткого меча упала мне в ладонь. Низко пригнувшись, я ударила противника в ногу. Кто-то с кряхтеньем рухнул на пол.

Наставив меч на распростертое тело, я стянула с глаз повязку.

– Такой ответ сойдет?

Сир Брайлон Холланд лежал на каменном полу западной башни.

– Вполне.

Я ухмыльнулась и перекинула через плечо толстую косу.

Постанывая, сир Холланд поднялся на ноги. Родившийся по крайней мере на два десятка лет раньше меня, он выглядел гораздо моложе своего возраста, ни одна морщина не пересекала его лицо. Однажды я услышала, как один из гвардейцев спрашивал его, не обращался ли он к какому-нибудь богу за вечной молодостью. Сир Холланд ответил, что его секрет кроется в бутылке виски, выпиваемой каждый вечер перед сном.

Уверена, он бы уже умер, если бы столько пил.

– Но целишься ты плохо. – Он отряхнул черные штаны. Без уродливой сливовой с золотом униформы королевской гвардии он выглядел как обычный гвардеец. Я никогда не видела его в парадном облачении. – Нужно работать над меткостью.

Нахмурившись, я повернулась к манекену у стены. Несчастный видал лучшие дни. Из многочисленных колотых ран торчали вата и солома. Полотняную рубашку за долгие годы заменяли много раз. Эту я стащила из комнаты Тавиуса, и теперь она висела клочьями на деревянных плечах. Голова, сделанная из мешка, набитого соломой и тряпками, печально завалилась набок.

В узкое окошко лился солнечный свет, поблескивая на рукоятке стального кинжала, торчащего из груди манекена.

– Разве я промахнулась? – возмутилась я, вытирая вспотевший лоб.

Лето… постепенно становилось невыносимым. На прошлой неделе в Перекрестке Крофта в маленькой квартирке нашли пожилую пару, скончавшуюся от теплового удара. Они стали не первыми, и я боялась, что будут не последними.

– Ты же сказал целиться в грудь. Я попала в грудь.

– Я сказал целиться в сердце. Разве сердце обычно находится справа, Сера?

Я поджала губы.

– Ты правда думаешь, что человек может выжить после удара кинжалом в любую часть груди? Я скажу, что нет, не выживет.

Взгляд, которым он меня удостоил, можно было назвать скептическим. Как ни прискорбно, к этому выражению лица я уже привыкла. Сир Холланд забрал у меня меч, подошел к манекену и выдернул кинжал.

– После такой раны не выздоравливают, но смерть не будет ни быстрой, ни достойной и не сделает тебе чести.

– Почему я должна заботиться, чтобы дать достойную смерть противнику, который пытался меня убить?

Вопрос казался мне очень уместным.

– По нескольким причинам, Сера. Мне нужно их перечислять?

– Нет.

– Очень плохо. Люблю слушать себя, когда что-то перечисляю, – ответил он, и я застонала. – Ты, моя дорогая, живешь опасной жизнью.

– Не по своему выбору, – буркнула я себе под нос.

Он саркастически вскинул бровь.

– Тебя не защищают, как принцессу Эзмерию.

Он пересек комнату, подошел к противоположной стене, где лежало оружие, и пристроил меч рядом с другим, более длинным и тяжелым.

– К тебе не приставлены королевские гвардейцы, чтобы охранять твои покои или присматривать за тобой, когда ты пускаешься во все тяжкие в столице.

– Я не пускаюсь во все тяжкие.

Взгляд, которым он наградил меня на этот раз, говорил, что ему лучше знать.

– Хотя лишь немногие знают, кто ты, – продолжал он, будто я ничего не говорила, – это не значит, что до некоторых не доходили слухи о твоем существовании. Есть люди, которые поняли, что ты не прислужница, в тебе течет кровь Мирелей. Достаточно, чтобы это дошло до тех, кто считает, будто может использовать тебя для достижения собственных целей.

Я стиснула зубы. За последние три года меня дважды пытались похитить, узнав, что я на самом деле принцесса. У них ничего не получилось, но их кровь была не на моих руках.

А Тавиуса, который, как я подозревала, стоял за теми слухами.

– И не только это. Корона Водинских островов узнает о судьбе своих лордов – это лишь вопрос времени. Они попытаются взять нас в осаду. – Сир Холланд повернулся ко мне. – Ты станешь лишь еще одним телом, которое они разрубят, чтобы добраться до короны.

Я и так еще одно тело. Которое в основном игнорируют. Но тем не менее…

– И есть наследник, – невозмутимо продолжал он, – который все еще очень рассержен тем, что случилось на прошлой неделе в конюшне.

– Ну да, а я все еще очень расстроена тем, что он хлестал ту лошадь, не признавая собственной глупости и неловкости, – возразила я. – Каждый раз, когда я его вижу, хочется врезать ему снова.

– Хотя он безобразно обращался с животным, ударить в глаз наследника Ласании и угрожать отхлестать кнутом – не самое мудрое решение.

– Зато самое приятное, – усмехнулась я.

Он проигнорировал мое замечание.

– Принц уже должен был взойти на трон. Это, скорее всего, уже случилось бы, если бы принцесса Кейли не захворала и не вернулась в Айрелон. – Сир Холланд оглянулся, его глаза цвета гикори пристально смотрели на меня. Я быстро стерла с лица ухмылку. – К чему, уверен, ты не имеешь никакого отношения.

– Принцесса Кейли сильно заболела, и ей пришлось вернуться домой, чтобы вылечиться. Тавиус мог выбрать другую невесту. Однако он слишком ленив, чтобы взойти на трон и принять ответственность, а не вести себя как пьяная и развратная свинья. Поэтому он откладывает женитьбу насколько это возможно.

– И болезнь принцессы Кейли никак не связана с твоим снадобьем, от которого у нее расстроился желудок и побледнела кожа?

Я хранила абсолютно непроницаемое выражение лица.

– Понятия не имею, о чем ты.

– Лгунья из тебя никакая.

«Ложь», – эхом прозвучал в голове призрачный голос. Я отчаянно его игнорировала. Как и все последние две недели после ночи в том доме.

– Откуда ты вообще об этом узнал?

– Мне известно больше, чем ты думаешь, Сера.

У меня скрутило живот. Не имел ли он в виду, что я действительно пускаюсь во все тяжкие в столице? А именно – когда посещаю Люкс? Боги, надеюсь, что нет. Сир Холланд не был для меня фигурой отца, но при мысли, что ему известно, где я бываю, меня немного затошнило.

Даже думать об этом не могла, поэтому выбросила эти мысли из головы.

– Я способна справиться с Тавиусом.

– С трудом, – ответил он, и я напряглась. – И только потому, что ты быстрее. В один прекрасный день ему повезет. Ты окажешься недостаточно быстрой. – Сир Холланд смягчился. – Не хочу быть грубым, но пока ты отсюда не исчезнешь, он будет оставаться угрозой для тебя.

Я знала, он не собирался грубить. Сир Холланд никогда таким не был. Он просто излагал факты. Но покинуть Ласанию я могу только одним путем, и только после смерти. Я тяжело вздохнула.

– Какое все это имеет отношение к быстрой смерти или смерти с достоинством?

– Ну, помимо того, что умирающий все еще может держать оружие, врагов редко выбирают по собственному желанию. Враги обычно появляются из-за решений других людей или из-за ситуаций, которыми трудно управлять. Кому, как не тебе, это понимать.

Он говорил не о лордах Водинских островов, а о тех людях, которые впадают в отчаяние, когда ситуация выходит из-под контроля, и начинают совершать то, о чем и помыслить не могли. О тех, кто превращается в чей-то кошмар, потому что это единственный способ выжить.

Моя шея покраснела от стыда, и я неловко переступила с ноги на ногу.

Сир Холланд посмотрел мне в лицо.

– Сера, что с тобой происходит? Последние пару дней ты сама не своя. Что-то не так?

– Что может быть не так?..

Я осеклась. Очень многое не так, начиная с того, почему сир Холланд по-прежнему ежедневно меня тренирует. Ведь не затем, чтобы подготовить, если мне придется защищать себя или если королева решит, что мои умения можно использовать в своих целях.

Сир Холланд вел себя так, словно выживание Ласании все еще зависело от меня, что Первозданный Смерти придет за мной. Мне не хватало духу передать ему слова Первозданного. Наверное… ему хотелось верить, что надежда есть, ведь распространению Гнили ничто не могло помешать. Единственный известный нам способ с ней справиться – убить Первозданного.

Гниль разрасталась. За последний месяц прошло несколько дождей, но очень слабых. А перед тем грозы принесли град, который побил овощи. Люди беспокоились, что урожай зерна будет вполовину меньше, чем в прошлом году.

Долго ли продержится Ласания?

А еще были убитые сестра и брат Казин. Тот маленький ребенок. И никаких ответов, почему это случилось.

Я ходила в их квартал на следующий день и расспрашивала о семье Казин. Узнала, что их родители умерли в прошлом году. О брате с сестрой и их родителях никто и слова плохого не сказал. О Гален отзывались как о благопристойной и скромной, она часто гуляла по утрам в садах с ребенком. Никто не знал, кто его отец. Соседи считали, что это какой-нибудь шалопай, который бросил ее, узнав о беременности. Магуса называли легкомысленным, но порядочным и дружелюбным. Выяснилось, что он служил гвардейцем в Карсодонии. Он был невысокого ранга – не королевским гвардейцем и не королевским рыцарем, но защитником города. Интересно, не встречала ли я его раньше? Не проходила ли мимо него в коридорах Вэйфейр? Он был одним из тысяч, именем без лица. Также я знала, что были убиты еще четверо смертных.

 

«Я буду присматривать».

По шее пробежал холодок. А еще был он. Бог, имени которого я не знала. У меня ушла почти неделя, чтобы в полной мере осознать, что я угрожала богу. И целовала. Получала удовольствие от его поцелуя. Но чего я не могла понять, так это почему все казалось таким правильным, когда я была рядом с ним. Это ощущение по-прежнему не имело смысла, но я не могла не думать: не присматривает ли он за мной, когда я хожу по улицам Карсодонии? И как бы ни было идиотски глупо, безрассудно и тревожно… предвкушала, что наши пути снова пересекутся. Я хотела знать, почему он меня поцеловал. Были другие способы остаться незамеченными – для начала просто убежать от тех богов.

Я посмотрела на закрытую дверь.

– Не знаю. Настроение странное.

Сир Холланд подошел ко мне и отдал кинжал.

– Уверена, что это все?

Я кивнула.

– Я тебе не верю.

– Сир Холланд…

– Не верю, – настаивал он. – Знаешь, почему мы по-прежнему тренируемся каждый день?

Я крепче сжала кинжал. Слова, что я хотела сказать, вскипали во мне.

– Честно? Я не знаю, почему мы это делаем.

Он вскинул брови.

– Сера, это был риторический вопрос.

– А не должен быть, – бросила я. – Так какой в этом смысл?

Он изумленно уставился на меня.

– Смысл? Жизни…

– …всех в Ласании зависят от того, покончу ли я с Гнилью, – перебила я. – Знаю. Я живу с этим с самого рождения. И вспоминаю об этом каждый раз, когда Гниль перекидывается с одной фермы на другую. А еще когда нет дождей, когда солнце продолжает выжигать урожай, когда думаю, что принесет зима. Я никогда не забываю обо всех этих жизнях. – Я сделала резкий вдох, но не стала задерживать дыхание, как он меня учил. Для воздуха не осталось места. – Я думаю об этом всякий раз, когда захватывают наш корабль или приходят слухи об очередной осаде. Все мои мысли, когда пытаюсь уснуть, или поесть, или делаю еще что-то, – о том, что я была Девой, а Первозданный Смерти счел меня недостойной.

– Не думай, что ты недостойна. На тебе нет проклятия. Ты несешь искру жизни. Несешь надежду. Возможность будущего. Ты не знаешь, что думает Первозданный Смерти.

– А как он может этого не думать?

Сир Холланд покачал головой.

– То, что происходит с Гнилью, – не твоя вина.

Я чуть не рассмеялась абсурдности его утверждения. Некоторые считают, что Первозданные рассердились и Гниль – свидетельство их гнева. Поэтому верующие заполнили храмы, а вину возлагают на всё, от неудачных браков до поддельных икон. Они близки к истине, даже не понимая того. Другие взваливают вину на корону. Обвиняют короля с королевой в том, что они не подготовились к ухудшению погодных условий и почвы. И они тоже правы. Корона сложила все яйца в одну корзину, и эта корзина – я. Лишь недавно корона начала запасать продукты, которые можно засушить или законсервировать, и распорядилась высаживать более неприхотливые растения. Король с королевой пробуют заключать союзы, и хотя ни одна попытка не закончилась так плачевно, как с Водинскими островами, никто не хочет связываться с королевством, которое не может прокормить свое население.

Я по пальцам одной руки могла сосчитать, сколько людей знает, что Ласания обречена. Срок соглашения, заключенного королем Родериком, заканчивался. Я не только была обещана Первозданному, само мое рождение означало, что срок сделки подошел к концу. И даже если бы Первозданный Смерти забрал меня, Ласания продолжала бы катиться к гибели.

Я провела пальцем по лезвию. Бога можно убить, если разрушить тенекамнем мозг или сердце. Или парализовать, если оставить клинок в теле. Но Первозданные – другое дело. Если поразить тенекамнем их мозг или сердце, это лишь ранит, но не убьет. Они ослабеют, но не настолько, чтобы стать по-настоящему уязвимыми для тенекамня.

Но их можно убить.

Любовью.

«Заставь его влюбиться, стань его слабостью и покончи с ним».

Вот к чему я готовилась всю свою жизнь. Я научилась искусно владеть кинжалом, мечом, луком и могла защититься в рукопашной схватке. Мне рассказали, как себя вести, чтобы понравиться Первозданному, когда он меня заберет, а куртизанки из «Нефрита» учили, что самое опасное оружие – не то, которое творит насилие. Я была готова, чтобы заставить его влюбиться в меня. Стать его слабостью и убить.

Это был единственный способ спасти Ласанию.

Любые сделки, заключенные между богом или Первозданным и смертным, после смерти бога или Первозданного, ответившего на призыв, закрываются в пользу человека. В нашем случае это означало, что все, что делало Ласанию сильной две сотни лет назад, вернется и сохранится до конца времен. Это моя семья выяснила за то время, что прошло до моего рождения.

Но Первозданный меня не забрал, поэтому эти знания оставались бесполезными. Я… все испортила. Он посмотрел на меня и, возможно, увидел это во мне. То, что я старалась скрыть.

Я вспомнила, что сказала моя старая няня Одетта, когда я спросила ее: «Как ты думаешь, мама гордится, что ее дочь – Дева?»

Няня схватила мой подбородок скрюченными холодными пальцами и сказала: «Дитя, Судьбы знают, что тебя осенили жизнь и смерть и создали то, чего не должно быть. Как может она испытывать что-то, кроме страха?»

Мне не стоило задавать тот вопрос, но я была ребенком, и… просто хотела знать, гордится ли мама.

И не следовало спрашивать у Одетты. Да благословят ее боги, но она тупа, как нож, который не точили годами, и с причудами. Всегда такой была. Но она обращалась со мной так же, как с другими.

Ее слова не имели ни малейшего смысла, но порой я думала, не говорила ли она о моем даре? Не ощутил ли его Первозданный Смерти? И важно ли сейчас это вообще?

Я провалилась.

– Как это может быть не моя вина? – возмутилась я и, развернувшись к манекену, метнула кинжал.

Клинок ударил в грудь, прямо туда, где должно находиться сердце.

Сир Холланд уставился на манекен.

– Видишь? Ты же знаешь, где сердце. Так почему не попала раньше?

Я повернулась к нему.

– У меня глаза были завязаны.

– И что?

– И что? Зачем я вообще тренируюсь вслепую? Или ожидается, что я в ближайшее время ослепну?

– Надеюсь, что нет, – сухо ответил он. – Это упражнение помогает обострить другие чувства. Ты это знаешь, как и все остальное, что положено?

– Что бы это ни было, уверена, ты мне скажешь.

Я сердито перебросила косу через плечо.

– Это не твоя вина, – повторил он.

От этих слов ком подкатил к горлу. С такой же мягкостью он говорил со мной, когда мне было семь и я плакала, пока не разболелась голова, потому что все уехали в загородное поместье, а мне пришлось остаться. Такое же сочувствие он проявил, когда в одиннадцать лет я подвернула ногу, неудачно на нее приземлившись; и когда в пятнадцать не сумела отразить его удар, который чуть не вспорол мне живот. Он успокоил меня, когда я переживала, впервые отправляясь к куртизанкам в «Нефрит» незадолго до моего семнадцатилетия. Я не хотела туда идти. Сир Холланд и моя сводная сестра Эзра – единственные, кто не обращался со мной так, будто я была не живым человеком, а средством, которое не сработало.

Я тяжело сглотнула.

– Ага, нужно, чтобы кто-нибудь сказал это королеве.

– Твоя мать… – Сир Холланд провел рукой по коротко остриженным волосам. – Она суровая женщина. Мы с ней во многом не соглашаемся, когда речь идет о тебе. Думаю, ты это знаешь. Но история повторяется, и королева видит невзгоды, которые терпит народ.

– Так, может, ей стоит призвать бога и попросить прекратить невзгоды?

– Ты же это не всерьез?

Я открыла было рот, чтобы ответить, но потом передумала и вздохнула. Ну конечно не всерьез. Редко кому хватало отчаяния или глупости, чтобы отправиться в один из храмов. Но такое случалось. Я слышала истории.

Орлано, повар в замке, однажды рассказывал, что в детстве жил по соседству с человеком, который призвал бога и сказал, что хочет получить руку дочери богатого землевладельца, отвергающего его брачные предложения.

Бог в точности исполнил желание просителя.

Преподнес ему руку девушки.

Внутри у меня все сжалось, когда я шла к манекену. Что это за бог, если он способен на такое?

Что за бог убивает младенцев?

– Ты считаешь себя недостойной? – тихо спросил сир Холланд.

Потрясенная вопросом, я уставилась перед собой, не видя мешка, заменяющего голову манекена.

– Первозданный Смерти, отвечая на просьбу Родерика, попросил взамен супругу. Он явился и ушел без меня – без того, о чем просил. И с тех пор не возвращался. – Я посмотрела на рыцаря. – А ты что думаешь?

– Может, он решил, что ты не готова.

– Не готова к чему? Как именно он определяет, что супруга готова?

Он покачал головой.

– Может, хотел, чтобы ты повзрослела. Не все считают девушек в семнадцать или восемнадцать лет достаточно зрелыми и готовыми к браку…

– А в девятнадцать? Двадцать? К девятнадцати большинство уже состоят в браке или помолвлены.

– Тавиус не женат. И принцесса Эзмерия не замужем. И я не женат, – указал сир Холланд.

– Тавиус не женат, потому что принцесса Кейли захворала, и ты же знаешь, он слишком ленив, чтобы взойти на трон. Поэтому будет откладывать женитьбу как можно дольше. А у Эзры другие планы. Ты же… – Я нахмурилась. – А ты почему не женат?

Сир Холланд пожал плечами.

– Мне просто не хотелось. – Мгновение он смотрел на меня. – Думаю, он придет за тобой. Вот почему я все еще тебя тренирую. Я не теряю надежды, принцесса.

Я издала короткий смешок.

– Не называй меня так.

– Как?

– Принцессой. Я не принцесса.

– Правда? – Он скрестил на груди руки, как делал всегда, когда не пытался пнуть меня под зад или ранить острым колющим предметом. – Тогда кто же ты?

Кто же я?

Я посмотрела на свои руки. Хороший вопрос. Пусть я и королевской крови, но это признавали лишь трижды за всю мою жизнь. И определенно со мной не обращались соответствующим образом. Вся моя жизнь была сосредоточена на том, что я стану…

– Убийца?

– Воин, – поправил он.

– Приманка?

Выражение его лица было таким же мягким, как кусок черствого хлеба, который я стащила утром на кухне.

– Ты не приманка. Ты ловушка.

Я стала всего лишь оружием из плоти и крови.

Кем еще я могу быть? Что лежит под поверхностью? Я размышляла над этим, играя повязкой, которая висела на моей шее. У меня нет времени на хобби и развлечения. Нет других навыков, кроме умения держать кинжал или лук и следовать этикету. У меня нет задушевных друзей – я не считала ими даже Эзру и сира Холланда. Когда я росла, ко мне допускали только няньку. Камеристку прогнали из опасений, что она будет дурно на меня влиять. Не то чтобы я нуждалась в постоянной компании. Но иметь друзей было бы неплохо. Все, что у меня имелось, помимо предназначения, – это мое озеро, и я не знала, считается ли оно, поскольку это… всего лишь озеро.

Я с усилием выдохнула. Я не любила об этом думать – ни о чем из этого. Если честно, я вообще не любила думать. Потому что когда думала, чувствовала себя настоящим человеком. Не могла остановить мысли и зацикливалась на воспоминании, что испытала облегчение, когда Первозданный отверг меня. Я тонула в чувствах стыда и эгоизма. В такие дни мне приходилось принимать снотворное, которое целители изготавливали для мамы. Однажды, когда сир Холланд занимался делами королевской гвардии, а Эзра навещала подругу за городом, я проспала почти два дня. Никто обо мне даже не спросил. А проснувшись, я смотрела на флакон, думая, как было бы легко выпить его весь. Ладони вспотели, как всякий раз, когда это вспоминала, и я вытерла их о бедра. Не любила думать также о том дне, когда флакон стал подобием призрака, блуждающего по Темным Вязам, отказываясь уйти в Страну теней.

– Давай, – сказал сир Холланд, выдергивая меня из размышлений. – Надень повязку и продолжай, пока не поразишь цель.

Я со вздохом натянула ткань на глаза, а сир Холланд завязал так, чтобы повязка не сдвинулась. Я позволила миру погрузиться в темноту – что еще мне делать? Где я должна быть?

Сир Холланд повернул меня к манекену, и я почувствовала, как мужчина отошел. Крепче сжимая кинжал, я думала о том, что он сказал. Воин. Может, он и прав, но ко мне подходит еще одно определение.

Мученица.

Независимо от того, придет ли за мной Первозданный и справлюсь ли я, если он придет, конечный результат будет тем же.

Я не выживу.

* * *

Закончив тренировку с сиром Холландом, я, мучаясь от головной боли, осторожно спускалась по узкой лестнице, где попадались скользкие ступеньки. Солнце пыталось пробить темноту. Этот коридор был самым сумрачным в восточном крыле замка Вэйфейр. Я шла к последней маленькой комнате в конце тихого коридора. Дверь была приоткрыта, и я надавила на нее.

 

На столе возле узкой кровати мерцала свеча, бросая мягкий свет на маленькое тело, лежащее на матрасе. Я на цыпочках направилась к табурету у кровати, поморщившись, когда под ногами заскрипели доски. Но человек на кровати не шелохнулся.

В последнее время Одетта много спала, ее сон был все крепче. Она уже была старой, когда я пришла в этот мир, а теперь… ее срок близился к концу. Скоро она покинет царство смертных и отправится в Страну теней, где проведет вечность в Долине.

Мое сердце сжалось, когда мой взгляд упал на седые волосы, все еще невероятно густые, и переместился к скрюченным, покрытым пятнами рукам, лежащим поверх одеяла – слишком толстого для такого дня, когда в окно дует теплый ветер, шевеля лопасти потолочного вентилятора. Я поправила край одеяла.

Узнав, что Первозданный не забрал меня, Одетта посмотрела на меня слезящимися глазами и сказала: «Смерть не хочет иметь ничего общего с жизнью. Нечему тут удивляться».

Я тогда не вполне поняла, что она имела в виду. До сих пор это было неясно. Но ее ответ не удивлял. Одетта никогда меня не баловала. Никогда не проявляла особой любви, но была мне матерью в большей степени, чем настоящая. И скоро ее не станет. Даже теперь она была так неподвижна.

Слишком неподвижна.

Я смотрела на ее впалую грудь, и у меня перехватило дыхание. Я не замечала никакого движения. Мое сердце заколотилось. Кожа старушки была бледной, но вряд ли это восковой налет смерти.

– Одетта? – Мой голос прозвучал резко.

Ответа не последовало. Я встала и повторила ее имя. Во мне разгоралась паника. Неужели… она умерла?

Я не готова.

Я потянулась к ее руке, но остановилась прежде, чем коснулась ее. Прерывисто вдохнула. Я не готова к тому, чтобы она ушла. Не сегодня. Не завтра. К моей руке прилил жар, а пальцы зависли в нескольких дюймах от ее…

– Нет, – прохрипела Одетта. – Не смей.

Я перевела взгляд на ее лицо. Глаза были слегка приоткрыты, и я заметила, как потускнела их когда-то яркая голубизна.

– Я ничего не делала.

– Может, я стою одной ногой в Долине, но еще не выжила из ума. – Она дышала слабо. – И не ослепла.

Я взглянула на свою руку, которая зависла в нескольких дюймах от ее кожи, и отдернула, прижав к сердцу, продолжающему гулко биться.

– Одетта, наверное, тебе померещилось.

С ее губ сорвался сухой, надтреснутый смех.

– Серафена, – сказала она, и я вздрогнула. Полным именем меня называла только она. – Посмотри на меня.

Зажав руки между коленями, я взглянула на нее. Я не застала времена, когда на ее лице не было глубоких морщин.

– Что?

– Не прикидывайся простушкой, девочка. Я знаю, что ты собиралась сделать, – просипела она. Я хотела отрицать, но она меня остановила. – Что я тебе говорила? Все эти годы? Ты разве забыла? Что я тебе говорила?

Чувствуя себя маленьким ребенком, я неловко поерзала на краю табуретки.

– Больше никогда этого не делать.

– И как ты думаешь, что случится, если ты это сделаешь? Когда ты была ребенком, тебе повезло. Но больше такого не будет. Ты навлечешь на себя гнев Первозданного.

Я кивнула, хотя мне везло не раз с тех пор, когда в детстве я воскресила Баттерса. Ни разу мой… дар не привлек внимания Первозданного Смерти. И я…

Не знала, что собиралась сделать.

Дрожа, подняла руки и посмотрела на них. Сейчас они казались нормальными. Как и всё во мне. Я прерывисто выдохнула.

– Я думала, что ты умерла…

– И умру, Серафена. Скоро.

Я посмотрела ей в глаза. Это игра моего воображения или она кажется под одеялом еще меньше? Более исхудавшей?

– Я прожила достаточно долго. Я готова.

Я прикусила задрожавшую губу и кивнула.

Пусть эти глаза потускнели, но в них все еще есть сила удерживать мой взгляд.

– Знаю. – Я сцепила руки и крепко прижала к коленям.

Она пристально смотрела на меня, полуприкрыв глаза.

– Ты пришла еще зачем-то, кроме как потревожить меня?

– Хотела тебя проведать.

Это была правда, но существовала еще одна причина. Вопрос, который некоторое время не давал мне покоя.

– И я хотела кое о чем спросить, если ты не против.

– Мне нечем заняться, кроме как лежать и ждать, когда ты уйдешь, – проворчала она.

Я слегка улыбнулась, но улыбка быстро померкла, а внутри у меня все напряглось.

– Когда-то давно ты кое-что сказала, и я хочу знать, что ты имела в виду. – Я взволнованно вдохнула. – Ты сказала, что меня осенили смерть и жизнь. Что это значит? Быть осененной и тем и другим?

Одетта издала хриплый смешок.

– Спустя столько лет ты пришла спросить?

Я кивнула.

– Есть причина, почему ты сейчас спрашиваешь?

– Вообще-то нет. – Я пожала плечами. – Просто я всегда над этим размышляла.

– И решила спросить, пока я не сыграла в ящик?

Я нахмурилась.

– Нет…

Ее белые кустистые брови поползли на лоб. Я вздохнула.

– Ладно. Наверное.

Она рассмеялась хрипло, но ее глаза ярко вспыхнули.

– Не люблю тебя разочаровывать, дитя, но я не могу ответить на этот вопрос. Это провозгласили Судьбы при твоем рождении. Только Судьбы могут сказать тебе, что это значит.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37 
Рейтинг@Mail.ru