Джеймс Бейли
Орел или решка?
Внезапно осознаю, что за один вечер я потерял девушку, дом и работу.
Вот уж действительно, с Новым годом.
Глава 2
– Ну, Джош, по крайней мере, ты понял: если что-то звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой…[6]
Мне было интересно, как скоро кто-нибудь додумается до этой остроумнейшей шутки. Что ж, с начала вечеринки прошло восемь минут и тридцать семь секунд – додумались даже быстрее, чем я предполагал. Приз достается дяде Питеру, который еще не успел переступить порог дома. Выглядит он так, будто прибыл не на «Мерседесе 4×4», а на машине времени прямо из лета 1976 года. Он похож на участника музыкального дуэта Hall & Oates, того, что с жуликоватыми усами. Его рубашка, расстегнутая до середины груди, открывает яркую золотую цепочку и поросль седых волос.
Войдя через парадную дверь, он официально пожимает мне руку, крепко стискивая ее, как будто мы на какой-нибудь конференции, а не на вечеринке. Двадцать лет работы в Сити обеспечили ему не только высокую пенсию, раннюю отставку и шикарную машину, но и привычку пожимать руку всем, кто подвернется: билетерам, кассирам супермаркетов, уборщицам.
– Извини, не успели поменять купленный для тебя подарок, – предупреждает дядя и, не проявляя ни малейших признаков сожаления или смущения, вручает мне пакет. Он жестом указывает на моих кузенов – Петулу, Пенелопу и Персиваля, которые не отрываются от своих новых айфонов.
Ненавижу открывать подарки на глазах у дарителей: как только ты их распаковал, приходится делать вид, что ужасно рад. Сегодня я не хочу улыбаться и притворяться, но у меня нет ни сил, ни желания спорить, когда дядя Питер, стоящий в дверном проеме, призывает меня открыть подарок. Разрываю обертку (похоже, дядя использовал бумагу, в которую уже что-то заворачивали) и обнаруживаю книгу под названием «Как спланировать идеальную свадьбу».
Спереди все еще красуется ценник: £1,99. Даже не знаю, что из этого кажется более оскорбительным[7].
– Уверен, что когда-нибудь это тебе пригодится!
Он хихикает и похлопывает меня по спине, а потом отправляется пожимать руки всем остальным собравшимся в комнате. Вечеринка уже в самом разгаре. Играет музыка – Фрэнк Синатра и Дин Мартин, не какой-нибудь драм-н-бейc. Папа не любит современную музыку, а современным он считает все созданное после 1960-х годов.
Засовываю оберточную бумагу в карман. На мне та же одежда, что была вчера вечером в Лондоне. Я решил, что не хочу возвращаться в нашу с Джейд квартиру и сидеть там в одиночестве. Только не после всего, что произошло. Хорошо, что мои родители живут недалеко от Бристоля. И в такое время нет места лучше дома. По крайней мере, я так думал.
Кузены принимают эстафету от своего отца: каждый из них приветствует меня остроумными соболезнованиями, как будто они не радио во время поездки слушали, а придумывали шутки.
– Джейд Тугуд? Больше похоже на Джейд, которая ни на что не годится[8].
– Очевидно, предложение было не слишком хорошей идеей.
– Вероятно, она была слишком хороша для тебя.
Я изо всех сил стараюсь не реагировать.
Когда я сказал маме, что планирую сделать предложение, она разволновалась и решила собрать семью, соседей и еще целую толпу незнакомых мне людей на вечеринку по случаю моей помолвки. Что может быть хуже, чем провести день, празднуя помолвку в компании едва знакомых людей? Теперь я знаю что: провести с ними день, оплакивая свою несостоявшуюся помолвку, куда труднее.
Когда вчера я попросил все отменить, мама возразила, что приглашения уже разлетелись, и посмотрела на меня так, словно все неделями ждали этого события, разбив палаточный лагерь под открытым небом, поэтому никак нельзя просто обзвонить их и сказать, что вечеринка не состоится.
Баннер «Счастливой помолвки!», висевший на фасаде нашего кирпичного дома 1960-х годов постройки, был перерисован и теперь гласит «Добро пожаловать домой!». Большинство людей просто купили бы новый баннер… Даже нет: большинство людей просто отменили бы вечеринку. Но мои родители – не большинство людей.
Мама целую вечность ждала шанса покрасоваться перед соседями. Предыдущую вечеринку она устроила, когда я первым в нашей семье поступил в университет. Всем говорила, что я отказался от предложений из Оксфорда и Батского университета, хотя на самом деле это был университет Брукса. В нашей деревне главное развлечение – выпендриваться друг перед другом, больше в Кэдбери почти нечем заняться. В соседнем поселке Уэстон-сьюпер-Мэр есть хотя бы пирс и ослы, на которых можно кататься по пляжу, а у нас – только магазин «Рыба и чипсы», аптека, где проходят неофициальные встречи группы «Весонаблюдатели», и «Национальный паб года» (так написано на вывеске. И лишь мелким шрифтом уточняется, что эта награда была присуждена в 1987 году; с тех пор у заведения сменилось пять владельцев).
До меня в нашей деревне никто и никогда не оканчивал университетов. Я хотел вырваться отсюда, увидеть мир, изучать искусство и литературу, влюбиться – но из-за нескольких неудачных решений меня принесло обратно. Похвастаться мне нечем: ни девушки, ни карьеры. Ничего.
Я отхожу от входной двери и заглядываю в гостиную. Папа, как и всегда, когда собирается компания, пользуется случаем заработать. Тщательно оберегая последние сохранившиеся пряди волос, он стоит в углу в клетчатой рубашке, принимая ставки на то, кто из жителей деревни умрет следующим. Если угадаете, кто первым отбросит коньки, – заберете домой котенка (очевидно, после того, как папа получит за него значительный процент). Впрочем, это не идет ни в какое сравнение с тем, как он нажился на моем выпускном, купив туда дополнительные билеты и перепродавая их по грабительским ценам за пределами Барбикана.
Мама тем временем в своей стихии: подносит гостям канапе, как хозяйка светского приема в Нью-Йорке 1920-х годов. Недавно она бросила работу риелтора и теперь ест слишком много шоколада, чтобы с полным правом ходить на встречи группы «Весонаблюдатели», где можно пообщаться и посплетничать. В остальном ее светская жизнь ограничена еженедельными визитами к Грэму, ее психотерапевту; он утверждает, что способен видеть будущее, однако о моем разрыве с Джейд не предупреждал.
Бабуля с каждым моим приездом, кажется, становится все ниже и ниже. Сейчас она танцует и поет посреди комнаты. Спектакль «Волшебник страны Оз» в театре одного актера – для всех, кто готов смотреть и слушать. Она жизнь и душа любого мероприятия.
Хотя вечеринка устроена в мою честь, я не знаю большинство людей, собравшихся в нашей гостиной. Да я и саму гостиную узнаю́ с трудом: мама уставила ее новой мебелью и украсила безделушками, которые папа завтра вернет в магазины. Кажется, что мы попалив журнал «Домашний очаг», но только на один день. Новый диван. Пледы, подушки и пуфы. Маленькие таблички с вдохновляющими цитатами: «Все случайности неслучайны», «Сохраняй спокойствие и двигайся вперед!», «То, что вас не убивает, делает вас сильнее». Даже подставки для напитков говорят мне: «Живи, люби, смейся».
Над камином висит гирлянда моих школьных фотографий; на каждой красуется знак копирайта, прямо на моем лице. Папа уверен, что заключил выгодную сделку и «взломал» систему: распечатал фото с сайта, вместо того чтобы платить «этим грабителям» в фотостудии.
Из тех, кого я знаю, здесь Мадлен – самопровозглашенный мэр деревни; обычно именно она организовывает подобные мероприятия. Без сомнения, позже она оценит нашу вечеринку – по косточкам разложит. Мадлен пришла со своим мужем Джеффом, у которого тревожное расстройство: он ненавидит любые неловкие ситуации. Еще у Джеффа фобия: он боится есть на публике. Желая избежать неловкости, он не отказывается от канапе, которыми его угощают, и к концу дня его карманы будут набиты сливочным сыром и копченым лососем.
Я оборачиваюсь и замечаю нашего соседа Десмонда, который пристает к женщинам вдвое моложе его и рассказывает ужасные шутки, которые никогда не доходят до кульминации. Скоро он будет храпеть и давиться во сне своей вставной челюстью. Его жена Берил, сидя в инвалидном кресле, говорит всем, кто готов ее слушать, что не хочет рассказывать о своем здоровье, – а потом подробно излагает историю всех своих многочисленных болезней. Удивительное дело: какая бы медицинская проблема ни возникла у любого из соседей, вскорости у Берил появится такая же. Это как если бы деменцией можно было заразиться воздушно-капельным путем, а потом вылечиться за месяц.
Снова раздается звонок в дверь, и я возвращаюсь к своим обязанностям.
– О, мне правда очень жаль, Джоши, – говорит Карен, моя бывшая няня, войдя в дом.
Мама действительно пригласила всех. Карен, по-видимому, не понимает, что прошло два десятилетия с тех пор, как она укладывала меня в кровать и любую беду могло поправить ласковое слово. Она протягивает мне коробку со сладостями, которую я кладу поверх быстро растущей горы других коробок, банок и контейнеров с подаренными шоколадными конфетами. Не исключено, что это те самые коробки, которые мы дарили сегодняшним гостям на прошлой неделе, и сейчас они просто возвращают их с оставшимися там батончиками «Баунти» и «Милки Уэй».
– Не волнуйся, я уверена, что ты скоро встретишь кого-нибудь другого.
– Спасибо, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – Проходите туда, – указываю в сторону гостиной, где Джефф уже начал сильно потеть.
Даже не знаю, что хуже – шутки или сочувствие. Я еще не готов ни к тому ни к другому. Хочу свернуться где-нибудь клубочком, выплакаться и набить рот всем этим шоколадом. Прошло всего двадцать четыре часа. Я не думаю о том, что рано или поздно встречу кого-то другого. Я не хочу, чтобы эта красивая, соблазнительная, пока еще неведомая вторая половинка, которую мне все время обещают, ждала меня где-то в большом мире. Я хочу быть с Джейд, хочу того будущего, которое мы планировали, и чтобы моя жизнь вернулась на круги своя. Но как будто мало того, что я переехал в родительский дом, – кажется, теперь я должен делить свое горе со всей деревней.
Я собираюсь поприветствовать очередного незнакомца из прошлого, но тут из гостиной доносится крик. Спешу посмотреть, что случилось, и обнаруживаю дрожащего Джеффа, который не может дышать: у него паническая атака. Чья это была идея – пригласить самого тревожного человека в мире на самую неловкую вечеринку на свете? Джеффа усаживают на диван – и запасы канапе взрываются в его задних карманах; сливочный сыр разлетается во все стороны и размазывается по комнате. Мама хватает мокрое кухонное полотенце и мечется вокруг, жалуясь, что не может оттереть пятно с обивки дивана. У папы вытягивается лицо: он понимает, что теперь не сможет вернуть диван в магазин; деньги, полученные от тотализатора, не покроют расходы на вечеринку.
Тем временем Мадлен не только не беспокоится о муже, но и выглядит подозрительно счастливой (похоже, наша вечеринка не смогла затмить ее летний прием). Бабуля настаивает на том, что шоу должно продолжаться. Берил берет пример с Джеффа и тоже симулирует приступ паники. А Десмонд каким-то образом все проспал. Все остальные толпятся вокруг Джеффа. Я ничем не могу ему помочь, поэтому пользуюсь всеобщей суматохой и проскальзываю в свою спальню, успев увидеть, как дядя Питер старательно пожимает руки прибывшим врачам скорой помощи.
Я жил здесь десять лет назад, и сейчас эта комната самым наглядным образом показывает, что моя жизнь сделала круг. Все здесь, на удивление, осталось по-прежнему. Плакаты с Дэвидом Бекхэмом и Майклом Оуэном все еще украшают бежевые стены, на полке стоит лавовая лампа, а на шкафу лежат мягкие игрушки «Бани», которые я собирал в детстве. Я был практически уверен, что папа сдает мою комнату через Airbnb[9], но никаких постояльцев здесь нет – только дедуля, который сидит на моей кровати и смотрит по телевизору фильм «Эта замечательная жизнь», не обращая внимания на панику, царящую внизу.
– Прости, Джош. Надеюсь, ты не возражаешь. Для меня там немного шумно.
Мама определенно унаследовала свою коммуникабельность не по отцовской линии. В отличие от бабули, которая любит быть в центре внимания, дедушка старается избегать шумных сборищ. Его редко можно увидеть на публике. Единственный повод выйти в свет – это еженедельные уроки танцев с бабушкой, и то он стремится уйти сразу после занятий, тогда как бабуля обычно задерживается и слоняется без дела, со всеми болтая. Дед любит проводить время в одиночестве: играет на органе, который стоит у них в коттедже, или смотрит телевизор. И все же, несмотря на различия, они женаты уже почти шестьдесят лет и всегда выглядят влюбленными.
– Что ты обо всем этом думаешь? – дедушка всегда задает этот вопрос, и я никогда не понимаю, что конкретно он имеет в виду.
– О вечеринке? Скажем так: сидя здесь, ты ничего не теряешь.
– Тогда составь мне компанию и посмотри со мной фильм, – он жестом приглашает меня сесть рядом с ним на кровать.
Я смотрел этот фильм почти каждое Рождество, сколько себя помню. Это единственный фильм, который всегда заставляет меня плакать.
Мы сидим в тишине и смотрим телевизор. В отличие от всех остальных, дед знает, что я не хочу говорить о Джейд. Когда Джордж Бейли и Мэри вот-вот воссоединятся на экране, дедуля понимает, что смотреть на это мне тоже не стоит.
– Мы все знаем, чем он закончится. Хочешь посмотреть что-нибудь другое? – предлагает он, протягивая мне пульт от телевизора.
– На твоем месте я бы не доверял моему выбору: в данный момент я ничего не могу сделать правильно, – говорю я.
Сначала даже не понял, услышал ли он меня: дед молчал добрых тридцать секунд.
– По-моему, ты слишком суров к себе. Эта девушка в Лондоне… Это она приняла неправильное решение, а не ты, – в конце концов отвечает он.
– Спасибо, дедуля, но серьезно: посмотри на все решения, которые я принял, и на то, куда они меня привели. Я взялся не за ту работу. Я неправильно выбрал девушку и неправильно выбрал время, чтобы сделать ей предложение. Чаще всего я сам не знаю, чего хочу, а если все же делаю выбор, он оказывается неправильным… – Я смотрю на него. – Извини, что не сдержался и выплеснул все это на тебя: просто уже сутки все мысли только об этом.
Он кладет руку мне на колени.
– Когда я был молод, у нас не было такого большого выбора, как у тебя, мы просто жили как жили. Я бросил школу в тринадцать лет и начал работать. Хотел ли я быть строителем? Я никогда не знал ничего другого. С удовольствием стал бы пианистом, но жизнь сложилась именно так. А еще прежде, до меня, мужчины в нашем роду поголовно шли работать в шахту и женились на соседках.
– Может, так было бы лучше, – бормочу я и тут же вспоминаю, что у меня клаустрофобия, а моей ближайшей соседке восемьдесят четыре и она страдает ипохондрией.
– Я не говорю, что сейчас лучше или было лучше тогда, но я смотрю на ваше поколение и думаю: как вам повезло, что у вас так много возможностей! Вы можете делать со своей жизнью что угодно. Тебе просто нужно решить, чего ты хочешь, и идти к этому.
– Но откуда мне знать, чего я хочу?
– Когда ты найдешь это, то тут же поймешь, ты же умный парень, – дедушка подмигивает и треплет меня по голове. – У тебя гораздо больше времени, чем у меня, чтобы разобраться с этим.
– Я хотел Джейд.
– Знаю. Что бы я тебе ни сказал, это ничего не изменит… и все-таки послушай. До знакомства с твоей бабушкой мне нравилась одна девушка. Когда она отказала мне и стала встречаться с моим другом, я был опустошен… А потом оказалось: ее отказ – лучшее, что когда-либо со мной случалось. Через несколько недель я впервые увидел твою бабушку. Только подумай: тебя бы сегодня здесь не было, если бы все сложилось иначе.
Я видел черно-белые фотографии дедули в молодости и с трудом верю, что какая-нибудь девушка могла ему отказать. Сейчас у него все тот же пробор сбоку, вот только волосы седые, а не каштановые.
Он медленно переключается с канала на канал, чтобы посмотреть, что там еще идет, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не выхватить у него пульт.
– Похоже, вот-вот начнутся «Гринч» и «Один дома», – наконец объявляет он.
– Мне все равно, что смотреть.
– Почему бы не подбросить монетку? У тебя есть? – он проверяет свои карманы, забыв, что его пальто с бумажником осталось внизу.
Я роюсь в карманах и вытаскиваю оттуда все содержимое. Смотрю на пятидесятипенсовую монету, которую подобрал вчера вечером, и на коробочку с кольцом. Дедушка делает вид, что не замечает никакой коробочки.
– Давай поторопимся и подбросим уже эту монету.
Подбрасываю монету и смотрю, как она взлетает, вращаясь в воздухе, – и в этот момент мне в голову приходит идея. И это просто фантастика…
