Джим Батчер
Архивы Дрездена: Маленькое одолжение. Продажная шкура
Глава 21
– Если бы я знала, кто из доверенных лиц Марконе готовится предать моего работодателя, – заявила мисс Гард, сдерживая раздражение, – они перестали бы считаться доверенными. Полагаю, вы без особого труда найдете кого-нибудь, кто объяснит вам, Дрезден, смысл понятия «измена» – если, конечно, вы попросите как следует.
Майкл молча улыбнулся. Он сидел у верстака с одним из своих тяжелых кинжалов в руке, старательно очищая клинок от малейшего намека на ржавчину. Хендрикс сидел на табуретке с противоположной стороны верстака и, разобрав пистолет, тщательно чистил его.
– Ладно, – сказал я Гард. – Если так, почему бы нам не начать со всех, кто знал местоположение убежища Марконе?
Гард прищурилась, внимательно разглядывая меня. Выглядела она заметно лучше. Конечно, выглядеть хуже, чем будучи выпотрошенным, довольно трудно, но от смерти ее, похоже, отделяли уже не один-два шага, а не меньше десяти. Она сидела на раскладушке, прислонившись спиной к стене мастерской, и хотя лицо ее оставалось бледным и чудовищно изможденным, взгляд голубых глаз сделался ясным, острым.
– Я так не считаю, – тихо произнесла она.
– Боюсь, от секретов Марконе будет не много прока, если он погибнет или окажется под контролем одного из Падших.
– Я не могу, – сказала она.
– Ой, да бросьте же, – устало вздохнул я. – Адские погремушки, я ведь не прошу у вас коды запуска ядерных ракет.
Она сделала глубокий вдох.
– Я. Не. Могу, – произнесла она, делая ударение на каждом слове.
– Ладно, – пророкотал Хендрикс со своего места у верстака. – Скажи ему.
Гард нахмурилась, глядя ему в затылок, но все же кивнула и повернулась ко мне.
– Сравнительно немногие в нашей организации знали о существовании убежища, но я не уверена, что это для нас сейчас важнее всего.
Я уставился на нее – так резко она переключила передачу. Только что эта женщина держалась как непробиваемая каменная стена, и вот уже разговаривает как ни в чем не бывало. Даже Майкл оторвался от своего кинжала и, хмурясь, покосился в ее сторону.
– Не это? – удивился я. – Если не это для нас важнее всего, то что же тогда?
– Количество людей, которые могли бы собрать воедино факты из различных источников, – ответила Гард. – Надо было платить подрядчикам. Заказывать материалы. Согласовывать изменения в планировке с архитекторами. Десятки различных мелочей давали понять, что Марконе что-то строит – этого достаточно, чтобы возбудить чье-то любопытство и заставить этого кого-то копнуть глубже.
Я хмыкнул:
– В результате этот «кто-то» мог многое узнать, расспросив архитекторов. Или строителей.
– Вот именно. В данном случае мой босс проявил непростительное небрежение тем, что касалось конфиденциальности. Я настаивала на принятии обыкновенных мер предосторожности, но он отказался.
– Обыкновенные меры, – произнес я. – Вы имеете в виду убийство всех, кто работал над этим?
– Потайные ходы и потайные убежища лишены смысла, если они не потайные, – ответила Гард.
– Может, ему просто не хотелось убивать кучу своих подчиненных, чтобы прикрыть собственную задницу? – предположил я.
Гард пожала плечами:
– Меня наняли не для того, чтобы выносить моральные суждения, Дрезден. Я советница. Я дала такой совет.
Я хмыкнул.
– Так кто же мог знать? Строители. Люди, ведущие бухгалтерию.
– И любой из тех, с кем они разговаривали, – добавила Гард.
– Это делает круг подозреваемых чуть больше, чем хотелось бы для пользы дела, – заметил я.
– Совершенно верно.
– Стоп, – спохватился я. – Время Оккама.
Гард непонимающе смотрела на меня.
– Оккама? – переспросила она.
– Бритва Оккама, – кивнул я. – Самое простое объяснение чаще всего и оказывается правильным.
Губы ее чуть изогнулись.
– Как мило.
– Если мы будем очерчивать круг подозреваемых, включая в него всех и каждого, кто хотя бы мог что-то слышать, мы зайдем в тупик. Если мы сузим этот круг до наиболее очевидных типажей, то получим хоть что-то, с чем можно работать, и наши шансы вычислить предателя увеличатся.
– Наши? – переспросила Гард.
– Называйте как хотите, – буркнул я. – Итак, кто имел наибольший доступ? Только подрядчиков давайте сразу за рамки выведем. Они, как правило, не настолько кровожадны, да и половина девелоперов в городе принадлежит Марконе.
Гард согласно кивнула.
– Очень хорошо. Один из трех или четырех счетоводов, практически все из круга наиболее приближенных и один из двух или трех расстрельщиков.
– Расстрельщиков? – переспросил Майкл.
– Когда возникает проблема, – объяснил я ему, – они ее расстреливают.
Гард рассмеялась – и тут же поморщилась, схватившись обеими руками за живот.
– Вы поосторожнее, – посоветовал я ей. – Сильно болит?
– Пройдет, – пробормотала Гард. – Пожалуйста, продолжайте.
– А как насчет Торелли? – поинтересовался я.
– В каком смысле?
– Может ли он являться тем, кого мы ищем?
Гард закатила глаза:
– Помилуйте. У этого человека интеллект лоботомированной черепахи. И потом, Марконе довольно давно в курсе его амбиций.
– Если он в курсе, – спросил я, – как вышло, что Торелли до сих пор платит налоги?
– Потому что мы использовали его, чтобы с его помощью выводить других потенциальных узурпаторов власти на свет, где с ними легче разобраться.
– Хм. – Я нахмурился. – А мог ли он, скажем, оказать давление на кого-нибудь из тех, кто знал?
– На бухгалтеров, возможно, но я думаю, это в высшей степени маловероятно. Марконе делал все для того, чтобы они относились к его покровительству с энтузиазмом.
– Угу, только мистер лоботомированный Черепах Эртель не настолько умен.
Гард бросила на меня озадаченный взгляд:
– Простите?
– Боже мой, женщина! – возмутился я. – Вы что, доктора Сьюза не читали?
Она нахмурилась:
– Кто такой доктор С…
Я поднял руку:
– Ладно, забудьте. Торелли не настолько умен. Может, он вообразил, что сможет прижать бухгалтера и убрать Марконе из игры прежде, чем тот успеет оказать то покровительство, к которому относятся с энтузиазмом?
Гард поджала губы:
– Глупости у Торелли в избытке. Но еще он вонючий, трусливый любитель порыться в крысином дерьме. – Она прищурилась. – Почему вы так сосредоточились на его особе?
– О, – признался я. – Я не могу сформулировать ничего конкретного. Но мои инстинкты – а они у меня настроены отменно – говорят мне, что он враг.
Гард улыбнулась:
– Он пытался вас убить?
– Он пытался применить силу к Деметре, когда я заходил туда сегодня утром. Я возражал.
– А, – кивнула она. – А я как раз гадала, как вы нас нашли.
– Мордовороты Торелли пытались застрелить меня непосредственно перед тем, как я сюда приехал.
– Ясно, – кивнула Гард, задумчиво прищурившись. – Что ж, время его мятежа выбрано слишком точно, чтобы считать это простым совпадением.
– Рад, что я не единственный, кому эта мысль пришла в голову.
Она побарабанила пальцем по подбородку:
– Торелли не гений, но свое дело знает. Иначе он не занимал бы такого высокого места в организации. Полагаю, Торелли вполне мог добиться этой информации, если применил немалую хитрость и приложил достаточно усилий. – Она посмотрела на меня искоса. – Вы думаете, динарианцы завербовали его, чтобы он работал на них изнутри?
– Я думаю, им надо было добыть откуда-то информацию насчет убежища Марконе, – ответил я.
– Сами додумались? – спросила Гард с бледной улыбкой.
– Угу. В общем, ваша нора-убежище превратилась в лисью западню. Должно быть, это язвит ваше самолюбие, мисс Консультант по Безопасности.
– Вы даже не поверите, в какой степени, – сказала Гард с недобрым огоньком в глазах. – Но с этим я как-нибудь разберусь, когда время найдется.
– Боюсь, некоторое время вам не придется иметь дела ни с чем, кроме здорового сна, – заметил я.
Она заметно помрачнела:
– Да.
– Поэтому давайте договоримся так: поднятием тяжестей займусь я.
– Как это?
Я огляделся по сторонам:
– Позвольте нам поговорить минуту с глазу на глаз.
Хендрикс, заканчивавший сборку вычищенного и смазанного пистолета, повернул массивное надбровье в мою сторону, подозрительно хмурясь. Майкл тоже поднял взгляд; лицо его застыло ничего не выражающей маской.
Секунду-другую Гард молча смотрела на меня.
– Все в порядке, – произнесла она наконец.
Хендрикс сунул в пистолет свежую обойму, щелкнул затвором, дослав патрон, и все это время смотрел прямо на меня. Потом встал, натянул пальто и шагнул в мою сторону.
Хендрикс ниже меня ростом, что значительно уменьшало его шансы запугать меня. С другой стороны, силищи у него достаточно, чтобы перешибить меня кулаком пополам, и мы оба это понимаем. Он остановился в футе от меня, сунул пистолет в карман и оглянулся на Гард.
– Буду за дверью, – буркнул он.
– Майкл, – произнес я. – Пожалуйста.
Рыцарь Креста встал, вложил кинжал в ножны и последовал за Хендриксом на улицу. Оба шли, старательно сохраняя дистанцию – ни дать ни взять два пса, которые еще не решили, драться им или нет. Я закрыл за ними дверь и повернулся к Гард.
– Дайте мне то, что нужно, чтобы найти и допросить Торелли.
Она покачала головой:
– Я могу дать вам его домашний адрес, местоположение принадлежащей ему недвижимости, точки, которые он регулярно посещает, известных мне помощников, но ни в одном из этих мест вы его не найдете. Он слишком долго в этом бизнесе, чтобы совершить такую ошибку.
– О, да ладно вам. – Я закатил глаза. – У вас наверняка хранятся где-то образцы крови или волос всех ваших сотрудников. Дайте мне те, что принадлежали Торелли.
Гард смотрела на меня с лицом, непроницаемым, как у игрока в покер.
– И да, кстати, – добавил я. – Дайте мне еще образцы Марконе. Если я подберусь достаточно близко, это поможет мне отыскать его.
– Мой работодатель хранит их, соблюдая строжайшие меры безопасности. Он единственный, кто имеет к ним доступ.
Я фыркнул:
– Тогда дайте мне образцы из второго комплекта.
– Второго комплекта?
– Того, который храните вы. Того, о котором не знает Марконе.
Гард отбросила со щеки прядь волос соломенного цвета.
– С чего вы взяли, что у меня есть такие образцы?
Я блеснул зубами.
– Вы же наемник, Гард. Наемникам приходится быть более бдительными по отношению к своим нанимателям, чем к врагам, для борьбы с которыми их нанимали. Они принимают собственные меры предосторожности. Нечто вроде персональной страховки. Даже если бы Марконе не держал собрания образцов, бьюсь об заклад, это все равно сделали бы вы.
Взгляд ее на мгновение скользнул к двери, потом вернулся ко мне.
– Давайте представим на минуту, что у меня есть такое собрание, – сказала она. – С какой стати я поделилась бы им с вами? Вы отрицательно относитесь к бизнесу моего нанимателя и можете нанести ему катастрофический ущерб, окажись такие образцы в вашем распоряжении.
– Господи, ну и чувствительны же вы – с учетом того, какой катастрофический ущерб причиняет его бизнес ежедневно тысячам людей.
– Я всего лишь защищаю интересы моего нанимателя. – Она блеснула зубами в ответной улыбке. – Почти как если бы я была наемником.
Я вздохнул и скрестил руки на груди:
– А если я возьму только образцы Торелли и Марконе?
– Значит, вы все еще сможете использовать это против Марконе в будущем.
– Если бы я хотел навредить Марконе, – возразил я, – мне всего-то достаточно было бы сидеть с упаковкой пива и пакетом крендельков и не мешать ему извиваться.
– Возможно, – признала Гард. – Поклянитесь мне, что вы не используете никаких других образцов, кроме Торелли и Марконе, что вы не используете их для причинения какого-либо вреда и что вернете их мне по первому требованию. Поклянитесь своей силой.
В сверхъестественном мире клятвы играют роль своего рода валюты. Они связывают человека не только теоретически, но и во многих других смыслах. Каждое нарушение обещания вызывает всплеск духовных энергий. Таким сверхъестественным созданиям, как сидхе, нарушенное обещание способно причинить чудовищную боль. Когда обещание нарушает чародей, тем более если он клялся своей силой, результат обратной реакции выглядит иначе: его магические способности уменьшаются. Не то чтобы эффект получается критическим – но стоит вам нарушить достаточно обещаний, и рано или поздно у вас не останется ничего.
С учетом того, насколько опасным сделался мир для чародеев за последние несколько лет, любой из нас был бы просто безумцем, рискуя своими способностями, а следовательно, и возможностью себя защитить. Даже малой их толикой.
Я расправил плечи и кивнул:
– Клянусь своей силой, что я буду соблюдать эти ограничения.
Гард прищурилась, слушая меня, и коротко кивнула. Потом сунула руку в карман – осторожно, чтобы не потревожить рану – и достала маленький серебряный ключ. Она протянула ключ мне.
– Юнион-стейшн, камера двести четырнадцать. Все промаркировано.
Я протянул руку за ключом, но пальцы ее сжались на секунду.
– Не дайте ничему, что вам дорого, стоять прямо перед ячейкой, когда вы ее откроете.
Я выгнул бровь и взял ключ:
– Ясно. Спасибо.
Она чуть натянуто улыбнулась мне:
– Не тратьте времени. Поезжайте.
Я нахмурился:
– Вы так переживаете за своего босса?
– Ни в коем случае, – ответила Гард, закрывая глаза и устало сползая на раскладушку. – Я просто не хочу оказаться поблизости в следующий раз, когда кто-нибудь явится вас убивать.
Глава 22
Машина Мёрфи выглядела так, словно побывала в зоне боевых действий, и на снегу под ней темнели разноцветные потеки. В результате мы поехали на пикапе Майкла. Я сидел в кабине с Майклом, а Мыш разместился в кузове. Да, знаю, это небезопасно, но реальность была такова: двое мужчин нашего калибра и собака размером с Мыша просто-напросто не помещаются в кабине фордовского пикапа. А если бы и поместились, для кислорода бы там просто не осталось места.
Мыша, похоже, холод совершенно не беспокоил. Всю дорогу до Юнион-стейшн он провел, выставив морду сбоку от кабины и счастливо высунув язык. Впрочем, встречный ветер не отличался особой силой: в плохую погоду Майкл водит машину очень осторожно.
После того как мы в третий или четвертый раз миновали машину, выехавшую на тротуар или уткнувшуюся в кювет, я перестал давить ногой на воображаемую педаль газа и понукать Майкла про себя, чтобы тот поспешил. Идти до Юнион-стейшн пешком чертовски дольше, чем ехать с более чем уместной осторожностью.
Всю дорогу мы молчали. Поймите меня правильно: Майкл вовсе не трепло. Просто обычно у него всегда находится что сказать. Он приглашает меня сходить с ним в церковь (чего я не делаю, если только кто-то или что-то за нами не гонится) или, как и положено гордому отцу семейства, рассказывает о проделках кого-нибудь из его детей. Мы обсуждаем Моллины успехи, погоду, спорт или еще чего-нибудь.
Только не в тот раз.
Может, он просто сосредоточен на дороге, убеждал я себя.
Да. Наверное, так оно и было. Очевидно, это молчание не могло иметь никакого отношения к тому, что некий чародей слишком часто открывает свой поганый рот.
Въезд на вокзальную стоянку перегораживала снежная баррикада, оставленная только что проехавшей снегоуборочной машиной, но Майкл просто добавил немного скорости, и «форд», пусть и по инерции, прорвался через этот барьер.
Фонари на стоянке не горели, а поскольку окна первого этажа оказались сплошь завалены сугробами, света внутрь почти не проникало. Многоэтажные стоянки выглядят угрожающе, даже когда вы можете их рассмотреть. Однако когда в них царит абсолютный мрак, они кажутся даже еще более угрожающими – за исключением небольших участков, выхваченных из темноты светом фар.
– Что ж, – заметил я, – по крайней мере, свободных мест здесь полно.
– Кому охота путешествовать в такую погоду? – хмыкнул Майкл.
Он зарулил на ближайшее к нам свободное место, и пикап резко остановился. Майкл покинул кабину, вынул из нее большую спортивную сумку, в которой носит Амораккиус на людях, и закинул ремень на плечо. Я вышел, и Мыш тоже спрыгнул на землю из кузова. Пикап скрипнул и покачнулся на рессорах, освободившись от веса моего большого пса. Щелкнув карабином, я пристегнул поводок к ошейнику, а потом повязал ему на шею штуку вроде передника, на которой написано, что он собака-поводырь. Конечно, это ложь на голубом глазу, зато ходить так в общественных местах гораздо проще.
Мыш одобрительно покосился на передник и терпеливо дождался, пока я не закрепил его маскировку как следует.
– Собака-поводырь? – поинтересовался Майкл с таким выражением лица, что я понял: он чувствует неловкость.
В правой руке он держал фонарик, чей луч скользнул по нам, прежде чем обшарить тени вокруг машины.
– У меня очень редкое заболевание, – объяснил я, почесывая пса под челюстью. – Никакнекадрит. Пес играет роль катализатора при знакомстве или завязке разговора. Или выступает в качестве утешения, если этого не получится. Так или иначе, он совершенно необходим.
Мыш шмыгнул носом и стукнул хвостом мне по ноге.
Майкл вздохнул.
– Вы чудовищно привередливы во всем, что касается соблюдения законов, – сообщил я. – Особенно с учетом того, что имеете при себе спрятанное оружие.
– Прошу вас, Гарри. Мне и так достаточно неуютно.
– Я никому не скажу про ваш меч, если вы не будете говорить никому про мой пистолет.
Майкл вздохнул и направился к выходу. Мы с Мышом последовали за ним.
Стоянка оказалась очень холодной, очень темной, очень зловещей и лишенной какой-либо угрозы. Мы пересекли наполовину погребенную под снегом улицу. Мыш возглавлял нашу процессию, прокладывая путь сквозь сугробы.
– Снегопад снова усилился с заходом солнца, – заметил Майкл.
– Возможно, это дело рук Мэб, – кивнул я. – Если это так, Титании сложнее противостоять ее власти после захода солнца. В то же время агенты Титании все же смогут довольно свободно разгуливать по городу.
– Но вы не уверены, что это работа Мэб? – спросил Майкл.
– Не знаю. Возможно, это просто Чикаго. Что порой не менее страшно, чем Мэб.
Майкл усмехнулся, и мы вошли в здание вокзала. Оно выглядит вовсе не как в той сцене из «Неприкасаемых», если вам интересно. Съемки велись в большом зале, который арендуют для разных престижных собраний. Остальные помещения мало напоминают о Ревущих двадцатых. Они осовременены и выглядят скорее как аэропорт.
На самом деле это даже немного угнетает, если подумать. Я имею в виду, из всех общественных сооружений аэропорты с точки зрения эстетики обычно входят в десятку самых невыразительных. Но конечно, они обходятся гораздо дешевле, а когда выбирать приходится между красотой и экономической эффективностью, обычно выбирают второе. И то правда, весь этот мрамор, коринфские капители и гулкие своды хороши, но не при наших экономических запросах.
Призрак стиля все еще витает в тех частях Юнион-стейшн, которым позволили сохраниться, но, оглядываясь по сторонам, я не могу отделаться от того же ощущения, которое испытываю, глядя на фотографии римского Колизея или, скажем, афинского Парфенона: когда-то это были великолепные места. Когда-то. Но очень, очень давно.
– Где у них здесь камеры хранения? – вполголоса спросил Майкл.
Я мотнул головой в направлении северо-восточного угла здания и двинулся вперед. Билетные кассы были закрыты, за исключением одной, да и там кассир, похоже, удалился в служебную комнату или еще куда. Людей вокруг виднелось немного. Железнодорожные вокзалы вообще не кишат людьми в ночное время, а в такую погоду тем более. Одна измученная девица из службы клиентской поддержки железнодорожной компании «Амтрак» разбиралась с кучкой сердитого вида путешественников, которые, судя по всему, застряли в городе из-за бурана. Она пыталась заказать им гостиницу. Что ж, удачи ей. Аэропорты стояли закрытыми со вчерашнего дня, и для гостиниц настала страдная пора.
– А вы неплохо ориентируетесь здесь, – заметил Майкл.
– Поезда быстрее автобусов и безопаснее самолетов, – ответил я. – Я как-то летал в Портленд, так у летчиков отказали радио, компьютеры и все такое. Им пришлось сажать самолет вслепую, без приборов и связи. Нам повезло, что погода стояла ясная.
– Если верить статистике, это все еще самый безопасный… – начал он.
– Не для чародеев, – убежденно возразил я. – Бывало, я летал без приключений. Пару раз все ограничилось небольшими проблемами. Но после того полета в Портленд… – Я покачал головой. – Там, на борту, были дети. Я собираюсь жить долго. А туда, куда мне нужно, я вполне могу попасть и чуть позже. Привет, Джо! – окликнул я седого уборщика, толкавшего перед собой тележку с чистящими принадлежностями.
– Привет, Гарри, – улыбнулся тот в ответ, проходя мимо.
– Последнее время я частенько здесь бываю, – объяснил я Майклу. – По большей части разъезжаю по делам Паранета. А еще как Страж. – Я закатил глаза к потолку. – Я не хотел этой работы, но будь я проклят, если делаю ее спустя рукава.
Некоторое время Майкл задумчиво смотрел в спину удалявшемуся уборщику, потом снова повернулся ко мне:
– На что это похоже?
– Работа Стража? – спросил я, пожав плечами. – Есть еще четверо Стражей, находящихся, насколько я понимаю, под моим командованием. – Последнее слово я жестом заключил в воздушные кавычки. – В Атланте, Далласе, Нью-Йорке и Бостоне. Но чаще я не мельтешу перед ними и не вмешиваюсь в их работу, а только помогаю, когда нужно. Они ведь совсем еще дети. Выросшие в военных условиях, хотя это не дало им достаточно мозгов, чтобы они не завидовали мне.
Мыш вдруг остановился как вкопанный.
Я тоже. Я не стал крутить головой по сторонам. Вместо этого я внимательно следил за своим псом.
Уши его шевелились, как тарелки радаров. Нос подрагивал. Одна лапа оторвалась от земли, но он не двинулся с места, только неуверенно огляделся по сторонам.
– Лесси уже унюхала бы чего-нибудь, – сказал я ему. – Она дала бы нам ясное, недвусмысленное предупреждение. Один «гав» – бебеки, два – монетоголовые.
Мыш укоризненно покосился на меня, поставил лапу обратно на пол и чихнул.
– Он прав, – тихо заметил Майкл. – За нами следят.
– А когда было иначе? – буркнул я, оглядываясь. Мне не удалось увидеть ничего. Мои идеально настроенные инстинкты магического сыщика тоже ничего не засекли. Терпеть не могу ощущать себя Ханом Соло в мире джедаев. – Это я должен бы считаться джедаем, – буркнул я вслух.
– Что это? – спросил Майкл.
Вокзальные огни погасли. Все до одного. Разом.
Аварийное освещение, которому полагалось бы зажечься немедленно, не сделало этого.
Где-то рядом со мной зашуршало пальто Майкла, и что-то несколько раз щелкнуло. Судя по всему, он пытался включить фонарик, и, видимо, тот не включился.
Это было погано. Магия может вмешиваться в работу техники, но это скорее напоминает действие законов Мёрфи: то, что может ломаться, ломается. Только чаще обычного. Это не ведет себя как по команде. Это не гасит разом обычное освещение, аварийное освещение и карманные фонарики на батарейках.
Я не знал, что может привести к такому.
– Гарри? – спросил Майкл.
Мыш прижался к моей ноге, и я скорее ощутил, чем услышал зарождавшийся у него в груди предостерегающий рык.
– Ты сам это сказал, Чубакка, – шепнул я ему. – Не нравится мне все это.
