Джим Батчер
Архивы Дрездена: Перемены. Адская работенка
Спустя три часа, наполненных заклинаниями и прочей магической дребеденью, я так и оставался ни с чем. Я переговорил с духами природы, явившимися в обличье трио визгливых сов, с духами-посыльными, служившими курьерами между различными регионами Небывальщины. Никто ничего не знал. Я вытащил парочку отличавшихся особым любопытством духов, проживавших в нашем мире неподалеку от Чикаго, призвал подданных Тилвит-Тега, с королевой которых поддерживал приятельские отношения. Я спрашивал у духов воды, не слышали ли они чего о Мэгги, и щурился, всматриваясь в мерцание частиц разумного огня.
Один из огненных духов продемонстрировал мне картину, длившуюся не дольше трех или четырех секунд: лицо девочки с фотографии, что показывала Сьюзен, бледной, в потрепанной одежде, дрожащей от страха или холода, протягивавшей руки к невидимому мне огню. В профиль она сильно напоминала мать: те же большие темные глаза, правильный нос. Подбородок она, пожалуй, унаследовала мой, и это придавало ее личику силы или упрямства. И кожа у нее по части смуглости заметно уступала Сьюзен – больше в отца, чем в мать.
Но тут картина исчезла.
Это все, что мне удалось получить.
Через три часа тяжелой работы я плюхнулся на стул; не помню, когда я в последний раз выматывался так сильно. Я не узнал ничего, что могло бы подсказать мне местонахождение Мэгги или то, что ее ожидало. Если не считать картины, подтверждавшей, что она еще жива, я не добился вообще ничего.
Впрочем, и это лучше, чем полное незнание. Она все еще дышит.
Держись, детка. Папа спешит на помощь.
Я посидел еще минуту-другую, собираясь с силами. Потом взял бумагу, карандаш и написал:
Ива!
Нужна твоя помощь.
Я ищу маленькую девочку, попавшую в руки к нехорошим людям.
Свяжись со мной, пожалуйста.
Гарри Дрез…
Прежде чем я успел дописать фамилию, зазвонил телефон.
Я только что установил контакт с Архивом – магическим собранием всех записей человечества за всю историю его существования. Все они хранились в голове девочки-подростка. Я не шучу: вся сумма людских знаний находилась в руках ребенка, которому предстояло осенью пойти в девятый класс.
Знание – сила, и пару лет назад Архив достаточно наглядно это продемонстрировала. Ребенок ненамного старше Мэгги вступил в магическую схватку с созданиями, обладавшими многовековым опытом, и большую их часть одолел. Силой она обладала немереной, но, хотя держалась она, как правило, с серьезностью сорокалетней дамы, мне удалось несколько раз заметить в ее поведении черты обыкновенного ребенка. Возможно, именно это помогало ей нести бремя Архива. Я представлял себе, что произойдет, если этот ребенок решит использовать знания хранимого ею Архива. Скорее всего, это напоминало бы те эпизоды из «Сумеречной зоны» с ребенком-чудищем, обладающим сверхсилой.
Телефон зазвонил снова. Я вздрогнул и снял трубку. Мы протянули в лабораторию длинный провод, и древний телефон с дисковым набором стоял рядом со столом Молли – это место мы выбрали по причине царившего здесь относительного порядка.
– Алло?
– Говорит Кинкейд, – произнес баритон в трубке.
Кинкейд работал у Ивы шофером, телохранителем, поваром и любимым плюшевым мишкой. А еще он был самым смертельно опасным стрелком из всех, с какими я имел ужас пересекаться по жизни… и одним из сравнительно немногих людей, к которым я питал одновременно и доверие, и неприязнь. Как-то раз он описал мне метод, каким убьет меня, если это потребуется, и, должен признаться, шансы добиться результата представлялись мне почти стопроцентными. Его отличали выносливость, ум и боевой опыт, а также своеобразный кодекс чести наемника: тот, кто оплачивал его услуги, становился для него чуть ли не важнее самого себя, и еще не было случая, чтобы он отказался от уже заключенного контракта.
– Это Дрезден, – отозвался я. – Линию, возможно, прослушивают.
– Знаю, – буркнул Кинкейд. – Чего вам надо?
– Мне нужно отыскать ребенка. Несколько дней назад ее похитила Красная Коллегия. Мы полагаем, она находится где-то в Мексике.
– Где-то в Мексике? – переспросил Кинкейд, и я почти воочию представил себе его ухмылку. – Вы не пытались еще погулять там, покричать, позвать ее по имени?
– Я собираюсь туда, – сказал я. – Послушайте, известно ей что-нибудь или нет?
Кинкейд прикрыл чем-то микрофон – возможно, рукой. Я услышал, как он вполголоса задает вопрос. Возможно, мне даже не померещилось ответное сопрано.
Кинкейд вернулся к телефону:
– Ива говорит, что не может вмешаться. Что дело, о котором вы говорите, слишком опасно. Она не осмеливается нарушить равновесие, опасаясь изменить результат.
– Черт подери, Кинкейд! – рычащим тоном проговорил я. – В конце концов, она мне кое-чем обязана. Напомните ей, кто спас ее от этих гребаных психов-динарианцев.
Голос Кинкейда сделался тише, трезвее:
– Поверьте мне, Дрезден, она помнит. Но она не вольна делиться своими знаниями, как вы или я. Если она говорит, что не может сказать, она имеет в виду именно это, в самом буквальном смысле. Она физически не в состоянии позволить этой информации высвободиться из ее головы.
Я врезал по стене кулаком и устало привалился к ней, закрыв глаза.
– Скажите ей, что мне позарез нужна эта информация, – попросил я. – Что, если она мне не поможет, я раздобуду ее по другим каналам. Тем, что записаны у меня в зеленом блокноте.
Кинкейд снова переговорил с кем-то. На сей раз я ясно расслышал отвечавший ему голос Ивы.
– Она не может сказать вам, где находится девочка, – сказал Кинкейд. В голосе его звучали стальные нотки: он предостерегал меня от попыток давить на Иву. – Но говорит, что может назвать вам того, кто мог бы.
– Любая помощь принимается с благодарностью, – выдохнул я.
– Она просит передать вам, что, прежде чем вы попытаете счастья с зеленой книгой, вы можете обдумать еще одну возможность. Полезная информация может находиться у человека, которого вам меньше всего хотелось бы видеть.
Я сразу сообразил, кого она имела в виду, и застонал.
– Черт! – пробормотал я. – Черт, черт!
Я набрал еще один номер. Секретарша осведомилась у меня, кому адресован вызов.
– Это Гарри Дрезден, – негромко представился я. – Будьте добры, соедините меня с закрытой линией мистера Марконе.
Глава 20
– Не нравится мне это, – насупилась Молли. – Вы уверены, что не хотите, чтобы я сопровождала вас туда? Он ведь там не один.
– Определенно не хочу, – подтвердил я. – Мне не нужно, чтобы ты засвечивалась на его радарах.
– Пусть только попробует чего-нибудь вытворить. – Молли, стиснув кулак, стукнула им по баранке «Голубого жучка». – Заживо съем, и костей не останется.
– Нет, Молли, – возразил я по возможности тверже. – Даже не думай. Хоть Марконе и стопроцентно смертен, но от этого не менее опасен. У большинства людей есть какие-то рамки. У него их нет.
– Если он такой опасный, почему вы тогда с ним вообще говорите?
– Потому что у него тоже имеются правила, – ответил я. – К тому же у нас с ним здесь всего лишь короткая встреча. Ты лучше последи, не вмешается ли кто посторонний. А с Марконе я разберусь сам. Идет?
– Идет, – кивнула Молли, напряженно оглядываясь по сторонам. Потом поднесла к губам жестянку энергетического напитка размером с хороший молочный пакет и сделала большой глоток, который мог бы послужить прекрасной рекламой в стиле «Не верь глазам своим – верь жажде своей». – Идет.
Я выбрался из «Голубого жучка» и отправился на встречу с джентльменом Джонни Марконе, признанным королем преступного мира Чикаго.
«Бургер-кинг» только-только открылся для посетителей, но зал уже успел наполовину заполниться. Я игнорировал Марконе до тех пор, пока не добрался до кассы. Только получив свои омлет с сосиской и чашку кофе, я направился в дальний угол, где сидел Марконе и стояла его свита.
Само собой, там не обошлось без Хендрикса в костюме размера XXL, с коротко стриженной рыжей шевелюрой. Должно быть, он начал-таки стареть, потому что со времени нашей последней встречи набрал еще несколько фунтов. Сделайся он еще чуть побольше – и ему пришлось бы получать специальное разрешение на проход по мостам. Чуть поодаль стояла мисс Гард, контролируя те зоны помещения, которые не мог видеть Хендрикс. Как всегда, она представляла собой белокурую, атлетически сложенную амазонку, и наряд ее лишь подчеркивал соблазнительные выпуклости фигуры.
Марконе и за столиком забегаловки сидел, как за директорским столом. Его шелковый костюм стоил, возможно, дороже моей машины; он сидел, облокотившись на стол и сложив пальцы домиком. Он производил впечатление мужчины в самом расцвете сил, безукоризненного во всем, начиная с прически и кончая лакированными туфлями. Он молча смотрел, как я подхожу к столику и ставлю на него свой пластиковый поднос. Я высыпал в кофе четыре из пяти пакетиков сахара и размешал его пластмассовой палочкой.
– А вы есть не будете?
Он взглянул на часы, потом на меня. Глаза у него были цвета потертых долларовых купюр, только менее выразительные. Взгляд их изрядно нервировал, и он без малейших колебаний посмотрел на меня в упор. Мы с ним уже заглядывали в душу друг другу; собственно, именно благодаря этому я знал, насколько опасным может стать человек, сидевший передо мной, и именно поэтому старался обращаться с ним как с франтом и фанфароном. Нельзя выказывать страх перед хищником – это лишь раззадоривает его аппетит.
Я откусил кусок омлета – бледного напоминания о том, как хорош бывает настоящий домашний омлет с сосиской. Тем не менее ради публики я, жуя, изобразил на лице высшую степень удовлетворения.
– Точно уверены? – поинтересовался я, отхлебнув кофе. – Зря, много теряете. Райское наслаждение.
– Дрезден, – произнес Марконе. – Это слишком назойливо. Даже для вас.
– Угу, – с улыбкой согласился я и откусил кусок сосиски.
Хендрикс негромко зарычал.
Я перестал жевать и повернулся к нему:
– Вы действительно в этом уверены, а, здоровяк?
– Хендрикс, – произнес Марконе.
Хендрикс подчинился.
Я кивнул.
– У вас имеется нужная мне информация, – заявил я.
– Несомненно, – согласился Марконе. – Какая информация вам нужна и что вы готовы за нее предложить?
– Я здесь не для того, чтобы меняться с вами бейсбольными фотками, Марконе, – заметил я.
– А я не благотворительная организация, Дрезден, – парировал он. – Насколько я понимаю, это имеет отношение к взрыву здания, в котором находился ваш офис. – Он чуть склонил голову в знак сочувствия.
– Верно, – кивнул я. – Вы прямо сокрушаетесь из-за разрушений.
– Я не отдавал приказа делать это. Я не получил от этого никакой выгоды. Ни политической, ни финансовой. И вы остались живы. Сплошной облом.
Хендрикс снова издал рычащий звук, – впрочем, возможно, у горилл это означает смех.
– Возможно, это имеет какое-то отношение к зданию. Много ли вам известно о его владельцах?
Улыбка Марконе сделалась холоднее арктического ледника.
– Только то, что они входят в организацию, служители которой предпринимали попытку вторгнуться в мой бизнес.
Я поднял бровь:
– Кто-то пытался вломиться на вашу территорию?
– Один раз, – ответил Марконе. – Недолго. И безуспешно.
– Значит, возможно, у нас с вами одна и та же проблема.
Марконе посмотрел на меня как на особо тупого школьника:
– Да. Поэтому мы и встретились.
Я хмыкнул и доел омлет.
– Красная Коллегия зашевелилась. Однако с основными вопросами пусть разбирается Совет. Меня интересует судьба восьмилетней девочки. Красные похитили ее из дому. Я полагаю, ее держат где-то в Мексике. Мне надо знать где.
Марконе несколько секунд изучал меня пристальным взглядом, затем произнес:
– Где-то. В Мексике. А точнее нельзя?
– Это все, что мне известно, – признался я.
– С какой целью ее привезли туда?
– А это имеет значение?
– Если ее захватили с целью использования в качестве сексуального объекта, ее держат в месте, отличном от того, в котором держали бы, если бы намеревались использовать ее в качестве рабыни на плантациях или донора для трансплантации органов.
Я заскрежетал зубами и на пару секунд отвернулся, очень живо представив себе то, о чем он говорил.
Марконе сощурился:
– Кем она вам приходится, Дрезден?
– Дочь моего клиента, – ответил я, стараясь говорить как можно спокойнее. – Думаю, ее собираются принести в жертву в каком-то магическом ритуале.
– Что ж, это значительно сужает круг поисков, – заметил Марконе. – Насколько я понимаю, ритуал, о котором вы говорите, может происходить только в определенных точках с повышенной энергетикой. – Он покосился на мисс Гард; та кивнула и, выйдя из ресторана, направилась к своей машине. – Подозреваю, Дрезден, что мне даже удастся сузить для вас круг поисков еще сильнее. Давайте поговорим о цене.
– Я намерен использовать полученную информацию для того, чтобы причинить как можно больше вреда тем, кто пытается отобрать у вас вашу территорию, Марконе, – сказал я. – Мне кажется, плата более чем адекватна.
– А если я не соглашусь? – поинтересовался Марконе.
– Тогда мы с вами порываем раз и навсегда, прямо здесь; и после того как я спущу ваших псов с крыши Сирс-тауэра, я буду мучить вас до тех пор, пока вы все равно не выдадите мне эту информацию.
На лице его вновь заиграла холодная улыбка.
– Вы полагаете, так все и будет?
Я пожал плечами, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица.
– Мне кажется, существует только один способ выяснить это. – Я подался чуть вперед и понизил голос до заговорщицкого шепота: – Однако – просто между нами – не думаю, чтобы место вам благоприятствовало.
Некоторое время он смотрел на меня поверх сцепленных пальцев.
– Определенно не благоприятствует, – согласился он наконец. – По крайней мере, в той степени, как мне хотелось бы. – Он опустил руки на стол и откинулся на спинку стула. – Я не вижу смысла конфликтовать с вами по этому поводу. И я еще ни разу не пожалел, когда позволял вам избавить меня от врага.
– Я делал это не из любезности к вам.
Он пожал плечами:
– Ваши мотивации несущественны. Важны результаты.
– Вы только не забывайте, что включены в мой список, Марконе. Как только я избавлю город от остального зла, вы отправитесь вслед.
Марконе посмотрел на меня из-под полуприкрытых век:
– Хи.
– По-вашему, это смешно?
– Видите ли, Дрезден, меня мало беспокоят покойники.
Я ощетинился:
– Это угроза?
– Вряд ли. Рано или поздно – скорее рано – вы дождетесь того, что вас убьют в связи с тем набором иррациональных побуждений, который вы называете своей совестью. Полагаю, это произойдет задолго до того, как мое имя возглавит ваш список. Мне и пальцем шевельнуть не потребуется. – Он пожал плечами. – Кстати, передача вам информации представляется мне отличным способом ускорить этот процесс. И разумеется, нанести ущерб ресурсам моих врагов. – Он помолчал, размышляя. – И еще… полагаю, у меня нет никаких возражений против того, чтобы поучаствовать в наказании любой организации, обращающейся с детьми подобным образом.
Я испепелил его взглядом. Отчасти потому, что он, возможно, говорил дело, а отчасти потому, что он в очередной раз продемонстрировал проблеск человечности, не позволяя мне причислять его к другим носителям зла, рыскающим в этом мире. По причинам личного характера Марконе прилагал изрядные усилия, помогая детям. Любой взрослый житель Чикаго мог стать дичью, мишенью его бизнеса. Но не ребенок. Поговаривали, что немногие служащие его империи, переступившие эту черту, исчезли его стараниями.
Вернулась Гард и, нахмурившись, стала пробираться к нашему столику.
Марконе покосился на нее:
– Ну?
Гард ответила не сразу.
– Он не хочет обсуждать это по телефону. Он говорит, что вы, разумеется, в любом случае расплатитесь с ним за ответы на вопросы. Он согласен говорить только с Дрезденом. Лично.
Марконе приподнял бровь:
– Любопытно.
– Мне тоже так кажется, – согласилась Гард.
– Гм, – произнес я. – Кто хочет со мной поговорить?
– Мой… работодатель, – ответила Гард. – Донар Ваддерунг, генеральный директор «Монок секьюритис».
Глава 21
Мы с Гард отправились в Осло.
Это звучит так, словно путешествие заняло много времени, однако, поверьте, все произошло очень быстро. Все вообще происходит быстрее в случае, когда вам не нужно беспокоиться о регистрации, таможенном и паспортном контроле и вообще преодолении реальных земных расстояний.
Гард отворила портал в Небывальщину по соседству с зоопарком, вспоров ткань реальности кинжалом с выгравированными рунами. Тропа провела нас по темному, полному мертвых деревьев лесу к местности, которую она назвала Исландией. Так это или нет, но холод там и впрямь царил изрядный. Вторая Тропа пролегала по льду замерзшего озера и заканчивалась, упираясь в корни исполинского дерева, в стволе которого без труда уместилась бы вся моя квартира и еще осталось бы место для гаража.
Оттуда мы вышли в некое пространство, более всего напоминавшее промозглый, сырой подвал, где я оказался лицом к лицу с парой десятков людей в бронежилетах, с автоматическим оружием в руках, направленным на меня.
Я не предпринимал решительно ничего. Очень старательно не предпринимал.
Один из мужчин произнес что-то на незнакомом мне языке. Гард ответила, насколько я понял, на том же языке и махнула рукой в мою сторону.
Старший группы еще пару секунд подозрительно всматривался в нас, потом вполголоса скомандовал что-то, и нацеленные на меня автоматные стволы опустились. Двое часовых вернулись на свои места у дверей. Двое других встали перед нами с Гард лицом к порталу – явно на случай, если тем же путем, что использовали мы, надумает пожаловать кто-нибудь еще. Остальные расселись за парой столов с игральными картами; кто-то завалился спать на койки.
– Эйнхерии, – пробормотала Гард, недовольно тряхнув головой. – Дай им хоть небольшой глоток возрожденной смертности, – и четыре тысячи лет обучения псу под хвост.
– Я узнал некоторых, – заметил я, мотнув головой в сторону тройки картежников. – Вон те трое. Они были в рядах тех наемников, которых Марконе привел на вечеринку в Провале Рейтов.
Гард покосилась на них и закатила глаза:
– Допустим. И что?
– И их услуги доступны другим нанимателям?
– Тем, кто в состоянии такое позволить, – улыбнулась, блеснув зубами, Гард. – Хотя должна вас предупредить, Дрезден, шкала оплаты у них гибкая. Нам сюда.
Следуя за ней, я миновал коридор и несколько помещений, заполненных достаточным количеством оружия, чтобы победить в локальной войне средней интенсивности в любой из выбранных вами эпох. Пирамиды деревянных копий соседствовали с древними маузерами, а те, в свою очередь, – с современными автоматами. Восточные мечи-катаны хранились в одном помещении с кремневыми ружьями и пулеметами Максима. Один стеллаж привлек мое внимание экзотическим набором ручных гранат – от начиненных дымным порохом бомб с торчавшими из запального отверстия фитилями до современных светошумовых зарядов. В общем, по разнообразию содержимого эти помещения напоминали скорее музей, однако количество оружия не оставляло сомнений, что мы идем по арсеналу.
Потом мы поднимались в лифте с решетчатыми стенками, сквозь которые я мог разглядеть этажи. Насчитав семь уровней с почти одинаковыми оружейными складами, я бросил это занятие.
– Похоже, ваш босс предпочитает быть готовым ко всему, – заметил я.
Гард улыбнулась:
– Да, это его конек. Один из.
– Вам не кажется, что с этим у него небольшой перебор?
Она внимательно посмотрела на меня, подняв бровь.
– Готовятся, как правило, к тому, чего могут ожидать, – сказала она.
Обдумав эту реплику, я решил, что при всей своей недосказанности сие означает скорее ожидание чего-то плохого, причем во всех возможных разновидностях.
Лифт тем временем продолжал подниматься. Оружейные склады сменились другими этажами. Один показался мне огромным тренажерным залом, заполненным мужчинами и женщинами, занимающимися спортом до пота. Другой производил впечатление дорогой юридической конторы. Еще один, выкрашенный в стерильно-белый цвет, даже пах антисептиком. На четвертом горели свечи и хор невидимых голосов тянул псалом. Пятый представлял собой огромную химическую лабораторию. Очередной этаж сплошь заполняли клетки, чьих обитателей я не смог разглядеть по причине их призрачности. И так далее.
Я покачал головой:
– Адские погремушки, ни дать ни взять, съехавший с катушек парк аттракционов.
– С той только разницей, – поправила меня Гард, – что ничего из того, что вы видите, не предназначено для развлечения. И не утруждайте себя расспросами. Я все равно не отвечу. О, мы поднялись на первый этаж.
Лифт продолжал подниматься в огромном атриуме высотой десять или двенадцать этажей. В атриум открывались дорогие офисы с обилием деревьев в кадках, декоративной зелени, искусственных водопадов, что в сочетании с окнами – обычными и мансардными далеко наверху – создавало впечатление большого сада. Звуки офиса, жужжание оборудования, чириканье птиц и журчание водопада сливались в белый шум, полный жизни и движения. Мы миновали атриум, и лифт снова нырнул в шахту.
Мгновение спустя дверь отворилась, и мы вышли в новенькую, с иголочки, приемную.
Здесь было все, чему положено быть в подобных помещениях: письменный стол дежурного секретаря, кресла для ожидающих, кофейный автомат и столик с глянцевыми журналами. С одной лишь разницей: все предметы здесь были сделаны из нержавеющей стали. Как и полы. Как и стены. Как и потолок. Даже люстры и кофейник. Разве что журналы оставались контрастными пятнами крикливых красок.
На одной из стен виднелась рельефная эмблема «Монок секьюритис», показавшаяся мне скорее гербом на щите, чем корпоративным логотипом: массивное кольцо, рассеченное вертикальной линией. Она вполне могла бы сойти за упрощенное, условное изображение глаза, выбитого из глазницы каким-то острым лезвием; собственно, подобное изображение имеется и у меня на лице: я заполучил этот шрам, когда мне нанесли порез от брови до скулы, на долю дюйма промахнувшись мимо глаза. А может, это был просто абстрактный символ – ну, например, обозначение округлых мужчины и женщины, поддерживающих друг друга в неустойчивом равновесии. Или – ба! – наложенные друг на друга буквы греческого алфавита «йота» и «омега». «До последней йоты омега»? Последняя деталь? Может, это означало «все до последней мельчайшей детали»?
А может, это объединяло все вышесказанное – всевидящий слепой глаз.
Угу. Очень похоже на правду.
За стойкой сидели две женщины. Мониторы их компьютеров представляли собой маленькие полупрозрачные облачка, в которых плавали светящиеся знаки и символы. Какая-то ультрасовременная технология, решил я.
Женщины, судя по внешности, были однояйцовыми близнецами. Одинаковые короткие стрижки черных, как вороново крыло, волос, одинаковые черные костюмы. Одинаковые темные глаза, светившиеся умом и наблюдательностью. Одинаково бледная кожа и примечательные, пусть и не идеально красивые, черты. Обе не затерялись бы в толпе, но и на супермоделей с глянцевой обложки, пожалуй, не тянули.
Стоило дверям лифта отвориться, как обе встали со своих мест, внимательно глядя на нас. Мне приходилось прежде смотреть в зрачок ружейного дула. На этот раз мне показалось, что в меня целятся сразу четыре. Они стояли неестественно неподвижно. У обеих на голове имелись наушники для связи, но только одна из двух пробормотала что-то в свой микрофон.
Я сделал попытку шагнуть из лифта, но Гард предупредительно выставила руку, преграждая мне выход.
– Не шевелитесь, пока вас не пригласят, – посоветовала она. – Они вас убьют. Возможно, и меня заодно.
– В этих краях так любят крутых секретарш? – поинтересовался я.
– Я бы рекомендовала вам поменьше шутить, – чуть слышно шепнула Гард. – Они ничего не оставляют без внимания – и никогда ничего не забывают.
Секретарша, что говорила в микрофон, сжала и разжала пальцы лежавшей на столе руки. Из-под ногтей со столешницы из нержавеющей стали поползли тонкие завитки серебристой стружки.
Я подумал, не отпустить ли шуточку насчет маникюра… и решил, что не стоит, пожалуй. Вот какой я мудрец.
– А вы апельсины тоже так чистите? – спросил мой рот, не посоветовавшись с остальной частью меня. – А кухонные ножи, всякие ножницы и садовый инвентарь не точите? А то у моей домовладелицы есть газонокосилка, так ей не помешала бы помощь девушки вроде ва…
– Дрезден! – прошипела Гард; глаза ее расширились от ярости и ужаса, близкого к паническому.
Теперь обе секретарши целились в меня своими зрачками еще пристальнее. Та, что до сих пор молчала, чуть сменила позу, словно готовясь шагнуть вперед.
– Ну же, Сигрун, – повернулся я к своей спутнице. – Я пытаюсь налаживать дипломатию. Моя хитрозадость известна всему миру. Если я буду обращаться к ним не так, как в свое время к Королевам фэйри или вампирским Коллегиям – Коллегиям, во множественном числе, – полубогам и повелителям демонов, как знать, вдруг они почувствуют себя оскорбленными?
Гард внимательно посмотрела на меня, а потом в ее голубых глазах мелькнула этакая бесшабашная дерзость. Надо сказать, это шло ей гораздо больше и выглядело естественнее, чем страх.
– Не уверена, что ваши наглость и бесцеремонность являются достоинствами, каковыми вы их полагаете.
– Эх, – хмыкнул я, – ценное замечание.
Вторая двойняшка чуть склонила голову набок, прислушиваясь, потом снова выпрямила шею.
– Сию минуту, сэр, – произнесла она и ткнула указательным пальцем в мою сторону. – Вы. Пройдите в дверь за моей спиной. – Палец нацелился в сторону Гард. – Вы. Пройдете следом за ним и представите его.
Гард кивнула и мотнула головой в сторону означенной двери. Мы вышли из лифта и, миновав двойняшек, направились к двери. Те поворачивали головы, не спуская с меня глаз и, казалось, отслеживая каждое движение. Поверьте, это выглядело довольно жутко.
За дверью обнаружился длинный коридор, тоже от пола до потолка из нержавейки. В стенах виднелись многочисленные круглые люки размером с суповую тарелку, все до одного закрытые. У меня сложилось впечатление, что любой посетитель, отведавший деликатесов из этих тарелок, не попросит после обеда счет.
Завершался коридор еще одной парой стальных дверей, бесшумно отворившихся перед нами. За ними взгляду открылась еще одна отделанная нержавеющей сталью комната; вся обстановка здесь состояла из одного-единственного массивного стола, за которым сидел мужчина.
Донар Ваддерунг сидел, подперев подбородок рукой, и хмуро всматривался в голографический дисплей компьютера. Первое, о чем шепнули мои инстинкты, – что этот человек очень, очень опасен.
Впрочем, на вид в нем не было ничего такого особенного. Мужчина в хорошей физической форме, лет сорока с лишним. Долговязый, подтянутый, он сошел бы за бегуна-марафонца, когда бы не слишком широкие и мощные для этой спортивной дисциплины плечи и руки. Прическа у него показалась мне длинноватой для его возраста и чуть неряшливой. Волосы у него были любопытного цвета – словно грозовая туча, готовая вот-вот разразиться ливнем. И голубой, как лед, глаз. Второго я не видел – он прятался под черной повязкой. Вертикальный шрам вроде моего навел меня на мысль, что я, возможно, не ошибался насчет происхождения корпоративной эмблемы. Еще он носил короткую холеную бородку. В общем, внешность его – особенно повязка – придавала ему образ типа, отсидевшего тридцать лет из положенного тройного пожизненного заключения, а потом уговорившего охрану отпустить его – к вящему их последующему огорчению.
– Сигрун, – вежливо приветствовал он мою спутницу.
Гард опустилась на колено и склонила голову. Я не заметил ни тени колебания – движение не показалось мне отработанным ритуальным жестом. Она и правда верила, что Ваддерунг заслуживает такого почтения.
– Господин, – произнесла Гард. – Я привела вам чародея, как вы и просили.
– Отлично, – произнес тот и жестом велел ей встать.
Не думаю, чтобы она со склоненной вот так головой видела его, но она мгновенно повиновалась. Возможно, они просто натренировались на протяжении нескольких веков.
– Господин, позвольте представить вам Гарри Дрездена, чародея и Стража Белого Совета.
Я поклонился Ваддерунгу.
– Чародей, это Донар Ваддерунг, генеральный директор «Монок-секью…»
– Полагаю, я достаточно хорошо представляю себе, руководителем чего он является, – перебил я ее вполголоса.
Уголки губ у мужчины чуть приподнялись в легкой улыбке. Он махнул рукой в сторону стального стула, стоявшего напротив его собственного кресла:
– Прошу вас, садитесь.
Я покосился на голографический дисплей:
– Вы уверены, что готовы рискнуть вот этим? Если я окажусь слишком близко от этого…
Ваддерунг запрокинул голову и искренне расхохотался:
– Я рискну.
– Что ж, я не против, – сказал я, подошел к столу и уселся.
Ни подушки, ни чего-либо такого у стула не имелось, но он оказался неожиданно удобным.
– Кофе? – спросил он у меня. – Что-нибудь поесть?
Я помолчал, прежде чем ответить. Подобные встречи накладывают на принимающую сторону определенные обязанности по отношению к гостю, а также наоборот. Если Ваддерунг был тем, кем я его считал, и если верить молве, значит он время от времени выходил в народ проверять, соблюдают ли люди традиции гостеприимства, – щедро награждая при этом блюстителей и, напротив, сурово карая скупцов, жадин и садистов.
В сверхъестественном же мире подобные обязанности приобретают у подавляющего большинства его обитателей прямо-таки жизненно важный смысл. Даже не знаю почему. Возможно, это имеет какое-то отношение к магическим свойствам порогов и прочим энергетическим барьерам, охраняющим жилище.
– Если только это вас не затруднит, – кивнул я.
– И что-нибудь поесть, – сказал Ваддерунг, обращаясь к Гард.
– Да, господин, – отозвалась она, склонив голову, и вышла.
Хотя хозяин кабинета сидел, не вставая, я понял, что роста он большого. Черт, почти великанского. Стоя, он наверняка оказался бы выше меня на пару дюймов, а уж по сравнению с его плечами мои казались бы не более чем книжным корешком. Он снова опустил подбородок на руку и внимательно посмотрел на меня ярко-голубым глазом.
– Что ж, – произнес он. – Насколько я понимаю, вам известно, кто я.
– У меня несколько предположений, – ответил я. – Думаю, довольно точных. Сигрун сама по себе могла уже служить подсказкой. Однако, честно говоря, это никоим образом не связано с тем, зачем я сегодня к вам явился.
В угол голубого глаза сбежались морщинки.
– Так ли?
Я нахмурился и чуть склонил голову набок:
– А это не так?
Он поднял руку ладонью вверх – наверное, для большей доходчивости объяснений:
– Некто, в достаточной мере предусмотрительный, мог бы, например, подготовиться к тому, чтобы в один прекрасный день оказать помощь некоему отчаянному юному чародею Белого Совета. Возможно, то, кем я являюсь, напрямую связано с тем, почему я здесь.
