Джоани Эллиотт
Смелость Сары Грейсон
Марку,
который читал каждое слово и всегда верил
Я слышу, как в моей душе бьются несбывшиеся мечты.
Джой Харджо
Часть первая
Глава 1
Писательство – это не жизнь,
но иногда может стать возвращением к жизни.
Стивен Кинг
Сегодня – никаких срывов при виде еды. Поэтому она решительно отправилась прямиком к вафлям. Настоящим бельгийским вафлям из дрожжевого теста, без дураков. Она уже съела две штуки. Горячие подрумяненные вафли с нутеллой, клубникой и ванильным мороженым. Бывает время избегать искушений, а бывает – медленно и методично их пережевывать. Кроме того, уж лучше жевать, чем вести светскую беседу, хотя не то чтобы кто-нибудь рвался вести с ней светские беседы. Все собрались тут ради Эллери – и Эллери была везде.
Вырезанные из картона изображения Эллери с семейством в натуральную величину красовались рядом с бельгийским флагом и охапками ярко-красных маков. Поскольку семья Эллери квартировала в посольстве в Брюсселе, выбор оформления был напрашивающимся, но до боли неоригинальным. С высокого потолка свисали элегантные черные и золотые гирлянды. По центру комнаты, на стойке «Нойхаус шоколатье», высилась пирамида пралине, трюфелей и медалек из черного шоколада с вытисненными на них портретами Эллери. Потоки бельгийского пива струились из пивных кранов в кружки с цитатами из Эллери о дарах, возможностях и прочей белиберде.
Запредельный уровень почестей для той, кого на самом-то деле никогда не существовало.
Сара развернула шоколадную Эллери и быстро откусила ей голову. Она когда-то прочла, что ровный скол – признак высококачественного шоколада. Она немножко подержала голову во рту, чтоб подтаяла, а потом прожевала и проглотила. Развернула следующую. Откусила еще несколько голов, оставляя на тарелке горку недоеденных торсов. Ее психотерапевт, Сибил Браун-Бейкер, вероятно, диагностировала бы это как пассивную агрессию. За триста долларов в час.
Или перенаправленный гнев?
Сибил Браун-Бейкер на прошлой неделе прислала ей по почте брошюрку «Как мы перенаправляем чувства обиды и стыда». Сара прочитала ее от корки до корки и на следующий день вернула обратно с редакторскими замечаниями, совершенно бесплатно: злоупотребление точкой с запятой, отсутствие соединительного союза, незаконченные предложения.
Недаром же она учила первокурсников английскому.
Вернее, в смысле заработка – почти даром.
Пока что.
Зато подработка для фирмы «Душевные Открытки Интернейшнл» явно шла в гору. Сарины работы всем страшно нравились, у нее прямо талант к открыткам для онкобольных, и не пришлет ли она еще?
Джаз-банд мучительно медленно перепевал хиты Майкла Бубле. Сара развернула очередную шоколадку. Ее старшая сестра Анна-Кат помахала рукой от столика с вафлями. Она весело болтала со сценаристом, с которым сама Сара успела познакомиться чуть раньше.
Это уже десятого фильма премьера? Или одиннадцатого? Мамы нигде не было видно. Должно быть, все еще общается с репортерами.
По крайней мере, с хождением по залитому светом искусственных факелов красному ковру – при всех нешуточных рисках споткнуться – было покончено. Фанаты, как нанятые, выкрикивали имя их матери – «Кассандра Бонд!» – и тянули из-за ограждения книги про Эллери Доусон на подпись. Неужели не знают, что на электронной книге можно сэкономить три доллара и девяносто девять центов?
А вот мама, судя по всему, ничего против не имела. Сегодня вечером она щеголяла в красном шелковом платье от «Версаче», а темные волосы убрала в свободный элегантный узел на затылке. Никаких там авторш-домоседок в тренировочных штанах – скорее кинозвезда, решившая вдруг написать книжку-другую.
Сара поправила свое платье – серое, с открытыми плечами, без бретелек. Вообще-то предполагалось изумрудно-зеленое, но, когда она забирала заказ, выяснилось, что произошла ошибка, а менять было уже поздно. Продавщицы наперебой уверяли, что в сером платье проскальзывают мерцающие розоватые тона и что она будет выглядеть «сногсшибательно».
Но нет.
Сара деликатно почесала голову сбоку. Ее волосы, такие же темно-каштановые, как и у матери, были уложены замысловатой ракушкой и щедро намазаны дорогущим средством для волос с запахом жирного глинозема. Судя по всему, благоухать кокосом было уже не в моде, в моде было благоухать грязью.
Девица по имени Вероника, с блестящими губами и накладной мушкой на щеке, предложила забрать у Сары тарелку. Официанты в «Китайском театре Граумана» отбирали у гостей тарелки прямо-таки с неусыпным рвением. Еще они имели обыкновение остановиться напротив и впиться в твое лицо глазами, прикидывая, а вдруг ты заметная фигура в съемочной группе – ну то есть, не актер ли ты часом. Сара в ответ придумывала для себя разные роли. Приподнимала бровь, многозначительно кивала и шептала «Главарь мафии» или «Укротительница питонов».
Проходя мимо столиков с морепродуктами, она взяла новую тарелку и съела еще пять шоколадок. Подмышки чесались после тупой бритвы, уголок рта щипало от выскочившей невовремя простуды. Сара съела несколько креветок. Просто порадуйся за маму. Скоро все кончится и можно будет поваляться в горячей ванне и досмотреть «Большую гонку автокухонь». Она задумалась, кто победил бы – тако с сомом или карри с жаренной на гриле махи-махи, как вдруг какая-то женщина с размаху задела рукой ее красную пластиковую тарелку. Креветочный хвост взлетел в воздух и скользнул в вырез платья Сары, аккурат в ложбинку между грудей.
Она выпрямилась, ощущая холодок в месте расположения хвоста, тарелка с глухим шмяком упала на пол. Сара разгладила платье и попыталась непринужденно улыбаться, пока официант по имени Колин собирал разбросанную фольгу, шоколад и креветок. Сгрузив все обратно на тарелку, он собрался уже уходить, как вдруг застыл как вкопанный перед высокой блондинкой, стоявшей рядом с Сарой. На лбу у него выступили бусинки пота, он рассеянно сунул тарелку с мусором обратно Саре. Он явно витал в каком-то другом мире, и Сара внезапно поняла почему.
Шер Фокс.
Первая пятерка самых высокооплачиваемых актеров, звезда сегодняшней премьеры; Эллери Доусон.
Сара отметила, что в реальной жизни Шер выглядит лучше, чем в виде шоколадки. Насчет себя она подобной уверенности не испытывала. Шоколадкой она, возможно, была бы краше. Если бы ее когда-нибудь решили отлить в шоколаде. Что очень вряд ли.
Сара засмеялась чуточку нервным смехом. Грудь у нее была заляпана креветочным соусом. Она поискала взглядом свою салфетку. На ней стоял Колин.
Шер прижала руку к сердцу.
– Простите ради бога. – Она протянула Саре салфетку и показала на обкусанные шоколадки на тарелке. – Не стану принимать это на свой счет, – сказала она, изогнув бровь. А потом ослепительно улыбнулась. Застрявший между грудями Сары холодный креветочный хвост съехал вниз еще на четверть дюйма. Колин так и не пошелохнулся. Стоял, чуть приоткрыв рот, в уголках которого уже начала скапливаться слюна.
Шер наклонилась чуть ближе.
– У меня ужасная привычка – бурно жестикулировать. Боюсь, я вас здорово хлопнула.
В ее австралийском акценте звучали те очаровательно хриплые нотки, благодаря которым ее голос был знаменит не меньше внешности. Сара не первый раз в жизни встречала кинозвезду, но все равно ладони у нее тут же сделались липкими, а на спине проступил холодный пот.
Шер взяла у Сары тарелку, вручила Колину и легонько потрепала его по плечу. Он резко втянул ртом воздух и заковылял обратно на кухню.
– Шер Фокс. – Она протянула руку. – Вы тоже работали над фильмом?
Сара вяло пожала ей руку.
– Э-э-э… нет. Я тут с мамой, Кассандрой Бонд.
Уголок рта щипало. Неужели воспаляется?
– Бог ты мой! Вы дочка Кассандры?! Она потрясающая! Совершенно потрясающая! Три года назад я прочитала первую книжку про Эллери и тут же позвонила своему агенту. Хал, говорю, из этого выйдет фантастический фильм, и я непременно должна сыграть Эллери. – Она грациозно взмахнула обеими руками сразу. – И вот!
– Великолепно. Просто великолепно. Уверена, фильм великолепный. – Она в самом деле сказала «великолепный» три раза подряд? В студенческой работе она бы отметила такой повтор.
Шер взяла Сару под руку и повлекла за собой к черному диванчику. Ноги Сары непостижимым образом зашагали следом. Они с Шер сели рядом с огромным постером, на котором Эллери с пистолетом в руке мчалась в погоню: «Опасные дары и мир, который надо спасти».
Сара заметила, что по сторонам от диванчика начинают собираться другие гости, надеющиеся перемолвиться со звездой хоть словом. Шер не обращала на них ни малейшего внимания. Зато на плечо Сары склонилась, точно к старинной подруге. Пишут же, что кинозвезды порой страшно одиноки, несмотря на всю свою славу.
– И каково это – быть дочерью самой знаменитой писательницы в мире? Ну то есть, вы ведь, наверное, уже знаете, что там будет в последней книге?
Сара неловко рассмеялась, не уверенная, что Шер и правда ждет ответа.
– Ну, сложно сказать.
Креветочный хвост под платьем кололся.
Шер дотронулась до руки Сары, умоляюще заглянула в глаза.
– Скажите хотя бы, жив мой отец или нет?
Сара отдернула руку.
– Прошу прощения?
– Мой отец… отец Эллери. Вы же знаете, четвертая книга заканчивается грандиозным взрывом возле отеля в Москве и полным хаосом. И да, выглядит так, словно он попал в эпицентр взрыва, но все так мучительно неопределенно. Дождаться не могу выхода финала в следующем году. Может, хоть намекнете? Самую чуточку?
Сара пожала плечами.
– Простите… я правда-правда не знаю.
И ее – правда-правда – это совершенно не интересовало.
– Вы тоже пишете?
Сара пожала плечами. Болячку в углу рта щипало, кажется, она выросла прямо за время их разговора. Сара неловко дотронулась до нее пальцем.
Шер сочувственно кивнула.
– Простуда выскочила?
– А?
– У меня они постоянно. Вот, смотрите, – она показала на поблекшее пятнышко у себя на губе. – Почти прошла. – Какой-то лысый мужчина в огромном аскотском галстуке постучал ее по руке и что-то шепнул на ухо. Она лишь отмахнулась: – Я через секундочку.
Такие, как Шер, могут позволить себе сказать «секундочку». Или «моднюсенький». Или «вкусняшка». При такой внешности можешь употреблять любые самые идиотские выражения, все только в восторг придут. Шер открыла черный клатч и принялась там что-то выискивать. Сара не удержалась и заглянула. Она почти ожидала увидеть внутри пистолет. У Эллери бы наверняка там лежал пистолет. Сара не сомневалась: напади на кинотеатр сейчас террористы, Шер Фокс справилась бы с ними в одиночку, пока сама Сара тряслась бы от страха в туалете, отчаянно рассылая плохо сформулированные прощальные эсэмэски. А Майку написала бы? Нет. Разумеется, нет. С чего она вообще о нем подумала?
Увидела она телефон, губную помаду и гостиничную карту-ключ.
И была чуточку разочарована.
Шер вытащила крохотный синий пузырек.
– Вот. Мой фитотерапевт специально подобрал состав. Для простуд – просто чудо. Один легкий мазок три раза в день. Проходит в мгновение ока. Возьмите. У меня дома еще есть.
– Э-э-э. Спасибо.
Ну разумеется, Шер Фокс без фитотерапевта никак.
– А, да, и передадите вашей маме? – Она протянула Саре листочек бумаги. – Телефон моего фитотерапевта. Мы с ней говорили. Думаю, он может помочь с ее проблемой.
Сара взяла бумажку.
– С ее проблемой?
Шер снова взмахнула рукой.
– Ну, знаете. Потеря аппетита, потеря веса. Я же понимаю, ей нелегко. – Она прошептала эти слова, словно это был их маленький девичий секретик.
– А… ну да. – Сара посмотрела на номер с размашистыми тройками и четверками. – Вообще-то с мамой все хорошо. Но спасибо за участие. На самом деле мне как раз надо ее поискать. – Сара изобразила улыбку. – Ну, ни пуха, ни пера.
Шер засмеялась ей вслед.
Она что, в самом деле только что пожелала Шер Фокс ни пуха, ни пера? Кто-то в фильме тоже так говорил? Шер поэтому засмеялась?
Шагая со всей скоростью, какую позволяли двухдюймовые каблуки, она умудрилась подвернуть щиколотку всего раз, рядом с фритюром. Первые два туалета, где было полно народа, она проскочила и нашла свой любимый – в дальнем уголке коридора.
Запершись в кабинке, она попыталась вытряхнуть креветку – сперва немного поерзала внутри платья, потом сгорбила плечи. Но зловредный хвост только съехал чуть ниже и застрял в тугом лифе. Сара услышала быстрое цоканье каблуков.
– Сара, ты тут? – прошептала из-за двери Анна-Кат. – Я вижу твои ноги. Впусти меня.
Сара фыркнула.
– Тебе вовсе необязательно за мной таскаться. У меня все нормально.
Анна-Кат покатилась со смеху, да так, что под конец чуть не задохнулась.
– Поверить не могу, что ты врезалась в Шер Фокс.
– Не смешно. И у меня теперь креветка в лифчике.
– Твоя или Шер?
– А что, есть разница?
– На Ибее – да. – Анна-Кат снова расхохоталась. Вообще-то обычно она так бурно не смеялась. Сару это слегка нервировало. Вдруг она перебрала бельгийского пива?
– От тебя никакого толка. Иди уже давай обратно на этот идиотский вафельный фестиваль.
Анна-Кат вздохнула и привалилась головой к стенке кабинки.
– Лучшие вафли в мире. Ты даже не представляешь, до чего же здорово получить свободный вечер. Я целый час о детях не вспоминала.
Сара застонала.
– Анна?
– Да?
– Молнию заело. Не могу расстегнуть.
– Открой.
Анна-Кат втиснулась в кабинку и умудрилась кое-как расстегнуть верх платья сестры.
– Вдохни. – Сара вдохнула. – Наклонись. – Она наклонилась. Анна-Кат расстегнула еще на дюйм. – Давай!
Сара снова подергала плечами и наконец вытянула креветку.
– Ура! – Она помахала ей в воздухе, точно охотничьим трофеем, а потом выкинула в туалет и спустила воду.
– Теперь выдохни. – Анна-Кат потянула язычок молнии вверх.
Когда они вышли из кабинки, Сара вздохнула с облегчением. Моя руки, она посмотрелась в зеркало и сощурилась на свое уныло-серое платье.
– А серый не так уж и плох, правда?
– Не уверена, что он вообще считается за цвет.
Сара закатила глаза.
– Это называется «оттенок пощекоченной устрицы». Если чуть отойти и прищуриться, заметишь розовато-перламутровый отлив.
Они отошли от зеркала, наклонили головы и попытались разглядеть перламутровый отлив.
– По крайней мере, мне так сказали.
Анна-Кат пожала плечами.
– Не бери в голову. Серый тебе идет.
– И что это должно означать?
– Ничего.
Анна-Кат причмокнула губами и пригладила перед зеркалом светлые волосы. Протянула Саре помаду.
– Так будет лучше.
Сара выдохнула и опустилась на обитую красным бархатом табуреточку, поправляя шпильки в прическе. Анна-Кат села рядом и положила ей голову на плечо.
– Ты же всегда обожала мамины премьеры. Звезды, реклама, угощение. Что стряслось-то?
– Не знаю.
Анна ласково улыбнулась и ущипнула Сару за руку. Тон ее сделался мягче:
– Пора возвращаться в мир живых. Снова найти… хоть какие-то амбиции.
Сара напряженно выпрямилась и отвернулась.
– Я живу нормальной жизнью.
– Правда? Ты преподаешь, проверяешь сочинения, запойно смотришь кулинарные реалити-шоу. И если бы ты при всем этом была счастлива – отлично. Но это ведь не так.
Сара вскинула подбородок и скрестила руки на груди.
– Ну, в таком случае тебе будет приятно услышать, что я получила новую должность.
Брови Анны взлетели вверх.
– Тебя наконец повысили до старшего преподавателя?
Сара снова вздернула подбородок.
– Я новый профессиональный автор для «Душевных Открыток Интернейшнл».
– «Душевные открытки»? Которые на всех заправках валяются?
– И в «Костко» [1].
Анна делано улыбнулась:
– А, ну да…
– Эй, и не смотри на меня так! «Открытки» полны глубоких и вдохновляющих изречений.
– Ну… тогда ладно.
Сара сощурилась.
– И это все, что ты можешь сказать?
– Слушай, у тебя и так уже прочная преподавательская позиция в уважаемом университете. Разве «Открытки» не шаг назад?
– Ага, теперь моя работа уже достаточно хороша?
– Я никогда не сомневалась в качестве твоей работы, только в степени твоего энтузиазма по ее поводу.
Сара раздраженно фыркнула и передразнила Анну:
– Попробуй что-нибудь новое, Сара. Начни новую жизнь! – Она раскинула руки. – Ну вот я и пытаюсь! И не брошу преподавание… пока с открытками не взлетит.
Взгляд Анна смягчился.
– Конечно. Ну ладно. Если ты сейчас так это воспринимаешь…
– Сейчас я именно так это и воспринимаю. Ясно? – огрызнулась Сара чуть более резко, чем собиралась, и попыталась было не обращать внимания на промелькнувшую в глазах Анны обиду. Она повертела браслет на запястье. – Прости.
С минуту они посидели молча, а потом Анна протянула Саре косметичку:
– Попробуй мои румяна.
* * *
Сара уселась рядом с матерью буквально перед самым началом фильма. Кассандра ласково улыбнулась ей. Глаза у нее сияли, но щеки словно бы слегка ввалились.
– Мам, ты как, нормально?
– Просто немного устала, детка. Только и всего.
Сара пристроила голову маме на плечо и сразу же почувствовала себя гораздо спокойнее. Кассандра, сидевшая между дочерями, взяла обеих за руки. Сара глубоко вдохнула и уловила легкие нотки «Вечерней розы», маминых духов.
Пышный красный занавес перед экраном раздвинулся ровно в восемь-ноль-ноль, и режиссер пригласил Кассандру подняться на сцену к ведущим актерам и продюсерам, чтобы сказать несколько слов перед фильмом.
– Мама как-то бледновата, тебе не кажется? – прошептала Анна.
Сара вспомнила фитотерапевта Шер.
– Скорее всего, просто устала – столько интервью за неделю.
Она не видела, как Кассандра упала. Когда публика хором ахнула и взволнованно загудела, Сара как раз рылась в сумочке в поисках «ментос». Анна-Кат стремительно сорвалась с места. Подняв взгляд, Сара обнаружила, что мама лежит на сцене, Шер поддерживает ее, а остальные актеры и съемочная группа толпятся вокруг. Анна протиснулась мимо Сары и почти бегом бросилась к сцене, а Сара так и стояла столбом. Мамин литагент, Элейн Чан, схватила Сару за руку и потянула к сцене. Анна уже была рядом с матерью – звала ее, похлопывала по щекам, пыталась привести в чувство.
Анна подняла взгляд на Сару.
– Все хорошо. Она дышит. Наверное, просто обморок.
Кассандра чуть-чуть приоткрыла глаза, но тут же снова потеряла сознание. Сара опустилась на колени, взяла маму за руку. У нее и самой сердце билось как ненормальное.
– Все хорошо, мам, – сказала Анна-Кат. – Мы тут.
Позже, в медцентре «Седарс-Синай», Кассандру положили под капельницу, компьютеры мониторили ее сердце и уровень кислорода в крови. Лицо у нее сделалось совсем бледным, губы на фоне красного платья от «Версаче» казались синевато-серыми. Дочери сидели по обе стороны от нее, а медсестра с пышной взбитой челкой в стиле восьмидесятых настраивала подачу кислорода.
– Когда вернется доктор? – еле слышно спросила Кассандра.
– Доктор Ахмед пытается связаться с вашим онкологом. Она скоро будет.
Медсестра задернула занавеску и ушла.
Воздух словно сгустился, стал удушающим. Анна-Кат уставилась на Кассандру огромными от потрясения глазами.
– Мам, твой онколог? Что происходит?
Кассандра на миг прикрыла глаза и медленно выдохнула.
Нашарив руку Анны с одной стороны и руку Сары – с другой, она сжала их, как много раз сжимала прежде, стараясь вдохнуть в дочерей силу и уверенность. Вот точно так же они сидели в лондонской квартире вечером после смерти отца, за маленьким пластиковым столом, и мама держала их обеих за руки.
И точно так же, как в тот жуткий вечер двадцать шесть лет назад, мама посмотрела на них обеих и сказала:
– Ничего, выкарабкаемся.
Потому что девочки Грейсон всегда выкарабкивались.
Анна потянулась через кровать к руке Сары и крепко сжала ее.
– Откуда выкарабкаемся, мама?
Кассандра уставилась в потолок.
– У меня рак поджелудочной железы. Четвертая стадия. – Глаза ее наполнились слезами. – Это скверно.
Слова тяжело повисли в воздухе. Говорила ли мама еще что-нибудь? Сара не помнила. В глазах потемнело, картинка вокруг стала какой-то мутной и плоской. Под черепом громко пульсировал мозг. Медицинский персонал вокруг двигался, точно актеры в дерганом черно-белом кино, звук то слабел, то проступал снова. Что-то про крайнее обезвоживание и возвращение домой в Мэриленд через несколько дней.
Когда Кассандру оставили на ночь в унылой больничной палате, Сара забрала с собой в отель ее платье.
На следующее утро она проснулась и увидела, как в щелочку между тяжелыми занавесками пробивается луч калифорнийского солнца. Сара облегченно вздохнула. Это все был просто кошмарный сон. Но тут она заметила перекинутое через спинку кресла мамино красное платье, почувствовала слабый аромат роз. Сара уткнулась лицом в подушку и заплакала.
Кассандра умерла через три месяца. В апреле, когда отцвели вишни.